20. Тишина перед бурей.
Ночь снова поглотила поместье.
Снежные вихри кружили в танце смерти за запотевшими окнами, а внутри царила тяжёлая, вязкая тишина. Казалось, само время замедлило свой бег, наблюдая за тем, как остатки человечности таяли, как снег на раскалённой железе.
Ёнсо сидела на полу у своей кровати, обхватив колени руками. В комнате пахло холодом, металлом и страхом. Скрип половиц за стенами, приглушённые шаги где-то в коридоре — всё это сливалось в симфонию ужаса, которая звучала без остановки внутри её головы.
Она больше не могла отличить врага от друга.
Только одно оставалось неизменным — образ Хёнджина, как якорь в этом бушующем море безумия.
Она вспомнила его глаза — тёмные, словно в них спряталась целая вселенная боли и решимости. Его руки, которые дрожали не от страха, а от ярости. Его голос, хриплый, но твёрдый, будто камень, выдержавший сотни бурь.
Она верила ему. Больше, чем себе.
Вдруг тихий стук в окно прервал её мысли. Ёнсо вздрогнула, сердце заколотилось в груди, словно пойманная птица. Она медленно подошла, вглядываясь в заледенелое стекло.
Там был он.
Хёнджин.
Его фигура, укутанная в чёрное пальто, сливалась с ночной тенью. Лицо скрывала тень капюшона, но она бы узнала его даже сквозь сотни подобных силуэтов. Потому что она чувствовала его — всей кожей, каждой клеточкой своего измученного тела.
Ёнсо дрожащими пальцами откинула засов и впустила его внутрь.
— Ты не должен был приходить, — прошептала она, слова едва слетели с губ.
— Я не мог не прийти, — ответил он тихо, с хрипотцой в голосе, словно его душили эмоции.
Их взгляды столкнулись, и мир вокруг исчез. Больше не было стен, не было угроз, не было снега за окнами. Только он и она. Два потерянных человека в этом изуродованном мире.
Хёнджин медленно приблизился, не касаясь её, но словно обволакивая собой. Его тепло пронизывало воздух между ними, заставляя кожу Ёнсо покрываться мурашками.
— Всё становится хуже, — сказала она, с трудом удерживая голос от дрожи. — Мы теряем людей. Один за другим.
Он кивнул.
— Да. И если мы будем стоять на месте, нас сломают.
Ёнсо опустила голову, чувствуя, как тяжесть опускается ей на плечи.
— Иногда мне кажется, что проще сдаться, — прошептала она.
Хёнджин протянул руку, медленно, как будто боялся спугнуть её, и кончиками пальцев коснулся её щеки. Лёгкое, почти неощутимое прикосновение, от которого по позвоночнику пробежала дрожь.
— Если ты сдашься, — его голос стал низким, как рёв далёкого грома, — они выиграют.
И тогда Ёнсо подняла глаза. В его взгляде не было жалости. Только решимость. И нежность. Грубая, неловкая, но настоящая.
— Я не позволю им забрать тебя, — добавил он. — Никогда.
Между ними вспыхнуло напряжение — хрупкое, как стекло, готовое разбиться от одного лишнего движения. Воздух вибрировал. Словно всё существо Хёнджина взывало к ней безмолвно: «Поверь». И она верила.
Потому что в этом мире лжи и крови, только он оставался настоящим.
Они стояли так, в полушаге друг от друга, в этой зыбкой тишине. И хотя ни один из них не коснулся другого по-настоящему, связь между ними была крепче любого прикосновения.
---
Позже, когда Хёнджин ушёл так же тихо, как и пришёл, Ёнсо долго сидела у окна, обняв себя за плечи.
За окном бушевала вьюга, сметая всё на своём пути. Вой ветра пробирался в щели, шепча зловещие обещания. Поместье погружалось во тьму, каждая комната становилась ловушкой.
Из громкоговорителей вдруг зашипел голос:
> — Осталось девять игроков.
— Следующий этап начнётся на рассвете.
— Удачи. Вы всё равно проиграете. <
Ёнсо зажмурилась. Их осталось девять. А ведь совсем недавно их было тридцать.
Эта игра пожирала их одного за другим. И они сами стали частью кровавого спектакля.
Но теперь она знала одно: она будет бороться.
За себя.
За Хёнджина.
И за всех, кто ещё верил, что в этом аду можно выжить.