Глава 16
Всю ночь меня мучают кошмары. Мышцы напрягаются. Неуютно, словно лежу на гробовом камне, а не в своей кровати. Чего-то не хватает. Может, поддержки? Присутствия нужного человека? Мамы? Подруги? Или ясности в том, что делать дальше?
Никогда не думала, что поддамся соблазну. Трудно представить, как это произошло. Я перебираю десятки аргументов, ругаю себя, но так и не понимаю: почему я согласилась? Почему предала себя? Всё ли началось с того провокационного поцелуя?
К утру эмоции утихают. Голова пустая. Я неподвижно лежу на кровати, равнодушно глядя в стену, в то время как мрак уносит в свой мир. Осень симпатизирует мне тем, что в конце месяца солнце редко заглядывает. Из-за этого на улице так же темно, как вечером, что полностью соответствует моему настроению.
Я проспала институт, точнее пролежала. Утром мама заглянула, чтобы проверить меня, поцеловала и аккуратно укрыла одеялом, думая, что я сплю, но я притворялась, скрутившись комочком. Это ужасно.
Всё внутри разрывается, хочется кричать, просить о поддержке, но я обездвижена. Мечтаю заснуть, хотя бы временно не думать.
«Всего лишь перепала», сказал бы кто-то, но я презираю себя настолько, что собственное тело кажется чужим. Что может быть хуже, чем предать саму себя? Всю жизнь я верила только себе.
Собрав остатки сил, я тянусь к тумбочке, где вибрирует телефон. Его гул отдаётся в венах. Кому я понадобилась в час дня? Или в институте уже собирают документы на отчисление?
Я убираю противные, запутанные волосы и читаю имя того, кто побеспокоил. Еще минуту раздумываю: ответить или проигнорировать. Предчувствие шлёпает по руке, но я нажимаю на зелёную кнопку и включаю громкую связь.
— Грейс, почему тебя нет в институте? Ты знаешь, что преподаватель хотел позвонить твоей маме? — пищит Аннет.
Я и бровью не шевелю.
— Мне не хорошо, решила остаться дома.
Мельком смотрю на улицу, где птицы улетают в тёплые края. Можно мне так же свалить?
— Не ври мне! Это какая по счету вечеринка, после которой ты впадаешь в депрессию? Ты собираешься рассказать, что происходит? — Она нервничает, в то же время переживает.
Я стала безэмоциональной, что ли. Не знаю, как это правильно назвать. Ничего не имеет значения, словно можно умирать. Как ещё должно отозваться моё бедное сердце? Аннет пригласила меня на все эти тусовки...
Я подавляю приступ злости. Как бы не рвало на части, не позволю себе обвинять во всём её, хотя сейчас мне этого хочется.
— Аннет, я не прихватила с собой куртку, видимо, простудилась. Нет никакой депрессии, это вообще диагноз, — хрип в горле точно должен замести следы вранья.
— Тогда, где ты была всю ночь? Твоя мама звонила мне, потому что ты не отвечала...
Дальше галдят чужие голоса, следуют посторонние звуки — стуки каблуков. Видимо, у них отменили лекцию или она в столовой. В любом случае я выигрываю пару секунд, чтобы придумать продолжение сказки.
— Я уехала домой. Вернулась поздно. Мама знает. — Нагло вру? А что остается делать? — Ты сказала, что мы поедем домой вместе... Почему ты не пришла за мной?
Подступают слёзы. Всё могло быть по-другому.
— Что? Грейс, я тебя плохо слы... — Слышу её так же плохо, как и она меня. Помехи нагло вмешиваются. — Черт! Я тебе перезвоню.
Я грустно усмехаюсь, когда меня раздражают короткие гудки. Отлично. Звонок в пустую...
Никто не объяснит, как я так легко доверилась Форесту. Именно доверилась. Я же понимала, что это мой первый раз. Но почему-то не осознавала, что это будет самой большой ошибкой в моей жизни.
В ночь Хэллоуина мы были наедине, теперь это наш общий скелет в шкафу. Зато разбираться мне приходится одной — Дьяволу до фени. Он, наверное, сладко спит.
Если Аннет не позвонила с криками, что я провела ночь с ее «будущим мужем», значит, никто ещё об этом не знает. Хоть одна хорошая новость. Кусая губу, я отгоняю каплю положительной эмоции, так как... Дьявол ждёт моего присутствия? Хочет унизить при всех?
— Милая? Почему ты не на учебе? — внезапно в комнату входит мама.
Мои глаза округляются. Совсем не ожидала её появления.
— Мне что-то не хорошо, решила остаться дома, — стремительно отвечаю я. Сердце стучит интенсивнее, ладошки потеют. Не привыкла я ей врать. — Почему ты не на работе?
