Глава 24
***
Мадридское утро встретило их прохладой и прозрачным, почти бесцветным небом. Воздух после вчерашней адской жары стадиона и гнетущей атмосферы поражения казался невероятно свежим, почти целебным. Брауна шла рядом с Родриго де Паулем по тихой улочке недалеко от отеля команды. Между ними, крепко сжимая пальцы отца одной рукой, а другую доверчиво вложив в руку Брауны, семенила Франческа. Дочка Родриго, маленький солнечный зайчик с темными, как у отца, кудряшками и огромными карими глазами, была одета в ярко-розовое пальтишко, поверх которого плащ, и несла на спине рюкзачок в виде единорога.
— Брауна, а правда, что ты доктор?— Франческа подняла на нее серьезный взгляд, подражая важной походке. — Папа сказал, ты спасаешь футболистов! — девочка подпрыгнула, как бы повисая на руках взрослых.
Брауна невольно улыбнулась, глядя на эту искренность. Вчерашние слезы, гнев и страх казались каким-то дурным сном.
— Правда, солнышко! — ответила она, слегка сжимая маленькую ладошку. — Но не всегда получается спасти, если они сами лезут в драку с великанами. — Она бросила игривый взгляд на Родриго. Тот фыркнул.
— Да ладно тебе, чемпион. — та ткнула его в плечо, хохоча.
— Да какой чемпион.. — Родриго почесал затылок смотря куда-то вдаль улочек. — Сложно назвать победу в матче, где травмировался игрок... — небольшая пауза из-за кашля аргентинца в кулак.
— ...Пусть и противника – такая себе победа.
Мужчина взглянул на шатенку, которая все это время внимательно слушала его ответ. В её глаз он увидел признательность? Восхищение?
— Именно поэтому Родри ты самый чудесный и человечный... — она задрала голову вверх и улыбнулась.
— Хватит так пялится! — он небрежно, но аккуратно–наиграно отвернул ее лицо в другую сторону. — Сейчас начну кричать, put..Ауч!
Он был прерван подзатыльником хрупкой руки девушки. Секунду они смотрели друг на друга в недоумении, а после заполнили улицу своими смехом.
«Наглец!!!»
Они шли неспешно, наслаждаясь тишиной, нарушаемой только звонким щебетом Франчески и скрипом ее новых ботинок по плитке. Родриго нес ее розовый рюкзак, казавшийся нелепо маленьким в его огромной, жилистой руке. Он выглядел удивительно... мирным. Мягким. Грубоватые черты лица, обычно напряженные в готовности к бою на поле или в защите своих, сейчас были расслаблены. В глазах светилась глубокая, спокойная нежность, когда он смотрел на дочь.
— Ну чё там.. — начал он наконец, его голос был тише обычного, чтобы не спуговать утреннюю идиллию.
— М-мм..? — девушка повернула голову в строну мужчины.
— Как наш каналья? Колено? — Шатен кивнул в сторону, как будто Педри мог быть где-то здесь. В его вопросе не было злорадства, только привычная забота, смешанная с легкой досадой. Его люди – его ответственность, даже если эти люди – упрямые полузащитники из Барсы.
«Каналья? Давно ты стал таким начитанным, старина?»
Брауна вздохнула, наблюдая, как Франческа пытается поймать тень голубя.
— Физически? Цело. Сильный ушиб, гематома размером с яблоко. Ходит, прихрамывая. Две недели покоя – и будет как новенький. — Она сделала паузу, и в ее голосе прозвучала та самая горечь, которую она пыталась прогнать утром. — А вот его эго... его эгоизм и безрассудство... — Лопес взглянула на мужчина, который смотрел на нее и внимательно слушал.
— Родри, это то, что действительно угрожает его карьере. Он плевать хотел на договоренности, на предупреждения. Рванул как угорелый, назло всем и вся. И чуть не... — Она не договорила, сжав губы. Образ его падения, его белого от боли лица снова всплыл перед глазами.
«И даже не удосужился рассказать причину. Кретин!»
Родриго остановился, заставив остановиться и Франческу, которая тут же начала крутиться вокруг его ног. Он повернулся к Брауне, его темные глаза сузились, приняв то самое выражение
аргентинского бульдога, которое заставляло трепетать соперников на поле.
— Знаешь что, Браунча.. — сказал он тихо, но так, что каждое слово било, как молот. Родриго наклонился чуть ближе, не отпуская руки дочери.
— Если этот недоумок каталонский еще раз подведёт тебя и твое доверие.. — Он сделал паузу для драматизма, и его свободная рука сжалась в кулак. Кареглазый негромко щелкнул костяшками пальцев. Звук был сухим, угрожающим. — Я лично займусь его реабилитацией, переломав ему перед этим обе ноги. — Де Пауль улыбнулся как-то самодовольно и положил руку на голову дочери.
Глаза Брауны округлились. Потом она рассмеялась. Искренне, громко, от души. Этот контраст – свирепая угроза в адрес звезды Барсы и маленькая девочка, крутящаяся вокруг его ноги в розовом плаще – был невероятно абсурден и... бесконечно дорог.
Это был ее Родри.
Ее защитник.
Ее брат.
Готовый на все ради нее, даже на такое безумие.
— Понятно, мачо. — сквозь смех выдохнула она, вытирая слезинку.
— Я передам ему твои... теплые пожелания скорейшего выздоровления.
