Глава 2: Зал ожидания
СВЯЗЬ СО МНОЙ В ТГК: L_Fisher шепчет...
Невероятно сложно поднять телефон, лежа в постели, чтобы написать сообщение человеку, который протянул руку помощи, движимый чувством совести. Я пристально смотрел на номер в списке контактов, размышляя над тем, с чего начать разговор. Простое сообщение с отчетом показалось бы проявлением безразличия. Моя сложность заключается в постоянном стремлении привнести что-то личное в общение, чтобы установить контакт и укрепить взаимоотношения. Это уходит корнями в наставления матери, которая всегда утверждала, что связи полезны и никогда не бывают лишними. Но как завязать общение с преподавателем вне рамок школьной программы? Не будет ли это воспринято как неуважение? Ведь зачем ученику вторгаться в личную сферу учителя?
— "Ощущаю себя девушкой, мечущейся по комнате в нерешительности, не зная, как начать беседу...." — в унынии я отвел руку с телефоном в сторону и повернулся лицом к стене. Не предполагал, что одно простое действие может вызвать столько сомнений. — "Возможно, лучше встретиться лично в школе? Подойти к нему после урока в четверг."
Взгляд скользнул по узору боев, выискивая в нем утешение и подсказку. Мысль о личной встрече в стенах школы казалась более уместной и менее навязчивой. По крайней мере, это соответствовало общепринятым нормам взаимодействия между учеником и преподавателем. В школьной обстановке разговор был бы естественным продолжением учебного процесса, не выходящим за рамки профессионального долга.
Однако, в четверг у преподавателя может быть плотный график. Возможно, он будет занят проверкой работ, консультациями с другими учениками или подготовкой к урокам. Риск столкнуться с нехваткой времени или нежеланием обсуждать личные вопросы в школьной суете был вполне реален.
В конечном итоге, я снова обратил внимание на телефон, лежащий на прикованной простыне. Возможно, стоит попробовать составить нейтральное сообщение, которое бы выразило искреннюю благодарность за помощь и предложило возможность обсудить детали в удобное для преподавателя время. Это был бы компромисс между желанием установить личный контакт и необходимостью соблюдать дистанцию.
Вдохнув грудью, я взял телефон и начал набирать сообщение. Каждое слово было тщательно взвешено, каждое предложение — построено с максимальной деликатностью. Но палец уже тянулся к отправке, как в комнату врывается разъяренная мать, с полотенцем в руках.
— Ты время видел? — мои глаза моментально прищурились, перебегая с фигуры матери на часы экрана.
— А что не так то? Нам сегодня ко второму.
Мама изогнула бровь, а затем облегченно выдохнула. Она очень трепетно относится к опозданиям на важные мероприятия и что-то по типу того... Но стоило ей выпрямиться, как передо мной вновь стояла серьезная и самостоятельная женщина, стремящаяся к достижению многих целей.
— Ты давай поднимайся и помоги мне, пожалуйста. Отец уже уехал, а мне к десяти.
Самое ужасное, что заставило меня забыть о своих утренних планах — настойчивость. Мама продолжала стоять в дверях до того момента, пока я недовольно не закатил глаза и поднялся с кровати, нацепив на ноги тапочки. Пришлось плясать под ее дудку в сотый раз. Не успев толком проснуться, я стал участником утренней суеты. Мама, как опытный дирижер, раздавала указания, а я, волей-неволей, исполнял роль одной из скрипок в ее оркестре, постепенно переодеваясь в школьную форму. Задачи сыпались одна за другой: от глажки блузки до поиска ключей от машины. Каждое действие требовало точности и скорости, ведь время неумолимо приближалось к моему выходу.
Смирившись со своей участью, я старался выполнять все поручения максимально эффективно. Помощь матери была не только актом уважения, но и способом избежать ее недовольства.
После того, как все дела были сделаны, и мама, наконец, выпорхнула из квартиры ожидая меня на улице, я почувствовал облегчение. Я быстро запихнул в себя бутерброд с колбасой, одновременно закрывая дверь квартиры. Бактерии и язвы меня не беспокоили, лишь бы успеть. А уже в машине, утренний переполох выбил меня из колеи, заставив пересмотреть свои приоритеты. В итоге, я решил отложить отправку сообщения и заняться чем-то более продуктивным. Возможно, это был знак судьбы, показывающий, что не стоит торопиться с важными решениями.
Уже сидя на уроке, меня пихает Феликс. Он тыкал в бок ручкой, шепча что-то про предстоящую контрольную по геометрии в четверг. Мои мысли, все еще блуждающие в утренней суете, с трудом возвращались к реальности учебного процесса. Геометрия всегда была для меня испытанием, требующим сосредоточенности и логического мышления, которых мне сейчас явно не хватало. Я уже представил себя сидящим дома с открытым учебником. Буду отчаянно пытаться вникнуть в теоремы и аксиомы... Но до сих пор в голове крутились отрывки утренних мыслей. Решение отложить отправку сообщения казалось все более правильным. Возможно, мне просто нужно было время, чтобы все обдумать и взвесить все "за" и "против".
Мобильный, лежащий на краю парты за учебником, резко завибрировал, привлекая мое внимание. Я, проверив, куда смотрит учитель, сразу же пальцами пополз к объекту интереса. Тапнув по черному экрану, увидел пришедшее сообщение от менеджера, которого я так долго ждал с самого приезда.
— Мои поздравления! Продюсер собрал группу.
И этого было достаточно, чтобы я погрузился в эйфорию, выкинув из головы все минусы и проблемы дня.
Феликс, заметив внезапную перемену в моем настроении, нахмурился. Он прекратил свое тыканье ручкой и, прищурившись, попытался заглянуть в мой мобильный. Его обычное веселое выражение лица сменилось на нейтральное. Он понимал, что что-то произошло, и его природное любопытство взяло верх над желанием подшутить.
— Что там такое? — прошептал он, стараясь не привлекать внимания учителя. Его голос звучал приглушенно, но в нем чувствовалась неподдельная заинтересованность. Феликс всегда был чутким другом, умеющим вовремя отбросить шутки и поддержать в важный момент.
Я показал ему экран телефона, на котором горело сообщение от работодателя. Его глаза расширились от удивления, и он выдохнул:
— Вот это да!
Он сразу же понял всю важность этого сообщения для меня, но не прошло и секунды, как он задался новым вопросом:
— А что это значит? — Феликс, прочитав сообщение повторно, вопросительно вскинул брови. Его взгляд метался между экраном моего телефона и моим лицом, словно он пытался прочитать мои мысли. Не дожидаясь слов, с нетерпением продолжил расспрос. — Рассказывай! Что за группа? Как называется? Ты же понимаешь, что это твой шанс! Ты, наверное, всегда мечтал о подобной возможности, и вот она здесь, прямо перед тобой. Кто эти таинственные продюсер и менеджер? Они хоть понимают, какое сокровище к ним в руки попало?
Улыбка не сходила с лица, видя его неподдельный энтузиазм. Мне было приятно осознавать, что мои успехи искренне радуют его.
— Всему свое время, дурик. Группа называется "Shadow Syndicate", а продюсер... Пока просто господин Блэквуд с менеджером Мун. Но да, ты прав, это действительно может стать началом чего-то важного.
Мы обменялись многообещающими взглядами, предвкушая новые горизонты и возможности, которые могли открыться благодаря этой работе. В голове роились мысли о предстоящих репетициях, концертах и, возможно, даже о записи альбома.
— То есть, тематика вашей группы темная? Организованная приступная группа... Почему?
Как мне удалось объяснить свою позицию другу, он понял, что тематика навеяна атмосферой загадочности и борьбы за власть в теневых структурах. Я не хочу пропагандировать преступность, а скорее исследовать ее, используя метафоры. Моя музыка — это саундтрек к фильмам нуар, где каждый аккорд — это выстрел в темноте, а каждый текст — зашифрованное послание.
Феликс точно так же меня слушал, как ранее господин Блэквуд. Слушал внимательно, не перебивая. Его взгляд не был таким проницательным, как у продюсера, словно видел меня насквозь, оценивая не только слова, но и скрытые мотивы. Но светлокудрый обладал магнетической харизмой, которая заставляла невольно испытывать легкий трепет.
— Интересный подход, — наконец произнес он, откинувшись на спинку стула за партой. — Я вижу в тебе потенциал, который можно раскрыть и направить в нужное русло, Ханни. Сам придумал название или помогли?
— Я сам. Слишком вдохновился после просмотров фильмов...
— Погоди, а ты поешь что ли? — он даже прокашлялся в самом начале, хмуря блондинистые брови.
Я театрально возмутился, раскрыв рот и прислонив ладонь к грудине. Для меня это звучало как весомое оскорбление, ведь во мне не развидели талантливого гитариста.
— Феликс, вы что, сомневаетесь в моих способностях? Я создаю атмосферу, а не просто издаю звуки. Электрогитара — мой голос, аранжировка — декорации, текст — сценарий. Я рассказываю истории, Феликс. Истории, от которых кровь стынет в жилах.
Он усмехнулся, но в глазах до сих пор мелькал интерес. Он понимал, что за показанной бравадой скрывается настоящий художник, стремящийся выразить свои идеи через музыку. Ему импонировал такой подход, тем более, что тематика была весьма востребована в определенных кругах.
— Допустим, я поверил в твою гениальность. Но ее одной не хватит. Правильная подача, качественная запись, грамотный маркетинг. Готов довериться профессионалам, чтобы твое творчество зазвучало на полную мощь?