— Меня отпустили. Правда, сегодня я на ночном дежурстве, тебе придется побыть одной, — присев на край, она ласково гладит меня по волосам.
Не выдержав, я тепло прижимаюсь к ней, обхватывая её двумя руками.
— Доченька, что такое?
Это похоже на лейкопластырь, который тщетно пытается склеить то, что разбилось. Я зажмуриваю глаза. Не говори, молчи, пожалуйста. Ей не нужно это знать. Тебя не так воспитывали, Грейс, не надо. Мама только расстроится.
Но душа так мучительно ноет. Я ещё ребенок и не была готова к такому. А может, мама поймет?
Я отстраняюсь, сдерживая слезы и все слова безысходности. Мама вглядывается в моё заплывшее лицо, и невидимые нити стягивают мой рот, заставляя молчать до конца.
— Нет, мам, я в порядке. Просто соскучилась, — шепчу я, натягивая улыбку.
Она мягко улыбается в ответ и щипает меня за щёку.
— Приготовлю тебе ужин, а потом уйду.
Я думаю — потянуться навстречу, обнять... но не двигаюсь ни на миллиметр. А она уходит.
Я облизываю сухие губы. Невыносимо. Нужно с кем-то поговорить. Срочно. Чувствую, скоро взорвусь и тогда худо будет всем.
Взяв вещи из шкафа, я иду в ванную. Появляется ужасная ассоциация с водой. Картинки вчерашнего грозятся повтором. Смотрю на перебинтованную руку и морщусь. Не верится, что я сделала это. Нанесла вред, когда тело нуждалось в любви. Смит, ты перестала себя слушать. Даже смутно помнится, как повиновалась лезвию. Состояние аффекта?
Ошибки на то и ошибки. Видимо, их нужно совершать, анализировать и откладывать в копилку опыта.
Я принимаю теплую ванну, выливая цветочный гель, и меня окружает пена. Предоставляю, как вся грязь и чужие отпечатки пальцев смываются. Как я, хотя бы на чуть-чуть, очищаюсь. С усердием, но мышцы расслабляются в приятной температуре.
Закрываю глаза. Думать сложно, но я знаю, куда сейчас пойду. В голове намечаю путь и несколько продуманных фраз. Возможно, это будет нелепо, но точно не хуже.
Сушу волосы на скорую руку, делая объем. Надеваю чёрное платье выше колен, крашу ресницы тушью и губы блеском. Шестерёнки немного шевелятся, они такие: «О, Господи, наша страдалица вылезла из кокона!»
Я продумано спускаюсь по лестнице, словно заново учусь ходить. Мама уже приготовила еду и моет посуду, напевая незнакомую песенку. Значит, скоро уходит. Не могу оторваться от неё — Эбби притягивает своей домашней энергией.
Она поворачивается, её глаза фиксируются на мне:
— Грейс, тебе же не хорошо, — не ругает, но требует объяснений.
— Давай поговорим об этом позже...
Не дождавшись ответа, я убегаю в прихожую и обуваю каблуки. План проваливается сразу — мама негодующе выходит за мной.
— Я понимаю, что тебе уже восемнадцать и ты вправе не рассказывать мне все... — Я выпрямляюсь, осознавая, что это похоже на серьезный разговор, к которому я не готова. — Но я волнуюсь.
— Мам, голова ходит кругом. Хочу прогуляться, ты же знаешь, я люблю прогулки. Да и подышать свежим воздухом полезно. Обещаю, мы потом обо всём поговорим.
Я подхожу и спешно обнимаю ее. Эбби прижимает меня крепче, показывая, что она не против.
Либо я очень хорошая актриса, либо мама, потому что она до сих пор ничего не заподозрила, даже порезы. Это к лучшему, может, ангел-хранитель сжалился? Но, увы, позже придется что-нибудь придумать, так как я уже пообещала поговорить.
Я беру куртку и выхожу из дома. От порыва ветра скулы сводит, глаза щурятся, но я иду несмотря ни на что. Обнимаю себя руками, удерживая тепло. Возможно, зря я так оделась, но возвращаться не собираюсь.
Я добираюсь на такси. Подхожу к дому девушки, которая лучше всех знает Дьявола. Глотаю вязкую слюну. Стучу в дверь, оглядываясь назад. Улица безлюдна — погода не для прогулок. Дверь отрывает Кэтлин в домашней одежде. Я нисколько не нервничаю; жажда правды перебивает любое стеснение. Может, только некомфортно, потому что мы больше не общаемся.
Кэтлин удивляется, видя замерзшую меня, но не очень-то радостно встречает — брови сгущаются. Стоило ли вообще приходить, если я решила, что она лишь подстраивалась и не являлась моей подругой?
— Можем поговорить? Мне нужна помощь.
Моррисон открыто показывает, что она этого не хочет: издевательски скрещивает руки на груди.