— Обязательно передай! — кивнул Родриго, его лицо мгновенно сменилось с грозного на абсолютно безмятежное, как только он посмотрел на Франческу, тянувшую его за руку к воротам садика.
— А теперь, принцесса, пора показывать твой новый рюкзак воспитательнице!
«Спасибо, Родри...»
Розарио улыбнулась еще шире, видя, как её друг кружит дочь под лучами солнца.
«Спасибо за этот смех. За эту абсолютную, безусловную готовность встать стеной. За то, что напомнил, что я не одна...»
— Айболит, че ты застыла — обратился к ней мужчина, с дочерью на шеи.
Лопес прыснула смехом и двинулась в строну своих родных людей.
«...Что где-то есть якорь в лице этого безумного аргентинца с сердцем размером с Ла-Плату. За то, что он видит мою боль и тушит ее своей дикой заботой.»
— Да так... — Брауна уже стояла перед аргентинцем, поправляя задравшееся платьица девочки.
—...задумалась. — и вновь широкая, искренняя улыбка.
Шатен лишь усмехнулся и закинув свою массивную руку на хрупкие плечи девушки, повел их дальше.
Они довели Франческу до ярких ворот детского сада. Девочка обняла отца так крепко, что, казалось, не отпустит никогда, потом бросилась на шею Брауне, оставив на ее свитере, опять Бемби! Она не думала, что наденет его снова, но утром потянулась к нему машинально, липкий поцелуй в щеку.
— Пока, Брауна! Приезжай еще! И спаси футболистов! — крикнула она, уже убегая к подружкам.
— Обязательно, солнышко! — крикнула ей вслед Брауна, чувствуя, как что-то теплое и щемящее разливается в груди.
Они постояли немного, наблюдая, как Франческа растворяется в веселой детской суматохе. Потом развернулись и пошли обратно к отелю. Молча. Но это молчание было другим – наполненным тихим пониманием, утренней свежестью и легкой грустью от скорого расставания.
***
Дорога к отелю пролетела слишком быстро. Вот уже показались знакомые вывески, автобусы команды. Родриго замедлил шаг у входа.
— Ну что, доктор... — начал он, засунув руки в карманы джинсов.
В его глазах светилась привычная дерзость, но где-то глубоко таилась та же тоска, что и у нее. — Пора тебе собирать чемоданы в эту вашу... Барселону.
Они стояли лицом к лицу на почти пустой утренней улице. Брауна вдруг остро ощутила, как ей будет не хватать этого. Утренних прогулок. Его грубоватой заботы. Смеха Франчески. Этой невероятной, необъяснимой связи, возникшей в пекле чемпионата мира и укрепившейся в Аргентине...
— Да.. — просто сказала она. Голос вдруг предательски дрогнул.
— Скоро вылет.
Он посмотрел на нее. Прямо. Видя все – и усталость, и остатки пережитого кошмара, и эту щемящую грусть расставания. И тогда он раскрыл объятия. Широко. Без слов.
— Ой все! Иди под крылышко... — вымолвил тот, сострив недовольное лицо, смотря в глаза девушки, которые предательски блестели.
Она шагнула вперед, впиваясь лицом в грубую ткань его куртки. Он обнял ее. Не как брат, прощающийся с сестрой на пару дней. А как человек, который знает цену разлуке и боится ее.
Крепко.
Горячо.
Так, что ребра слегка заныли. Его большие ладони легли ей на спину, одна – чуть ниже лопаток, другая – у самой шеи, пальцы вцепились в ткань ее свитера. Она ответила ему с той же силой, вцепившись в его спину, уткнувшись носом в воротник, вдыхая знакомый запах – кожу, кофе, что-то неуловимо родное, аргентинское.
«Не отпускай. Еще минуту. Вот так. Тепло. Сила. Дом. Он пахнет домом. Не Барселоной. Не Испанией. Домом из детства, которого уже нет. Буэнос-Айресом, мамиными эмпанадас, папиным смехом. Он – мой кусочек Аргентины. И отпускать его... больно. Так больно.»
Они простояли так долго. Молча. Передавая друг другу всю невысказанную тоску, всю поддержку, всю благодарность за то, что они есть друг у друга в этом безумном мире футбола и травм. Прохожие обходили их, но им было все равно.
Наконец Родриго глубоко вздохнул и слегка отстранился, но не отпустил до конца. Его руки остались на ее плечах.
— Ты позвонишь? — спросил просто, но шатенка почувствовала, как усилилось давление на её плечах.
Не "позвони, если что", а именно "позвонишь".
Как приказ.
Как необходимость.
— Каждый день. — ответила Брауна, пытаясь улыбнуться, но чувствуя, как предательски дрожит подбородок. — Чтобы контролировать, не сломал ли ты кому-нибудь ноги без меня. — и снова привычное ей действие – толчок рукой в его плечо.
Мужчина усмехнулся, коротко и резко. — Без тебя – никому. Обещаю. — Он сжал ее плечи в последний раз. — Теперь вали, мелкая. Твои упрямые козлики ждут. — Родри отступил на шаг и махнул рукой куда-то в строну отеля.
— Твои тоже. — парировала она, нащупывая в кармане карточку от номера.
И Родриго кивнул. Его взгляд еще секунду поймал ее, зафиксировал в памяти – уставшую, в дурацком свитере, но его, почти сестру. Потом развернулся и пошел прочь, не оглядываясь, широким, уверенным шагом игрока, знающего свой путь.