Я кивнул, чувствуя, как внутри нарастает волнение. Я долго ждал этого момента, теперь, когда возможность постучалась в мою дверь после прослушивания, я не собирался ее упускать. Я был готов к сотрудничеству, к новым вызовам, к тому, чтобы моя музыка зазвучала на весь мир. Или хотя бы на тот его уголок, где ценят мрачную эстетику нуара и зашифрованные послания, зазвучавшие из-под гитарных риффов.
Когда мне только подарили самую обыкновенную гитару, я даже не мог подумать, что мир музыки завернет мою жизнь настолько сильно, что моей целью будет являться знаменитость и открытие своей музыкальной группы, с которой я смогу разблокировать новые горизонты, став для них хорошим и достойным лидером, на которого можно положиться.
Сообщив менеджеру Мун о своей готовности к работе, она назначила через некоторое время мне встречу в агентстве. И я понимал, что встреча будет держать меня в напряжении несколько дней. Я словно вернулся в состояние перед прослушиванием, когда каждая нота казалась последней, а каждое слово — решающим. Феликс, распознал мое волнение, старался подбодрить, предложив отвлечься на лекцию.
Помню, как в день отборочного тура я стоял перед зеркалом, пытаясь придать себе уверенный вид. Надел свою любимую черную рубашку, под которой слегка просвечивала серебряная цепочка, и взъерошил волосы. А уже в здании меня встретила приветливая девушка, проводившая к залу, где мне предстояло выступить под своим номером "444". И вот, уже выйдя в центр, беря нужный инструмент в уверенные руки, которые я мастерски контролировал, чтобы избежать и малейшего вздрагивания, я глянул на сидящих судей. Острые и деловые взгляды проскальзывали по моей фигуре, а я, в свою очередь, задорно усмехнулся, входя в образ. Я стал играть четко, не пропуская ни единого аккорда, поддерживая зрительный контакт с находящимися здесь людьми, напевая слова из песни.
В тот момент, когда последние ноты затихли в зале, я почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Это было знакомое ощущение после интенсивной игры, признак того, что я вложился полностью. Взгляды судей оставались непроницаемыми, что лишь добавляло напряжения. Я старался сохранять спокойствие, зная, что теперь все зависит не от меня.
После выступления я покинул зал и погрузился в ожидание. Время тянулось мучительно медленно. Я вспоминал свои репетиции, месяцы, проведенные за оттачиванием техники и поиском собственного звучания. Все это должно было привести к успеху, но уверенности не было. В таких конкурсах всегда есть элемент непредсказуемости, и многое зависит от вкуса и предпочтение жюри.
Наконец, объявили результаты. Мое имя прозвучало среди финалистов. Я испытал облегчение и волнение одновременно. И в один момент вырывается из зрительного зала мужчина с чемоданом, с крайне впечатлительным выражением лица. Он обратился к судьям, которые опешили от такого поведения гостей, но не стали возражать. Видимо, это был тот человек, с которым они прекрасно знакомы и поддерживают связь. Тот воодушевленно говорил про меня так, чтобы слышали все. Он восхищался моей игрой не только на инструменте, который. по его мнению, был создан именно для меня, но и эмоциональной. Раскладывал по пунктам, почему я могу стать заслуженным артистом и чем привлеку людей, наткнувшихся на мое творчество. Мой опыт не по годам и все прочее.
Это был господин Блэквуд. Известный музыкальный продюсер, чье имя гремело в индустрии, не скупился на похвалу. Его слова, словно бальзам, успокоили мои нервы и наполнили сердце надеждой. Я не мог поверить, что человек такого уровня видит во мне потенциал. Его поддержка, высказанная столь открыто, придала мне уверенности в своих силах и правильности выбранного пути.
После оглашения результатов и эмоционального выступления господина Блэквуда, атмосфера в зале заметно изменилась. Напряжение спало, уступив место оживленным разговорам и поздравлениям. Ко мне подходили другие участники, выражая восхищение и желая удачи в продолжении своего пути. Я чувствовал себя частью чего-то большего. А когда ко мне подошел мой будущий продюсер посреди улицы, после окончания прослушивания, он предложил мне взять визитку и связаться с ним, если захочу выйти на уровень известности.
Солнце пробивалось сквозь чистые окна класса, освещая наши лица не светом знаний, а каким-то предательским лучом, выставляющим напоказ нашу хроническую лень. Феликс сидел рядом, изображая глубокую задумчивость, пока на самом деле рисовал карикатуру на учителя истории, господина Кана, с непропорционально большой лысиной и микроскопическими ножками. Я же в это время пытался завязать шнурок на кроссовку... Уже минут пятнадцать. Кажется, шнурок объявил мне личную войну.
Господин Кан вещал о каком-то архиважном сражении, где, кажется, все друг друга очень сильно ненавидели. Феликс тихонько пихнул меня локтем и, не отрывая взгляда от учителя, прошептал:
— Интересно, кто победил в этой войне шнурков?
Я фыркнул, чуть не выдав себя, и принялся с удвоенным усердием бороться с предательским шнурком.
Урок тянулся, как жевательная резинка, прилипшая к подошве. Мы с Феликсом обменивались глупыми записками, изображая друг друга в самых нелепых ситуациях и пытались придумать, что еще, кроме истории, может быть таким же скучным. Задача, надо сказать, не из легких!
И вот, наконец, прозвенел долгожданный звонок! Как выпущенные из клетки попугаи,, мы вылетели из класса, оставив позади господина Кана и его рассказы. План был гениален: обед на крыше.
Крыша встретила нас прохладным ветерком и потрясающим видом на задний двор школы. Честно говоря, вид был скорее на свалку старых покрышек и покосившуюся будку охранника, но в этот момент нам кажется эта точка вершиной Эвереста.
На крыше было немноголюдно — пара влюбленных, держащихся за ручки, и одинокий голубь, явно задумавший что-то нехорошее. Мы развернули свои ланч-боксы. Мой состоял из несчастного бутерброда с сыром, раздавленного яблока и печения, которое я нашел на дне рюкзака. Феликс же достал из своего рюкзака целую пиццу! Целую!
— Откуда это?! — изумился я.
— Мама знает, что мне нужно для счастливой жизни, — загадочно улыбнулся Феликс, схожего сейчас на цыпленка из-за света, падающего на его иностранное лицо.
Наш ланч превратился в настоящее пиршество. Мы с Феликсом сидели, свесив ноги с края крыши, жевали пиццу и делились планами на сегодняшний день. День, в котором, конечно же, не было места ни истории, ни навязчивым шнуркам. Голубь, позабыв про свои коварные замыслы, кружил вокруг нас, надеясь на кусочек пиццы. И в тот момент, глядя на этот хаос, я понял — вот оно, настоящее счастье. Пусть даже и на грязной крыше, с пиццей и лучшим другом. Главное, чтобы было весело.
Но нашу идиллию прервала одноклассница, подкравшись сзади, что и напугало. Мы дернулись, но не стали показывать свое недовольство, когда поняли, что перед нами стоит девушка, выглядящая крайне неуверенно. Ее тонкие пальчики на левой руке обхватили плечо, а ноги чуть подкашивались. Видимо, она стеснялась начинать разговор первой, думая, что как-то помешает.
— Простите, что помешала, — тихо произнесла она, переводя взгляд с Феликса на меня. В ее глазах читалось искреннее смущение, и я почувствовал, как мой недавний восторг от крыши и пиццы немного угас. — Я хотела поговорить с Джисоном, если у вас есть время.
Феликс, оценив ситуацию, лукаво улыбнулся и, подмигнув мне, проговорил:
— Ну что ж, похоже, нам пора заканчивать наш ланч на высоте. Уступаю место для более важных дел, — Он грациозно поднялся, отряхнул свои джинсы и добавил: — Увидимся позже, Джисончик.
Предатель.
Когда Феликс скрылся за дверью, ведущей вниз, я обернулся к однокласснице, стараясь скрыть свое удивление.
— Я слушаю тебя, — я старался придать своему голосу спокойствие.
Она глубоко вздохнула и решилась назвать главную цель прихода сюда:
— Ты мне... Нравишься. Я наблюдаю за тобой второй день и хотела бы тебя узнать лучше.
Действительно, ее слова прозвучали искренне, хотя в ее голосе все еще слышалось волнение. Признаться, я был в очередной раз польщен, но и немного растерян. Мне часто выдавали подобное в лицо, но никак привыкнуть не удавалось. Признания чаще выводили меня из себя, если человек являлся слишком назойливым, что уже противно слышать голос.
Я внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, что именно привлекло ее ко мне. Возможно, это моя любовь к шуткам, которые она, вероятно, подслушала на уроках. Или, может быть, ей просто нравилось, как я смеюсь над Феликсом. В любом случае, я не горел желанием давать ей шанс. Немного замялся, обдумывая, как тактично ответить. Я не хотел ранить ее чувства, но и давать ложную надежду было бы нечестно. В конце концов, честность — лучшая политика, особенно в таких деликатных ситуациях.
— Мне очень приятно это слышать, — начал я, стараясь подобрать наиболее нейтральный тон. — Но, признаться, я сейчас не ищу отношений. У меня много планов и увлечений, которым я хочу посвятить свое время.
