20.
Я сидела, скрестив ноги, и сжимала пальцами ворсинки ковра. Подперев подбородок руками, я смотрела на свое отражение в зеркале напротив. В квартире было жарко, и я переоделась в майку Мишель. Из телевизора доносились очередные претензии к организации свадьбы из шоу, которое обожала моя подруга. Я слушала только краем уха, мои мысли витали где-то далеко.
Мишель предлагала мне угоститься остатками со своего дня рождения, который я пропустила, но я ничего не могла съесть. Губы пересохли, и они посинели. Волосы были собраны в небрежный пучок. Руки дрожали, но не от страха или волнения — это было похоже на побочный эффект. Мое присутствие здесь ощущалось как побочный эффект. Вся моя жизнь казалась мне глупой побочкой.
Мишель вошла в комнату. Желтая подсветка уступила место яркому свету. Она что-то оживленно рассказывала, открывая и закрывая шкафчики. Ее приглушенный смех и еле слышный голос доносились до меня. Я продолжала смотреть на себя в зеркало, не моргая.
Я сама ей позвонила. Мне было невыносимо находиться рядом с человеком, который видел меня в отчаянии, поэтому я решила найти утешение в солнечном свете Мишель. Но ее свет, к сожалению, так и не пробился.
В зеркале я увидел свои глаза. Бездна отчаяния, безнадежности и печали.
Побочка.
— Да что с тобой такое, сладкая?
Мишель села напротив меня в позу лотоса, нахмурив тонкие брови. Ее губы слегка сжались, а ресницы быстро захлопали. Она озадаченно смотрела на меня. Я не отрывала взгляда от зеркала, разглядывая подругу.
— Ты как труп.
Я вдохнула полной грудью и отвернулась, избегая её взгляда.
Мишель ничего не знала о произошедшем. Я появилась просто потому, что появилась. Она не задавала вопросов и вела себя так, будто мы не ссорились несколько недель назад. Будто я не молчала всё это время. Будто не пропустила её день рождения и не вела себя эгоистично.
— Я устала.
Я прошептала. Миша молчала несколько секунд, потом придвинулась ближе и села на боковую часть кровати, опершись спиной. Она запрокинула голову, как и я, и повернулась ко мне.
— И в таком состоянии ты не нашла идеи лучше, чем прийти ко мне?
— Что в этом плохого?
— Ты хочешь сказать, что тебе так нужна моя поддержка, что ты решила поделиться?
— Похоже на то.
— Лгунья.
Она покачала головой и скрестила руки на груди. Я удивленно посмотрела на нее. Она вытянула ноги и скрестила их, постукивая одной стопой.
— Лгунья?
— Настоящая, если правда пришла, потому что хочешь поделиться. Выкладывай, что с тобой.
Я устало закатила глаза и откинулась на спинку.
— Да так... — протянула я. — Пару дней назад я похоронила маму. Папа, оказывается, не умирал. Он просто ушел, бросил нас.
Мишель задумалась над моими словами. Наконец она произнесла:
— Алиса, выключи телевизор.
Я закрыла глаза и плотно сжала губы. В груди сжалось от мысли, что я снова веду себя эгоистично, не рассказав Мишель правду сразу. Но тогда я бы разрушила её праздник. Может, я вообще мешаю ей жить?
— Ты блокируешь эмоции.
— Хватит...
— Ты блокируешь!
— Да даже если так, что с того?
Я сказала тихо, но жестко. Почесав нос, поднялась на ноги и посмотрела на подругу сверху вниз.
Чем мне помогут эмоции в этой ситуации? Они вернут маму? Оправдают отца? Помогут осознать, что меня обманывали все это время? Какой в них смысл сейчас? Почему не стоит их блокировать?
— Навостри свои иголки. Растопырь их в разные стороны, пусть они пронзят каждый сантиметр этой комнаты. Сейчас они впились прямо в тебя.
— Мишель, если ты про очередной разговор о том, что я ежик, то я не в настроении на...