«Я уже скучаю, большой брат..»
Брауна стояла и смотрела ему вслед, пока его фигура не скрылась за поворотом. Тепло его объятий еще жило на ее коже, под свитером. В горле стоял ком. Воздух Мадрида вдруг показался чужим. Она глубоко вдохнула, пытаясь уловить последние нотки его запаха, но поймала лишь выхлопы проезжающего автобуса.
Она развернулась и вошла в отель. Прохладный, безликий холл встретил ее гулким эхом. Она почувствовала себя невероятно одинокой. Груз чемоданов, предстоящий перелет, возвращение в Барселону к соседству с тем самым упрямым оленем – все это навалилось с новой силой. Но где-то глубоко, под грустью, теплился огонек.
Огонек от его слов: "Каждый день"
Огонек от его безумной угрозы Педри. Огонек от Франчески в розовом пальто. Огонек дома, который можно носить в сердце, даже если он далеко.
Она нажала кнопку лифта, глядя на свои отражение в зеркале стойки ресепшн. Уставшее лицо. Растрепанные волосы. Свитер с Бемби. И синяки под глазами. Но в уголках губ дрожала не сломленность, а что-то упрямое. Живое.
«Ладно, Барселона.»
Подумала Брауна, шагая в глубь лифта.
«Поехали домой. К нашим "козликам".»
Она ткнула хрупким, но таким уверенным пальцем, который знал и мог нащупать каждую связку в чужом теле, кнопку с цифрой десятого этажа.
«И к одному конкретному оленю, которому еще предстоит узнать о планах Родриго на его ноги.»
Легкая, почти дерзкая улыбка тронула ее губы. Было еще рано сдаваться.
***
Комод в мадридском номере отеля выглядел как поле боя после ревизии. Брауна методично, почти с медицинской точностью, складывала вещи в чемодан. Чистые футболки – аккуратные квадраты. Носки – свернуты в плотные шарики. Документы из толстой папки «Стажировка – Атлетико (М)» перекладывались в портфель, страницы шуршали, как осенние листья.
Щелчок застежки на бюстгальтере. Шуршание упаковочной бумаги вокруг хрупкой статуэтки на память.
Глухой стук брошенных в угол туфель, на которых она бежала к нему, к Педри, когда он рухнул...
Лопес подобрала с пола футболку, в голубых тоннах напоминающие Аргентину.
«Грубая нежность, но такая родная.»
Ей так не хватало этого хаоса. Она аккуратно сложила свитер с Бемби, который уже успела сменить на белую рубашку – тот самый, в котором он ее обнимал.
И не только он.
«Блин, а в итоге то он нашел платье Белль?»
Розарио сложила вещь в чемодан к остальной утрамбованной куче и потянулась за чашкой уже остывшего кофе. На глаза ей попалась футболка. Уголок губ сам потянулся вверх.
Пабло.
Ее вечный ребенок. Как он валялся вчера в номере Педри после мороженого, храпя на весь номер, уронив ложку в стаканчик с каплями шоколада на щеке.
«Мороженое всегда его успокаивает»
Шатенка улыбалась, вспоминая ластов и то правило про мороженое. Его придумала она, когда впервые сильно накосячила. Нехотя отмахнув эти воспоминания, она сунула в боковой карман чемодана пачку регидрона.
«На всякий пожарный, для Гаврика»
Неожиданно в памяти всплыл Симонс.
Пальцы резко сжали мягкую ткань треников. Ярость, острая и гадкая, кольнула под ложечкой. Его лицо в полумраке коридора, навязчивый шепот, грубый захват...
«Не понимает слово Нет! Как он смел?»
Она с силой швырнула свернутые треники в чемодан, будто швыряла его самого.
«Если он еще раз... Родриго не понадобится. Сама...»
Мысль оборвалась. Глубоко вздохнула сжимая кулаки...Она не была насильником. Но мысль о том, чтобы дать ему по физиономии ее изящным каблуком, грела душу. Розарио нащупала в сумочке маленький баллончик с перцовкой. После того случая в Катаре на чемпионате мира у отеля, Родри настоял на приобретение. Точнее...он каждый раз контролировал, есть он у Брауны с собой.
...На всякий случай, сестра. Залей лицо и беги...
Рука скользнула по стопке бумаг, выискивая последний отчет для Карлеса. И...наткнулась. Жесткий угол. Не отчет. Справка о здоровье Педри Гонсалеса. Тот самый листок с размашистым диагнозом Миньярро:
<...Сильный ушиб... Повреждения связок и менисков – ОТСУТСТВУЮТ..>
Брауна хмыкнула, коротко и без веселья. Подняла документ, будто взвешивая эту бумажную побед.
«Физически – цел. Морально? Поведенчески?»
Она отбросила справку на столик рядом с чемоданом, словно она была горячей. Взгляд невольно потянулся к распахнутым дверям балкона. Не на свой. На балкон напротив, через узкий пролет отельного фасада.
Номер Педри.
Утренний ветер Мадрида врывался в комнату – свежий, резковатый, пахнущий далеким пробуждением города. Брауна машинально натянула на рубашку легкую кофточку, что Висла на спинке стула, и вышла на балкон, опершись о холодный перила. Губы сами собой завели какую-то бодрую, бессмысленную аргентинскую песенку – защита от тяжелых мыслей.
Она смотрела на пустой балкон напротив. И волновалась.
Не о колене.