Я надеялся, что она поймет. Я не хотел, чтобы она чувствовала себя отвергнутой, но и притворяться, что я заинтересован, было бы неправильно. Я внимательно следил за ее реакцией, готовый смягчить удар, если потребуется. И она, казалось, немного расстроилась, но взяла себя в руки. В ее глазах мелькнуло понимание, и она кивнула, показывая, что принимает мой ответ.
— Я понимаю. Спасибо, что был честен со мной. Не буду тебя беспокоить. Но, если что-то потребуется, можешь подойти. Я Енми, — она развернулась и ушла, оставив меня на крыше с недоеденной пиццей и чувством облегчения, смешанным с легким сожалением.
Я смотрел ей вслед, пока ее силуэт не растворился на лестничной клетке. Воздух вокруг меня словно стал плотнее, наполнившись тишиной и невысказанными словами. В голове проносились обрывки фраз, словно эхо прошедшего разговора. Осознавал, что слова, произнесенные с наилучшими намерениями, все равно оставили след в ее душе.
Присев обратно на край крыши, рассматривал разбросанные вокруг коробки от пиццы и пластиковые стаканчики. Город раскинулся передо мной, словно огромная карта возможностей и перспектив. Я вспоминал свои цели и стремления, ради которых и отказался от потенциальных отношений. Работа над новой группой требовала полной концентрации, а свободное время я посвящал саморазвитию.
Внезапно я почувствовал легкий озноб. Дневной воздух, пропитанный запахом бетона и автомобильных выхлопов газа, становился прохладнее. Я решил собрать остатки пиршества и спуститься вниз. Поднявшись, я бросил последний взгляд на светлое небо, покрытое облаками. Я вздохнул и отправился к выходу, чувствуя в себе смесь решимости и легкой грусти.
Спустившись на первый этаж, я застал Феликса, оживленно беседующего с какой-то младшеклассницей, смахивающую на пятнадцатилетнюю девушку, у входа в школу. Заметив меня, он прервал разговор и подбежал ко мне с широкой улыбкой.
— Ну как все прошло? Надеюсь, ты не разбил тихоне сердце вдребезги?
— Тихоня?.. — это меня заставило еще больше почувствовать себя виноватым в отказе. — Все хорошо, просто поговорили, — ответил я, стараясь не вдаваться в подробности. — Ты и сам уже девчонку привлек, шалун века.
Феликс будто подавился, что надул щеки. Его уголки губ потянулись вверх, что даже удивило меня, ведь сложилось впечатление, словно меня выставили последним идиотом, который не видит очевидных вещей. Он культурно прикрыл рот кулаком, стараясь отвернуться, а я, в свою очередь, приоткрыв рот с невдупляющим лицом, смотрел на этого придурка, который разучился говорить.
Приступ прекратился и между нами повисло молчание, пока он пытался через зрительный контакт донести не виденную мною суть. В это время к другу подошла та самая девушка, устроившись рядом с ним. Она перемещала взгляд то с меня, то с того, кашлянув. И Феликс, словно по щелчку пальцев, ожил, поворачивая голову на нее.
Парень откашлялся, похлопал себя по груди и, наконец, посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде читалось смятение. Он глубоко вздохнул, словно собираясь нырнуть в ледяную воду, и начал говорить медленно, подбирая слова.
— Слушай, Джисон... Это немного сложно объяснить, — его щеки слегка порозовели, что настраивало меня услышать что-то волнующее для парня. — На самом деле, я... Не то чтобы... Эта девушка, она моя кузина. Просто приехала погостить месяцок со своими родителями и начала ходить в нашу школу.
Я недоверчиво приподнял бровь. Что-то в его голосе, в его избегающем взгляде говорило о том, что это не вся правда. Феликс замялся, теребя подушечками пальцев свою ляжку с боку.
— Ладно, хорошо, — выдохнул он. — Есть кое-что еще. То, о чем я должен тебе рассказать, но... Боюсь. Боюсь, что ты не поймешь.
Он сделал паузу, словно собирался с духом.
— Дело в том, что... Мне нравятся парни.
Правда прозвучала приглушенно, но каждое слово врезалось в мою память. Мир вокруг словно замер. Я смотрел на Феликса, пытаясь осознать услышанное. В голове проносились обрывки разговоров, шуток, которые теперь приобретали совершенно иной смысл. Внезапно все стало на свои места. Его смущение при моей догадке связанной с кузиной, особая осторожность, колечко на большом пальце, которое сегодня я смог заметить. Все это обрело логичное объяснение.
Шум вокруг лишь сгущал краски, но я пытался контролировать слова, чтобы не выдать своего смятения. Мне нужно было время, чтобы переварить эту информацию, но я понимал, что Феликс ждет моей реакции.
— Я... Понимаю. Ты рассказал, а для меня это очень важно. Искренность не останется проигнорированной, друг.
Феликс облегченно вздохнул, словно камень упал с плеч. В его глазах появилась надежда. Он смотрел на меня, ожидая дальнейших действий. Ему важно знать, что наше общение не изменится после этого высказывания.
— Знаешь, Ликс, наша дружба для меня уже многое значит, даже не смотря на то, что мы знакомы пару дней. И это признание никак не повлияет на мое отношение к тебе. Я ценю твои честность и доверие.
Он улыбнулся, и эта улыбка была настоящей и светлой. Мне показалось, что он стал выглядеть более уверенно и свободно. Возможно, этот разговор был для него важным шагом к принятию себя.
— А-а-а... Он был не в курсе? — девушка, которую мне так и не представили, подала голос, неловко удерживая взгляд на Феликсе, который уже во всю меня удушивал в своих объятиях, не вызывающие у меня противные чувства.
Феликс ослабил объятия, его лицо светилось благодарностью. Он слегка покраснел, анализируя свою импульсивность, и посмотрел на двоюродную сестру. Неловкость, повисшая в воздухе, ощущалась почти физически.
— Простите. Я просто благодарен.
— Не стоит извинений, Феликс. Я рада, что ты чувствуешь себя комфортно с таким человеком, как Джисон, чтобы делиться такими вещами.
То есть, она знала как меня зовут. Вероятнее всего, этот парень уже успел наплести ей столько, что тяжело будет расхлебывать. Но я почувствовал необходимость сменить тему, чтобы дать тому возможность прийти в себя и перевести внимание с его откровения.
Разговор постепенно вернулся в прежнее русло, когда я поинтересовался у друга, не против ли он пойти ко мне домой после занятий. Замечал, что Феликс стал более расслабленным и открытым. Он активно участвовал в беседе, язвил и смеялся, как будто ничего и не было. В этот момент я окончательно убедился в том, что поступил правильно, поддержав его в этот важный момент.
— Не против, если Адина пойдет с нами? Я бы хотел, чтобы вы познакомились как следует и подружились. Думаю, что вы поладите. Да и дома у нас не так тихо, как хотелось бы. Постоянные перемещения.
— Конечно, пусть Адина присоединяется. Я всегда рад новым знакомствам, особенно если есть вероятность, что мы с ней найдем общий язык. Да и компания никогда не помешает, — мысль о том, что в моем доме появится еще один человек, пусть и на короткое время, немного меня тревожила.
После уроков мы двинулись в сторону моего дома. Феликс и Адина шли вместе, увлеченно разговаривая, а я чуть отстал, смакуя атмосферу. Было здорово видеть, как два близких человека делятся своими сопереживанием и представлением. Внезапно Феликс замер, слегка наклонившись вперед и пристально смотря вдаль. Я, погруженный в телефон, не заметил этого и налетел на него, едва не потеряв равновесие.
— Там... — пробормотал Феликс, не отводя взгляда от детской площадки. — Вон, среди этих мальчишек... Это же тот самый малый, которого вчера Банчан прижал!
Мы с Феликсом переглянулись, обдумывая ситуацию. Стоит ли снова вмешиваться? Адина, стоявшая рядом, нахмурилась, явно не понимая причины нашей внезапной взволнованности.
— Что происходит? Опять какие-то школьные разборки? Не понимаю, зачем вам это нужно, тратить время на такую ерунду...
Мы не стали вдаваться в объяснения, и начали быстро прикидывать план действий. И мы решили просто подойти и поговорить с мальчиком. Но как только мы двинулись в его сторону, он словно почувствовал неладное, сорвался с места.
— Бегите, пацаны! Помогите мне! — крикнул он своим друзьям, и те, не раздумывая, бросились нам навстречу, пытаясь задержать нас любыми способами. Кто-то толкался, кто-то цеплялся за руки. Мы старались отбиваться, но паренек оказался на удивление шустрым. Он ловко лавировал между детьми и вскоре скрылся из виду.
Мы с Феликсом остановились, тяжело дыша. Адина подошла ближе, скрестив руки на груди. Она, понаблюдав за ситуацией, лишь покачала головой с видом крайнего непонимания.
— Ну и что это было? Цирк какой-то? Вы всерьез думаете, что это было необходимо? Вмешиваться в чужие дела — это так по-взрослому, — саркастично заметила она.
Феликс попытался объяснить, твердя о том, что та не понимает. Мальчик выглядел очень напуганным вчера. А мы просто хотели убедиться, что с ним все в порядке. Но девушка одобрения не дала.
— Да ладно? А как насчет того, чтобы сначала спросить его, нужна ли ему помощь? А не устраивать погоню, пугая всех вокруг?
