Концерт
-Ань, я не пойду, завтра спектакль. - припирается Ника, сопротивляясь уговорам подруги.
-Никуся, ну, нас же пригласили! - умоляет Аня - Будет некрасиво взять билеты, а потом взять и не прийти.
-С какого момента ты начала так переживать, что хорошо, а что - плохо?
Вероника не сдержала улыбка, а Аня звонко цокнула, прокрашивая слизистую черным карандашом. Концерт, особенно "Руки Вверх!", были всегда событием, даже для Москвы, гудящей новомодными битами и суетой. Поэтому, можно быть уверенным, что каждая обладательница билета на сегодняшний концерт новых русских звёзд, крутилась возле зеркала, выбирала юбки покорече да красились поярче. Мало ли, может, заметит кто нибудь из солистов.
В отражении зеркала Аня распознала очередное недовольное выражение подруги, рассмеялась.
-Я даже не знаю, как с таким лицом ты вчера станцевала такую чувственную премьеру - проводя карандашом контур бровей, усмехнулась Аня.
-Талант. - отозвалась Белозерская.
-Не язви, а собирайся.
Болекурая сказала это совсем по-матерински, отчего Ника, с и так идеальной осанкой, распрямилась. Недовольно закатила глаза, но встала. И пошла в комнату переодеваться. Она назло одела все чёрное: строго платье чуть выше колена, кружевно-цветочные колготки, пиджак, который больше её размера в полтора-два раза. Ещё и каблуки черные. Тонкие пальцы ловко собрали длинные локоны в высокий хвост, уложив челку на одну сторону. Бриллиантовые сережки, кольцо с крупным рубином на мизинце, темные очки - вызов. Вызов этой ослепляющей моде "поярче и покороче", вызов оглушающей музыке, Ане, Алексею. Она знала, что в толпе разгоряченнвх фанаток в цветастых топах и юбках, Вероника будет холодной, мраморной статуей, вдовой ушедшей эпохи классики.
-Да твою же мать, Белозерская! - выпучила глаза Аня - Ты не могла по-человечески одеться? Без выходок? Нет?
Вероника обречающе помотала головой: она не умела быть такой же, как все, не могла "по-человечески". Только по-своему. И пускай это "по-своему" было полностью черным образом среди вырвиглазно одетых и размалеванных девиц.
-Слушай, а как тебе Алексей то вообще? Вчера цветы принес какие красивые, а ты.. - Аня вздохнула и сняла бигуди с светлой челки.
-А я не продаюсь. Даже за красивые цветы - она замолчала на секунду - Этот твой Алексей проституирует талантом и музыкой. Ты знаешь, как я к такому отношусь.
Аня поворачивается вполоборота, протягивая ей бигуди:
- Знаешь, почему я танцую в кордебалете, а не солирую, как ты? Потому что боюсь сгореть. А ты... ты уже вся - пепел.
Пауза. Вероника смотрит на свои руки с ободранными пальцами, молчит. Не решается что то сказать или просто нечего.
* * *
Лужники. За кулисами пахнет сигаретами и сладкими духами, которыми фанатки напшикали подарки.
Сергей Жуков, затягиваясь «Мальборо», тычет в Алексея носом кроссовка:
- Ты сегодня дерганый какой то. Из за нее?
Алексей, протирая клавиши синтезатора спиртом, чтобы не соблазниться выпить, хрипло смеётся.
- Она ненавидит всё, что мы делаем. И меня тоже.
Сергей садится рядом, вздыхает, молчит. Затягивается сигаретой, не выдыхая дым чуть дольше, чем нужно, отчего во рту стало горько. Почему она вдруг стала так ему важна? Нет, Потехин собирался только развлечься, попробовать что то новое, но никак не влюбляться. После вчерашнего инцидента с цветами в лицо он вспоминал ее. Не проклиная, с улыбкой. С какой бы яростью и злостью она не била его этими цветами, не мог он отказаться от мечт о ней. Наверное, будь бы Леша нормальным человеком - тут же бы оставил идею об этой сумасшедшей. Но нет. Со вчерашнего вечера Вероника стала его новой мечтой, погасив прежнее желание попользоваться ей и сломать вдребезги.
Алексей смотрит на фото сестры, вложенное в кошелек.
-Забудь о ней хотя бы на вечер, окей? Выпей, может, для веселья, а то совсем кислый - Сергей встаёт, хлопает его по плечу - Тем более, она должна быть в зале. А если нет, то все равно играй, будто посвящаешь каждую песню ей.
Перед выходом на сцену Алексей выливает фляжку с коньяком в раковину. Сергей, заметив это, кидает ему жвачку «Love is...»:
- Держи. Твоя новая религия.
Концерт начался. Труппе театра достались места прямо напротив сцены. Задумка Вероники контрастироввть с наряженными артистами и артистками балета сработала на отлично. Белозерская оперлась локтями на париллу балкона, тоскливо осматривая стадион. На концерт пришло невероятное количество людей. Интересно, за сколько они продают свой талант? Окупается ли он?
Лето. Поэтому стадион открыт, и можно дышать свежим воздухом полной грудью, не отнимаю у кого то возможности задохнуться из за бесконечных танцев. Вероника представила, какие пируэты будут крутить ее коллеги по театру, из за чего невольно улыбнулась. Темные волосы, которые каким то образов выбрались из зачесанной прически на свободу, развивались лёгким ветерком. Из колонок заиграла музыка. Белозерская прикрыла на пару секунд глаза, набираясь терпения, чтобы выдержать эти полтора или два часа убийственных звуков. На сцене показались три знакомые фигуры: Сергей, танцовщица Маша и Алексей.
