Глава 27
Карлотта
Стоя перед зеркалом и нанося макияж, я пытаюсь сотворить хотя бы призрачную видимость благополучия. Это едва заметная вуаль, но она отделяет меня от истинного «я».
Основа под макияж, чтобы придать хоть какой-то оттенок увядшей коже. Немного румян, чтобы щеки порозовели и лицо не казалось таким болезненным. Блеск на губы, чтобы они не растворялись в общей бледности. Подчеркнуть глаза тенями и тушью, чтобы скрыть их потухший и измученный взгляд.
Маска. Она скрывает мою боль, мою внутреннюю пустоту, мою глубокую тоску. Маска, за которой я прячусь от мира и от самой себя.
Однако, стремление выглядеть привлекательно владело мной. Я не располагала уверенностью относительно возможной встречи с Массимо в этот день, но искренне надеялась на неё.
Мама словно отражение моей собственной бледности. Мои беды терзают её, и чувство вины, словно тяжелые волны, захлестывает меня.
Когда же этот кошмар отпустит?
— Аврора рассказывала, что у вас сегодня в планах? — с нежной улыбкой спросила мама, поправляя мои непокорные локоны.
— Подробностей не знаю, но уверена, будет что-то фееричное, — с натянутой усмешкой ответила я, вспоминая сообщения от Рори о возвращении Ди Лауро.
Они вернулись. Все. Не только Дарио.
Киллиан, вне себя от радости, решил устроить праздник в честь Арианны. К тому же, сегодня первый бой Сайласа на Арене, его давняя мечта. Аврора сказала, что его отец долго не давал ему этого шанса.
— А Невио, Массимо и Алессио будут с вами?
Губы невольно сжались, оставляя на языке горьковато-сладкий привкус ягодного блеска.
— Так было приятно, когда они приезжали сюда... – эхом отозвалось в комнате её голос.
Невио никогда не приезжал сюда один. Алессио, искупив вину прощением, растворился вовсе.
А Массимо... Массимо просто замолчал. Ни единого слова, ни случайного звонка.
Я не смею винить его за эту отстраненность, ведь именно я воздвигла эту стену между нами. Но сердце, предательски живое, все равно кровоточит. Это моя запоздалая расплата за броню, которую я на себя надела, за трусость, с которой спряталась от самой себя.
Взгляд невольно скользнул по отражению мамы в зеркале. В ее глазах плескалась тревога, точная копия моего собственного смятения.
Она, как никто другой, чувствовала мое состояние, несмотря на все мои отчаянные попытки скрыть истину. Этот незримый родственный код, сплетенный из любви и боли, связывал нас крепче любых слов.
— Не знаю, мама, — прошептала я, отводя взгляд, словно боясь выдать себя.
Я отвернулась от зеркала, ощущая давящую тяжесть невысказанных слов. Моя жизнь превратилась в запутанный лабиринт, где каждый шаг, каждое дыхание отзывалось глухим эхом страха. Страха перед неизвестностью, перед собственным телом, предавшем меня.
В груди разлилась тягучая, обжигающая тоска.
Я до боли скучала по Массимо, по его обжигающему теплу, по его пронзительному взгляду, который видел меня насквозь.
Но как можно строить будущее, когда мое собственное здоровье, словно злой рок, властвует надо мной, когда болезнь стала моим главным, неумолимым противником?
— Тебе они так нравятся? — натянуто хмыкнула я, откладывая кисть и машинально беря другую, словно ища спасение в ритуале. — Помнишь, как ты когда-то говорила, что они – непослушные негодники?
Мама картинно ахнула и тепло улыбнулась.
— Ну это когда было-то? — пробормотала она, убирая с лица ватным диском следы усталости. — Наверное, когда вы были ещё совсем маленькие. Конечно, они могли бы вести себя и получше, но мне всегда умиляло, как они втроем относились к тебе. Бережно. Особенно Массимо. В его глазах всегда было... что-то особенное.
Я замерла, держа кисть неподвижно у лица, так и не коснувшись кожи.
Мы посмотрели друг на друга. В глазах мамы плескалась нежность и понимание, а в моих – затаенная боль и надежда.
— Знаешь, в прошлом, когда Джемма была младше, чем ты сейчас, она так смотрела на Савио, — мама замялась, наверно, подбирая нужные слова. — В ее взгляде читалось все, это было очевиднее некуда. Влюбленность. Радость от его нахождения рядом. Нужда, когда он что-то говорил, и она хотела больше. Савио не был плох, но его поступки... Мы всей семьей, очень беспокоились за нее. Особенно твой отец и бабушка.
Я тихо прокашлялась, услышав это.
Так давно никто не вспоминал о них. Наверное, вспоминали, но старались не делать этого при мне. Понимали, что я не знаю, как реагировать.
Они – моя семья, но они умерли, когда я была еще совсем малышкой, я не помню их. Но по рассказам, они так любили меня, так много для меня делали. И я часто испытывала чувство вины за то, что не тоскую по ним так, как остальные. Будто я предала их память своим равнодушием.
— Я замечаю тот же взгляд, солнышко. У тебя. В сторону Массимо, — прошептала мать, и ее слова пронзили меня ледяным ужасом. — Диего тоже замечает, поверь. Может, ему и не по душе это, но виду он не подаст, — она помолчала, словно подбирая слова. — Мы были строги с Джеммой. Правила... Джемма много раз говорила мне и Диего дать тебе больше свободы. Чтобы общалась с друзьями и больше гуляла. Мы просто настолько взволнованны и хотим тебя уберечь. Но мы видим, как светятся твои глаза, когда появляется Массимо. Скажи... что у вас происходит?
— Мама! — выдохнула я, и дрожь пронзила меня до костей. — Мы друзья. Друзья с детства.
