19.
Ветер дул мне в спину, пока я сидела на скрипучей деревянной скамейке. оглушительная тишина давила на меня. Солнце сегодня светило ярко.
Машина Дмитрия стояла неподалеку, и он сам был внутри. За ним в такой же арендованной машине сидели Рома и Оксана. Я не могла подняться. Не могла оторвать взгляд от земли, которую только полчаса назад набросали сверху. Подняв глаза выше, я увидела деревянный крест, и все внутри сжалось.
Мамы не стало три дня назад.
Когда я узнала об этом, мое сердце будто остановилось. Я не плакала, не кричала, не крушила все вокруг. Но внутри меня поселилось глубокое чувство пустоты, как будто кто-то вырвал мое сердце и вернул обратно. Я отказывалась верить. Не хотела верить. Эта боль была невыносимой.
Я даже не успела уехать из Армавира.
Дмитрий старался помочь мне. Он очень старался. Она умерла через два дня после нашей встречи, и я даже не успела вернуться в Москву. Может быть, она предчувствовала свою смерть и поэтому так настойчиво меня прогоняла? Этого я никогда не узнаю.
Теперь о ней напоминал лишь пугающий крест с инициалами, датой рождения и датой смерти.
Я теребила платок. Слез не было, но глаза опухли после утренней истерики. В желудке неприятно урчало от голода. Я была бледна, как смерть, а губы пересохли.
Хорошо, что я была в очках.
Справа от меня хлопнула дверь машины. Кто-то шел ко мне. Я не поднимала глаз.
— Ты уже час так сидишь, — услышала я.
Голос Оксаны дрожал, но она все же несмело присела рядом со мной. Я услышала, как она тяжело дышит и часто кашляет. Я понимала ее. У меня тоже был ком в горле, и я не могла избавиться от него весь день.
— Она выгнала меня за несколько дней до смерти, — тихо сказала я. — Ты знала?
— Знала.
Я тяжело вздохнула. Сжав платок в кулаке, подняла голову и посмотрела на небо.
— Зачем он здесь?
Оксана поняла, о ком я говорю.
— Мне тоже нелегко. Он моя поддержка.
Я посмотрела на их машину. Рома сидел за рулём, равнодушно глядя на нас. Ему было всё равно на нашу утрату.
— Как ты? — спросила я.
— Не знаю, — горько усмехнулась она. — Я ещё не до конца осознала. А ты?
— У меня то же самое, — вздохнула я. Мои плечи резко поднялись и опустились. — К сожалению, мне очень больно.
Я сделала глубокий вдох.
Ее смерть не стала для меня неожиданностью. Я готовилась к этому моменту, знала, что он наступит. Но все же мне было невыносимо тяжело. Мы редко говорили о важном, о настоящем. И теперь, сидя у ее могилы, я осознала, что совсем не знала маму. Не знала, какой она была вне роли матери. Какой была ее жизнь до меня? Были ли у нее ценности, которые она хранила? Эти мысли разрывали меня на части.
— Она была ужасной матерью, — сказала я, усмехаясь.
Я услышала тихий смешок.
— Мертвых не судят, — добавила она.
Она всхлипнула. Я протянула ей платок. Она молча кивнула в знак благодарности, вытерла слезы и отдала платок обратно.
— Диана просила передать кое-что тебе, когда ее не станет.
Я посмотрела на тетю.
— Что именно?
Оксана сглотнула, кивнула, чтобы придать себе уверенности, и произнесла:
— Ты наверно не помнишь, но после случившегося с... — она замялась, — ... с Ромой, мы с твоей мамой сильно поругались.
Я усмехнулась. К чему сейчас говорить об этом?
— Поругались, потому что она не поверила ни ему, ни мне.
— Сама-то ты чему верила?
Она сжала пальцы и поджала губы. Я не ждала от нее правды, потому что она всегда была на стороне Ромы. Мой взгляд остановился на ее опухшем лице и покрасневших щеках.
— Я знала, что тебе больно. Люди часто допускают непростительные ошибки, и эта была одна из моих.
Оксана наклонилась вперед и посмотрела мне в глаза через темные очки. Ее взгляд, полный сочувствия и раскаяния, пытался достучаться до меня.
В тот момент я почувствовала злорадство. Наконец-то кто-то признал свои ошибки передо мной.