О нем.
О Педри Гонсалесе.
Что-то в нем было... сломанным. Не физически. Глубже. Его непредсказуемость, эта вспышка саморазрушительной ярости на поле... Это не было просто упрямством звезды. Всплыли воспоминания первых дней в Барселоне, в их высотке. Огромные синяки под глазами, как у человека, месяцами не знающего сна.
Хромота, не такая, как сейчас, а странная, мигрирующая, будто все тело болит. Хлопанье дверью ночью, не раз, не два. Регулярно. Глухой удар, эхом разносившийся по этажу в три часа ночи.
Злость?
Отчаяние?
Боль?
«Что гнало его из квартиры брата? Что не давало спать? Почему он был похож на загнанного зверя в те первые недели?»
Розарио сжала холодную сталь, вспоминая их первую и последующую встречу.
«Он ясно давал понять, что это не мое дело..но почему мне не все равно? Забота врача?»
Да. Но было что-то еще... Тревога за человека, который явно нес на себе груз, о котором никто не знал. Даже Гави.
Три-и-и-нь!
Резкий звук уведомления на телефоне в кармане джинсов вырвал ее из раздумий. Она вздрогнула, автоматически вытаскивая аппарат. Палец тянулся разблокировать экран, но взгляд...взгляд сам поднялся.
На балконе напротив стоял Педри.
Он выглядел так, будто его вытащили из постели силой – в низких спортивных штанах, без майки, торс, освещенный утренним солнцем, демонстрировал рельеф мышц и... свежий синяк на ребрах от вчерашнего падения. Волосы всклокочены. Он опирался на перила здоровой ногой, больную чуть отставив, и крутил в руке свой телефон. Его взгляд был прикован к ней, полуприщуренный, будто он почувствовал ее присутствие сквозь сон и инстинктивно вышел проверить.
Брауна посмотрела на экран своего телефона.
«2 непрочитанных сообщения. Педро.»
Педро Гонсалес.Сегодня в 10:34
Выглядишь невероятно радостной для такого утра, Лопес.
Педро Гонсалес.Сегодня в 10:34
Наткнулась на мою справку и теперь дышишь полной грудью, зная, что твой самый проблемный пациент не превратился в инвалида?
Брауна хихикнула, коротко и звонко. Звук разнесся в тихом утреннем воздухе. Он услышал. Уголок его губ дрогнул, а девушка быстро набрала ответ.
Me. Сегодня в 10:36
Радость – это громко сказано, Гонсалес. Скорее, облегчение, что твоя безрассудность не привела к более дорогостоящему ремонту твоего колена.
«Баран»
Me. Сегодня в 10:36
И да, справка – милое чтение за кофе. А я вот с Родриго виделась. Провожала Франческу в садик.
Она отправила и подняла взгляд. Педри уже смотрел в экран. Он что-то быстро печатал, его пальцы летали по клавиатуре. И... заметная деталь. Мужчина слегка закусил кончик языка, уголки губ подрагивали в полуулыбке.
Концентрация.
Легкое волнение?
Предвкушение?
Три-и-и-нь!
Ответ пришел мгновенно.
Педро Гонсалес. Сегодня в 10:37
Родриго? В такое раннее время? Надо же, какие вы... близкие. Он уже пригрозил сломать мне что-нибудь за вчерашнее?
Лопес хмыкнуоа и закусила губу в немом удивление. Прямо так и спросил. Внезапно. Наивно-прямолинейно. Или... не наивно?
«Что к чему?»
Она зыркнула на брюнета, который как-то чуть из-под лба глядел прямо в глаза. Ее взгляд вернулся к мобильнику, а тонкие пальцы напечатали ответ.
Me. Сегодня в 10:39
Догадайся сам, каналья. Но пока что он ограничился обещанием Франческе привезти тебя в гости. Когда будешь ходить.
Me. Сегодня в 10:40
Да, очень близки. Как брат и сестра...|
Шатенка подняла глаза с экрана, задержав палец над кнопкой «отправить». Глядя на Педри, который широко ухмылялся от ранее написаного сообщения девушки, зевнул в кулак и посмотрел на девушку.
«сообщение отправлено.»
Она выключила экран и с легким щелчком засунула телефон в задний карман джинс. Подняла голову, чтобы помахать на прощание перед уходом с балкона.
И встретилась с его взглядом.
Он смотрел. Не на телефон. Не куда-то вдаль. Прямо на нее. Его взгляд был... изучающим. Глубоким. Он скользил по ее лицу, впитывая утреннюю бледность, следы вчерашних переживаний под глазами, полуулыбку, застывшую на губах после переписки. Он искал что-то. Следы встречи с Родриго? Искренность в словах о "брате и сестре"? Или что-то еще, более неуловимое? В его глазах не было вчерашнего льда. Была напряженная заинтересованность. И тень того самого вопроса, который он задал в сообщении: Насколько вы близки?
Брауна смотрела в ответ. Ее взгляд тоже был аналитическим, но с другим фокусом. Он скользил по его торсу, отмечая свежий синяк
«Карлес обработал?»
Останавливался на осторожно поставленной левой ноге. Потом поднимался выше – на всклокоченные волосы, тени под глазами.
«Он спал вообще?»
На губы, все еще хранящие след от прикушенного языка.
Волновалась.
Не только за колено. За того загнанного зверя, которого она видела раньше. Вернулся ли он? Что прячется за этой утренней перепиской и изучающим взглядом?