Я чувствовал, что она в чем-то права. Возможно, мы поторопились с выводами, поддавшись импульсу. Но мысль о том, что могли помочь ребенку, который оказался в беде, казалась важнее насмешек Адины. В конце концов, мы приняли решение, что будем более осмотрительными в следующий раз. Возможно, стоит сначала попытаться разобраться в ситуации, прежде чем бросаться на помощь, как супергерои из комиксов.
Феликс молча кивнул, его взгляд выражал смесь разочарования и некоторой вины. Адина права в своей критике, но ему, как старшему, было сложно признать это вслух. Его искреннее желание помочь затмило собой здравый смысл.
Я глубоко вздохнул, почесав затылок. В какой-то степени, мы действительно повели себя как идиоты.
Адина смягчилась, увидев наши лица.
— Просто в следующий раз подумайте дважды, прежде чем ввязываться во что-то подобное. Иногда лучше не вмешиваться, чем усугубить ситуацию.
Мы согласились с ней. Ситуация была неловкой, но благодаря Адине мы смогли взглянуть на произошедшее под другим углом. На протяжении всего оставшегося пути, мы старались не вспоминать о случившемся, но в глубине души каждый из нас переосмысливал произошедшее. По мере того, как мы приближались к моему дому, напряжение немного спало, но осадок оставался. Феликс, обычно такой жизнерадостный и энергичный, заметно притих. Я чувствовал его смущение и понимал, что критика сестры задела его за живое. Мне и самому было не по себе. Мы, как всегда, хотели поступить правильно, но в итоге лишь напугали ребенка и вызвали раздражение у младшей.
Когда мы подошли к подъезду, Адина остановилась, бросив на нас оценивающий взгляд.
— Да ладно, ребята, не принимайте все слишком близко к сердцу. Будьте осторожнее в следующий раз.
Она не стала прижиматься ко мне, чтобы подбодрить, лишь скользнула нежной ладонью по руке, вернувшись к брату, чтобы его погладить по макушке, приподнявшись на носочки. После молча поднялись на мой этаж, каждый погруженный в свои мысли. Зайдя в квартиру, я почувствовал сонливость от того, что этот день наконец подходит к концу.
Бросив рюкзак на пол, я устало оглядел комнату. В полумраке, проникающем сквозь неплотно задернутые шторы, все казало немного размытым и нереальным. И тут мой взгляд зацепился за знакомый силуэт. На шторах, как будто специально забытая деталь, висела гитара. Электрогитара.
Я присмотрелся внимательнее. Гитара была аккуратно подвешена за гриф на золотистый крючок, практически сливаясь с рисунком ткани. Инструмент, казалось, ждал своего часа, безмолвно напоминая о другой стороне моей жизни, о которой некоторые практически не знали. Я редко афишировал свое увлечение музыкой, предпочитая держать его при с ебе, как некий личный секрет.
Феликс, проследив за моим взглядом, удивленно присвистнул.
— Ого, а вот это сюрприз! На самом деле, не сказал ты раньше, я никогда бы не подумал, что ты увлекаешься музыкой. И электрогитара... Круто! Почему бы не сыграть?
Я пожал плечами, не зная, что ответить. Просто так сложилось...
Музыка была моей отдушиной, способом уйти от проблем и выразить то, что сложно передать словами. А сейчас, когда день выдался таким насыщенным и немного неловким, гитара казалась тихим приглашением вернуться к себе, к своим чувствам. Возможно, пришло время поделиться игрой с этими людьми, чего я не люблю делать просто так, без причины.
Не дожидаясь моего ответа, Феликс подошел к окну и решительно раздернул шторы, впуская в комнату яркий дневной свет. Гитара, залитая солнечными лучами, заиграла новыми красками. Я увидел отчетливо ее внешний корпус, хромированные колки и тонкий гриф из палисандра. Это был explorer 1958 года — второй инструмент, приобретенный мною, и заменивший акустическую гитару. Ее я нашел в магазине в свои четырнадцать лет. Инструмент, прошедший со мной через многое, свидетель моих радостей и печалей.
Вздохнув, я подошел к гитаре, осторожно снял ее с крючка и прижал к себе. Знакомая прохлада отозвалась теплом в душе. Я провел рукой по струнам, настраивая их на слух. Феликс и Адина замерла в ожидании, наблюдая за мной с любопытством.
— "Что сыграть?" — пронеслось в голове. Что-то знакомое, но в то же время отражающее мое нынешнее состояние. Выбор пал на "Little Wing" Джими Хендрикса. Мелодия, полная тоски и надежды, как нельзя лучше передавала мое внутреннее смятение.
Я закрыл глаза и коснулся струн. Первые ноты, робкие и неуверенные, постепенно переросли в страстный и мелодичный рассказ. В каждой ноте, в каждом аккорде звучала моя душа, мои переживания, мои надежды. Музыка заполнила комнату, стирая границы между мной и слушителями, создавая невидимую связь.
Феликс присел на краешек дивана, Адина устроилась на полу, подперев подбородок руками. Их взгляды, полные внимания, подбадривали меня. Я продолжал играть, погружаясь все глубже в мир звуков, забывая обо всем на свете. Комната словно растворилась, оставив лишь меня, гитару и музыку.
Соло Хендрикса лилось свободно и плавно, переходя от нежных переливов к яростным всплескам. Я чувствовал, как вибрация струн передается всему моему телу, как музыка исцеляет мои раны. В эти мгновения я был не просто музыкантом, я был частью чего-то большего, честью вселенной, говорящей через меня.
Когда последняя нота затихла, я открыл глаза и увидел, что Феликс и Адина смотрят на меня с восхищением В их глазах я прочитал понимание и сочувствие.. Музыка, кажется, коснулась их сердец так же, как и моего.
— Это было потрясающе, — прошептала Адина, нарушив тишину. — Спасибо.
Феликс молча кивнул, соглашаясь с ней. Я улыбнулся, чувствуя тяжесть, давившая на меня, немного отпустила. Музыка всегда была моим спасением, моим способом выразить то, что не мог сказать словами. И в этот момент она снова помогла мне найти себя. Я бережно повесил гитару, словно укладывая в колыбель новорожденного. В пальцах еще ощущалось тепло струн, а в ушах продолжало звучать это мелодии. Я чувствовал себя опустошенным, но в то же время наполненным какой-то светлой энергией.
Феликс подошел и положил руку мне на плечо. Его жест был краток, но полон поддержки. Я знал, что он может понимать меня без слов. А Адина поднялась с пола и подошла ближе. В ее глазах я увидел не только восхищение, но и какую-то нежность, которую видел впервые. Она протянула руку и слегка приобняла меня.
— Тебе нужно играть дальше. Ты сложно оживаешь, когда держишь гитару в руках.
Я улыбнулся в ответ. Она была права. Музыка была моим кислородом. Без нее я задыхался, терялся. Но иногда, в суете дней, я забывал об этом, позволял рутине и проблемам заглушить голос моей души.
Через некоторое время мы переместились в кухонное помещение, где я получил возможность приготовить горячий чай в соответствии с пожеланиями присутствующих. Вода вскипела быстро, я тщательно отобрал чайные листья, учитывая предпочтения каждого из присутствующих. Кому-то хотелось крепкого черного чая с бергамотом, а кому-то — успокаивающего травяного с медом. Приготовление чая стало своего рода ритуалом, возможностью создать атмосферу тепла и уюта в этой незнакомой обстановке.
Разливая ароматный напиток по чашкам, я наблюдал за реакцией ребят. Горячий чай проявил улыбки на лицах и, мы расположились за большим столом. Разговор постепенно возобновился, но теперь в более спокойном и непринужденном тоне.
— Так что там с господином Минхо? — казалось бы, совершенно обычный вопрос от друга, но он вызвал во мне бурю эмоций, принудив схватиться за телефон, который оказался вовсе в другой комнате. — Ты не написал?!
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. Забыл. Совсем вылетело из головы. В мыслях промелькнула вереница оправданий: утренняя нервозность, школа, по моей инициативе поход домой... Но ни одно из них не звучало убедительно даже для меня самого. Минхо ждал ответа, и мое молчание могло быть расценено как неуважение, или даже как отказ. А этого я допустить не мог.
С извинениями я покинул кухню и направился в комнату, где оставил телефон. Сердце колотилось как бешеное. На экране высветилось уведомление в Telegram, но отправитель был не указан. Неужели сам написал? Но стоило мне разблокировать и перейти в личные сообщения с данным человеком, я выдохнул, увидев, что это сообщение от бота.
По мере приближения к телефону, тревога не отступала. Господин Минхо, несомненно, ожидал моего ответа гораздо раньше.
Набрав сообщение, я постарался выразить искреннее сожаление о задержке. Объяснил, что непредвиденные обстоятельства отвлекли меня, и подчеркнул, что очень ценю его время и внимание. Добавил, что готов ответить на все его вопросы и обсудить состояние более раскрыто в удобное тому время.
Отправив сообщение, я с замиранием сердца ждал ответа. Минута тянулась мучительно долго. Каждое уведомление на телефоне заставляло меня вздрагивать. Наконец, он ответил.
Неизвестный номер (чат): Все в порядке. Рад.
Облегчение было огромным. Я глубоко вздохнул и почувствовал, как напряжение покидает мое тело. Господин Минхо проявил великодушие. Теперь мне предстояло тщательно подготовиться к его уроку, чтобы оправдаться повторно и продемонстрировать свою заинтересованность.