— Так почему бы тебе не попросить помощи у своей подруги?
Это кажется очень грубым, и мои ресницы вздрагивают. Теперь даже ветер не такой злорадный. Внутри что-то щёлкает что-то — больше просить и унижаться я не буду. Только не перед ней — коллегой Кристофера.
Я разрываю долгий зрительный контакт, разворачиваюсь и тут же удаляюсь. Остаётся горький осадок. Меня бросили. В институте все бегают, копаются в душе, а потом оставляют одну. Забавно выходит. Чего я ожидала? Сама никого к себе не подпускаю, да и не с теми вожусь.
Сую руки в карманы куртки, нос краснеет, под ногами трепещут листья. Я с тоской пинаю камушек. Женская дружба мне явно не светит. Теперь Кэтлин может смело ринуться и всё доложить своему боссу — мне фиолетово.
— Фиолетовый — цвет сумасшедших... — загадочно шепчу, вспоминая, от кого это слышала.
Ожесточенное лицо парня промелькает, как тьма, и я несдержанно ухмыляюсь. Мозг, ты действительно запомнил слова Дьявола? В них даже смысла нет. По крайней мере, не хочу вдумываться.
Не получила то, зачем пришла? Значит, действую по плану «Б», план «А» ничтожно провалился. С другой стороны, чего грущу? Если бы не знала о своей неудаче, вряд ли бы оделась так вызывающе. Догадывалась, куда в конечном итоге попаду. Раз всё настолько печально, что мне даже поговорить не с кем... Остаётся алкоголь. Он меня подвёл, пусть и разгребает.
Вызываю такси и еду в первый попавшийся клуб. Без понятия, чем славится это место, побываю там впервые. Водитель отзывается хорошо, изредка поглядывая на меня, а я с презрением его игнорирую.
Если так посмотреть, я не должна идти в запретные места. Но сейчас это то, что мне нужно. Хочу выпить, забыть о душевных повреждениях. Снова поступаю необдуманно, но, знаете, сейчас это лучшее, что я могу придумать.
Я прохожу мимо охраны. При шумной обстановке ничего не ёкает, в радужках кристаллы льда. Вдыхаю насыщенный запах дыма, крепкого алкоголя и безрассудной свободы. Именно свободы, которая частенько ведёт по опасной тропе. Как только переступаешь порог этого места — все грани размываются вместе с пьяной толпой. Единственное, что интересует — какой напиток подобрать к ситуации.
У барной стойки залезаю на высокий стул и заказываю виски. Думаю, от крепкого напитка эффект будет быстрее. Музыка оглушает, пока я засматриваюсь на коллекцию алкоголя, в которой отражаются светодиоды. Не хотя вспоминаю моменты с Дьяволом, и становится тошно. Волна жалости к себе нападает со спины, я теряю обладание, едва сдерживая слезы.
Бармен протягивает стакан. Я тут же забираю и делаю добротный глоток, жмуря глаза. Жидкость обжигает горло, а после попадает в желудок. Пару минут, и мышцы сдаются: появляется неясность, лёгкость. Вот оно, то самое чувство. Чувство равнодушия.
— Повторите, — раздается приказной тон возле меня.
Бармен послушно начинает исполнять свою работу. Я поворачиваюсь, буднично оглядывая незнакомца. Он одет неплохо, да и с внешностью все хорошо. До уровня журнала Playboy далеко, но с кошельком до какой-нибудь девушки с материальной нуждой дотянет.
Нахальный взгляд парня скользит по мне, и моя вторая личность гневно скалится, мысленно пихая меня, чтобы я поставила его на место.
— Я в состоянии купить себе выпить, — огрызаюсь я и отворачиваюсь.
Мне противны любые знакомства. Особенно с такими напыщенными придурками. Лишь бы похвастаться деньгами, будто девушки бедны и отчаянно нуждаются в мужском внимании. Я планировала побыть одна с алкоголем, нечего рушить мои планы.
— Куколка, где твои манеры?
Распознав знакомое прозвище, температура моего тела повышается. Дракон во мне настолько пыжится, что я готова выдохнуть огнем. Ярость. Она колотит по венам вместе с алкоголем.
Бармен кладет на стол напиток и делает вид, будто испаряется в воздухе.
— Я тебе не кукла! — Я всполошено хватаю стакан и выплескиваю содержимое ему в лицо. — Засунь свои манеры себе в...
Не успеваю договорить, из ниоткуда появляется мужчина в форме:
— Пройдёмте со мной.
Меня держат за руку, и я стараюсь вырваться, злобно заскрипев зубами.
— Нет, оставь её. Я сам, — останавливает незнакомец, стряхивая с себя капли напитка.
Я глубоко дышу, метаясь по мужчинам, которые явно сильнее меня. Куда я ввязалась?
— Но, босс...