— Твоя мама поставила ультиматум, — сказала тетя, заметив, что я молчу. — Либо она подрывает все связи с полицией и подает заявление на Рому, либо он выплачивает компенсацию за моральный ущерб.
Я была ошеломлена. Не представляла, какие у мамы есть связи, но ее решительный ультиматум меня поразил.
— И что сделал Рома? —поджав губы, спросила я.
Оксана пошевелилась. Она сняла пальто, достала пожелтевший конверт и передала его мне.
— Настойчивость в желаемом у тебя от нее.
Я неуверенно взяла конверт из рук Оксаны. Внутри оказались пятитысячные купюры. От удивления я открыла рот, а затем, охваченная испугом, закрыла конверт и прижала его к коленям.
— Она хранила их всё это время?! — прошептала я.
— Да, — ответила Оксана. — И отдала бы раньше, но не считала это нужным после того, как ты уехала из Армавира, не попрощавшись.
Я схватилась за голову и закрыла глаза.
— Есть еще что-то, о чем я не знаю?
— У Дианы открыт счет в банке. Суммы вполне хватит на покупку квартиры в Москве. Он твой.
— Что?!
Мне пришлось прикрикнуть.
— Обсудишь это с нотариусом. Диана составляла завещание.
— Она что, думала, что сможет откупиться? — возмущалась я. — Подарить мне это, — я потрясла конвертом, — думая, что я просто растаю? Я не Скрудж Макдак, деньги не вызывают у меня восторга. Мне нужна была она!
Я начала задыхаться от подступающей истерики. Долгожданной и такой нужной. Мне не хватало воздуха, и я схватилась за грудь. Тётя коснулась моей спины, медленно погладила и шептала успокаивающие слова.
Через несколько минут я пришла в себя. Прорычав сквозь зубы, поднялась и направилась к машине Илатова.
Я не понимала, что мной двигало. Злость на маму за то, что она молчала всё это время. Всё то время, когда я считала, что она поверила Оксане и отвернулась от меня, оставила одну. Но ведь так оно и было! Мамы не оказалось рядом ни в тот день, ни потом. Она играла в свои игры с монетами, пока мне нужна была её поддержка!
Дверь едва не слетела с петель от моего напора. Рома, который говорил по телефону, вздрогнул, медленно поднял на меня взгляд и оскалился. Я тяжело дышала, как загнанный зверь. Нам нужно было прояснить ситуацию.
— Выходи.
Я почти прорычала это слово. Оксана паниковала, щебетала что-то позади. Пока Рома приходил в себя, вылезал из машины, я отвернулась и провела рукой по лбу. На пальцах ощущалась холодная испарина.
Двери машины Илатовых и соседняя хлопнули почти одновременно. Из автомобиля вышел Дмитрий. Я наблюдала за ним, пока он медленно шел к нам, засунув руки в карманы пальто.
Смотреть ему в глаза было трудно. Я бы хотела пережить этот момент в одиночестве, но он оказался рядом со мной. Я не испытывала недовольства, но без его присутствия все было бы проще.
Он обогнул машину Илатова и подошёл ко мне. Я подняла очки и посмотрела ему в глаза. В них я видела поддержку и тепло. Я без слов просила его не вмешиваться, оставить меня одну. Молила, чтобы он позволил мне закончить это и больше никогда не возвращаться.
Дмитрий коротко кивнул, поняв меня, и обнял. Легко поцеловав меня в лоб, он отошёл и пропустил вперёд.
Я сделала несколько шагов и швырнула конверт с деньгами Роме прямо в грудь. Он вскрикнул от неожиданности, но успел его поймать.
— Возвращаю. Ведь ты злился на меня не из-за того, что я сбежала. А потому что мама заставила тебя платить за мой поступок!— Они мне не нужны...
— И мне не нужны, — крикнула я. — Почему вы оба — я указала на Рому и могилу мамы — решили, что бумажки важнее извинений? Три простых слова, Рома! Мне так жаль! Потому что, напомню, я была ребенком, идиот!
Мой голос сорвался, и последние слова я произнесла дрожа. Больно. Больно. Больно.
— Настя...
— Сколько раз мне нужно повторить, чтобы вы перестали называть меня так? — раздраженно воскликнула я. — Настя рисовала на бумажках, которые подарила тетя, пока ее пытался изнасиловать дядя. Настя рыдала от несправедливости жизни, скучала по умершему отцу и терпела унижения от мамы. Это не я! Забудь это имя.