Этот немой диалог длился несколько секунд. Воздух между балконами казался заряженным невысказанными словами, вопросами и странной, новой осторожностью. Утренний ветер шевелил ее волосы, обдувал его разгоряченный сном торс.
Потом Брауна сломала зрительный контакт. Легким, почти небрежным движением. Она не помахала. Просто развернулась и шагнула с балкона назад в номер. Ее голос, тихий, но отчетливый в утренней тишине, был адресован скорее себе.
— ...Сборы, Лопес. Сборы не закончены. И Гави ждет своего регидрона...
Дверь на балкон осталась открытой. Ветер доносил шум просыпающегося Мадрида. А Педри остался стоять на своем балконе, все еще глядя на пустое пространство, где только что была она, с тем же изучающим, неотрывным взглядом, будто пытаясь разгадать загадку по имени Брауна Лопес Розарио. И его телефон с последним сообщением о Родриго беззвучно лежал в его руке.
***
Рев двигателей Айрбаса А320 заглушал остатки мадридских впечатлений. Брауна прижалась лбом к прохладному иллюминатору, наблюдая, как испанская столица уплывает вниз, превращаясь в миниатюрную карту из серых квадратов и зеленых пятен парков. Самолет набрал высоту, небо стало пронзительно синим, почти нереальным после сумрака вчерашнего поражения и утренней грусти расставания с Родриго.
Она сидела в ряду с Френки де Йонгом. Его спокойное присутствие было как якорь. Он уже погрузился в книгу – что-то серьезное, на голландском, – но отложил ее, почувствовав ее взгляд.
— Дома ждет Майлз. — сказал он, слегка улыбаясь. Его глаза, обычно такие сосредоточенные на поле, сейчас светились теплом. — И мама прислала три сообщения с вопросами, как вы с Микки. И фотографию торта. Говорит, испекла ваш любимый – Чоросан. — голландец улыбнулся и забрал голову чуть вверх.
Брауна невольно улыбнулась. Мысль о Хелен, их вечных разговорах за кофе, о душистом аргентинском десерте – это был запах дома. Они познакомились, когда еще были в Аргентине. Его мама приехала навестить их с Микки, там и познакомилась с Брауной.
— Скажи ей, что я уже чувствую запах через экран. — ответила шатенка улыбаясь с зубами.
Френки кивнул подруге, утыкаясь вновь в книжку, но тут же поднял свой взор на шатенку, с желанием что-то сказать, как та его сращу перебивает:
— Через пару дней, как только ты и Гави немного отойдете от матча, собираемся у меня. — выставила та тонкий пальчик перед собой, как бы затыкаясь нидерландца. — Полный состав: ты, Микки, Пабло, Наталия с Рафиньей, если она не свалиться с ног от токсикоза, и... — Она замялась.
— ..и наш инвалид? — мягко подсказал Френки, кивнув куда-то назад, но его светлые глаза были направлены в темные напротив.
Девушка поджала губы, но тут же продолжила с характерным цоком:
— Если он не будет хлопать дверьми и хромать слишком театрально. — парировала Брауна, но в голосе не было злости, только усталая снисходительность.
Дом.
Не просто квартира.
Место, где ждут, где Пабло будет ныть о диете, где Наталия поделится новостями о малыше. Где Френки будет невозмутимо пить чай, а Рафинья – хвастаться последним УЗИ.
Лопес удобнее развалилась на сиденье, пока блондин взглядом указал, что его плечо всегда к её услугам. Она улыбнулась, но опустила голову к иллюминатору.
«...Педри может прийти...или не прийти? Но дверь для него будет открыта. Странно. После всего...»
— Ты уверена, что хочешь весь этот зоопарк в своей хрустальной берлоге?— пошутил Френки, но в его глазах читалось понимание.
Он знал, как она ценит порядок и как редко пускает кого-то слишком близко к своему личному пространству. — После Мадрида... тебе нужен покой.
— Нужен. — согласилась Брауна, глядя на облака за окном, похожие на гигантские ватные клочья. — Но нужны и они. Шум, смех... доказательство, что жизнь идет дальше, несмотря на синяки и проигранные матчи.
«Не смотря на все недосказанности..»
— Эй, доктор Лопес! Освободилось местечко рядом с окошком в бизнес-классе! Хочешь оценить вид? Или... может, просто оценишь компанию?
Их тихий разговор прервал гулкий голос, пробивающийся сквозь шум двигателей. Усман Дембеле стоял в проходе, облокотившись на спинку кресла перед ними. Его улыбка была ослепительной, самоуверенной, а взгляд – откровенно оценивающим, скользящим по ее фигуре в удобных джинсах и мягком свитере.
«Опять? Сколько раз уже "нет" нужно сказать на всех языках мира? После Мадрида... после Хави Симонса... эта настойчивость кажется особенно противной.»
— Усман, я бы не советовал. У нее два друга есть с интересным характером...— начал Френки, закрывая книгу. — Один остался в Мадриде, а дру...
— Усман! Отстань! Она занята! И не только местом! — Пабло вскочил со своего кресла через ряд.
Его лицо было сердитым, глаза горели. Он встал почти плечом к плечу с Дембеле, создавая физический барьер.
— Иди спать. Или играй в свою консоль. Доктору отдых нужен после того, как она тебя от твоих же собственных мышц спасала на разборках!