— Просто друзья? — тихо проговорила мать, и в уголках ее губ промелькнула тень улыбки. — Киара воспитала его настоящим мужчиной. Он так внимателен и добр к тебе, к нам. Ты чувствуешь к нему что-то большее, чем дружба?
Я тяжело вздохнула, откладывая кисть, ставшую вдруг такой ненужной.
Этот разговор застал меня врасплох.
— Если я скажу «да»... это будет плохо? — прошептала я, опуская голову и чувствуя себя виноватой.
Легкое прикосновение ее руки к моей спине заставило меня вздрогнуть.
— Нет, милая, что ты такое говоришь? Конечно, нет.
— Но теперь это не важно, мы поссорились, и это моя вина. Он не разговаривает со мной... И я не виню его. Я молчала, теперь молчит Массимо. И все из-за меня. Я просто не знаю, что делать.
— Тише, тише, — выдохнула мама, пораженная моей взволнованной и быстрой речью. — Из-за чего вы поссорились?
— Я не рассказала ему все, что сказал врач, утаила правду.
Я подняла голову, и наши взгляды встретились. В ее глазах я увидела понимание и задумчивость, словно там роились невысказанные вопросы.
— И я не хочу ему рассказывать.
Я не могла даже представить, как расскажу ей еще и про Алессио, которого я скрывала от Массимо.
Я ужасна.
— Карлотта, врач сказал, что сейчас не время для беременности, — сказала мама серьезно, но с твердой поддержкой в голосе. В ее взгляде была строгость, но и безграничная любовь. — Он не сказал «никогда», он сказал «не сейчас». Все изменится, Лотти. Ты еще так молода. Мы отложили все разговоры о помолвке. Сейчас главное – твое здоровье. И ты обязательно поправишься. Мы верим в это. Ты должна верить в это.
— Но я... я не верю, — прошептала я дрожащим голосом.
Мои слова разбились о тишину.
— Иди ко мне, моя девочка.
Ее руки, такие хрупкие на вид, но такие сильные в своей нежности, обняли меня. Я почувствовала, как все мое тело содрогается, как во мне что-то ломается, рассыпается на части. Она чувствовала мою опустошенность, эту зияющую пустоту, поглотившую меня целиком.
— Мне так жаль, милая, что тебе приходится это переживать. Ты даже не представляешь, как мне жаль.
В объятиях матери я позволила себе на мгновение раствориться в ее безусловной любви, словно в теплом коконе, защищающем от суровой реальности. Но даже этот краткий миг утешения не мог заглушить всепоглощающую тревогу, которая поселилась в моей душе.
Я отстранилась от матери, вытерла слезы и взглянула на свое отражение в зеркале. Маска благополучия окончательно стерлась, обнажив истинное лицо, измученное и уставшее.
— Я рада, что мы поговорили. Это очень важно для меня, — прошептала мама, и усталый вздох сорвался с ее губ. Она нежно погладила мои руки, словно пытаясь передать мне свою силу. — Ты обязательно выздоровеешь. Мы сделаем все, абсолютно все, для этого. А что касается Массимо... это твой личный выбор, рассказывать ему или нет. Помни, ты не обязана делиться каждой своей тайной даже с самыми близкими друзьями. Истинная дружба строится не на этом. Дружба — это, прежде всего, поддержка. Дружба — это принятие таким, какой ты есть.
Я вяло кивнула, стараясь скрыть волну отчаяния, накатывающую изнутри.
Ведь я даже не позволила ему поддержать меня. Массимо хотел этого. Он бы поддержал меня, без сомнений. Он бы принял меня, несмотря ни на что. Но я не дала ему этой возможности. Я лишила нас обоих шанса.
— Вы не переходите черту? — прозвучал вопрос, полный тревоги.
Я отгородилась от мира ладонями, не желая говорить на эту тему.
— Нет, что ты, нет! Ты же знаешь, я хочу, чтобы все было правильно, — выпалила я, чувствуя, как предательски вспыхивают щеки. — Массимо тоже это понимает. Все это знают, мама.
— Хорошо. Это хорошо. Очень, — выдохнула мама с явным облегчением. Я заметила, как и ее щеки тронула краска смущения, что вызвало у меня легкую, робкую улыбку.
Внезапный грохот заставил нас широко раскрыть глаза. Громкая музыка ворвалась в комнату, и мы поспешили из ванной в мою спальню. Через распахнутое окно доносились звуки улицы. Подбежав к окну, я не смогла сдержать смешок, увидев припаркованную машину.
Николо, высунувшись из заднего окна, энергично махал мне рукой, а затем скривился и потер плечо, словно почувствовал боль. Киллиан, за рулем, тоже приветственно махал в такт оглушительной музыке, настолько громкой, что мама ахнула и закрыла уши. Карла, сидевшая рядом с ним, выглядела явно недовольной и тоже зажала уши, а затем и вовсе выключила музыку, вызвав недовольные крики Киллиана и их громкую перебранку.
Невольный смех вырвался из моей груди, и я увидела, как лицо мамы озарилось радостью при звуке моего смеха.
— Кажется, тебе пора, — прошептала мама, нежно касаясь кожи под моими глазами. В ее голосе звучала тихая, скрытая тревога. — Ты выглядишь восхитительно.
Легкое, как дуновение ветерка, мое изумрудное платье мягко облегало фигуру, позволяя свободно двигаться. Оно словно текло, достигая колен, даря ощущение легкости и свободы.
— Карлотта! — донесся до меня крик Николо и Киллиана.
Их лица расплылись в улыбках, когда они заметили, что я снова смотрю на них.
— Да, пора, — с легкой усмешкой ответила я, хватая сумочку, лежащую на кровати.
— Будь осторожна. Все ли ты взяла?
— Телефон, лекарства, вода – да, все при мне. Не волнуйся. Ребята будут рядом, — торопливо проговорила я, целуя ее в щеку и натягивая белые кеды.