— Ты эмоциональная пустышка.
От неожиданных слов я потерялась.
— Ты на дне. В самой глубокой яме. Ты как утопающее существо.
Я фыркнула, теряя дар речи. Открывала и закрывала рот, надеясь, что Мишель скажет что-то ещё, но она молчала. Она поднялась с места, следуя за мной, и строго смотрела на меня, как на провинившегося ученика.
— Это я утопающее существо?
— Ты, — кивнула она. — А сейчас что ты делаешь, Ана? Спасаешься, чтобы не плакать? Не смеши. Ты просто боишься, как всегда.
Я рассмеялась, не веря, что Мишель действительно это сказала. Неужели я настолько ей надоела? Может, она решила наконец-то высказать все, что накопилось у нее на душе?
Сбеги, как всегда. Укройся от мира. Ты же так хорошо это делаешь. Блокируешь эмоции, держишь боль внутри, разрушаешь себя снова и снова. Постыдись своих чувств, уменьшившись до атомов! Давай!
— Да что ты несешь!?
Я пыталась остановить Мишель, но она не давала мне слова вставить.
— Как жаль, что единственный способ избежать суровые реалии развалился. Так трагично, что письма отцу теперь бесполезная трата времени, ведь он бросил тебя!
Я стиснула зубы. Она продолжала безжалостно высказываться, прожигая меня взглядом, словно раскаленным копьем. Ее слова разрывали мое хладнокровие, трещина за трещиной. Я чувствовала, что скоро не смогу сдержать себя.
— Прекрати сейчас же. Ты делаешь мне больно этими словами.
— Не перестану. Знаешь почему? Потому что тебе пора взглянуть своим страхам в лицо, услышать то, что сидит глубоко в душе. Хватит уже строить из себя героиню, потому что они не трусят и уж точно не боятся посмотреть правде в глаза.
Она не останавливалась. Продолжала давить на меня, повышая тон. Доводила до кипения.
— Это ты себе придумала, что я героиня. Я никогда из себя ее не строила. Ты всегда говорила, что я сильная и независимая, ты всегда утверждала, что мне все по плечу. Мишель, посмотри правде в глаза: я та, кого ты вообще описывала?
Я сжала виски пальцами и застонала. Что, черт возьми, происходило?
Опустила голову, закрыла лицо руками и зажмурилась, пытаясь справиться с накатывающей истерикой. Она специально доводила меня до этого состояния, чтобы я потеряла контроль.
Ее рука коснулась моего плеча. Она погладила его, затем другой рукой взяла меня за ладони и отвела их в стороны. В ее взгляде больше не было прежней ненависти.
— Ты именно такая, какой я тебя описывала. Но иногда ты меня бесишь своей беспомощностью, которая тебе совсем не подходит! Если больно нужно плакать. Тебе больно?
— Больно.
— Не бойся того, что внутри тебя. Куда страшнее, что снаружи.
Я медленно опустилась на пол, зарывшись лицом в волосы. Через мгновение я уже не могла сдерживать дрожь и громкие, мучительные рыдания. Мишель крепко обняла меня, давая возможность плакать и кричать, сколько нужно. Её руки, словно щит, защищали меня от всех бед и несчастий. Она стала моим защитником, опорой в этой трудной битве.
— Не говори, что не можешь что-то сделать, потому что ты сильная. Но сильная и стойкая — не значит бесчувственная. А потому, плачь, плачь и еще раз плачь. Выпускай свою обиду и боль через рыдания, страдай, пока совсем не отпустит. Иначе не справишься.
Я обняла ее. Слезы капали на ее футболку, но Мишель не отпускала меня, пока я не перестала плакать.
— Я не знаю, как мне быть дальше.
— Пиши последнее письмо.
Я шмыгнула, потирая глаза.
— Ни за что. Он не достоин...
— Не важно. Ты достойна. Достойна жить ради себя, жить здесь и сейчас. Прошлое еще никогда не спасало и не делало будущее лучше, чем настоящее.
— Может ты и права.
