III
Игнат встретил её у порога с широчайшей из своих улыбок и суетливо помог снять худи. Когда такое вообще было в последний раз?
— Куда ездила сегодня? Чем была так занята? Сложный заказ, да?
Слишком дёрганые движения, слишком быстрая речь и нарочито-ласковая интонация. Мира смотрела в безупречно голубые глаза и пыталась прочитать в них мысли Игната, но натыкалась на невидимый барьер. Этот человек никогда не подпустит к себе, пока сам того не захочет.
Самое время и ей поднять щиты.
— С утра во Внуково, — будничным тоном поделилась Мира, небрежно сбрасывая кроссовки. — Потом на север.
Игнат ловил каждое слово, пропуская его через внутренний детектор лжи. Мира знала, что рано или поздно он сработает. Загорится красная лампочка и...
Она всегда проигрывала в эту игру. Пусть и всеми силами старалась избежать участия в ней.
— ...рядом с Екатерининским парком ещё заказ упал. Где был Олимпийский.
Глаза Игната вспыхнули нехорошим светом, а квадратная челюсть сжалась так, что на скулах выступили желваки.
Проиграла.
— Ого! — неестественно жизнерадостно воскликнул он. — А я ведь тоже сегодня там был, представляешь? Мимо проезжал, отвозил свои документы. Ну те, которые у тебя не получилось.
Пальцы Миры непроизвольно сжались. Он видел...
— Похоже, видел тебя мельком. Ещё думал ты или не ты.
Какова была вероятность...
В принципе, не такая уж и нулевая. В этом районе находился офис Игната.
Ну и что... Она не делала ничего плохого...
Нет, сделала.
Но это же просто ужин!
С едва знакомым коллегой!
— Значит, вот какая у тебя работа, да? По кафешкам с мужиками ходить? Чего я ещё не знаю?
Игнат слишком широко улыбался. Ширина его улыбки всегда прямо пропорциональна масштабу грядущей катастрофы. Он как будто радовался, что сумел подловить её, что оказался прав, что оказался лучше, чище, честнее. Смотрел на неё, грязную, сверху вниз и торжествовал в своей правильности.
— Это просто коллега.
— Классика. Может, познакомишь? — Игнат демонстративно хрустнул костяшками пальцев. Мира мысленно сжалась от этого жеста, с одной стороны по-детски вычурного и прямолинейного, с другой — вполне реалистично описывающего то, на что был способен Игнат.
— Ты так говоришь, будто я на оргию ходила. Да, просто коллега! Что такого в совместном приёме пищи?
— Да то, что мужики не ходят просто так с бабами на обеды! — рявкнул Игнат. Его глаза наливались гневом, казалось, что ещё немного и он начнёт стрелять из них лазерами. — Ты ему наверняка понравилась, вот и начал ухлёстывать. А ты и рада.
— Повторяю ещё раз, — отчеканила Мира. — Это такой же курьер, как и я. Мы просто случайно пересеклись и поели.
В ту минуту важнее всего было не сломаться перед самой собой, но уверенность Миры в том, что она не делала ничего плохого, исчезала под невидимым ластиком. Мазок, ещё один. И вот в глазах Вадима из её воспоминаний уже тлеет неоднозначный интерес, а в голосе появляются новые интонации. Да и сама она наклоняется ближе и как-то уж чересчур внимательно слушает, накручивая при этом прядь на палец. Так же было? Или нет?
А как вообще было?
Мира завела руки за спину и больно выкрутила себе палец, чтобы развеять иллюзию. Не спать. Реальность ещё успеет преломиться под всеми возможными углами и потерять первоначальный вид, но сейчас категорически нельзя было этого допускать.
Игнат только что пробил потолок неуважения, заподозрив её в измене — да и на каких основаниях. Впрочем, у него всегда были своеобразные представления о верности. Что касается Миры, она давно сомневалась в том, способна ли всё ещё испытывать симпатию хоть к кому-нибудь в хоть сколько-нибудь романтическом ключе. К Игнату она, конечно же, чувствовала любовь. Иногда сбивающую с ног миллионами ярких вспышек и откровений, иногда — ту, которой полагается любить душащий, но необходимый для жизни медицинский прибор, который вынужден всюду носить на себе. Бывало в этом спектре и нечто родственно-дружеское, не похожее на то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной.
Так или иначе, всё сводилось к тому, что она попросту не умела жить без Игната.
— Да-да, конечно. На это у тебя время нашлось.
— Послушай, я же сказала...
— Достаточно, я понял. Очень много важной работы, да-да.
— Да, моя работа тоже важна. Я не девочка на побегушках, которую можно вызвать в любой момент.
— Да что ты говоришь? А я вот как раз начинаю думать, что никакой ты не курьер, а именно девочка, которую можно вызвать.