— О чём я и говорил...— Де Йонг развел руками, но тут же его под ребра толкнула Брауна. Девушка подняла взгляд и повернулась назад. Пабло был в ярости.
Дембеле засмеялся, но без веселья.
— Ой, защитник объявился! Не ревнуй, Паблито, я только...
— Я не ревную! — огрызнулся Гави, краснея. — Я говорю – отстань!
«Спасибо, Пабло.»
Но самый острый, самый прожигающий взгляд пришел не от Гави. Брауна почувствовала его кожей. Она отвела глаза от Дембеле и Гави и встретилась взглядом с Педри.
Он сидел через проход и два ряда назад, у окна. Наушники были надеты, но не включены – провод болтался. Он смотрел на Дембеле.
Не просто смотрел.
Прожигал.
Его глаза были узкими щелочками, в них читалась холодная, опасная ярость. Губы сжаты в тонкую белую ниточку. Он не двигался, но вся его поза излучала напряжение хищника, готового сорваться с места. Его пальцы сжимали подлокотники так, что костяшки побелели.
«Лезет. Гави прав. Надо отбить охоту. Навсегда. Чтобы знал. Чтобы почувствовал спиной этот взгляд и убрался. Но...»
Гонсалес провел языком по внутренней стороне щеки, переводя взгляд на Лопес. Они смотрели прямо в глаз друг друга, будто пытаясь прочесть. Его же смешаться.
«Но... не здесь. Не при ней. Позже. Обязательно позже.»
Брюнет нехотя отвел взгляд от таких манящих очей, которые стали тянуть его к себе все больше и сильнее, как бы он не старался подавить в себе это желание. Он вновь переключился на француза.
Дембеле, почувствовав тяжесть этого немого взгляда, обернулся. Увидел Педри. Увидел его глаза. Улыбка сползла с его лица.
Он неуверенно кашлянул. — Ладно, ладно... Шучу же. Отдыхайте, доктор. — Он помахал рукой и поспешно ретировался в начало салона.
Гави, удовлетворенно хмыкнув, плюхнулся обратно в свое кресло. Брауна кивнула ему с безмолвной благодарностью. Френки, наблюдавший сцену с невозмутимостью статуи, лишь поднял бровь и снова открыл книгу.
Розарио рискнула снова взглянуть на соседа. Он уже отвернулся, уставившись в свое окно. Но напряжение в его плечах еще не спало. Он резко дернул шнур наушников, втыкая штекер в телефон, и надела их, отгородившись от мира. Но жест был слишком резким, и он невольно дернул больной ногой. Его лицо исказила гримаса боли и досады.
«Он... защищал? Молча? Этим взглядом? От Дембеле? Почему? Из-за того, что она "его врач"? Или... что-то еще?»
Лопес закусила нижнюю губу, размышляя над всем произошедшим.
«Этот взгляд... он был страшнее любых слов Гави. И... странно греющий душу.»
Она отвернулась к своему окну. Облака плыли внизу, как бескрайнее ватное море. Френки что-то тихо говорил о планах Микки на вечер, но она ловила лишь обрывки. Ее мысли были там, сзади, с темным силуэтом у окна, сжимающим подлокотники.
***
Через некоторое время стюардесса предложила напитки. Брауна взяла кофе, Френки – воду. После минут пяти блондин удалился в туалет. Брауна продолжила глядеть в окно, как вдруг почувствовала тяжесть на спинке своего кресла. Дыхание нал макушкой, будто кто-то пытался втянуть весь аромат девушки. Она подняла голову.
Педри.
Он опирался на спинку её кресла, стараясь не нагружать больную ногу. Его лицо было нейтральным, но в глазах еще тлели угольки недавней ярости.
— Карлес передал. — сказал он коротко, протягивая ей сложенный листок. Его пальцы слегка коснулись ее ладони. Горячие. — Режим на первые 48 часов. Велел отдать тебе. Чтобы... контролировала. — В его голосе не было вызова. Было что-то... похожее на смущение. Или на осторожное предложение перемирия.
Кареглазая развернулась к нему лицом, устремляя взгляд в его ореховые глаза. Брауна взяла листок. Их взгляды снова встретились. На мгновение. В его – усталость, боль, остатки гнева и... вопрос. В ее – профессиональная оценка, остаток утреннего недоумения и вновь... легкое,едва зарождающееся доверие.
— Спасибо...— тихо сказала она.
— Буду контролировать. Строго. — добавила та указывая на него листком, но не сводя взгляд с глаз. Да и он сам не отводил.
Но через минуту он кивнул, коротко, и, прихрамывая, пошел обратно на свое место, отгородившись от мира наушниками и синим небом за иллюминатором.
Френки наблюдал за этим молчаливым обменом стоя чуть поодаль, его губы тронула едва заметная улыбка. Он ничего не сказал. Занял свое место и просто накрыл ее руку своей большой, теплой ладонью на секунду – молчаливый знак поддержки и понимания.
***
Холодный ветер с залива бил в лицо на открытой стоянке аэропорта Эль-Прат. Багаж был выгружен, черные внедорожники клуба уже разъехались. Остались только они трое у машины Гави. Воздух вибрировал от напряжения, гуще мадридского перед матчем.
— Я сам возьму такси, Пабс — Педри опирался на костыль, который любезно предоставленный медкомандой для показухи и сдерживания его порывов, но его лицо было напряжено не столько от боли в колене, сколько от внутренней борьбы. — Не надо.
