Последний танец

В съемной московской квартирке Серёжи и Лёши подготовка к спектаклю шла полным ходом. Больше всех, конечно, у зеркала крутился Потехин: перемеривал рубашки, подбирал к ним брюки и все никак не мог нормально уложить свои непослушные красные пряди. Давно собравшийся Жуков уселся на диване, подперев щеку костяшками пальцев, и тихонько посмеивался над другом. Ни разу он не видел, чтобы Лёша куда то так долго готовился. Понятно, что клавишнику доставалось гораздо меньше внимания, а для его привлечения нужно постоянно делать что то с своей внешностью. То, как Лёха подбирал подходящий вариант брюк для рубашки и наоборот, носился по квартире в поисках лака для волос или галстука казалось Сергею черезвычайно смешным.

-Лёш, ты на свадьбу собираешь или в театр? Торжественное событие, конечно, но не настолько же, чтоб я тебя 2 часа ждал - с усмешкой вскинул брови Жуков, оглядывая снова переодевшегося Лёшу.

-Серег, у меня сегодня ответственная миссия, я ж тебе говорил! - выпалил Потехин, раздражённо затягивая бордовый галстук. - Нормально же, да?

Алексей повернулся к другу лицом, раскинув руки. Тёмно-синий костюм, молочная рубашка с широким воротником, галстук - в этом всем он действительно больше походил на жениха.

-Солидно - согласлся молодой человек - Правда думаешь, что она на тебя внимание обратит?

-Ну, конечно! Я что, зря весь этот маскарад утроил? - возмутился Потехин и скрестил на груди руки, слегка нахмурившись.

-Одежда тебя настоящего не скроет.

-Не понял. А что не так со мной "настоящим", м?

Жуков пожал плечами. По рассказам Алексея, он с лёгкостью мог определить, что новый предмет воздыханий друга - неприступа и ни на какие ухаживая точно не приведется. Слишком гордая. И вообще, её рядом с Потехиным можно представить только на афише какой-нибудь комедии. Лёшке нужная примерно такая же, как он - смешливая, лёгкая на подъем, может даже глуповатая. Вероника под это описание подходит не совсем.

-Серег, ты чё замолчал то? С галстуком что то не так? Или рубашка к костюму не подходит?

-Все подходит, Лёш, только вы с Вероникой друг другу не подходите. Она тебе четко дала понять, что даром ты ей не сдался, а ты как олень упертый, вон стоишь, наряжаешься.

Потехин лишь отмахнулся, нахмурив густые брови. Молчание между друзьями разрушили отчётливо слышимые женские визги, доносящиеся из двери. Парни переглянулись, вышли в прихожую. На пороге стоял Дмитрий, пытаясь закрыть дверь, в которую так и лезли бешеные фанатки.

-Девушки, прекратите, ради Бога - упрашивал менеджер - ребята сейчас выйдут и ответят на все ваши вопросы.

Сергей быстро подскочил к двери, резко ей хлопая. В замке прокрутился ключ, дверь наконец закрылась, и все трое выдохнули.

-У вас этих девок как собак нарезанных, выбирай любую - Дима вытер капельки пота со лба рукавом рубашки. Добраться до квартиры парней было тем ещё испытанием.

-Теперь любую не получится, тут конкретную подавай - усмехнулся Жуков.

Лёша закатил глаза, кончик языка звонко цокнул. Он неловко поправил манжеты пиджака, в очередной раз хмурясь. Предстоящий вечер обещал быть более чем интересным. Молодой человек неплохо подготовился: цветы, шампанское, ещё и с Серёгой вчера пол вечера речь готовили. Он обязан произвести на неё впечатление. Дышалось как-то по другому, сердце билось быстрее, и какое то странное чувство в груди поселилось. Страх быть отвергнутым? Быть может. Потехин - любовь всех девчонок, пол подъезда было написано в предложениях из серии "Женись на мне, Лешенька!" или"Лёша, я хочу от тебя детей!". Все это глупости, все не то. Проводить вечера с симпатичными журналистками или с готовыми на все фанатками на гастролях - идея заманчивая, но не было в этом никакой искры, что уж тут говорить о чувствах. Хотя, Вероника тоже для него не была "любовью с первого взгляда", очередная игрушка. Хорошенькая куколка, которую ему внезапно захотелось к себе в коллекцию, как ребенку. Поиграть и бросить - любимое у Потехина. Ему нравилось разрушать, но не до конца, чтобы потом продолжать снова и снова.
Но она - не такая. Не так быстро подчиниться, не сломается. Видимо, многое прошла, или кто-то другой до Лёши успел нанести ей глубокие увечья, ноющие тупой болью до сих пор. Карие глаза, обрамленные пышными ресницами, источали только холод, показывали лишь её отстраненность, отражали толстую бетонную стену, возведенную ей самой.