На кухню я вернулся другим человеком. легкость и чувство вины перемешались, создавая странный, но терпимый коктейль эмоций. Друг, наблюдавший за мной с нескрываемым любопытством, вопросительно поднял бровь. В тот момент мои мысли были забиты предстоящим уроком и тем, как произвести благоприятное впечатление на преподавателя.
— Может, вы соизволите меня вести в курс дела? — девушка наклонилась так, что облокотилась на локти, лежавшие на поверхности стала. А ее глаза были устремлены на сидящего Феликса, пытаясь понять, что изменилось во мне.
— Наша белка любезно сохранила манеры и дописалась до учителя, поблагодарив за помощь с рукой.
— А что с ней?
И тут я понял, что наши сплетни дошли и до бедного Ли Минхо...
— О-о-о, ты даже не представляешь, что эти двое вытворяли наедине в кабинете Минхо.
Феликс принялся жестикулировать, на ходу сочиняя небылицы о страстных взглядах, тайных вздохах и чуть ли не клятвах в вечной любви между мной и Минхо. Я старался сохранять серьезное выражение лица, хотя внутри все кипело от смеха. Когда тот закончил свой красочный рассказ, девушка смотрела на меня с округлившимися глазами, в которых читалось полное недоумение и, возможно, немного зависти.
Я не выдержал и расхохотался, запрокинув голову. Феликс с торжествующим видом посмотрел на меня, довольный произведенным эффектом. Пришлось взять себя в руки и объяснить, что все, что он наплел, — чистейший вымысел.
— На самом деле, все было гораздо иначе, — я старался говорит ь как можно более убедительно. — Видимо ты не знала, что я только второй день в этой школе... Я повредил руку, и господин Минхо помог мне приложить лед. Вот и все. Никаких тайн, никаких вздохов под луной.
Девушка, казалось, не до конца поверила моим словам, но, к счастью, не стала настаивать. Она лишь усмехнулась и покачала головой, а затем перевела взгляд на Феликса, как бы говоря: "Вот видишь, я же говорила!". Феликс в ответ пожал плечами, явно разочарованный тем, что его версия не нашла поддержки. В этот момент я почувствовал смущение от того, что наши отношения с учителем стали предметом сплетен.
Неловкость повисла в воздухе, которую хотелось немедленно развеять. Я откашлялся, пытаясь развеять обстановку. Адина оживилась и предложила поход в кино или прогулку по парку. Феликс, казалось, все еще не оправился от провала своей романтической фантазии, но все же поддержал идею пойти в кино. Я согласился с обоими.
В процессе обсуждения я заметил, что кузина друга время от времени бросает на меня взгляды, в которых по-прежнему читалось сомнение. Я понимал, что полностью развеять ее подозрения будет непросто. И я решил, что лучшим способом положить конец этим разговорам будет просто вести себя естественно и не давать поводов для новых домыслов. В конце концов, истина всегда проявляется со временем, и нет смысла тратить энергию на опровержение каждой нелепой выдумки.
Четверг. Перемена перед уроком геометрии.
Наш класс зашел в кабинет сразу же, как только подошел к открытой двери. Первое, что я заметил: отсутствие учителя. Легкий гул прокатился по рядам с отдельными выкрикам и удивления. Кто-то предположил, что господин Минхо зашел в учительскую, а кто-то начал выдвигать версии о внезапном собрании.
Столы в кабинете математики располагались так же рядами, каждый из которых был ориентирован на доску. На ней все еще оставались следы от предыдущего урока — несколько незаконченных задач, наспех стертых мелом. На стенах теперь висели плакаты с аксиомами и теоремами, а также портреты известных математиков древности.
Пока мы ждали учителя, в классе воцарилась атмосфера некоторой расслабленности. Некоторые ученики достали учебники, чтобы повторить пройденный материал и подготовиться к контрольной, другие же предпочли общаться друг с другом, обсуждая последние новости и события. Кто-то пытался разгадать головоломку, нарисованную на листе бумаги.
Ожидание затягивалось, и я, признаться, начинал нервничать. Не из-за предстоящей контрольной, а из-за отсутствия господина Минхо. Не знаю, почему, но его присутствие в классе действовало на меня успокаивающе. Вспоминались его слова о помощи, и невольно хотелось увидеть его снова, убедиться, что он здесь и ничего не изменилось. Моя эмпатия играла со мной, желая повторно попросить прощения за ту задержку с сообщением.
Дверь кабинета тихонько скрипнула, и в проеме появился он. Господин Минхо. Он выглядел немного запыхавшемся, словно только что бежал, но его мускулы лица даже не дрогнули. Это мужчина казался всемогущим и в таком виде. На мгновение наши взгляды встретились, когда он проходил между третьего и второго рядов, и я почувствовал, как по телу пробежалась легкая дрожь. Он чуть кивнул головой в знак приветствия, и я поспешно отвел взгляд, чувствуя себя немного не в своей тарелке.
— Прошу прощения за задержку, возникли проблемы с моим классом, — произнес он, ставя на стол стопку тетрадей. Его голос звучал немного глуше, чем обычно, но все равно завораживал. Он начал готовить доску к уроку, и я не мог оторвать от него глаз. Меня поражали его уверенные и точные движения. Эта рубашка идеально сидела на его подтянутой фигуре. Я поймал себя на мысли, что мне нравится его роль в рабочее время.
Внезапно он обернулся в мою сторону и, заметив мой взгляд, нахмурил брови, сразу отворачиваясь. Я смущенно постарался сосредоточиться на учебнике, но мысли были далеко от геометрии.
— "Нельзя отреагировать мягче? Я вроде просто втыкал, а не совершал что-то запретное".
Обратив внимание на сидящего рядом Феликса, я заметил его не сходящую лыбу до ушей, пока он усердно что-то строчил в телефоне. Фыркнув под нос, я пал корпусом на парту, вытягивая руку. Решив прикрыть глаза и расслабиться, стал ждать прямо лежа несчастный урок.
Господин Минхо постучал костяшками по деревянному столу, привлекая внимание класса.
— Сегодня у нас контрольная работа по пройденной теме. Прошу всех подготовить чистые листы бумаги и ручки, — он обвел ленивым взглядом кота учеников, и его коварные глаза остановились на мне. — Джисон, в связи с тем, что ты недавно присоединился к классу и пропустил материал, ты не будешь писать контрольную сегодня. Вместо этого, ты будешь сидеть рядом со мной.
Я поднял голову, удивленный.
— Рядом с вами? — переспросил я, невольно повысив голос.
Он кивнул и невозмутимо продолжил:
— Да, рядом со мной. Это необходимо, чтобы исключить возможность списывания с твоего телефона.
Я не смог никак ответить, бегая глазами по одноклассникам, которые уставились прямо на меня. Феликс издал тихий смешок, который я проигнорировал.
— Но вообще-то это несправедливо, учитель. Как же я справлюсь без своего дружка?
— Феликс, — и этого было достаточно, чтобы парень заткнулся и показал старшему жест закрытого рта ключом.
Когда прозвенел звонок, господин Минхо жестом указал мне на второе место рядом с компьютером сбоку. Я, стараясь не привлекать лишнего внимания, собрал свои вещи и направился к нему. Он молча указал на стул, и я сел, стараясь не смотреть ему в глаза. Контрольная началась. Класс погрузился в тишину, нарушаемую лишь шелестом бумаги и скрипом ручек. А воздух наполнял тонкий запах старой бумаги и кофе. Учитель щелкнул по кнопке мышки и огромный экран засветился. Его лицо оставалось непроницаемым, лишь изредка сверкали его темные глаза. Он начал что-то печатать, его длинные и тонкие пальцы двигались быстро и уверенно по клавиатуре, издавая тихий щелкающий звук. Тишина в комнате была настолько глубокой, что я слыхал, как тикают часы на стене.
Я сидел, как на иголках, как на иголках, испытывая внутреннюю тревогу и осторожность, боясь даже взглянуть в сторону учителя. Но, краем глаза, я заметил Феликса, который, казалось, находился в своем собственном мире. Он корчил рожицы и делал все возможное, чтобы привлечь мое внимание, несмотря на внушительное расстояние, которое нас разделяло. Сначала он просто беззвучно смеялся, прикрывая рот рукой, но вскоре его попытки стали более агрессивными. Он начал показывать пальцем и шептать что-то, что могло быть воспринято как подкалывание, стараясь спровоцировать меня на реакцию.
— Да отвали ты уже, — прошептал я, едва слышно, надеясь, что господин Минхо не заметит моей беседы с другом на расстоянии. Я знал, что это может привести к нежелательным последствиям, но мне не хотелось отмалчиваться.
Именно в этот момент я почувствовал взгляд учителя на себе. Он не был злым или сердитым, скорее... Изучающим. Я тут же поджал губы, стараясь скрыть смущение, и быстро скользнул взглядом по его лицу, пытаясь понять, что он чувствует. Но его лицо оставалось непроницаемым, и мне не удалось понять, что кроется за его неизменным выражением. Интересно, что он думает о ситуации в классе, о моем взаимодействии с Феликсом и о шуме, который создают мои одноклассники.
Минхо отвернулся и продолжил что-то делать за своим компьютером. Его сосредоточенность была заметна — он время от времени просматривал работы учеников, внимательно изучая каждую из них. Я слышал тихий шепот, где девочки обсуждали меня и господина Минхо. Их разговоры были наполнены восторженными интонациями, и я уловил фразу о том, что теперь в школе два главных красавчика. Они утверждали, что я ничем не уступаю учителю, что, конечно, было довольно лестным, но в то же время вызывало у меня легкое смущение.