— Абсолютно надо! — Пабло Гави хлопнул багажник своего авто после того, как запихнул туда свою сумку и чемодан Брауны. Он пару секунд стоял спиной к другими, но тут же развернулся. Его движения были резкими, энергия – нервозной.
— Ты на костыле, как бабка! И Брауну я всегда довожу. Это закон. — Он бросил быстрый, почти незаметный взгляд на Педри, затем на Брауну и нервно провел кончиком языка по верхней губе.
Настоящая причина была скрыта от друзей.
Проверить.
Удостовериться.
Правда ли, что ему приснилось что его лучший друг и его подруга с детства делят одну лестничную площадку, а он, Пабло, об этом не знал? И почему Педри молчал? Почему молчала Брауна.
Пока Гави возился с замком багажника, Брауна наблюдала за Педри. Он стоял, перенося вес на здоровую ногу, но видно было, как он устал от долгого стояния, как мышцы вокруг ушибленного колена напрягаются даже в состоянии покоя. Что-то сжалось внутри нее. Врач? Да. Но что-то еще, более личное, более тревожное. Без раздумий, почти на автомате, она сделала шаг к нему.
— Оперись... — ее голос был тише ветра, но тверд. Не предложение. Констатация.
Гонсалес взглянул на нее, удивленно, настороженно. Их глаза встретились. В его – усталость, тень паники от назревающего разговора с Гави, и... вопрос. В ее – решимость и та самая тревога. Он колебался лишь мгновение, затем медленно, осторожно перенес часть веса на ее плечо. Его рука легла на ее верхнюю часть спины, чуть ниже шеи, пальцы слегка вцепились в ткань ее свитера. Ее рука инстинктивно обхватила его талию для поддержки.
Прикосновение.
Электрическое.
Даже через слои одежды. Его тепло, его близость, запах аэропорта, пота и чего-то неуловимо его – сандалового дерева? Его дыхание касалось ее виска. Она почувствовала мурашки, пробежавшие по спине. Он вздрогнул почти неуловимо, его пальцы чуть сильнее сжали ткань. Они стояли так, слившись в странном, вынужденном объятии поддержки, пока Гавира заводил машину. Мир сузился до точки их соприкосновения, до шепота ветра и грохота пролетающего самолета.
— Гонсалес, перестань упрямиться! Садись! — Пабло высунулся из окна водителя, его голос резанул хрупкую тишину между ними. — И ты, Бруни, не стой на ветру!
Педри вздохнул, его дыхание, теплое, коснулось ее кожи. Он отстранился, разорвав контакт, оставив после себя пустоту и остаточное тепло на ее плече. Она помогла ему устроиться на переднем пассажирском сиденье, аккуратно убрав костыль на задний диван, куда потом села сама.
Поездка по ночной Барселоне была напряженной. Гави нервно тараторил о матче, о предстоящем отдыхе, о глупости Дембеле. Педри односложно отвечал, уставившись в окно. Брауна молчала на заднем сиденье, глядя на мелькающие огни.
«Он должен сказать Пабло. Нельзя так больше.»
Они подъезжали к их дому. Знакомый фасад высотки. Мартин свернул на парковку.
— Ну, Брауна, твой дворец. — сказал русый, выключая двигатель. Он обернулся к Педри.
— А ты, дружище, напомни-ка адрес своего братского гнезда? А то я забыл. — парень взял в руки телефон, открывая карты. — Надо проложить маршрут.
Тишина в машине стала гулкой. Брауна видела, как Педри напрягся. Брюнет через левое плечо взглянул в глаза девушки, ища какое-то спасение, но не взгляд был непреклонен.
«Пора..»
Он медленно повернул голову к Гави. Его лицо в свете уличного фонаря было закрыто тенью.
— Пабло... — начал он, голос низкий.
— Адрес, Педри. — повторил ролу защитник не отрываясь от экрана мобильника. Его игривость исчезла, осталась стальная нотка.
Гонсалес закрыл глаза на секунду. Потом открыл и посмотрел прямо на друга. — Я живу здесь, Пабло. В этом доме.
Молчание.
Густое, как смоль.
Гави не двигался. Его пальцы сжали руль так, что кожа побелела.
— Здесь? — его голос был тихим, опасным. — В этом доме? На одной площадке с Брауной? — юноша поднял взгляд из под лба, глядя на товарища.
— Да. — ответил Педро и поджал губы.
— Почему съехал от Фернандо? — голос русого был, как затишье перед самой страшной бурей. Он и сам догадывался почему тот сменил место жительства и почему умолчал. — Скажи мне, Педро.
— Ты и сам знаешь. — Гонсалес даже не взглянул в строну друга. Он откинул голову на подголовник сидения прикрывая глаза.
«Ты все знаешь, Пабс. Всё.»
Взрыв.
Гави резко ударил ладонью по рулю. Звук был оглушительным в тишине салона. — ¡JODER, PEDRI! ¿OTRA VEZ? — его крик заставил Брауну вздрогнуть. Но Гавира будто взорвался не от того, что ему сорвали тогда. Он взорвался, будто была другая причина, неизвестная девушке.
— И долго ты планировал скрываться? М?! — русый говорил на повышенных тоннах. Его дыхание стало учащение, а лицо покраснело.
— Пабло, успокойс.. — начала было Лопес с задних сидений, но была прервана.