Мама неодобрительно покачала головой, вспоминая свои настойчивые уговоры надеть балетки.
Я словно вырвалась на свободу из дома, и ветерок нежно коснулся моего лица.
— Транспорт прибыл, госпожа, — с лучезарной улыбкой произнес Николо, распахивая передо мной дверь машины.
Карла лишь закатила глаза на его шутливое приветствие и, бросив мимолетный кивок, вновь погрузилась в свой телефон. Ее темные волосы были собраны в тугой конский хвост, а макияж, как всегда, подчеркивал ее дерзкую и темную натуру, отражаясь и в ее одежде.
Едва я устроилась на сиденье, Николо и Киллиан, словно дети, начали барабанить пальцами по сиденьям и выкрикивать:
— Бой!
— Бой! — еще громче заорал Киллиан, заводя машину. — Сегодня будет просто невероятный день. Арианна вернулась, и еще этот бой Сайласа!
— Он с самого утра места себе не находит от нетерпения, — прошептал Николо мне на ухо, лукаво усмехаясь. — Представляешь, Аврора едет в одной машине с Сайласом и Невио. Они встретят нас уже на Арене.
— Невио? Правда?
Это прозвучало неожиданно. Я думала, что будем только мы.
— Да. Он сегодня приехал к Сесилии, чтобы увидеться с Авророй, и с тех пор не отходил от нас. Ави предложила ему пойти на бой, а потом на вечеринку, и, к моему удивлению, он согласился.
— Ты знала, что они типо «вместе»? — недовольно пробурчал друг рядом со мной.
— Мы узнали об этом только сегодня! — драматично воскликнул другой. — Как так вообще можно?
— И мне рассказал об этом Сайлас, а не она.
— Я вообще узнал об этом последний!
— Вы оба такие шумные, — проговорила Карла, после слов брата, указывая на него и на Николо.
— И Карла с нами сегодня. Вот это действительно нечто из ряда вон выходящее, — Киллиан указывает взглядом на свою сестру, а затем оглядывается, проверяя, нет ли сзади машин.
— Приятно ошарашило, — бормочет Николо, ловя на себе испепеляющий взгляд друга, и я не могу сдержать слабую улыбку. — Ну что, едем?
— Кодекс, Ник. Не забывай о кодексе, — строго цедит Киллиан, постукивая пальцами по рулю, словно пытаясь успокоить собственные нервы. Он включает музыку, но теперь делает это намного тише.
Николо с тихим вздохом закатывает глаза, откидываясь на спинку сиденья, пытаясь расслабиться, но взгляд его не ослабевает. Он буравит Карлу взглядом, и пусть лица ее не видно, он словно пронзает ее душу. Что я вижу в этом взгляде? Тоску?
И правда, Карла редко бывает с нами, и ее присутствие сегодня – словно редкий дар. Она была удивительно мила, хотя мы почти не общались. Наших разговоров хватит, чтобы пересчитать по пальцам одной руки.
Дорога к Арене наполнилась непринужденной болтовней нас троих, большей частью о школьных делах, и безудержной радостью Киллиана по поводу возвращения Арианны. «Рад» – это ничего не сказать. Николо поделился со мной, что он поддерживал связь с ней все время ее отсутствия, что Киллиан часто созванивался с ней, и то, что Ари наконец дома, наполняет его нескрываемым счастьем.
Два парня в этой машине безнадежно сражены любовью, и это невозможно скрыть. Киллиан безумен по Арианне Ди Лауро, а Николо тоскует по сестре своего друга – Карле Торрес. И это греет мне душу, просто наблюдать за ними. Такими смущенными, трепетными, светящимися изнутри, но с неуловимой грустью в глазах. Такими до безумия влюбленными.
— Бой! Бой! Бой! — этот клич Николо и Киллиана, словно эхо, бьется о стены машины, когда мы останавливаемся у Арены. Слова, полные предвкушения и азарта, вызывают у меня лишь тихий смех.
Главные фанаты Сайласа.
— Я буду здесь, — доносится приглушенный голос Карлы, все еще погруженная в телефон.
— Чего? Нет... Но там же чертов бой! — Киллиан хватает себя за грудь, словно слова сестры нанесли ему физическую рану. В его взгляде искреннее непонимание.
— Нам вообще здесь с тобой находится нельзя. И я не хочу идти, я буду здесь, — она отмахивается, как от назойливой мухи, и отворачивается к окну.
Николо понурился, и я, подбадривая его, тихонько подтолкнула, когда мы вышли из машины и направились к зданию. Поток людей постепенно нарастал.
Мне так хотелось, что он был здесь.
Пожалуйста, будь здесь.
Тони, словно маяк, виднелась у барной стойки, а рядом с ней, настороженный Диего, сканировал взглядом толпу. Его глаза встретились с моими, он задержался на моих друзьях и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на облегчение, что я не одна. Затем он одарил меня искренней, теплой улыбкой и что-то шепнул Тони, отчего ее лицо озарилось светом.
В воздухе вибрировало напряженное возбуждение, словно перед грозой. Клетка, где должен был развернуться этот жестокий спектакль, повергала меня в дрожь. Она дышала угрозой, словно хищник, затаившийся в тени.
Но больше всего пугали въевшиеся в пол следы крови, которые, несмотря на все усилия, не удалось отмыть до конца. Они были безмолвным свидетельством боли и отчаяния, застывшим эхом жестокости. Я чувствовала, как желудок сжался в тугой узел. Видеть следы крови, пусть и тщательно затертые, вызывало неконтролируемую дрожь.
Приблизившись к клетке, я увидела Аврору. Стоило мне подойти, как она схватила меня за руку и притянула к себе.
— Выглядишь прекрасно! — прокричала Рори, стараясь перекрыть гул толпы.
— Ты тоже, — с улыбкой ответила я, не отрывая взгляда от нее.