Минхо лишь покачал головой, словно ему было смешно слышать эти разговоры, и это действие вызвало у меня противоречивые чувства. Я опустил взгляд вниз, сначала на свои кроссовки, а затем перевел на его начищенные до блеска туфли. Как же странно и неожиданно все это: сравнивать себя с учителем, который, по сути, теперь для меня авторитет в учебе. Хотелось узнать, о чем он сейчас думает. Может быть, он испытывает некий дискомфорт от того, что я его ученик, нахожусь так близко к нему, или же наоборот, он просто пытается держать дистанцию между нами, чтобы не допустить возникновения недопонимания.
Я глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Важно было контролировать ситуацию. Я прокрутил в голове все возможные сценарии, которые могли произойти. И как бы ни складывались обстоятельства, я понимал, что от моего поведения зависит не только моя репутация, но и отношения с преподавателем, который, возможно, также оказывался в неловком положении из-за непростой атмосферу в классе.
Я открыл приложение Instagram, как это делаю почти каждый день, чтобы ознакомиться с новыми объявлениями и событиями в жизни знакомых. Первым делом на экране появилось окошко с уведомлением, в котором сообщалось, что некоторые люди из списка могут быть мне известны.
Решив не торопиться, пролистал рекомендации до конца, чтобы взглянуть на всех потенциальных контактов. В процессе просмотра я заметил, что среди них оказался и контакт самого господина Минхо — человека, с которым я сижу слишком близко. Поэтому, чуть сжавшись и отвернув телефон от преподавателя, я продолжил просмотр.
Мужчина зарекомендовал себя как высококвалифицированный специалист, и его мнение ценится не только в учебном заведении, но и за границах. Свайпнув дальше, я перешел на фотографии, которые господин Минхо ранее постил в свободное время. С каждой новой картинкой у меня возникало все больше вопросов, и я старался сохранять умиротворение. Я не показывал эмоции, но когда я увидел его с каким-то парнем, который радостно целовал его в щеку, я ошалел. В голову начали литься мысли, словно водопад. То есть, все то, что когда-то мне рассказывал Феликс, является правдой? Неужели тот состоит в отношениях?
В голове проносились образы разговора того вечера с Ликсом, где он рассказывал мне о личности господина Минхо, но парень не указал несколько деталей: имя партнера и что представляет из себя. Этот парень на фотографии выглядит счастливым, а Минхо — беззаботным и расслабленным. Секунды замедлились, пока я не смог сдержать себя и не начал пересматривать фото снова и снова. Каждый раз, когда я видел их вместе, мне хотелось узнать этого парня получше, но нигде не была указана его страничка, а комментариев от этого пользователя были, скорее всего, удалены или даже не отправлены для безопасности.
Так и кто он? Этот парнишка, который смеется с господином Минхо, делая его таким счастливым? Я продолжаю вспоминать разговоры с Феликсом. Он говорил, что за этой строгой маской скрывается нечто большее. Я, наверное, не хотел тогда верить в то, что учитель наделен такой особенностью, но теперь это выглядело как явное доказательство.
Я закрыл глаза и попытался успокоиться. Но в голове все еще крутились обрывки фотографий, смеха и жизнерадости. Почему это так цепляло? Возможно, это была лишь фантазия, которую я сам себе создал о Минхо, и теперь она разрушилась на моих глазах. Я не мог смириться с этой мыслью.
Совсем позабыв об осторожности, я резко расслабился. Откинулся на спинку мягкого стульчика, до этого наблюдая за Минхо, и запрокинул голову назад, отбросив руки вместе с телефоном на колени, который по-прежнему был включен и издавал вибрацию по приходу новых сообщений. И надо же было тому обернуться в этот самый момент, когда я, прильнув к экрану телефона, узнавал о его жизни совершенно тайком. Сердце пропустило удар, а в голове промелькнула паническое предположение:
— "Он увидел! Он все узнал!"
Конечно же первым делом он неосознанно посмотрел на открытую страничку, где красовалось фото с его, так предполагаемым, парнем. Словно оценивая мой испуганный вид, поднял на меня глаза, пока я этого не видел, отвлеченный внезапным осознанием своей ошибки.
— Я смотрю, ты любишь шпионить, — в его голосе звучала легкая насмешка, но я не мог понять, искренняя она или нет. Он отодвинулся от стола, проехав ко мне, выхватывая имущество из похолодевших рук, просматривая свои же посты. — Что ж ты лайки не поставил? — медленно направляя взгляд на меня, задался вопросом учитель.
От испуга я выпрямился, словно меня ударило током, и опрокинул взором присутствующих, которые были сосредоточены на выполнении работы. Все вокруг казались застывшими, словно в ожидании продолжения нелепой сцены. Одноклассники склонились над тетрадями, сосредоточенно вырисовывая цифры и вчитываясь в задания. Я попытался что-то выдавить из себя, чтобы отвести от себя подозрения, придумать какую-то тупую отговорку, сказать, что просто проверял входящие уведомления, но Минхо, словно прочитав мысли, перебил меня, не дав возможности что-либо сказать.
— Отнеси журнал в учительскую. Н третьем этаже, вторая дверь слева, — в его взгляде читалось то, что я не мог понять в очередной раз — разочарование, удивление или, может быть, легкое сочувствие. Он отвернулся и снова углубился в незаконченное дело, оставив меня в состоянии полного замешательства. Я осторожно поднялся, чувствуя на себе его пристальный взгляд, и направился к выходу из класса, взяв журнал, ощущая, как мне хотелось провалиться под землю. Задание казалось невыполнимым, а перспектива объясняться перед господином Минхо — ужасающей.
Уже стоя перед учительской, я, соблюдая приличия и желая произвести впечатление примерного ученика, постучал, прежде чем войти. Внутри никого не было. Мысль о том, куда положить журнал, оставленный мне учителем, мелькнула в голове. Решив, что подоконник подойдет, я остановился перед зеркалом над раковиной. Глядя на свое отражение, я не мог понять, почему все сложилось именно так. Оставив журнал у окна, я быстро покинул учительскую, направляясь обратно в класс. Внезапно в тишине коридора раздались четкие шаги. Я обернулся и увидел господина Минхо. Он появился из-за угла, словно сама уверенность и элегантность воплотились в одном человеке. В этот момент я почувствовал себя крошечным и никчемным, как будто сжался до размера муравья.
Я замер на месте, внутренне готовясь к его словам. Сердце колотилось в груди, и на моем лице отразилась тревога. Мой разум метался, пытаясь найти подходящее начало монолога. Но господин Минхо, не обращая на меня внимание, прошел мимо, оставляя за собой ауру недосягаемости.
— Господин Минхо... — произнес я, и мой голос дрогнул, когда я коснулся его руки. Это было импульсивно, но в то же время даже отчаянно. Он резко повернулся ко мне, его взгляд был острым и проницательным. Я ощутил, как неловкость по новой заполнила пространство между нами. Мы находились посреди коридора, где может показаться абсолютно любой, и в этот момент мне казалось, что за нами весь мир наблюдает. Но ведь мы просто разговариваем, не так ли?
— Я... Прошу прощения, — я пытался придать своему тону уверенность, даже когда внутри раздавалось эхо неуверенности. Его глаза, как два черных зеркала, отражали меня. Я надеялся, что мои слова найдут отклик в его сердце. Меня озадачивали вопросы: как он воспримет мой поступок? Сможет ли понять, что я не намеривался нарушать его покой? Надо было искать способ объясниться, но слова не складывались в ясную мысль.
Возможно, это было не самое подходящее время для откровений. Контрольная работа по математике продолжает идти, и весь класс погрузился в атмосферу напряженного ожидания. Учитель, который обычно следил за каждым шагом, на этот раз отлучился лишь на мгновение. Но именно сейчас я определился, что нужно высказаться. Я предполагал, что если не воспользуюсь этой возможностью, то могу упустить шанс, который может больше не представиться.
Я не хотел оставаться в тени, оставляя недосказанность, особенно после того, как учитель оказал мне поддержку. Однако, его доброта мне хорошо помогла. Я испытывал позыв: быть смелым, открытым, но его перекрывал страх перед осуждением.
Несмотря на непростую атмосферу, я все-таки смог. Это поведение было для меня обычным делом, но я ненавидел его. Из-за этого внутреннего конфликта мои чувства становились невыносимыми.
— Что? — господин Минхо уставился на мои пальцы, все еще касающиеся его запястья. Это было неожиданно, и я моментально осознал, что наш контакт может вызвать недоумение. Я осмелился повернуться к нему лицом и поднять взгляд, встретившись с его глазами. В них я увидел вопросы. Это заставило меня замереть.
— Я понимаю, как это выглядит, но... Господин Минхо, я хочу извиниться за две вещи, ставшие для меня особенно важными после вашей заботы. Я действительно чувствую, что должен это сделать.
Я не выдержал его пристального взгляда и отвел глаза, закусив губу. Это привычное действие всегда выдавало мое волнение, как будто я был открыт всем ветрам. Да, это одна из моих худших черт, о которой я не хотел бы, чтобы кто-то знал. Но сейчас это не имело значения.
— Хан Джисон, — имя произнесенное из его уст, как будто проникает в самую глубь моей души. Я перебил его, не желая потерять наст рой. Мне казалось, что если я дам ему слово, то потеряю свою храбрость. Я опустил голову и продолжил, пытаясь собраться.