После долгих разговоров, прошедшей безумности и двух кружек чая, я все же уехала домой.
* * *
— Ты слушаешь?
Щелчки пальцев вернули меня в реальность. Я покачалась в кресле, пододвинулась к столу и положила на него руки. Опустив плечи, я покачала головой и пробормотала, что я здесь.
Леонид Меирович кивнул и продолжил. Я сидела в конференц-зале Крауз-холла и слушала обсуждение моих работ. Речь шла о предстоящем вечере, который посвятят моим произведениям. Сейчас обсуждали мои последние проекты.
После разговора с Мишель я не смогла отправить последнее письмо. Что-то удерживало меня, не позволяя действовать спонтанно. Казалось, нужно было успокоиться, чтобы решиться на задуманное.
— Сегодня суббота, — сказал Виктор. — Предлагаю выставочный зал на «Песчаной». Это наши партнеры.
Виктор был мужчиной лет тридцати с небольшим животиком и угрюмым выражением лица. Он был правой рукой Леонида, и все наши встречи проходили с его участием.
— Он отлично подойдет для твоих фотографий, — добавил он.
— Ты определилась с темой?
Я неловко похлопала ресницами. Не то, чтобы у меня хватало на это времени...
Леонид поднес руку к лицу и задумчиво провел пальцами по подбородку. С моего возвращения из Армавира мы трижды встречались на подобных мероприятиях, включая сегодняшнее. На каждой из них я была не слишком сговорчива. Похоже, это начало настораживать управляющего Крауз-холла.
— Мы не можем организовать выставку в самом Крауз-холле? — подала я голос, лишь бы не казаться совсем безучастной. — С него все началось.
— Временные рамки, — ответил Леонид. — Мы же обсуждали это пару дней назад, помнишь?
— Точно.
Я поддакивала. Вдруг вспомнила: он говорил, что в Крауз-холле авария, нет ни отопления, ни света. Значит, помещение не подходит для моей выставки.
Виктор протянул мне папку и открыл её. На первой странице была моя фотография. Пролистав дальше, я поняла, что это все работы, которые я заранее отправила в Крауз-холл.
— Выбери что-нибудь. И назначь тему. Ответ нужно дать к сегодняшнему вечеру, больше нет времени для оттягивания.
Я послушно кивнула, подняла папку и направилась на выход. Меня мало волновало в каком зале будет проходить выставка, какие люди соберутся на ней. Но то, что неизменно трогало мою душу – к чему она приведет в этот раз. Я не должна ошибиться с темой.
Вернувшись домой, я пересмотрела файлы с работами снова и снова, но так и не смогла связать их в единую тему. Все казалось не тем.
Я достала из нижнего ящика флешку. Работы для нового фотоаппарата, который мне подарила Мишель, накопились, но что-то подсказывало: нужно нечто большее. Не мои переживания и мысли через призму собственного видения, а что-то глубже. Что именно — я не знала.
Флешка открылась, и передо мной появились тысячи работ, разделенные на папки. Каждая отражала определенный период моей жизни или тему: «Животные», «Проходящие мимо люди», «Закаты», «Дворы». Я перебирала их, надеясь найти нужное. И вдруг заметила одну папку, которая выделялась среди остальных.
«Мишель».
Ее фотографий оказалось неожиданно много. Некоторые я сделала по ее просьбе, другие – тайком, как чувствовала. Остановившись на этой папке, я внимательно рассматривала каждую фотографию с Мишель.
На одной из них она специально строила рожицы, выпячивая губы и задирая голову, чтобы выглядеть лучше и следовать моде. На другой – смеялась, прикрывая лицо рукой. На одной фотографии она стояла, уперев руки в бока, чтобы кадр получился удачным, а на следующей – хмурилась, читая сообщение на телефоне. Я поняла, что задержалась с просмотром ее фотографий слишком надолго...
Я оформила папку, отредактировала фотографии и отправила их на почту Крауз-холла.
Я определилась с темой выставки.