На Авроре было надето потрясающее черное платье, усыпанное блестками, делавшее ее одновременно очаровательной и опасно притягательной.
В это время Николо и Киллиан, заметив Сайласа, набросились на него с двух сторон, что-то горячо высказывая. На его лице отразилась усталость, и он закатил глаза, словно уже привык к этим нападкам.
— Посмотри туда, — Аврора кивнула в сторону столиков для зрителей.
Сначала я увидела ее отца в окружении двух других мужчин. Они сидели, склонившись друг к другу, и о чем-то серьезно беседовали, словно от их слов зависела судьба мира.
Затем мой взгляд переместился к другому столику, и я замерла, столкнувшись с пронзительным взглядом темных глаз. Массимо и Невио расположились на кожаных диванчиках в одной из рук у них были бокалы.
Он здесь.
Правда здесь.
Невио пристально смотрел на Аврору, а Массимо... Он смотрел на меня. В его взгляде читалась такая концентрация, такая глубина, что я почувствовала, как по телу пробегает дрожь. В этом взгляде было непонимание и невысказанные вопросы. И я не могла отвести глаз, словно прикованная стальными цепями, чувствуя, как в груди разгорается пожар давно подавленных чувств.
Время словно замерло, оставив нас наедине в этом гудящем хаосе. Взгляд Массимо был словно магнит, притягивающий и обжигающий одновременно.
Я чувствовала, как Аврора слегка толкает меня в плечо, возвращая в реальность. Но я не могла отвести взгляд от Массимо, не могла прекратить этот безмолвный диалог, который происходил между нами.
Внезапно раздался громкий сигнал, и толпа разразилась оглушительным ревом. Массимо оторвал от меня взгляд и, бросив мимолетный взгляд в сторону, что-то сказал Невио. Затем они оба отвернулись, и я почувствовала, как словно обрывается тонкая нить, связывающая нас.
Внутри клетки появился Сайлас, окруженный светом и ревом толпы. Его лицо было сосредоточенным и серьезным, но я видела в его глазах отблеск решимости. Я молилась, чтобы он выжил, чтобы он вернулся к нам целым и невредимым.
Громкий сигнал, крики толпы, подбадривающие голоса Николо и Киллиана, все это сливалось в единый оглушающий гул, но я слышала лишь стук собственного сердца. Я наблюдала за каждым его движением в клетке, за каждым ударом. Боль пронизывала мое тело, словно это я была там, сражаясь за свою жизнь. Я молилась, чтобы он выстоял, чтобы вернулся к нам невредимым, молилась отчаянно, тихо шепча слова защиты, как будто мои молитвы могли оградить его от опасности.
Страх за Сайласа смешивался с радостью от присутствия Массимо. Я хотела подбежать к нему, но ноги словно приросли к полу.
Аврора, почувствовав мое состояние, крепко сжала мою руку. В ее глазах я увидела искреннее поддержку. И в этом мимолетном жесте я почувствовала облегчение, словно тяжелое бремя ненадолго отступило.
***
Зрелище этих жестоких боев было выше моих сил. Сердце разрывалось от каждого удара, но я не могла отвести взгляд. И когда Сайлас вышел из клетки победителем, я почувствовала не просто радость, а избавление. Он жив... Это было единственное, что имело значение.
Когда он выбрался, окровавленный, но торжествующий, мы окружили его плотным кольцом. Вскоре подошли Фабиано, и вместе с ним... Карлос Аллегро, отец Сайласа, и Леопольдо Маручелли, отец Николо.
А Сайлас стал другим. Впервые я увидела на его лице не маску безразличия, а что-то похожее на расслабленное счастье, легкую тень радости, промелькнувшую в глубине глаз. В этот момент он казался таким уязвимым, таким... настоящим.
Видеть его таким было блаженством, бальзамом на израненную душу.
Но пережитое зрелище оставило глубокий след, сердце бешено колотилось, словно птица в клетке. И первое, что я сделала, когда мы прибыли в дом Киллиана, уже гудящий предпраздничным гамом, – направилась прямиком на кухню, жадно мечтая о глотке воды. Бутылка, что была у меня в сумке, опустела в первые, невыносимо долгие минуты боя на Арене.
Я успела лишь мимолетно обнять Арианну в коридоре, но не успела и слова вымолвить, как Киллиан уже увел ее, а я пулей помчалась на кухню. Грохот музыки, доносившийся из гостиной, пронизывал все тело, но я не обращала на него внимания, сосредоточенно доставая воду из холодильника, жадно отвинчивая крышку. Ледяная вода обожгла горло, возвращая в реальность. Я чувствовала, как дрожат руки, как все еще сжимается внутри от ужаса.
— Она пригласила Артурито! — Николо ворвался на кухню, словно обуреваемый демонами, кулаки его были сжаты до побелевших костяшек. В голосе клокотала ярость, отчаяние плескалось в каждом слове.
— Кого? — я поморщилась, пытаясь утолить жажду, но его слова опалили горло.
— Бонелло.
— Его зовут Артуро, — усмехнулась я. Легкая усмешка тут же померкла, сменившись тревогой. — Карла пригласила?
— Как она могла? — он взмахнул руками в бессильном жесте, а затем вцепился пальцами в волосы, будто пытаясь вырвать из головы разъедающие мысли. — Он просто придурок.
— Я этого не знаю, но он брат Агнесы. Их семья очень религиозна.
— В нем нет ни капли религиозности! — прорычал Ник, выхватывая бутылку из моих рук. Осушив её одним глотком, он прижался спиной к стене рядом со мной. — Черт, это всего лишь вода.
— Она пригласила парня на вечеринку. Да, это проблема, — пробормотала я, открывая новую бутылку. — После твоего признания... вы разговаривали?