— Я очень восприимчивый человек. Часто виню себя по пустякам, которые, наверное, не заслуживают такого внимания. Постоянная карусель сомнений и самоанализа, а потом внутренняя критика берет верх. Позвольте мне высказаться сейчас, потому что я боюсь, что больше не осмелюсь подойти к вам так же открыто и откровенно, как боялся отправить короткое, дрожащее сообщение. Каждый раз, когда я решался на этот шаг, меня охватывал приступ паники — а вдруг я кажусь навязчивым? А вдруг я неправильно понял ситуацию? А вдруг... Господин Минхо, мне до сих пор стыдно за свою забывчивость. В тот вторник я был совершенно свободен, у меня не было никаких срочных дел, никаких неотложных встреч – я мог бы написать вам утром. Но я просто забыл. Это звучит нелепо и непростительно, я знаю. Вы сказали, что ничего страшного, что это не повод для беспокойства. И второе...
Внезапно учитель слегка дернул пальцем под моей ладонью, словно пытаясь привлечь мое внимание, вырвать меня из этого водоворота собственных переживаний. Я резко отдернул руку, почувствовав себя пойманным на чем-то, и сделал шаг назад, инстинктивно пряча ее за спиной, словно пытаясь скрыть некое доказательство своей вины.
— Ох, я не хотел, чтобы вы узнали об этом из моего телефона... — пробормотал я. Слова вырывались с трудом, заплетались. — Да, я признаюсь, просматривал ваш аккаунт, потому что слышал слухи о том, что вы...
— Джисон, — попытался он еще раз, но я снова его прервал, чувствуя, что должен закончить, что должен высказаться, пока не потерял эту возможность.
— Я убедился в правдивости этих слухов, просмотрев ваши фотографии и публикации. Я видел, что все это соответствует действительности. И я сделал для себя выводы. Я осознал, что не должен был вмешиваться в вашу личную жизнь, что это было вторжением в ваше пространство. Я глубоко сожалею о своем поступке и обещаю, что это больше не повторится. Я просто... я просто хотел, чтобы все было хорошо
Мне пришлось развернуться и поспешить к кабинету обратно, оставляя за спиной окаменевшего учителя, который с трудом пытался переработать полученную информацию. Не хватило стойкости, чтобы посмотреть назад. Я не хотел даже думать о том, с каким выражением лица стоит господин Минхо посередине коридора.
В классе я постарался сосредоточиться на звуках, но я возвращался к недавнему разговору. Каждое слово, каждый жест казались теперь гиперболизированными, наполненными скрытыми смыслами. Я чувствовал себя актером, сошедшим со сцены посреди спектакля, оставив зрителей в недоумении.
После звонка я медленно собирал вещи, стараясь не встречаться взглядом с господином Минхо. Он стоял у окна, спиной ко мне, и казался отстраненным. Мне хотелось подойти, попытаться объяснить что-то еще, но ноги словно приросли к полу. Наконец, он обернулся. Его лицо было обычным, почти безмятежным.
— Джисон, — сказал он беззвучно. — Не терзай себя. Я понимаю.
Я почувствовал, как напряжение постепенно покидает мое тело. Эти простые слова были подобны глотку свежего воздуха после долгого пребывания в душном помещении.
— Просто... Постарайся больше так не делать, — добавил он с легкой улыбкой. — Иначе мне придется всерьез задуматься о приватном аккаунте. Хочешь узнать, значит спроси у меня.
В ответ я лишь кивнул, не в силах произнести ни слова. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он подошел ближе и легонько коснулся моего плеча.
— Увидимся завтра, Джисон.
Я выскочил из класса, словно ошпаренный, и понесся по коридору, позабыв о Феликсе, который пытался меня догнать. На улице вдохнул полной грудью прохладный весенний воздух. Казалось, что мир вокруг немного изменился, стал ярче и четче. Признание вырвалось наружу, и это было подобно освобождению.
Я направился спустя некоторое время на назначенную встречу менеджером в агентство "Звездный Путь". Адрес был приятный — роскошное здание на окраине города, с чуть облупившейся краской и яркими рекламными вывесками, что, впрочем, не удивило меня, учитывая не скромный бюджет давнего проекта. Я испытывал волнение, которое, к счастью, не было связано с подписанием контракта. На этой встрече мне предстоит, уже знакомиться со своими будущими участниками музыкальной группы, которую мы, благодаря усилиям менеджера и моей собственной композиторской работе, планировали вывести на сцену. Мы начинали с самых низов, с репетиций в предоставленном зале продюсером и надежды на случайный прорыв, но перспектива, которую предлагал "Звездный Путь", казалась нереальной. По пути на место, я углубился в размышления о том, какие музыканты мне достанутся – опытные профессионалы или такие же энтузиасты, как я сам, и встретил коротко стриженную девушку лет семнадцати, как и мне. Она стояла в темном, сыром уголке улицы, прижавшись спиной к кирпичной стене, и пыталась отдышаться, тяжело дыша и сжимая в руке потрепанную сумку. Ее лицо было бледным, а глаза – полны тревоги. Я не смог пройти мимо нее и, нацепив капюшон на голову, чтобы скрыть лицо от возможных недоброжелателей, подошел к ней.
— Эй, все в порядке? — спросил я, стараясь казаться не слишком навязчивым и не пугать ее еще больше. Девушка вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня исподлобья, с настороженностью и явной неприязнью.
— Не твое дело, — огрызнулась она, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Ее руки дрожали, а на запястье я заметил синяк, словно от хватки.
— Просто показалось, что тебе нужна помощь, — ответил я, немного опешив от ее резкости. Я ожидал благодарности или хотя бы нейтрального ответа, но не такой враждебности.
— Помощь? От тебя? Спасибо, не нуждаюсь. Сама разберусь.
Девка оказалась стервозной и дерзкой, что отталкивало меня в общении с ней, ибо таких людей я не переношу – они словно выставляют щит, чтобы защититься от мира. Но в то же время, я видел в ее глазах страх, который заставлял меня не уходить. Из короткого, напряженного диалога я выяснил, что девушку зовут Харин, и она убегала от врагов, с которыми очень не ладит. Она рассказала обрывочно, не вдаваясь в подробности, что была в компании, занимающейся, судя по ее словам, не совсем законными делами, но предала их, уйдя из-за собственных целей и намерений — она мечтала о другом, о свободе и возможности заниматься любимым делом. Но те не могли спокойно смириться с потерей злоумышленника, с тем, что она забрала у них часть прибыли или, возможно, что-то более ценное. Потому и не отпустят и не оставят в покое, пока она не выплатит долг, который, по ее словам, был непомерно велик. Ситуация казалась запутанной и опасной, словно она попала в паутину, из которой невозможно выбраться. Мне казалось, что я должен что-то сделать, хотя и понимал, что вмешиваясь, рискую сам оказаться втянутым в эту неприятную историю. Но оставить ее одну, в таком состоянии, я тоже не мог.
— Я не то что бы хочу тебе угодить, но давай ты свалишь отсюда в более безопасное место и мы разойдемся. Не думаю, что те люди, начавшие за тобой охоту, такие слепые и заторможенные, чтобы не проверять такие уголки, как этот.
Мои слова прозвучали резко, но она уловила в них отголоски защиты, пусть и замаскированной под цинизм. Она, как загнанный зверь, пыталась защитить не только себя, но и меня, не желая втягивать в свою опасную игру. Я понимал ее логику.
— Ты прав, здесь небезопасно. Но бежать в одиночку — не выход. Они найдут меня, рано или поздно. Лучше объединить усилия и дать им отпор. У тебя есть кое-какие навыки, которые могут пригодиться?
Я недоверчиво прищурился, словно пытаясь разгадать мотивы Харин. В ее глазах мелькнула надежда, но тут же сменилась сомнением. Она привыкла полагаться только на себя, никому не доверяла и, видимо, имела на то веские причины.
— Эй, только не нужно втягивать в это меня. У самого проблем по горло, а становиться на защиту девушке, которую я вижу впервые, да еще и с таким жизненным поворотом...
— Хотя, да. И ты не понимаешь, во что ввяжешься. Это не игра в войнушку.
— Возможно, — пожал я плечами, — Но и не люблю, когда обижают слабых. К тому же, мне просто любопытно узнать, что же такого ты у них украла.
На последних словах она вздрогнула. В ее глазах промелькнул страх, но она тут же взяла себя в руки. Казалось, я задел какую-то больную тему.
— Ничего я у них не крала, — процедила она сквозь зубы, стараясь смотреть прямо мне в глаза. Но я видел, как в них плещется ложь, как они бегают, выдавая ее с головой.
— Хорошо, допустим. Тогда что такого важного ты им сделала, что они готовы перевернуть город в поисках тебя? Ты же понимаешь, что дело не только в деньгах? — я намеренно давил на нее, желая вытащить правду наружу. Мне нужна была ясность, чтобы понять, стоит ли она моего времени.
Брюнетка замолчала, отвернувшись и глядя куда-то вдаль. Напряжение в ее теле было таким сильным, что казалось, воздух вокруг нее искрится. Наконец, она вздохнула и медленно повернулась ко мне.
— Дело не только в деньгах. Я знаю кое-что, что им очень не понравится, если станет известно кому-то еще. Что-то, что может разрушить все их шайки. Поэтому они так отчаянно пытаются меня остановить.