-А что мы встали то, я не понял? Опоздать ещё не хватало, шустрее давайте - закопошился менеджер, хлопнув себя по бедру.

Парни послушно кивнули. Леха быстро схватил со стола пышный букет пошло-алых роз и бутылку полусладкого. Кое как они пробрались через скопившуюся толпу девушек, кричащих прямо на ухо, и уселись в машину, где их уже ждала нарядная Маша, девочка с подтанцовки.

-По коням, дамы и господа! - вслед за этим весёлым вскриком послышался звук вырвавшиейся в крышу небольшого автобуса пробки, а за ним и смех всех четырех ребят.

**

Большой театр. Он всегда забит людьми из высшего общества - разодетыми барышнями и их пафосными кавалерами. Помахивая веерами, девушки звонко хохотали. Первый звонок. Деревянные половицы заскрепели под тяжестью человеческих ног, закованных в начищенные туфли. Зад постепенно стал наполняться людьми. Роскошно одетые женщины хихикали на балконах, потягивая шампанское. Второй звонок. В до сих пор полных людьми коридорах мужчины чрезмерно делово обсуждали какие-то серьезные вещи.

Группа буквально завалилась в театр, потому что вечером пятницы по московским дорогам просто не проедешь из за скопления машин. Своей веселой компанией они из горла пили шампанское и громко хохотали. Больше всех к бутылке прислонился, конечно, Потехин, видете ли, стресс перед таким важным событием. Но Жуков, отвесив другу подзатыльника, выхватил из его рук бутылку и отставил в автобусную дверцу.
На появление знаменитостей любители элитарной культуры лишь фыркнули, немногие из них начинали шептаться, указывая на музыкантов. В этой среде комфортнее всех себя чувствовала Маша - очень одкхотворенная на самом деле девушка. За счёт укладки и блестящего платья в интерьер она вписывалась прекрасно, вела себя немного изящнее. Все же, стены исторического здания хоть немного, а меняли поведение людей. Удивительно, но даже Потехин распрямился и вытащил руки из карманов брюк.

Третий звонок. Копошение стало ещё громче. Милая старушка, работница театра, проводила четырех ребят в их ложу с идеальным видом на сцену. Балет начинается с того, что в священном лесу Солор с друзьями охотится на тигра. Вместе с факиром Магедавеей он отстаёт от других охотников, чтобы поговорить с прекрасной Никией, живущей в виднеющейся в глубине леса пагоде. Далее из священного храма выходят жрецы с великим брамином, чтобы начать праздник огня. К ним присоединяются факиры и жрица храма Никия, которые исполняют ритуальный танец. Магедавея незаметно сообщает баядерке, что с ней ищет встречи Солор.
Зал тонул в полумраке, а на сцене царила буря света и страсти. Он стиснул в руке программку, пальцы побелели от напряжения. Его сердце, обычно спокойно и размеренно отбивавшее ритм его собственной музыки, сейчас колотилось, словно бешеная птица, запертая в клетке ребер.
Пожалуй, Вероника - самая идеальная Никия, которую можно придумать. По крайней мере, так думал Лёша. Как изящно она изгибалась, прыгала по сцене, выкручивая сложные прыжки, как шелестела ткань её белого шелкового платья. Какая то она неземная, нереальная. Хрупкая, будто хрустальная, будто разобьётся от лёгкого дуновения ветра. Он хватался за ее фигуру глазами, стараясь запомнить, запечатлеть.
Когда праздник огня заканчивается, все удаляются в храм. Солор и Никия встречаются в назначенный час, чтобы сказать о том, как они любят друг друга. Великий брамин, влюблённый в Никию, видит их вместе. Разгневанный жрец кляётся над священным огнём, что он разлучит Солора с Никией.

Ему показалось, что он даже немного заревновал. Заревновал несуществующую танцовщицу, влюбленную в воина. Глупость какая. Она артистка, а он - не имеет на эту ревность права. Но оторвать глаз, перестать на нее таращиться, втихую отпивая шампанское.

Он видел её ещё до того, как она вышла на сцену. Видел её за кулисами, в лёгком, почти невесомом халате. Видел её глаза, темные, как индийская ночь, полные одновременно страдания и тайной, обжигающей страсти. Сейчас же она была Никией - божественной, трагической, несравненной.

Каждый её жест, каждый взмах руки, каждое па, каждый взгляд, бросаемый на Раджа, пронзали Лешу до глубины души. Он знал, что это не просто игра, это сама сущность её существа, выплеснутая на сцену. Он знал её слишком хорошо, чтобы путать искусство с жизнью. И в этом страшном и прекрасном синтезе он утопал, растворяясь в буйстве красок, музыки и её непередаваемой грации.