Мира замолчала и сосредоточилась на подавлении любых импульсов, которыми готово было взорваться её тело. Кажется, ей впервые захотелось по-настоящему убить. От этой мысли стало и страшно, и легко, как будто она долго-долго не решалась прыгнуть с обрыва в море и наконец смогла.
— Перебор, не находишь?
— Да всё, забей, блондинчику своему потом расскажешь. Напомни, кстати, как ваша контора называлась? Адрес сам найду.
Мира перестала чувствовать нижнюю часть тела. Он не посмеет.
«Ещё как посмеет», — шепнул внутренний голос.
Её отбросило на три года назад, в самое начало их отношений. Если бы хоть кто-то сказал ей тогда, что это ненормально, когда новоиспечённый кавалер предлагает обменяться паролями от соцсетей, требует заблокировать друзей детства просто за то, что они парни, а получив отказ, заходит и делает это сам, Мира вне всякого сомнения сбежала бы в тот же миг. Но каким-то чудесным образом Игнату удалось уболтать её так, что она впервые в жизни ощутила себя неправильной и грязной от одного лишь факта дружбы с противоположным полом. Она даже ни с кем никогда толком не встречалась.
Однако спустя время венцом ревности Игната стал Макс. Первый коллега на нормальной человеческой работе, с которым Мире удалось наладить контакт — если под этим можно понимать обмен музыкой и картинками категории «жиза». Игнат нагрянул в её переписки с инспекцией и рассудил, что Макс должен из них исчезнуть.
Мира не поняла, во что может вылиться отказ соблюсти рекомендацию, и продолжила общение. Через неделю Игнат пришёл к ней и Максу на работу, чтобы лично донести свою позицию обоим.
Она плохо помнила тот день. От него остался лишь тошнотворный вкус восьми сигарет, выкуренных одна за другой.
— Нет.
— Это не вопрос был.
— Нет. Не будет никаких названий и показушных визитов. Для начала разберись со своими тараканами, а уже потом позорь меня, если сочтёшь нужным.
Она сказала это? Стоп, она действительно это сказала?..
Брови Игната взметнулись вверх. Несколько секунд он осматривал Миру, а потом...
Рассмеялся.
Так, будто победил.
В войне, которую сам зачем-то и придумал.
Уколы холода в позвоночнике резонировали с его смехом. Нервная система настолько раскалилась, что нейроны словно начали лопаться. Маленькие выстрелы внутри.
— Не будет по-хорошему, да? — наконец спросил он. — Значит, всё-таки есть, что скрывать. Ну давай, можешь валить к нему прямо сейчас. Мне б/у ни к чему. Ты хоть сама понимаешь, что им всем нужно одно и то же?
Сточные воды несправедливости ворвались в лёгкие Миры, царапая горло, беспощадно гася последние искры рассудка. Ещё немного и она потеряет контроль.
«За что?!»
«Я не заслужила этого!»
«Не заслужила, ты слышишь?!»
«Или...»
— По себе судишь?
По мгновенно изменившемуся выражению лица Игната Мира поняла, что лучше бы сказала что угодно, но только не это. Один крошечный намёк на их самую тёмную историю, и пути обратно не будет.
Слова зависли в воздухе бомбами, до взрыва — пара мгновений.
Но чёрт, как же Мира хотела, как же ждала повода, не смея начать первой. Эхо этого вопроса давно рвалось наружу из подвала, в котором она предпочла запереть события тех лет.
Квартира утонула в темноте. Системы перешли в режим автопилота.
— Нет, пожалуйста!
Чашка летит в стену и взрывается россыпью полупрозрачного тёмного стекла и капель остывшего чая. Бурые кляксы мгновенно впитываются в обои.
— Дрянь!
— Не надо!
— Да ты по-другому не понимаешь! Только и можешь, что себя жалеть! Достойная представительница своей семейки!
Дыхание останавливается, пол под ногами превращается в колеблющуюся водную гладь. Око за око?
— А ну повтори.
— С радостью.
В глазах Миры вспыхивают звёзды, а левая скула вмиг немеет. Игнат не мог её ударить, конечно, не мог, это какая-то чудовищная ошибка, ведь ещё вчера они готовили ужин в четыре руки и смеялись, ведь он её самый близкий человек... Но почему же тогда половина лица тонет в рое колких мурашек и почти не ощущается, будто из лица вырвали кусок и заполнили белым шумом?
Игнат смотрит на свой кулак, и в его глазах на долю секунды застывает что-то, похожее на страх мальчика, по неосторожности вывихнувшего кошке лапу во время игры. Но только на долю секунды. Пока она тянется, Мира осторожно трогает языком передний зуб. Он в порядке, эпицентр удара пришёлся выше и левее. Кровь с губы попадает на язык, и девушка чувствует странный прилив сил. По барабанным перепонкам бьют его слова. «...Своей семейки...»