— Обрывки фраз, дежурные приветствия, когда я приезжал к ним. И это неправильно. Почему она не может быть со мной честной? Почему всегда так? — он в отчаянии опустошил и вторую бутылку, швырнув ее в мусорное ведро.
Словно задыхаясь, схватил третью, открывая ее с какой-то маниакальной поспешностью.
— И давно она тебе нравится? — спрашиваю я, чувствуя, как его откровенность – будто глоток свежего воздуха – рассеивает сумрак моих собственных мыслей.
Николо переводит на меня взгляд, и в его глубине я вижу тень – легкую, но ощутимую – задумчивости. На мгновение его лицо омрачается.
— Не скажу, что это случилось с первого взгляда. Киллиан нас познакомил, когда мы были совсем мелкими. Скорее, это пришло со временем, постепенно... — он вяло пожимает плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя бремя воспоминаний. — Я просто держался в стороне. Не хотел втягивать ее в наш мир.
Я киваю, всем сердцем понимая его слова.
Семья Торрес не принадлежала к Каморре. Пусть отец Киллиана и Карлы был губернатором и сотрудничал с Римо Фальконе, это не делало их частью той тьмы, в которой жили мы. У них была подобие нормальной жизни, насколько это вообще возможно.
— Это не первый раз, когда я признаюсь ей, — тихо шепчет Николо.
Я вскидываю голову, очнувшись от своих раздумий, и с удивлением смотрю на него.
— Это далеко не первая попытка. Я даже не знаю, какой это раз по счету. Раньше Карла просто молчала, игнорировала, а теперь ответила: «как мило». Это гребаное «как мило». Словно хотела заткнуть меня.
— Николо, может...
— Не надо, — оборвал Ник, словно я собирался сказать что-то невыносимое. — Не говори, что она ничего не чувствует. Чувствует, ещё как, — прошипел он, склонив голову набок.
Его взгляд устремился к двери, откуда доносился пьяный гомон вечеринки.
— Мы пару раз целовались. Вернее, поначалу она сама меня целовала. А потом делала вид, будто ничего и не было. Или нарочно крутилась с кем-то другим, чтобы я, блять, это увидел. Черт, как же я тогда был зол.
Слова эти ранят, как осколки стекла. Смотрю на Николо, тщетно пытаясь подобрать слова, утешение. Что скажешь человеку, который раз за разом с отчаянной обреченностью бросается в стену, разбивая в кровь сердце о ледяное непонимание?
— Меня разозлило, что он может быть с другими, и я случайно увидела Николо. Он был зол, ужасно зол. Я не знала почему и даже не хотела знать. Мы оба злы, и, возможно, из-за этого всё и произошло. Каждый раз, когда я видела Алессио с кем-то, я уходила к Николо, потому что мной двигала злость. И Николо приходил ко мне, потому что его тоже вела злость.
И тут в памяти всплывают слова Джоанны. Причина, по которой они с Николо были вместе, теперь предстала передо мной во всей своей неприглядной ясности.
Осознание этого обрушивается на меня волной такой всепоглощающей печали, что я сама не ожидала.
— Может, она просто боится? — тихо предположила я, хотя сама не очень верила в эту версию.
Карла Торрес не производила впечатление робкой девушки. Скорее, наоборот, в ней чувствовалась стальная воля и некая отстраненность, будто она наблюдала за всем происходящим со стороны.
Николо усмехнулся, запрокинув голову.
— Боится чего? Скорее, она просто хочет, чтобы я сошел с ума, — он с силой оттолкнулся от стены, бросив пустую бутылку в ведро. — Почему она не может быть такой же, как Киллиан?
— Ну, тогда бы она была совершенно другой, — тихонько ответила я, задумчиво покусывая губу. — Киллиан – душа компании. Он всегда окружен людьми и не стесняется своих чувств. А Карла... она совсем другая. Аврора рассказывала о их семье, в общих чертах, конечно. Их мать ведь ушла, да? — в ответ он лишь едва заметно кивнул, помрачнев. — Может, у нее страх, что в отношениях кто-то может уйти, бросить? Не знаю, это всего лишь мои догадки.
Друг устало покачал головой, словно признавая поражение, а потом нахмурился и потер лицо руками.
— Но я, черт возьми, постоянно рядом.
— Ты постоянно пропадал в этом году. Я понимаю, твоего отца назначили Младшим Боссом, и тебе приходилось мотаться туда-сюда, но скажи, ты хоть раз за все это время, пока тебя не было в городе, писал ей, звонил?
— Очень редко, — вяло пробормотал Ник, закрывая глаза. — Я был занят. Но Карла писала мне.
— Когда ты впервые признался ей, а она проигнорировала, что ты сделал потом?
Николо тяжело вздохнул и снова запустил пальцы в свои темные волосы.
— Ничего.
— Ты был с другими девушками? — я потерла руки друг о друга, чувствуя, как неловкость заполняет воздух.
Он не ответил. Но я и так знала ответ.
Был.
— Вот в этом вся причина. Карла не воспринимает твои признания всерьез. Ты непостоянен, Николо. Твои слова – лишь порыв, который проходит. Для нее ты словно ветер, который дует в одну сторону, а потом резко меняет направление. Ей нужно больше, чем просто слова. Ей, возможно, нужны действия.
Он молчит, переваривая мои слова, и я вижу, как в его глазах постепенно загорается понимание. Наконец-то до него доходит, что проблема не только в Карле, но и в нем самом.
— И что мне теперь делать? — тихо спрашивает он, словно ребенок, потерявшийся в лесу.
— Бери пример с Киллиана, — с едва уловимой улыбкой проговорила я. — Киллиан влюбился в девушку, с которой им не быть вместе. Причин много, но главная — ее отец. Марио Ди Лауро не позволит их союзу. Ари избегала его, но Киллиана это не останавливало. Он названивал, писал, искал встречи. Что бы она ни говорила, как бы ни отталкивала, его все равно тянуло к ней. Даже ее отъезд на год не остудил его пыл. Он все равно тянулся. И вот она вернулась, а он все так же верен своему чувству. Так что да, учись у Киллиана.