* * *
Мягкий свет в зале создавал особую атмосферу. Я переходила от одного человека к другому, помогая всем с вопросами. Сегодня я впервые не была поглощена проблемами.
А еще, сегодня я нервничала сильнее, чем на предыдущих выставках.
Мишель задерживалась. Она сообщила, что у нее собеседование в юридической фирме и придет позже. Дмитрия тоже не было. Леонид Меирович разговаривал с важными клиентами, а Виктора я не видела вовсе. Отойдя от очередного собеседника, который спрашивал меня о том, как я пришла к такой идее, я заметила Алексея Градского в проеме между залами.
Я увидела его изумление издалека.
Выставка называлась «Последний шанс».
— Удивлен?
Я подошла к Леше тихо, и он сразу заметил меня, его взгляд загорелся восторгом, а на лице появилась широкая улыбка.
— Это просто невероятно...
Он не мог подобрать слов, продолжая смотреть на фотографии за моей спиной. Все стены зала были украшены снимками Мишель.
— Она уже увидела?
— Нет, еще не пришла. Задержалась на работе.
Я нервно прикусила губу. С широкой улыбкой повернулась к Леше и сказала, что вернусь позже. Хотя я и старалась думать за всех, меня не покидало беспокойство: вдруг что-то упустила или что-то пойдет не так. Но больше всего я ждала встречи с Дмитрием.
И вот он вошел в выставочный зал. В своем обычном строгом костюме, с одной рукой в кармане брюк. Я подбежала к нему и крепко обняла.
— Наконец-то.
Он не успел оглядеться. Я не дала ему сделать ни шага. Крепко удерживая его, я подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза. Как всегда, они вспыхнули при виде меня.
— Поздравляю с первой крупной выставкой.
— Готов? Не зря я боролась за первые места.
— Я знал, что ты справишься без чьей-либо помощи.
— Знаешь, — я взяла Дмитрия за руку и отвела взгляд. — Я как книга с вырванными страницами, полными загадок, которые только злят и сбивают с толку. Но я обещаю, что соберу эти страницы и дам тебе их прочесть.
— Философствуешь?
— Не порти момент.
— Я понимаю, о чем ты. Даже если в книге не хватает страниц, она все равно интересна.
— Но в моей жизни есть человек, который нашел путь к этим страницам. Поэтому...
Я отступила назад, увлекая за собой Лемина. Мы прошли арку и оказались в зале, где были развешаны фотографии Мишель.
Он странно усмехнулся, еще не понимая, о чем я говорю. Я внимательно следила за его эмоциями: как он отводил взгляд, как опускались уголки его губ. Дмитрий отпустил мою руку, подошел к одной из фотографий и замер.
— Она – самый дорогой человек, которого я встречала.
— Нет... Она нечто большее.
Я тихо улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Ущипните меня...
Мы с Дмитрием повернулись на голос. В центре зала стояла Мишель, ее глаза были широко раскрыты, она не могла отвести их от моего творения. Ее рот оставался открытым в изумлении.
Мое сердце забилось быстрее, когда я осознала, что она видела мое произведение.Мишель нашла меня взглядом. Ее глаза тут же наполнились слезами.
Я всегда считала, что это я – тот самый спасательный жилет в жизни Мишель. Я думала, что именно я была тем, кто разбавляет ее бурную жизнь своей приземленностью и всегда остается рядом. Но никогда прежде я так не ошибалась.
Это Мишель – мой спасательный жилет.
Она была моим спасением. Мой истинный фанат, преданный друг и самый настоящий человек в моей ненастоящей жизни.
Я долго сидела над отцовской почтой после выставки. Мишель настаивала, что мне нужно написать последнее письмо, и я металась, перечитывая свои пронумерованные послания. Я давала им названия, словно они были главами книги, моей личной истории. Это больше, чем просто дневник.
Это вся моя жизнь.
И все же, в жизни всегда есть выбор: плыть по течению или идти своим путем.
Жить прошлым или строить будущее.
Я со своим выбором определилась.