Боль, так тщательно утрамбованная внутри, вскипает и требует выхода.
Тело словно несёт по тоннелю, и белый свет в его конце становится всё ближе и ближе, пока окончательно не застилает глаза нестерпимой яркостью.
— Ты совсем что ли е... — голос Игната звучит глухо, как будто из соседней квартиры.
Это не по-настоящему.
Этого просто не может быть.
Это есть.
К этому всё и шло с самого первого дня.
Просто оно было в другом регистре, не в том, через который Мира смотрела на реальность.
Когда пелена света тускнеет, Мира обнаруживает себя машущей кулаками в сторону Игната, но это всё равно что молотить ивовым прутом по скале. Новый удар прилетает уже под дых и сгибает её пополам.
— Идиотка, даже не думай!
Следующий кадр, который помнит Мира: каменная рука Игната тащит её через комнату в ванну. Шлепок об холодный кафель и пальцы, стиснувшие её шею.
Мир трясётся и натужно гудит. С него сползают краски, формы и сама материя, а через обнажившиеся пустоты проглядывает кристаллическая решётка. Она напоминает невидимые глазу, но осязаемые каким-то шестым чувством линии проводов, расчерчивающие ничто на полосы.
— Отпусти! Оставь меня!
— Заткнись!
Несколько холодных капель падают на разгорячённую кожу и щекотно стекают вниз. Игнат открывает кран на полную.
— Остынь, истеричка! Так-то лучше.
Мира барахтается в тисках, давится криками, тщетно хватается за кран, но легче не становится. Волосы намокают и холодными плетьми тёмно-медного цвета бьют её по плечам, пока она пытается высвободиться. Её руки находят ладонь Игната, и она со всей силы впивается в неё ногтями. Хватка слабеет.
— Сука.
— Помо...
Одной рукой Игнат перекрывает ей рот и нос, а второй не дает встать с пола. Мира бьётся в углу под его взглядом, царапая плитку.
— Замолчи уже наконец! Успокойся! Хватит!
Через несколько секунд он отпускает её, и Мира с шумом набирает в лёгкие воздух.
— Только пикни, — предупреждает Игнат. — Только попробуй.
— Зачем...
— Затем, что ты не можешь жить спокойно! От тебя одно зло! Ты — зло! Ты рушишь всё, к чему прикасаешься!
Мире нечего ответить. Она даже не помнит, как это началось, что стало искрой. Неужели она собственными руками подожгла их жизнь? Но где она умудрилась взять спички?
— Всё, успокоилась? Подбирай сопли, умывайся и спать иди.
Игнат уходит и оставляет дверь в ванну открытой. Мира встаёт на колени, тянет ручку на себя и изолирует себя на трёх квадратных метрах. Тихо, чтобы не услышал Игнат, двигает щеколду. Всё. Теперь она в безопасности. Она пока не знает, что когда всё-таки наберётся сил и выйдет, Игнат начнёт демонстративно пытаться уйти из дома в ночь в одной футболке, а она будет метаться за ним по квартире, умирая от страха, игнорируя все сказанные злые слова, потому что под угрозой само её существование.
«Я с тобой под одной крышей спать не буду».
«Пожалуйста, не надо так, давай поговорим...»
«Да, хорошо, давай. Что ты хочешь сказать?»
«Я не понимаю...»
«Вот как поймёшь, так и поговорим. Обо всём».
«Зачем ты так?»
«А ты? Разве я это заслужил? Я жил для тебя!»
«Я не виновата, я ничего не делала, я люблю тебя, пожалуйста, прошу...»
«Любишь? Ну вот и докажи. Хотя бы раз в жизни».
«Я... Стой... Дай мне пару минут, мы успокоимся, сядем...»
«Знаешь... А почему, интересно, я должен уходить?»
«Да никто не должен...»
«Проваливай. Завтра же».
«Но...»
«Как проснёшься, начинай собирать вещи. Я устал дышать твоей отравой. Что я тебе говорил? Я вытащу тебя из дерьма, но придётся слушаться. Ты слушалась?».
«Пожалуйста, я без тебя ничто, я исчезну...»
«Так исчезни уже наконец».
Мира ещё не знает, что вцепится в это слово как в обломок доски посреди бурного моря. Что исчезнуть покажется ей наилучшим из возможных исходов. Что накрывшись одеялом с головой, она будет вслушиваться в шаги Игната на кухне и повторять вполголоса: «Я хочу исчезнуть пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста так правда будет лучше заберите меня отсюда».
Но пока что она охлаждает руку в воде, с наслаждением прижимает к опухающему лицу и радуется короткой передышке.