Я замолчала, наблюдая за реакцией Николо. Я знала, что сравнение с Киллианом может показаться ему слишком сильным, но мне казалось, что именно такой пример ему сейчас нужен.
— Только, умоляю, не вздумай просить совета у Киллиана, — выпалила я. — Карла его сестра.
Николо насмешливо хмыкнул, но в его глазах мелькнула искра. Он медленно кивнул, словно принимая вызов.
— Черт, ты прям по полочкам все разложила.
— Всегда пожалуйста.
В этот момент в дверях кухни появилась Карла. Увидев нас, она замерла, словно не ожидала никого здесь увидеть.
— Не могу найти Киллиана, — тихо произнесла она, избегая смотреть ему в глаза.
— Наверно, прячется где-то с Арианной, — я тепло улыбнулась, стараясь скрыть свою тревогу.
Сейчас все зависело от Николо. Я могла лишь наблюдать и надеяться, что он примет правильное решение. Повернувшись к другу, я тихонько подтолкнула его к выходу из кухни.
— Удачи, — шепнула я ему на ухо, а затем отвернулась, давая им возможность остаться наедине.
Оставшись одна, я прислонилась к кухонному столу, чувствуя, как напряжение постепенно отступает. В голове все еще мелькали мрачные мысли, которые тревожили мне уже долгое время, но разговор с Николо немного отвлек.
Громкий смех из гостиной вырвал меня из раздумий. Вечеринка набирала обороты. Вздохнув, я решила вернуться к всеобщему веселью, хоть и чувствовала себя немного вымотанной.
Аврора искрилась, словно воплощенное пламя, танцуя в ореоле собственного света. Она порхала рядом с Невио, и ее сияние, казалось, ласкало даже его. Он, вопреки всеобщему ликованию, хранил в глубине глаз тень задумчивости, но обнимал Рори за талию. Их отношения казались невозможными, почти нереальными, но вместе они являли собой картину безумной, пленительной красоты. И все же я не могла отделаться от тревоги за подругу.
Киллиан действительно не отходил от Арианны ни на шаг, словно верная луна, вращающаяся вокруг своей планеты. Их лица озаряли лучезарные улыбки, вызывая у меня невольную, умиленную улыбку. Тихая, скромная девушка и душа компании, веселый и неутомимый Киллиан, кружились в танце, отдаваясь музыке и друг другу без остатка.
А Николо... он преследовал Карлу, словно тень, неотступно следуя за ней по пятам. Со стороны эта картина вызывала легкую усмешку. Она тщетно пыталась сохранить суровое выражение лица и отмахивалась от его прикосновений, но в то же время не противилась, когда он брал ее за руку и увлекал за собой к выходу на улицу. Под его напором Карла буквально таяла, словно снежинка на теплой ладони.
Казалось, за всем этим наблюдала не только я, но и трое парней, расположившихся на огромном диване. Алессио, как оказалось, тоже был здесь; он что-то оживленно говорил рядом сидящему Сайласу, который, откинув голову назад и ритмично кивал ему, не прерываясь. Рядом с ними сидел Массимо, который тоже время от времени кивал, но молчал.
Это выглядело забавно: создавалось впечатление, что оба поддерживали разговор Алессио одними лишь кивками.
В сумке ощутилась вибрация, и я поспешно извлекла телефон, увидев сообщение от брата.
Диего: Сообщи, когда тебе понадобится, чтобы тебя забрали.
Будь осторожна. И не забудь принять лекарство.
И, прошу, никакого алкоголя.
Уголки губ невольно приподнялись в улыбке.
Карлотта: Ты слишком беспокоишься.
Все в порядке. Друзья довезут меня до дома.
Выключив телефон, я увидела свое отражение в темном экране. Заметила, что блеск с губ почти исчез. Мне хотелось выглядеть привлекательно, особенно потому, что он был здесь. Поправив макияж, я снова нанесла блеск и, подняв голову, замерла, увидев Массимо в шаге от меня.
Его пристальный взгляд следил за мной, за каждым моим жестом.
— Привет, — прошелестело столь робко и тихо, что слова мои едва ли достигли его слуха из-за шума вокруг. — Привет, Массимо, — повторила я, чуть повысив голос.
— Я заметил, что сегодня ты уделяешь много времени Николо Маручелли, — произнес Массимо с ледяной отстраненностью, приблизившись ко мне. — Вы были на кухне довольно продолжительное время.
Невольно мои плечи взметнулись вверх, а пальцы рук сплелись в нервном потирании.
— Разговаривали, — пробормотала я, не находя, что ещё сказать.
Впервые за последние несколько дней мы вообще обмениваемся словами. Однажды вечером он подвез Аврору до моего дома, но, не удостоив меня даже мимолетным взглядом, тотчас же умчался прочь.
Массимо издал короткий звук, на мгновение отвел взгляд в сторону, чтобы тут же вновь вперить его в меня.
— А мы можем поговорить?
— О чём же? — он склонил голову набок, внимательно изучая меня.
— Обо всём, — пробормотала я, чувствуя, как неуверенность сковывает движения.
— Ты сегодня нарядная, — неожиданно заметил Массимо.
Я приоткрыла губы, удивлённая сменой темы.
— Что?
— Платье.
— Ах, да, — мои руки непроизвольно скользнули по ткани. — Оно мне так понравилось, что захотелось его надеть.
— Красивое, — кивнул Массимо, словно утверждая что-то для себя, а затем коснулся ткани на моей талии и, убрав руку, засунул её в карман джинсов. — Макияж.
— Просто захотелось, — пробормотала я, прикусив нижнюю губу. Что это за допрос? — Здесь сегодня весело, правда?