-Привет, Москва! - помахал рукой фанатам Жуков, прокричав в микрофон.
Девушки возле сцены закидали, протягивая руки вверх или к музыкантам. Потехин встал у синтезатора, а Маша - уже начала пританцовывать под музыку.
С первых аккордов «Студента» зал взрывается. Аня и балерины, скинув строгость, танцуют на VIP-трибуне. Только Вероника неподвижна, словно мраморная статуя. Но когда Алексей начинает импровизировать, вплетая в припев кусочек «К Элизе» Бетховена, её пальцы невольно сжимают железную периллу.
Вероника стояла у перил, стиснув сумочку с кончиками пальцев. Её чёрное шёлковое платье, строгое и без украшений, выделялось на фоне кислотных топов и блёсток подруг из кордебалета. Аня, в мини-юбке и с серебряными заколками в волосах, кружилась под «Малыш», крича через шум:
- Расслабься! Ты будто на панихиде!
Но Вероника лишь напряглась сильнее. Грохот басов бил по вискам, мерцание стробоскопов резало глаза. Она ловила себя на мысли, что следит не за сценой, а за его руками - за тем, как пальцы Алексея бегают по клавишам, будто повторяя па-де-де с синтезатором.
Он играет громче, отчаяннее, будто пытается докричаться до неё через шум толпы. В середине «Последнего поцелуя» ловит её взгляд и держит его, пока Сергей поёт: «Как жаль, что нам с тобой // Нельзя остаться вместе!..»
Алексей, залитый синим светом, заметил её ещё во вступлении к «Студенту». Она стояла, как приговорённая к расстрелу, и это сводило его с ума. Он играл громче, жестче, почти ломая ритм. Сергей, не сходя с микшерского пульта, крикнул ему в ухо:
- Ты что, с ума сошёл? Это же не рок-опера!
Но Алексей лишь стиснул зубы. «Пусть слышит. Пусть ненавидит, но слышит»
После концерта Аня убегает за кулисы с Жуковым. Когда зал взорвался финальными аплодисментами, Вероника рванула к выходу, но толпа фанаток, облитых дешёвым парфюмом, заперла её у сцены. Девчонки в слезах тянули руки к музыкантам, кричали тексты песен. Вероника прижалась к стене, чувствуя, как паника поднимается от желудка к горлу. *«53 кг... 53 кг...»* - повторяла она про себя, будто мантру.
Алексей, в потной майке и с бутылкой воды, пробивается к ней:
- Вы пришли. Чтобы посмеяться?
- Чтобы понять, - она кивает на сцену, где техники сворачивают провода. - Как можно продавать душу за эти... биты.
- Хотите узнать? Пойдёмте. - он внезапно хватает ее за руку.
Они выбегают по черному входу и оказываются на вечерних улицах Москвы. Через пару пролетов они проходят в клуб "Титаник", где в подпольной студию когда-то репетировали Жуков и Потехин. Стены, исцарапанные надписями «Здесь был Витя» и «СССР», пахли плесенью. В углу валялся разбитый микрофон, на рояле - слои пыли. Алексей зажёг дежурную лампочку:
- Вот мой «продажный» алтарь, - Алексей ударяет по клавишам, извлекая диссонанс. - Здесь я своровал у классики, чтобы платить за лекарства отца и заработать хоть сколько то грошей. Вы всё ещё собираетесь плевать мне в лицо?
Вероника молчит. Потом садится за рояль, играет начало «Лунной сонаты» Бетховена, которого Лёша уже вспомнил на концерте. Он подхватывает, переворачивая мелодию в техно-ритм. Теперь это звучит как драка.
- Довольно! - она резко встаёт. - Вы... как вирус. Встраиваетесь в ДНК прекрасного и калечите его.
- Зато я живой, - он в ярости. - А вы? Ваш идеальный балет - это кладбище, где вы роете себе могилу диетами!
Она отвешивает ему пощёчину. Он хватает её за запястье, но не отпускает.
- Вы правы, - шипит Вероника. - Но я не умею иначе.
Алексей разжимает пальцы, достаёт из кармана смятый сет-лист с концерта. На обороте пишет: «Завтра. 19:00. Репзал Большого. Приду и научусь молчать».
- Ваша очередь отказаться, - говорит он, суёт бумажку ей в руку.
Она комкает листок, но не бросает. Не смотрит на него ещё раз, даже краем глаза. Разворачивается и уходит, держа натянутую, как струну, осанку и цокая высокими каблуками. Белозерская поднимается по небольшой лестнице к выходу, задерживается на пару секунд, но тут же выходит, захлопнув за собой дверь. Она оставляет его одного, в пустой студии, в которую, кажется, кроме Лёши и Серёжи пару лет никто особо не заходил. И то, ее единственные пользователи перестали туда заглядывать.
Вероника выбежала на улицу, не прлщаясь. Стоит ли идти и доказать ему? А что доказать? Она сама не знает. Наверное, свою готовность это сделать, как минимум. Как максимум, что она творит истинное искусство, а не он.
Сильный ветер с дождем бил в лицо, щёки горели. В руке всё ещё сжимался тот листок. У такси Аня, красная от смеха, повисла на двери машины.
- Ну что, Царевна-несмеяна? Растопила сердце рок-звезды?
Вероника молча села в машину. Только дома, развернув записку, обнаружила на обороте нотный набросок - мелодию, похожую на ту, что он играл в подвале. Внизу подпись: «Ваш лед мне нужен. Без него моя музыка тает».