Получив отрицательное движение от главного, он мигом отпускает меня. Отмахнувшись от чужих рук, я поправляю платье. Адреналин вступает в бой, и я агрессивным взглядом пилю того, кто предложил мне выпить, а он с интересом рассматривает мой сумасшедший вид.
— Как это благородно с вашей стороны! Сейчас стошнит. — Я не собираюсь кланяться, благодарить или смягчать углы.
Разворачиваюсь и гордо направляюсь к выходу. Грубо? Он испортил мне ночь. Мне не нужна поддержка незнакомца из клуба или банальный жест, под которым понимается подкат. Я сразу поняла, что клуб принадлежит ему — не зря мужчина в костюме обратился к нему так статусно. Не моя территория, не тот случай, когда можно выиграть. Вести войну будет нелогично, поэтому я спешу выйти.
Больше всего оскорбило прозвище «куколка». Пришла забыть Кристофера, а не бредить им. Есть в этом городе место, где я смогу закопать это грёбаное имя в могилу?
С каждым шагом людей становится все меньше, а впереди светится заветная дверь на улицу. Остается пять шагов, но на меня со спины набрасывается тот же амбал, скручивая локти. Я вскрикиваю, пытаюсь освободиться, но ситуация только ухудшается. Захват усиливается, боль распространяется по нервам с бешеной скоростью. Я морщусь, понимая, в каком безвыходном положении нахожусь.
Вскидываю голову, взмахивая волосами, когда приближается тот самый незнакомец, развязно ухмыляясь. Так и знала, что он мудак. Решил поиграть добротой? Увы, для меня — это мёртвый номер.
— Тебе в первый раз девушка отказывает? — стервозно выгибаю бровь я.
Получилось рефлексивно, я не планировала ёрничать. Даже не знала, что могу так отвечать. Это действует алкоголь, или мой настоящий характер проявляет себя?
— Пока ты находишься в моем клубе, попрошу держать язык за зубами или придется принудить.
Я корёжусь от несуразных слов, внутри всё дребезжит, но мне не страшно. Это прилив неприязни, а не слабости. Кристофер показал, что такое настоящий страх, надавил на больные точки и выпустил мою тьму. Он сломал меня. Переделал? Самое удивительное — я согласилась на это добровольно. Поддалась его «воспитанию».
Теперь мне нравится отстаивать свои границы, не думая о других. Никакой вины — только уважение к себе и свобода быть собой.
— Считай, что не впечатлил, — плюю я ему в лицо.
Снова вырываюсь, но хватка настолько крепкая, что пальцы немеют. Желваки незнакомца играют, а его взгляд становится острее. И я понимаю — это была последняя капля.
Глотаю колючий ком, ожидая последствий. Что поделать, я упрямая, а с алкоголем — бесстрашная. Хотя страх змейкой тянется, коленки ощутимо подгибаются.
— Твою мать, Калеб, с ума сошел? — в клуб влетает Моррисон.
Её возмущенный вид поражает, особенно заострённые скулы и смертоносный взрыв в глазах. Сказать, что я в шоке — мало. Передо мной взбешенная девушка, которая недавно отказала мне. Радоваться? Плакать?
— Кэтлин? Что ты здесь делаешь? — незнакомец бросает на нее опрометчивый взгляд.
Воздух смешивается с мрачным дыханием Моррисон. Её пылкость затрагивает всех, поэтому хватка амбала, подавляющего меня, ослабевает. Двое мужчин склоняют головы под воздействием девушки. Что происходит?
— Это имеет значение?
Узнаю сучью сторону Моррисон. Я ухмыляюсь, замечая, что она здесь авторитет. Но улыбка сползает, как только Кэтлин продолжает:
— Если Дьявол узнает об этом, твой клуб прикроют быстрее, чем ты успеешь моргнуть, — она кидает на меня тревожные взгляды, будто что-то скрывает. — Блядь, отпусти её!
Моррисон молниеносно отталкивает обидчика от меня, не заботясь о нежности, обрушивая силу на него. Даже хозяин клуба отшатывается от напора. А меня она ласково притягивает к себе.
— Ещё один косяк с твоей стороны и можешь молиться. Если это вообще поможет! — рявкает она.
Калеб несколько раз кивает, стискивая зубы. Чувство справедливости распространяется по венам, и я подмигиваю ему. Нагло улыбаюсь, наступая на нужные точки, и Калеб на взводе уходит, чертыхаясь под нос.
Я снова принимаю бесчувственную физиономию, поворачивая голову к ней:
— Ты знаешь, что у меня много вопросов?
— На это и надеялась, — выдыхает она, возвращаясь к мягкой версии себя. — Пошли, нам есть, о чем поговорить.
Я собираюсь пройти, но она останавливает меня, горизонтально вытягивая руку:
— Грейс, я знаю.
Отлично, кто ещё об этом знает?