— Блеск на губах.
— Что?
— Блеск, — повторил Массимо, слегка коснувшись пальцем моей губы. — Зачем?
— Захотелось, — нахмурилась я. — К чему этот вопрос?
— Обычное любопытство.
— Совсем не обычное.
Меня начинало это злить. И совершенно не волновало, что вокруг нас толпились люди, танцующие под оглушительную музыку, пока мы тут «разговаривали». Это даже разговором назвать сложно.
— Вопрос вполне невинный, а твой ответ слишком лаконичен и не содержит никаких объяснений.
— Ответ как ответ. Почему ты сегодня такой придирчивый?
— Почему ты такая нарядная сегодня?
— Разве мне нельзя надеть платье и накраситься?
— Я этого не говорил. Но почему именно сегодня?
— А почему ты вообще спрашиваешь меня об этом? Просто захотелось.
— Но почему? — Массимо нахмурился, и выражение его лица стало таким же сердитым, как и моё. Это меня удивило. — И почему, чёрт возьми, этот блеск именно сегодня?
— Чтобы быть красивой! — прошипела я, сжимая кулаки.
— Для кого?
— Я надеялась увидеть тебя. И хотела выглядеть красивой для тебя! — выпалила я, не в силах больше сдерживаться.
Тишина повисла в воздухе, заглушая ритмы музыки и смех вокруг.
Массимо смотрел на меня, словно впервые видел. В его глазах читалось замешательство, смешанное с чем-то, напоминающим удивление и, возможно, даже облегчение. Я стояла, застыв, словно очнувшись от наваждения, осознавая, что только что произнесла вслух.
Заметив мое смущение, Массимо сделал шаг вперед, сократив расстояние между нами. Он протянул руку и нежно коснулся моего лица, большим пальцем очерчивая линию скулы. Его взгляд смягчился, и в нем появилось что-то, что я не видела раньше.
— Ты всегда красива, Карлотта, — тихо произнес он, и его голос прозвучал так близко и интимно, что по коже побежали мурашки. — И мне не нужно, чтобы ты наряжалась или красилась, чтобы это увидеть.
Я выдохнула, ощущая, как долгожданное расслабление, волной тепла, разливается по телу, прогоняя остатки тревоги и даря робкую радость.
— Теперь, когда напряжение отступило, мы можем обо всем поговорить?
Взгляд Массимо задержался на мне, изучающий, до такой степени, что я почувствовала, как краска заливает щеки.
Этот взгляд... Он снова на меня смотрел.
— Пойдем, — прошептал Массимо, взяв меня за руку.
Его прикосновение обожгло кожу, и я, повинуясь, последовала за ним сквозь толпу. Мы вышли на террасу, где шум вечеринки стихал, уступая место шепоту ветра и шелесту листьев деревьев.
Он отпустил мою руку, облокотился на перила и устремил взгляд на звездное небо. Я стояла рядом, не решаясь нарушить тишину, наполненную невысказанными словами и скрытыми чувствами.
— Я хотел пойти к твоему врачу.
Я ахнула, судорожно вцепившись в перила, костяшки побелели от напряжения.
— Но не пошел, — тихо сказал Массимо, так и не взглянув на меня. — Все твердили, чтобы я подождал... Может, ты сама расскажешь. Ты скажешь мне?
Дрожь пронзила меня с головы до пят, словно удар тока.
— Я... н-не хочу, — прошептала я, опустив взгляд. — Я должна была рассказать об Алессио. Прости, что молчала. Но все слова врача... не могу. Мне поставили эндокардит – это значит...
— Воспаление внутренней оболочки сердца, — закончил он за меня, и мои глаза распахнулись от удивления.
Впрочем, чему удивляться? Массимо всегда любил читать, вникать во все, что его интересовало.
— Да.
— Почему не можешь сказать остальное? Насколько все серьезно?
— Нет, — я покачала головой, но сердце предательски заколотилось. — Сказал, что мое здоровье сейчас... хрупкое. И кое-что мне сейчас недоступно.
Это единственное, что я смогла выдавить из себя.
Массимо повернулся ко мне. Его взгляд был непроницаемым, словно темная вода, в которой невозможно разглядеть дно.
Его рука невесомо взметнулась, и кончики пальцев коснулись моего лица, лаская кожу. Это тепло растекалось по всему телу, словно солнечный свет после долгой зимы. Я подалась навстречу этому прикосновению, жадно впитывая его, желая, чтобы оно длилось вечно.
Пальцы запутались в моих волосах, нежно поглаживая кожу головы, а затем он осторожно притянул меня к себе, сокращая расстояние между нами до мучительного минимума.
— Я не могу вернуть себя прошлого, — пробормотал Массимо, на миг прикрыв глаза. — Было невыносимо не видеть тебя.
— Невыносимо, — эхом отозвалась я, тихо кивнув. — Прости меня. Мне так жаль, что я оттолкнула тебя.
Мои ладони касаются его щек, и я ласкаю его кожу с такой нежностью, что он вновь прикрывает глаза. Когда он открывает их, они сияют изнутри. Больше нет льда, нет этой пугающей пустоты во взгляде.
— Тебе прописали новые лекарства? — в каждом его слове сквозит трепетная забота. Затаив дыхание, я киваю. — Скажешь мне потом, какие именно, ладно? Я хочу узнать о них все.
— Обязательно, — с робкой улыбкой шепчу я, придвигаясь ближе. — Ты самый лучший, я говорила тебе?
Смущение отступает, и та часть меня, огромная, жаждущая его часть, вырывается наружу.
— Ты говорила, что я идеален, — с усмешкой поправляет Массимо и целует меня в щеку. Моя улыбка расцветает. — Мне становится легче. Было тяжело несколько дней. Просто видя тебя, просто касаясь тебя, мне становится легче. Больше нет этого шума в голове.
