Когда дело не только в расстоянии...[Закончен]

  
Я їду додому, до тебе додому, / Я еду домой, к тебе домой,
Де очі знайомі і завжди нові. / Где глаза знакомы и всегда новы. 
Я їду додому, до тебе додому, / Я еду домой, к тебе домой,
Які ж вони довгі, ті ночі і дні! / Какие же долгие ночи и дни! 

(«Океан Ельзи») / («Океан Эльзы») 

-------- POV Сэт ---------

Провожая нас с Леа из Ла-Пуш, Джейк пошутил, чтобы она не вздумала ни с кем запечатляться в России. 

– Хватит мне одного Сэта, – проворчал Джейк. 

Леа тоже испуганно поёжилась и ответила, что её нисколько не прельщает возможность запечатления с русским парнем. 

– Дело не только в огромном расстоянии, которое нас будет разделять, – сказала сестра, – и не только в незнании языка, его ведь можно без труда выучить, было бы желание. 

– А в чём? – спросил я. Лично для меня главная проблема была именно в этом дурацком расстоянии. Если бы не оно, мы с Машей были бы уже давно вместе. 

– Увидишь потом, – проворчала Леа, – ты не сможешь по-хорошему вывезти Мэри отсюда, пока не женишься на ней, и начнётся волокита с оформлением всяких документов. Учти, это если она вообще захочет выходить за тебя замуж.

– А почему бы ей не захотеть? – удивился я, но Леа только отмахнулась от меня. 

Россия встретила нас мелким снегопадом и ужасно скользкими улицами. По-видимому, был жуткий мороз, но мы этого не чувствовали. Хорошо быть русским оборотнем хотя бы только поэтому!.. Хотя, если присмотреться – здесь каждая вторая девушка щеголяет в шубке из натурального меха. Но меня эти девушки в шубах как-то совсем не волнуют, это Леа обратила на них внимание. Я-то приехал сюда ради одной девушки, той самой, которая меня уже забыла и предпочла мне другого. Я зарычал. Леа толкнула меня в плечо. 

– Замолчи, – сказала сестра. 

Я хотел поехать сам. Леа сама напросилась, но, я думаю, что с ней даже лучше. А то, если вдруг увижу рядом с моей Машей какого-то другого парня, я за себя не ручаюсь. Во мне проснулся зверь с того момента, когда я прочёл последнее Машино письмо, и он – этот зверь – всё ещё нашёптывает мне на ухо, подсовывая какие-то дурацкие видения и мысли, будто… и я снова зарычал. 

– Перестань, – Леа снова толкнула меня в плечо, – давай зайдём в какое-нибудь кафе, где есть Wi-Fi, и ты посмотришь, не ответила ли тебе Маша. 

Моё сердце заколотилось быстрее, когда я зашёл во входящие сообщения. Но Маша не ответила. Только сообщение от Джейка, типа как дела, как долетели. У меня упало сердце. Джейку ответила Леа, отобрав у меня айпад. Потом я отобрал свой айпад назад, попробовал позвонить Маше, но не дозвонился. Тогда я принялся писать ей, что уже прибыл в Россию. 

– Поехали, – сказал я сестре. 

Леа чуть дёрнула плечом, кофе допивать не стала, и мы отправились на вокзал. 

– Леа, почему никто из вас не написал Маше, пока я болел? – наверное, в десятый раз спросил я. 

– Не болел, Сэт, – поправила меня сестра, – а находился в коме, между жизнью и смертью. Поверь, нам было в то время вовсе не до твоей Мэри. Да и что ей было писать? Что ты при смерти? – Леа при этих словах передёрнулась, и её красивое лицо испортила страдальческая гримаса. Ей бы завести семью и перестать участвовать в этих кровопролитиях, воспитывать детей, радоваться жизни, как всем нормальным девушкам, а ведь Леа так редко улыбается… Когда я в последний раз видел её счастливую, радостную улыбку? Даже когда я выздоровел, она и то улыбалась как-то невесело, сочувственно. Но сестра не любит, когда её жалеют, и я отогнал от себя эти мысли. 

Здесь неудобные поезда, но мне было всё равно. С нами в купе ехала какая-то влюблённая парочка – парень был рыжий и откровенно хилый, а девушка чем-то напоминала Настю, Машину подругу, но это, конечно, была не она. Они подозрительно попялились на нас, но вскоре привыкли, и стали что-то щебетать по-своему, я мало что понимал из их разговора, да и не хотелось. Леа попыталась углубиться в детектив, а я достал наушники и стал проходить десятый урок русского языка. И не заметил, как задремал. 

Проснулся ночью и долго не мог уснуть - оно и понятно, учитывая большую разницу во времени, мы тут с Леа, скорее всего, будем спать днём, а бодрствовать ночью. Батарейка на телефоне села, потому что я спал с включённым уроком русского. Леа тихонько спала на второй полке, подогнув под себя длинные ноги. Наши соседи тоже спали, причём этот хилый парень жутко храпел. Наверное, все его жизненные силы уходят на храп и переваривание пищи. 

Я стал думать о Маше. Радость, любовь, боль, ревность, грусть захлестнули меня с головой. Сердце заколотилось быстрее, зубы заскрипели, кулаки стиснулись. Всё, Сэт, успокойся, иначе прямо здесь, в этом тесном купе сейчас появится огромный волк и разнесёт в щепки эти хрупкие полочки и столик у окна, и напугает этого хилого парня и его девушку до смерти. Я постарался дышать глубже и медленнее. Но мне всё равно было невыносимо тесно и душно в этом вагоне, да и в своём человеческом теле тоже. Мне хотелось на волю. 