Я кричала там, где это было запрещено. Мертвая тишина отзывалась на мои порывы, на мои эмоции, которые я не смогла сдержать. Я взглянула на Рому. Впервые в жизни я увидела его негодование. Впервые в жизни я заметила в его глазах каплю сожаления и сострадания.
И вот что странно... Почему мне хотелось громко смеяться?
— Ты здесь только потому, что я разрешила. В других обстоятельствах я бы закопала тебя заживо. Настолько я ненавижу тебя.
Я была в ярости. Меня трясло. Я смотрела на Рому с презрением. Я задыхалась от обиды. Мне было четырнадцать. Я должна была рисовать, смеяться с подругами на площадке, рассказывать истории за ужином, гулять в парке. Я не должна была бояться пьяного тела, испытывать страх и понимать, что такое животная страсть, перед которой нет преград.
Я стала пленницей своих страхов. Пленницей плохого опыта, который невозможно забыть. И этот груз преследовал меня все годы.
Оксана потянула Рому к машине. Он растерялся и чуть не упал, но быстро восстановился и пошел за женой. Она сказала, что придет на поминки без него.
Когда их машина тронулась с кладбища, я застонала, осознав, какую ужасную сцену только что устроила. Ноги подкосились, и я бы упала на песочную дорожку, если бы не Дмитрий. Он подхватил меня за плечи, нежно поцеловал в макушку и подвел к машине.
Я молча села на пассажирское сиденье. Дмитрий не спешил садиться рядом, давая мне возможность выплакаться.
Я не могла смириться с происходящим. Меня ранило отношение близких людей.
***
Я стояла у кухонного стола, перекладывая салат в глубокую тарелку. Оксана настояла на поминках, как её учили родители. Для меня это имело смысл, если у человека есть близкие люди. И не имело, если на него всем плевать.
Салат на ложке вдруг полетел в тарелку с неожиданной силой. Я разозлилась, не смогла сдержать эмоций. Вдруг чьи-то руки скользнули по моей талии и крепко обняли. Я глубоко вдохнула. Дмитрий дышал мне в шею, касаясь губами виска. Я смахнула слезу, положила в тарелку последнюю ложку и повернулась к журналисту. Его взгляд был обеспокоенным, но без жалости. Весь день он молчал, но не отходил далеко. Он контролировал и оберегал меня.
За столом, кроме меня и Дмитрия, сидели Оксана и ещё одна женщина. Тетя Лена, с которой я была знакома с детства, узнала о поминках только сейчас. В этот же момент она узнала и о смерти Дианы. Были ли они подругами? Трудно сказать. Но ситуация с Леной напоминала ситуацию с Оксаной: мама позволяла ей быть рядом, но сама не проявляла интереса.
Оксана сидела, задумчиво глядя в пол. Тетя Лена тихо и горько плакала. Я поставила тарелку на стол и села на диван. Лемин устроился рядом. Оксана разлила по рюмкам жидкость. Тетя Лена произнесла прощальный тост, но я была словно в вакууме, едва разбирая её слова.
Голова вдруг стала тяжелой, перед глазами все поплыло, и я погрузилась в темноту. Когда я очнулась, передо мной стоял Дмитрий. Его лицо было холодным, а глаза горели. Он выдохнул и притянул меня к себе.
Я сглотнула, ощущая пульсирующую головную боль. Морально я была готова выдержать этот день, но физически мое тело ослабло сильнее, чем я предполагала.
— Я в обморок упала? — тихо спросила я.
— Да, — ответил он.
Я обняла его за спину, прижав ладони к лопаткам. В голове было пусто, но я все еще ощущала слабость.
— Тебе нужно отдохнуть, — прошептал он. — Ты слишком перенервничала сегодня.
— Наверно, ты прав, — согласилась я, отстраняясь.
В зале собралось несколько гостей, и я направилась в свою бывшую комнату. Легла на кровать, свернулась калачиком и обняла старую игрушку. Мой тихий, приглушенный всхлип заполнил пространство.
За короткий срок на меня обрушилось слишком много. Мама ушла... Письма папе я боялась даже представить.
Лежа и едва дыша между всхлипами, я размышляла, как меня могли так жестоко предать. За что мне выпало это невыносимое страдание сейчас, когда я думала, что прошла все испытания и заслужила...
...счастье.