Массимо прижимается своим лбом к моему, и я чувствую его теплое дыхание на своих губах. Сердце бьется в унисон с его, создавая мелодию, которую я так долго ждала.
— Я буду рядом, Карлотта, — тихо произносит Массимо, нарушая тишину. — Я обещаю, что буду рядом, чтобы ни случилось. Ты не одна.
Слова его проникают глубоко в душу, вселяя надежду на будущее. Я обнимаю его крепче, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Это не слезы из-за грусти, а слезы облегчения.
Массимо отстраняется и смотрит мне в глаза. В его взгляде я вижу заботу и преданность. Он касается моего лица, стирая непрошеные слезы, и нежно целует меня. Забыв обо всем на свете, я отвечаю на поцелуй, отдаваясь чувствам, которые переполняют меня.
У меня есть Массимо. И этого достаточно, чтобы справиться со всеми трудностями, которые могут встретиться у меня на пути.
— Почему тебе было тяжело? Из-за меня? — последний вопрос прозвучал с виноватой интонацией, отражая переполнявшее внутри меня чувство.
— И это тоже. Но ещё в день того мероприятия, точнее, уже после него, Грета вернулась домой.
— О, это прекрасно, — с улыбкой произнесла я, однако Массимо не разделил моей радости.
После начала войны между Каморрой и Фамильей Грета отдалилась от своей семьи. Она уединялась в своей комнате. Удивительно, но она находила возможность общаться с Авророй и со мной, когда я приезжала к ним. Это случалось нечасто, но все же происходило.
Затем Римо Фальконе построил для нее ранчо, и она практически поселилась там, редко возвращаясь домой.
— Она призналась Невио, что уже несколько месяцев Амо Витиелло навещает ее. Сказала, что любит его, и, насколько я понимаю, он отвечает ей взаимностью. Так что да, эти дни были крайне тяжелыми, — пробормотал Массимо, пряча лицо у меня на шее. Я осторожно провела пальцами по его волосам. — Произошла крупная ссора. Невио уехал, и я не мог его найти, но Аврора помогла мне. Помнишь тот вечер, когда я привез ее к тебе?
Я утвердительно кивнула, и Массимо продолжил:
— До этого она была с ним. Успокаивала его, разговаривала. Но он все равно оставался сам не свой.
Поэтому сегодня Аврора не отходит от него ни на шаг.
— А Грета вернулась на свое ранчо. Только теперь дядя выставил возле нее солдат.
— Злишься? — спросила я, приобнимая его, стремясь впитать в себя все плохое, что он мог чувствовать сейчас.
— Я не знаю, что именно я чувствую. Возможно, это и злость. Она встречалась с нашим врагом, и мы об этом не подозревали. Грета — моя кузина, моя сестра. Но я в замешательстве. Если честно, сейчас меня больше волнует состояние Невио.
— Как сейчас Алессио?
— Ему лучше. Он сказал, что тебе все известно, — Массимо слегка отстранился, но его рука по-прежнему касалась моей шеи, нежно поглаживая ее. — Алессио пока не решился поговорить с родителями о том, что узнал. Еще не готов.
— Каморра и Фамилья в состоянии войны, — пробормотала я, нахмурившись.
Амо Витиелло был для меня лишь именем, обрывком слухов, сотканных из мрачных историй. Сын Луки Витиелло, Капо Фамильи, он был олицетворением опасности, воплощенной в человеческом обличии. И этого было достаточно, чтобы посеять во мне тревогу.
Аврора, кузина Амо, знала его ближе. Но ее родство не приносило мне утешения. Грета не была мне близкой подругой, но мысль о ее вовлеченности в эту опасную игру вызывала беспокойство.
— Война с Фамильей. Постоянные стычки с канадцами, пытающимися попасть в наши территории. И в довершение всего — влюбленность Греты в гребаного Витиелло, — его голос был напряжен.
— Массимо, если она говорит, что любит его...
— Это катастрофа, Карлотта. По множеству причин, — твердо произнес он, словно каждое слово выковано из стали. — Между нашими семьями идет война. Амо Витиелло связан узами брака. Грета не должна была даже смотреть в его сторону.
Губы сжались в тонкую линию, отражая всю тяжесть ситуации.
Мои пальцы, словно плющ, оплели его шею, и я, замирая, приподнялась на цыпочки.
Я ощутила тревогу, эхом отразившуюся в его словах. Война между Каморрой и Фамильей – это не просто столкновение интересов, это вражда, пропитанная ненавистью и жаждой мести. Любовь между враждующих кланов – это предательство, которое может обернуться трагедией для всех.
— Ты боишься за нее?
Массимо вздохнул, его плечи напряглись.
— Эта ситуация может спровоцировать новую волну насилия, еще больше крови.
Я молча прижалась к нему, пытаясь разделить его бремя.
— Вы найдете правильное решение, — прошептала я, стараясь не выдать внезапную, кинжальную боль в груди. Хорошо, что Массимо обнимал меня сейчас, потому что эта боль, казалось, высасывала из меня жизнь, грозя обрушить на пол.
Она расползалась ядовитыми волнами от груди по всему телу, заставляя меня невольно дрожать. Надеюсь, Массимо принял это за реакцию на услышанную новость, потому что он прижал меня к себе еще крепче.
Дыхание на мгновение замерло, и я, собрав последние силы, выдавила слабую улыбку. Приблизившись к его лицу, я коснулась губами его губ в отчаянном стремлении согреться.
В поисках крупицы счастья, которое мог подарить только он. Глотка жизни, потому что лишь в его объятиях я чувствовала себя по-настоящему живой.
Его поцелуи были требовательными, властными, ненасытными – именно то, в чем я сейчас нуждалась. И было безумно приятно осознавать, что я могла так сильно влиять на него. Что такая хрупкая, сломленная девушка, как я, была ему нужна.