Когда Никия упала, словно сломанная кукла, под давящим весом измены и смерти, Потехин вздрогнул. Дыхание сперлось в груди, слезы зажглись в глазах, смешиваясь со светом прожекторов, падавших на сцену. Его Никия умирала, но не на сцене, а в его сердце, разрывая его на куски своей бесподобной, убийственной красотой. Он знал, что это лишь спектакль, но он мог лишь молиться, чтобы за занавесом её жизнь была чуть менее трагична, чуть менее похожа на те несчастья, что обрушились на голову её героини.

На поклоне она стояла в середине сцены, снова страдая его лучезарной улыбкой. Зрители с восхищением заваливали ее пышными букета, абсолютно отличавшимся от букета Потехина - пошлого, ядовитого.
Удивительно, но ему удалось пробиться в гримёрку. Конечно же, подхватив Жукова под руку, ведь только стоило бы Серёже улыбнуться, люди сразу сделают все, что ему захочется. Костяшки пальцев напористо простучали в деревянную дверь. В гримёрке уже осталось четыре или пять девушек. Среди них - Вероника, сиывающая макияж, и Аня, закинувшая на соседний стул ноги и увлеченно о чем то рассказывающая.

-Тук-тук, можно? - обворожительно промурчал Потехин, прислонившись к двери.

Все женщины разом ахнули, кроме Ники, естественно. И тут же послышалось четврехголосое «Конечно!». Ну, они и вошли. С натянутыми до ушей улыбками и колящим пальцы букетом роз. Аня захлопала в ладоши, довольно заулыбалась, кокетливо покрутила светлую прядь на пальце. Костюмерша тоже как то замялась, опустила глаза на гору костюмов, которые ей предстоит отгладить и развесить на места. Ника же, скрестив на груди руки, с презрением глянула сначала на мужчин, потом на цветы.

-Вероник, мы вчера как-то странно поговорили, Вы ещё и сбежали от меня... по-английски. Решил, если в провинился, должен загладить вину хотя бы цветами. - он протянул ей букет.

Вероника уставилась на него в изумление, абсолютно не понимая, что вообще здесь происходит. Но букет взяла. И через секунду этим самым веником она заехала ему по лицу. Прям шипами. Потехин вскрикнул от неожиданности. Чего это с ней? Красивые же цветы.. Не угодишь видете ли. На всем мужском лице осталось множество мелких царапин. Закончив экзикуцию, Ника бросила букет в мусорку и снова уселась в кресло напротив зеркала. Подняла глаза на его лицо, удивлённое и в царапинках.

-Выглядите так, будто Вам ни разу не отказывали.

-Ну, на самом деле так и есть - он подошёл ближе, устроив руку на подлокотнике.

-Ну, тогда я буду первой.

Это была ее первая улыбка. Для него. После одной этой улыбки он был готов подарить все цветы и мира. Кроме роз, пожалуй. Возложить к ее ногам весь мир, сделать её королевой этого самого мира.
Из молчания их вырвал Жуков, неловко выудивший из кармана пиджака врученный Димой конверт и протянул его сразу всем балеринам.

-Это.. мы решили, пригласить всю Вашу труппу на наш концерт, который состоится.. послезавтра. Да, послезавтра! Вот. -конверт упал на туалетный столик, за которым сидела Ника.

Белозерская уже хотела вновь съязвить, но ей не дали это сделать пищание других девушек, находящихся в гримёрке. Даже Костюмерша, тёть Галя, еле сдержала улыбку.

Когда они покинули театр, уже было давным давно темно. На черное полотно неба будто случайно, задев рукой банку, рассыпались блёстки-звезды. Они ехали в тишине: Дима за рулём, Маша на сиденье спереди мечтательно смотрела в окно, на заднем ряду Леша и Серёжа хотели, казалось, о чем то поговорить, но никак не могли подобрать верных слов.

-И что делать дальше будешь? - рассматривая расцарапанное шипами лицо Потехина, вдруг сказал Жуков.

-Не знаю.. розы дарить точно больше не буду - Леха шикнул, коснувшись пальцем пореза, и тут же отдернул руку.

Сережа протянул руку и положил ее на плечо друга. Это был жест, не требующий слов, просто молчаливая поддержка в тишине ночного города, где только фары прорезали мрак, оставляя за собой только следы света, как и бледные воспоминания о вечере, который стал не праздником, а пыткой с пристрастиями от Ники. Дорога казалась бесконечной, а молчание - вечным. Они ехали домой, но куда они ехали на самом деле - это оставалось загадкой, скрытой в глубине темных окон их машины.