— Замолчи, Розарио. — рявкнул друг, смотря на подругу, а после вновь вернул свой взгляд на рядом сидящего друга. — Мы потом с тобой поговорим.
И Брауну это пугало. Таким видеть Пабло для нее редкость. Обычно с ней он всегда контролировал свой тон, слова, но не в этот раз. Почему?
«Он знает то, что не знаю я..»
— Ты опять ввязался в это?! Почему?! — преисполнившись в гневе, Гавира рукой ухватил друга за воротник. — Почему ты мне не рассказал?! — Он выкрикивал слова, оборачиваясь на сиденье, его лицо было искажено яростью и... болью. Настоящей, глубокой болью предательства друга.
Педри не отводил взгляда. Его глаза горели. — Я не хотел тебя снова впутывать в это, Пабло! Ты и так слишком много сделал...
— Впутывать ?! — Гави фыркнул с горькой усмешкой. — Я твой лучший друг, идиот! Мы же тогда... — Он резко оборвал себя, бросив взгляд на Брауну, сидевшую как истукан на заднем сиденье, ее глаза были огромными от шока и непонимания. — ...мы же тогда вместе влезли в это. — выдохнул он, почти шепотом, но с такой силой, что слова повисли в воздухе, тяжелые и необъяснимые.
«Вместе? Влезли? Во что?!»
— О чем вы?! — голос Брауны сорвался, тонкий и растерянный.— Ввязался во что? — она переводила взгляд то на друга, но на соседа. — Не молчите!
— Не сейчас, Брауна! — рявкнул Гави, отмахиваясь от нее, как от назойливой мухи, его внимание было приковано только к Педри.
— Позже. С тобой я поговорю позже.
Он резко открыл дверь и выскочил из машины, хлопнув ею так, что стекла задрожали. Педри, стиснув зубы, открыл свою дверь и, с трудом вытащив костыль, вылез наружу. Брауна осталась в машине, чувствуя себя лишней и оглушенной.
«Что черт возьми происходит..»
И ей было страшно. Её пугало неведение о из разговоре, о тайне, которую знают только они. Сначала она думала, что её друг рассердился из-за соседства его друзей, которые это яро скрывали. Нет. Он взорвался совершенно с иной причины.
На холодной парковке, перед капотом машины, два друга сошлись вплотную. Гави тыкал пальцем Педри в грудь, его шепот был шипящим и быстрым, слова долетали до Брауны обрывками через приоткрытое окно.
~...доверие......скрывал.....брат снова......должен был знать! ~
Педри отвечал тихо, но твердо, его лицо было закрыто для нее. В какой-то момент Гави схватился за голову, потом резко провел рукой по лицу, смахивая не то пот, не то слезы ярости. Он что-то резко и тихо прошипел Педри на ухо. Гонсалес в ответ лишь мрачно кивнул.
Потом напряжение внезапно спало. Гави глубоко вдохнул, выдохнул пар. Он потянулся и крепко обнял Педри, похлопав его по спине – жест мужского примирения, вымученный, но искренний. Педри ответил на объятие, его лицо на мгновение прижалось к плечу Гави, выражая облегчение и вину.
***
Через пятнадцать минут они стояли на знакомой лестничной площадке четвертого этажа. Гави, все еще хмурый, но уже без кипящей ярости, тащил чемодан Брауны к ее двери. Педри, опираясь на костыль, ждал у своей.
— Очень круто. — процедил Пабло, ставя чемодан Брауны у ее порога. Его голос капал сарказмом.
— Просто чудесно. Лучшие друзья детства, сестра... и все на одной площадке. Как в дешевой теленовелле. — Он повернулся к Брауне, его взгляд был сложным – злость улеглась, но осталась обида и вопрос. — С тобой я поговорю. Позже. Обязательно. — Он не стал ждать ответа, просто кивнул и буквально влетел в открытую дверь квартиры Педри, хлопнув ею за собой не настолько громко, как дверью машины, но достаточно выразительно.
Лопес осталась стоять одна у своей двери. Шум из-за стены – приглушенные, но все еще эмоциональные голоса Гави и Педри. Она смотрела на закрытую дверь соседа, потом на свою. Тайна соседства раскрыта. Но вместо облегчения – новая, более глубокая тайна.
...Мы же тогда вместе влезли в это...
Обрывок диалога висел в воздухе, как осколки разбитого зеркала, отражая какую-то темную историю, в которую, похоже, был втянут Педри... и Пабло.
История, связанная с её близким человеком.
Историю, которую они скрывали.
От всех.
И особенно... от нее.
Она медленно открыла свою дверь, закатила чемодан внутрь. Квартира встретила ее тишиной и запахом пыли после отъезда. Но тишина была обманчива. За стеной бушевала буря. А в ее голове роились вопросы, на которые пока не было ответов. Она закрыла дверь, прислонившись к ней спиной, глядя в темноту прихожей. Раскрытая дверь в прошлое Педри захлопнулась перед ней, оставив лишь щель, в которую дул холодный ветер незнания. И где-то там, за стеной, ее лучший друг выяснял отношения с человеком, который был не просто соседом, а клубком боли, тайн и... чего-то еще, что заставляло ее кожу помнить тепло его прикосновения на ветреной стоянке аэропорта.
Жду ваших звезд, комментариев и вашего мнения !!!!!!!!!
Надеюсь, что глава вам понравится спустя долгое время отсутствия..;)
Тгк: Мальборо пишет
( или marlborogonzalez )