Она замолчала, словно решая, стоит ли продолжать. Я ждал, не перебивая, понимая, что каждое сказанное слово дается ей с трудом. В конечном итоге она заговорила, тихим, почти шепотом, но в каждом слове чувствовалась сталь, закаленная болью и страхом.
— Почему должна вскрывать карты, если такой мальчишка, как ты, собирается бежать с громким визгом?
Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Если все так серьезно, то я действительно погружаюсь во что-то опасное.
— Слушай, делай ноги. Я бы сдал тебя полиции, но ты еще мыслишь довольно здраво.
После сказанных мною слов, она усмехнулась, сползая спиной по стене прямиком вниз, поджимая руками испачканные джинсы. Я не стал контактировать с ней, ведь это бы привлекло больше проблем. Я узнал информацию, которая весит на данном этапе уже достаточно, а это значит, что могут следовать и последствия. Не дожидаясь ее ответа, я развернулся и быстрым шагом направился в сторону агентства. Тяжелые мысли давили на плечи. С одной стороны, я понимал, что Харин сама виновата в своих бедах и не стоило вмешиваться. С другой, ее отчаянный взгляд и явная опасность, нависшая над ней, не давали мне покоя.
До агентства оставалось пройти пару кварталов. Я шел по узкой улице, вдоль старых кирпичных домов, обшарпанные фасады которых хранили множество тайн. Мимо проезжали машины, из открытых окон которых доносилась громкая музыка. Я машинально скользил взглядом по лицам прохожих, выискивая в толпе подозрительные взгляды. Паранойя? Возможно. Но после встречи с Харин я чувствовал себя словно натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент.
Наконец, я увидел знакомое здание с яркой вывеской "Звездный Путь". У входа стояли двое охранников в строгих костюмах, сканируя всех входящих. Я глубоко вздохнул, стараясь придать себе уверенный вид, и направился к ним.
Пройдя фейс-контроль, я оказался в просторном холле агентства. Мягкий свет, дорогая мебель, стильная музыка – все говорило о том, что здесь вращаются большие деньги. Я прошел к стойке регистрации, где милая девушка с приветливой улыбкой уточнила цель моего визита. Назвав имя менеджера, я получил указание подняться на третий этаж. В лифте, слова девушки о том, что она знает что-то, что может разрушить целую шайку, не давали мне покоя. Что же это за секрет? И почему она так рискует, вместо того чтобы просто отдать то, что от нее требуют? Вопросов было больше, чем ответов, и я чувствовал, что не смогу просто так выкинуть эту историю из головы.
Двери лифта плавно разъехались, и я оказался в коридоре с номерами офисов. Найти "Мун" не составило труда. Легкий стук, и в ответ прозвучало: "Войдите".
В кабинете было тепло и уютно, несмотря на его внушительные размеры. За огромным столом, заваленным бумагами, сидела Мун – женщина с миловидным взглядом, но властной манерой. Ее темные волосы были аккуратно уложены, а строгий костюм подчеркивал деловой стиль. Она жестом пригласила меня сесть.
— Итак, Джисон, ты тот самый человек, на котором будет строиться команда. У нас большие планы на вашу группу, поэтому мы очень надеемся на тебя.
Она объяснила суть проекта, делая акцент на уникальности нашей будущей команды. Затем открылась дверь, и в кабинет вошли четверо молодых людей. Сынмин, с бас-гитарой за спиной, казался самым спокойным. Уджин, высокий и статный, излучал уверенность. Джунсо, с барабанными палочками в руках, постоянно что-то отстукивал. А Юбин, с мягкой улыбкой, держал в руках планшет.
Мун представила нас друг другу.
— Это участники: Сынмин – бас-гитара, Уджин – вокал, Джунсо – барабаны, Юбин – клавиши. А это... — она взглянула на меня. — ваш секретный ингредиент, парни. Хан Джисон или же лидер группы "Shadow Syndicate"!
В комнате повисла легкая неловкость, которую попытался разрядить Уджин, протянув мне руку:
— Рад познакомиться. Надеюсь, мы сработаемся. Его пожатие было крепким и уверенным.
В этот момент я почувствовал, что попал в эпицентр своей цели и мечты...
Неловкость постепенно рассеялась, сменившись любопытством. Сынмин кивнул в знак приветствия, Джунсо перестал отстукивать ритм и внимательно посмотрел на меня, а Юбин приветливо улыбнулся. Я ответил на рукопожатие Уджина, стараясь скрыть волнение, которое бушевало внутри меня. "Shadow Syndicate...", звучало красиво и многообещающе.
Мун, наблюдая за нашей первой встречей, удовлетворенно кивнула. Она объяснила, что в ближайшие несколько недель нам предстоит много работы: репетиции, запись демо-версий, фотосессии и подготовка к первому выступлению.
— Я верю в ваш успех, ребята. У вас есть все, чтобы покорить музыкальный Олимп.
Мы узнали, что нам придется соблюдать манеры, следить за внешним видом и усердно работать. Это было схоже на айдолов, до которых мы не дошли. И после короткого совещания мы покинули кабинет Мун и направились в репетиционную комнату. Там, среди аппаратуры и музыкальных инструментов, мы начали знакомиться ближе. Уджин оказался не только уверенным, но и талантливым вокалистом с мощным голосом. Сынмин виртуозно владел бас-гитарой, создавая плотный и насыщенный звук. Джунсо, несмотря на свою энергичность, был очень внимательным и дисциплинированным барабанщиком. А Юбин оказался настоящим гением клавишных, добавляя в нашу музыку мелодичность и гармонию.
Первые часы в репетиционной пролетели незаметно. Мы играли все, что приходило в голову, пытаясь найти общее звучание. Сначала получалось сумбурно и разрозненно, но постепенно, подстраиваясь друг под друга, мы начали находить точки соприкосновения. Уджин предложил сыграть несколько каверов известных рок-групп, чтобы лучше почувствовать динамику и взаимодействие. Сынмин добавлял свои фирменные басовые линии, а Джунсо задавал ритм, не давая нам расслабиться. Юбин умело заполнял паузы клавишными партиями, создавая атмосферу.
Я предложил сыграть пару моих старых треков из "Shadow Syndicate", которые сочинял из-за скуки, настигшей меня в некоторые деньки.. Ребята сначала отнеслись к ним с осторожностью, но после нескольких прогонов прониклись энергией и драйвом. Мы начали импровизировать, добавляя новые элементы и аранжировки. К моему удивлению, каждый из них привнес в мои песни что-то свое, уникальное. Звучание стало более зрелым и насыщенным. А голос вокалиста, читавшего написанный мною текст, был просто безупречным...
К ночи мы были измотаны, но довольны. Мы поняли, что у нас есть потенциал, и что вместе мы можем создать что-то действительно крутое. В воздухе витала атмосфера творчества и энтузиазма. Каждый из нас был готов вкладывать все свои силы и энергию в этот проект.
Перед уходом Уджин предложил собраться завтра с вечера и продолжить репетиции. Все согласились. Я шел домой, переполненный эмоциями. "Shadow Syndicate" обретает новую жизнь, и я чувствую, что это только начало чего-то большого. Завтра нас ждет еще больше работы, но я уверен, что мы справимся. Ведь у нас есть мечта, и мы готовы идти к ней до конца.
Уже дома, я долго лежал в постели, перебирая в голове все произошедшее. Несмотря на стыд и неловкость, я чувствовал какое-то странное облегчение. Господин Минхо отнесся ко всему неожиданно спокойно, даже понимающе. Его слова звучали в голове, как мантра: "Не терзай себя. Я понимаю. Просто... Постарайся больше так не делать".
Я закрыл глаза, представляя его улыбку. Возможно, все не так плохо, как мне казалось. Возможно, это даже начало чего-то нового. И, возможно, в следующий раз я просто наберусь смелости и спрошу его напрямую.
День прошел в обычных делах, но перед сном мысли постоянно возвращались к предстоящей репетиции. Я представлял, какие новые звучания мы сможем открыть, какие песни сможем создать. Чувство предвкушения росло с каждой минутой. Не выдержав и сорвавшись с кровати, откидывая одеяло прочь, я заглянул в нотную тетрадь "Shadow Syndicate", которую припрятал в комоде. Стал перебирать старые наброски и тексты. Вспоминая прошлое, я понимал, как сильно изменился мой взгляд на музыку и на жизнь в целом.
В полумраке комнаты, освещенной лишь слабым светом луны, проникающим сквозь неплотно задернутые шторы, ноты казались древними письменами, хранящими в себе тайны мироздания. Пальцы осторожно перелистывали страницы, касаясь исписанной от руки бумаги, словно прикасаясь к воспоминаниям. Каждая пометка, каждая вычеркнутая строчка – отражение творческих мук, поисков идеального звучания.
Взгляд зацепился за текст песни, написанной несколько лет назад, еще до появления второй гитары. В нем звучала юношеская наивность, бунтарский дух, стремление изменить мир. Сейчас, когда жизнь приобрела новые краски, когда в ней появилось место для сложных чувств и тонких переживаний, эти слова казались далекими и чужими.
И собравшись с духом, я отложил тетрадь, направляясь к окну. Ночной город, раскинувшийся у подножия холма, сиял огнями, словно обещая новые возможности. В голове звучали слова господина Минхо, даря уверенность и надежду на то, что завтрашний день принесет что-то новое и прекрасное.