С верхней полки свесилась темноволосая голова. 

– Сэт, – прошептала Леа, – постарайся уснуть. Не думай. Или лучше послушай свои уроки русского. Ну, или просто музыку. 

– Батарейка сдохла, – шёпотом ответил я. 

Леа протянула мне свой телефон. М-да, музыка у сестры закачана явно не на мой вкус, но ладно, сойдёт и это, всё равно я сейчас ни читать, ни в игры играть не в состоянии. Спасибо, сестра! Под эти убаюкивающие колыбельные, которые Леа называет поп-роком, я снова уснул. 

А вот и Барнаул – город, в котором живёт Маша. Сердце просто выпрыгивало из груди, и уже целых два часа я не мог усидеть на месте. Метался по всему вагону, и проводник несколько раз останавливался и что-то говорил мне. А я на все его реплики отвечал, что не понимаю, о чём он говорит – I don’t understand. Хотя, время от времени зубря разговорный русский, и так без труда понял, что он пытался объяснить мне, где находится туалет, вагон-ресторан и что мы скоро приедем. 

Когда проводник снова решил навязаться мне в компанию, я спросил его, не знает ли он, как добраться до Художественного института. Проводник состроил такую гримасу, будто не понял, что от него хотят. Тогда я достал телефон Леа и перевёл ему фразу на русский. 

– А! Художественный институт! – Парень почесал толстыми пальцами затылок. – Не знаю, друг, извини! Я вообще не имел понятия, что в нашем городе есть такое учебное заведение! А ты что, рисуешь? Художник? 

Я отрицательно покачал головой и сказал, что там учится моя любимая девушка. 

– Вот же повезло девчонке, – вздохнул проводник. – Американец? И почему я не смазливая девчонка? Забрали бы тогда меня в Америку, и началась бы у меня райская жизнь! – пробормотал он и, продолжая почёсывать свой затылок, скрылся в очередном купе собирать постельное бельё. 

Я мало что понял из его монолога, только «Америка», «девушка» и «жизнь». Да, увезу Машу в Америку и будем жить там вместе. Или останусь здесь сам, лишь бы с Машей, только не одному. Я больше не оставлю её одну. 

Всезнающий таксист привёз нас с Леа прямо к красивому голубому с белыми колоннами зданию. Здесь учится моя Маша. Я не обращал внимания ни на урчание в собственном животе, ни на робкие попытки Леа намекнуть на то, что пора бы немного перекусить. Я твёрдо решил, что не уйду отсюда, пока не увижу Машу. И без остановок мерял шагами очищенную от снега площадь перед институтом, потом дорожку от скамеек к банкомату и обратно, потом наматывал круги вокруг нарядной ёлки в широком холле самого института. Хот-дог, который принесла мне Леа, я проглотил в одно мгновение, так же, как и посыпанную сахарной пудрой булочку, и вылил в себя крепкий горячий кофе из автомата. Студенты ходили туда-сюда, многие с интересом поглядывали на нас, но Маши среди них не было. Один раз даже подошёл какой-то человек и что-то пытался объяснить, но Леа начала быстро говорить с ним по-английски, человек сдался и больше к нам не подходил. 

Самое трудное в жизни – это ждать, сгорая от неизвестности, поверьте мне на слово. Я сломился, когда стемнело. Потерял надежду. В семь часов вечера в институте уже почти никого не осталось, только сердитый вахтёр за столом, принимавший ключи. На дощечке за его спиной почти не осталось свободных ячеек – практически все ключи были уже сданы. Я решил, что мы с Леа уйдём, как только вахтёру сдадут последний ключ. О том, куда мы уйдём и что нужно будет предпринять потом, я вообще не думал. 

– Молодые люди, кого вы ждёте? – время от времени спрашивали нас проходившие мимо люди. Но мы с Леа отвечали им по-английски, и они сразу переставали расспрашивать нас о чём-либо дальше. 

Леа тоже, как и я, меряла шагами холл, иногда сидела на кожаных стульчиках, пару раз покупала в автомате кофе, то задумчиво смотрела в окно. Но успокаивать меня не решалась, ведь знала, что сейчас мне никакие слова успокоиться не помогут, и я был ей благодарен за понимание. 

Когда я уже собирался взвыть в буквальном смысле слова, по широкой лестнице стали спускаться двое. Парень в очках, с мольбертом в руке. И ОНА. Я узнал бы её повсюду, везде, даже если бы она изменила причёску и покрасилась в другой цвет. Узнал даже в этом бесформенном длинном дутом пальто и в белой шапочке. Они спустились. Я подскочил к ним. Очкарик испуганно отшатнулся от меня, он едва доставал мне до плеч, Маша была даже чуточку выше него. Чёрт, этот тощий мелкий очкарик ей не пара, неужели она сама не понимает? 

– Маша! – я просто захлебнулся от счастья, как только приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. 

Она подняла на меня свои голубые бездонные глаза. Что в них? Удивление. А что ещё, не пойму. Радость? Или наоборот, недовольство? 

– Сэт!.. – прошептала она и слегка покачнулась.