Тот, кто повенчан со смертью
У мальчика была белая кожа, такая тонкая, будто крылья мотылька, сквозь которые видны темные ниточки вен. Глаза мальчика будто слабо мерцали, а тонкие губы казались испачканными соком темных ягод. Кончики ушей мальчика заострялись, как и его лицо к подбородку.
Калихарис.
Имя мальчика переливалось, будто жемчужинки в бусах, пересыпалось на языке песчинками, переливалось капельками крови.
Калихарис.
На их языке это означало что-то вроде "тот, кто повенчан со смертью".
Рэн знал это. Как знал и то, что должен спасти мальчика. Украсть их воплощенное божество.
***
Европеец, допущенный к святыням пустынного народа. Антрополог, который мог сделать величайшее открытие. Не просто рассказать об этом племени миру, не только написать книгу, но и выдвинуть пару смелых теорий. Может, когда-то предки мальчика сошли со звезд, они едва заметно отличались внешне и их приняли за богов. А может, это необычная мутация, заострившая черты лица. Или мальчик переболел в детстве – или его уши специально разрезали, чтобы они так срастались, а губы каждый день вымазывали краской.
В голове Рэна теснились гипотезы. Но над всем довлела мысль: он должен спасти мальчика.
Ему на плечо нажали, призывая опуститься на колени, как сделали все присутствующие. Тесное сумрачное святилище в оазисе, где непривычно после пустыни пахнет зеленью и водой. Рэну казалось, он даже слышит журчание, но это не могло быть правдой. Он прекрасно знал, что здесь колодцы, но никак не ручьи.
Темные земляные стены хранили отпечатки ладоней, Рэн видел их, когда падал солнечный свет из маленьких окошек. Устланный соломой пол, на который опустилось с десяток закутанных в ткань людей. Они скрывали лица платками, как будто сидели не в святилище, а в сердце песчаной бури. Только глаза ярко сверкали.
Мальчик расположился чуть в стороне, окутанный тенями и сумраком. Рядом с ним не было окон. Его кожа казалась невероятно бледной, будто светящейся изнутри, глаза усталыми, а на лодыжках красовались символические путы из плетеной веревки.
На самом деле, не такие уж символические.
Тот, кто повенчан со смертью, сидит в святилище, пока смерть не призовет его – она будет зачарована им и отвернется от племени. Они верят, что живут столетия, а могут вечно, если вовремя подавать смерти жертвы.
Тот, кто повенчан со смертью, благословляет племя жизнью. Время его ухода точно отмерено, и когда смерть заберет его, место займет следующий.
Тот, кто повенчан со смертью, не выходит из святилища. Ему приносят дары в виде проса и верблюжьего молока, сушеных фиников и хлеба. На его шею вешают драгоценности, а в проколотые уши вставляют серьги.
Тот, кто повенчан со смертью – торжественный пленник, который ожидает неминуемой участи смерти, чтобы его место занял новый.
Рэн склонил голову, слушая напевные молитвы собравшихся. Когда он украдкой глянул на мальчика, то заметил его печальный взгляд, по-прежнему направленный на незнакомца.
***
Ночью Рэну приснился сын.
Калеб пошел по стопам отца, тоже стал антропологом, путешествовал по всему миру... пока не исчез в пустыне. Конечно, организовали поиски. Но никаких следов не нашли, а бедуины, с которыми он жил, рассказали, что он ушел к тенатаанам. Так они называли загадочные племена в глубине пустыни.
Доктор Рэнфилд Моррисон пять месяцев ждал вестей. И за это время организовал собственную экспедицию. Он думал, на месте будет трудно, но бедуины помнили его сына и согласились показать, куда он пошел. Только напоследок сказали:
- Это земли смерти. Они живут там вечно, пока за них умирают. Ты не вернешься.
Рэн оставил помощницу в ливийском Марзуке и ушел в пустыню в указанном направлении.
Он и предположить не мог, что отыщет племена тенатаанов – «тех, кто следует за смертью».
Ни малейших следов Калеба. Возможно, он так и не нашел этих людей, попал в песчаную бурю или сбился с пути. И его тело погребено под песком, скрыто его надежными объятиями. Но во сне он улыбался отцу и задорно смахивал со лба челку, как делал при жизни.
Скорее всего, он мертв. Но Калихарис, этот выцветший мальчик с вытянутыми ушами, жив – скорее всего.
Рэн мог ему помочь. Поэтому следующей ночью он вылез из гостеприимного шатра, оставил постель из верблюжьих шкур. Пробрался в святилище и приложил палец к губам, когда на него уставились блестящие глаза проснувшегося мальчика.
***
Это оказалось проще, чем думал Рэн.
Калихарис с трудом ходил, зато оказался настолько легким и хрупким, что верблюд почти не ощущал его веса, уверенно двигаясь вперед. Рэн знал тропы пустыни, путал следы и надеялся, что они смогут уйти от погони.
Их преследовали отчаянно. Наступая на пятки, изматывая. Рэну приходилось спать всего несколько часов в день, постоянно оставаться сосредоточенным.
- Ты хочешь спасти не меня, - сказал Калихарис вечером второго дня.
Это были его первые слова. Он сидел около хрупкого костра в окружении черных скал. Натягивал верблюжью шкуру на худые плечи и смотрел поверх пламени на Рэна.
Язык племен походил на туарежский тамашек, который Рэн отлично знал.
- Ты хотел спасти маленького себя.
- Сына, - поправил Рэн.
- Сына, - согласился Калихарис. – Но его нельзя спасти. На него указала смерть. Его отдали пустыне.
Внутри Рэна всё похолодело: он успел узнать об этом обычае тенатаанов. Иногда тот, кто повенчан со смертью, указывал на человека и говорил, что смерть призывает его. Это считалось великой жертвой, которая отводила смерть от племени.
- Мы живем долго, - говорил Калихарис. – Много-много больше, чем вы. Потому что дружим со смертью. Твой сын был даром для нее. Он не имел значения. Его оставшиеся годы жизни были отданы нам.
Жертву закапывают в песок так, чтобы она не могла двигаться. Если повезет, засыпет быстро. Если нет – мучительная смерть на жаре, мучаясь от жажды.
- Ты убил его, - прошептал одними губами Рэн.
Калихарис безмятежно улыбнулся:
- Смерть убила его.
Рэн просидел у догорающего костра до утра. До того момента, пока не надо было двигаться дальше – и гораздо дольше. Он ждал. Судя по спокойствию Калихариса, он тоже.
Тенатааны пришли чуть погодя, молчаливые песчаные тени, которые не задавали вопросов. Он выкрал их святыню. Того, кто повенчан со смертью и провозглашает ее волю. Того, кто дарует им вечную жизнь.
Короткий удар по затылку не сразу убил Рэна. Он еще лежал на песке, почти парализованный, издающий булькающие звуки. Видел, как хрупкий мальчик Калихарис подошел к нему, обмакнул два пальца в кровь разбитой головы и измазал собственные губы, нараспев произнося слова, которых Рэн не знал.
Закрывая глаза и погружаясь во мрак, Рэн почти ощущал, как его кровь впитывается в песок. И думал о том, что по крайней мере у них с сыном общая могила – пустыня.