Глава 22
Массимо
— Зачем ты взял меня с собой? — голос Алессио звучал тихо, почти неразборчиво. Он тер свои и без того воспалённые глаза, и я одёрнул его руку.
Брат лишь откинулся на сиденье, устало покачав головой.
— Чтобы ты делом занялся.
— Ах, значит, сидеть в машине в такую рань и выжидать невесть чего - это, по-твоему, дело? Уж лучше бы я остался в постели.
Я бросил на него косой взгляд. Кожа его была болезненно бледной, и в целом он выглядел неважно.
Последние несколько дней он где-то беспробудно пил, и ни мне, ни Невио не было известно, где именно. Мы совершенно не понимали, что заставило Алессио так себя истязать. Он стал каким-то отрешённым.
Я сомневался, что это связано с войной между Каморрой и Фамильей, в дела которой мы часто оказывались вовлечены. И едва ли дело в том, что между Авророй и Невио что-то завязалось, и Алессио недавно об этом узнал.
Была какая-то причина, но он упорно молчал. И это меня раздражало.
— От тебя отвратительно пахнет, — произнёс я, отворачиваясь и всматриваясь в здание больницы.
В салоне разнеслось его тихое хмыканье.
— Почему мы здесь? Только не говори, что у тебя пунктик наблюдать за людьми, выходящими из больниц. Или у тебя фетиш на медсестёр?
— Для человека с таким сильным похмельем ты слишком разговорчив, — проговорил я, поворачиваясь, чтобы взять с заднего сиденья бутылку воды, и бросил её ему. — Выпей. Хотя это вряд ли собьёт запах перегара. Ты вообще зубы чистил?
— Заткнись, — пробурчал Алессио, нахмурившись, но послушно открыл бутылку и сделал несколько больших глотков. — Фу, что за вкус?
— Она нормальная.
— Отвратительная, — и после этого он прочитал наклейку на бутылке. — Вода с минералами. Серьёзно? Как ты это можешь пить?
— Полезно, — пожал я плечами и снова направил свой взгляд на здание.
— Полезно? Массимо, мы точно не умрём от того, что не следим за тем, что пьём или едим.
Я не сдержал своего желания и закатил глаза.
— У меня складывается другое мнение насчёт тебя, Алессио. Если ты будешь и дальше так пить, то мы найдём тебя без сознания и без пульса, с пустой бутылкой в руке.
Погода сегодня была довольно прохладной, и пасмурное небо намекало на возможный дождь.
— Это из-за Карлотты?
Мои губы сжались, я не повернулся к нему, просто продолжал слушать его поток слов.
— Из-за того, что она сейчас там, да? Хоть вчера я был не настолько пьян, чтобы не слышать разговоры в доме. У неё запись к врачу, — Алессио прервался и коснулся моего плеча, но я не повернулся. — Мы можем зайти внутрь, если хочешь.
— Она с матерью и Диего, так что нет. Мне хотелось просто посмотреть издалека.
— Слежка? Не самое увлекательное занятие.
— Это лучше, чем напиваться или спать до вечера.
— И такая вода из-за Карлотты? — Алессио, будто не слыша моих слов, продолжал. — С минералами. Она полезная для неё. И поэтому и ты её пьёшь.
— Это не имеет значения.
— Ну, если ты так говоришь, — в его словах послышалась усмешка, которая меня раздражала. — И ты стал реже курить. Можно сказать, почти перестал.
— Запах мне никогда не нравился. Я просто хотел избавиться от этой привычки, и всё тут.
— На всё у тебя есть ответ, — Алессио повернул меня к себе лицом, и теперь я видел эту ухмылку, а не только слышал её. — Ты так похож на папу, знаешь? И поступками, и словами, — его голос стал задумчивым, словно он обращался к самому себе. — И внешностью, как две капли воды.
Последнее было произнесено почти шёпотом, отстранённо, замкнуто. Интонация, которая мне не нравилась, как и его лицо сейчас, которое выглядело таким же — замкнутым, словно он скрывал что-то важное.
— Я на него совершенно не похож, — проговорил он, постукивая пальцами по колену в нервном ритме. — И на маму тоже.
Мои брови невольно нахмурились.
— Почему ты это говоришь?
— Просто так, — протянул Алессио, вглядываясь в моё лицо, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы. — Чувствую себя нехорошо.
— Понятно почему, учитывая обстоятельства. Почитай о влиянии алкоголя на организм. Это разрушает центральную нервную систему, а также...
— Перестань, — отмахнулся он от меня и вдруг схватил меня за щёки обеими руками, сдавливая их. — Ты такой нудный, просто невыносимый. Как Карлотте может в тебе что-то нравиться?
Я перехватил его запястье и скрутил руку, отчего Алессио сморщился, и отбросил его руку от себя.
— Во мне всё идеально, Алессио.
И она даже говорила мне об этом.
— Почему ты не взял с собой Невио?
— Невио раздражает меня больше, чем ты, — хмыкнул я. — Сейчас от него не получишь дельных слов.
— Это потому что у него в голове только Аврора сейчас, — Алессио кивнул на свои же слова. — Думаешь, это обернётся чем-то серьёзным, или просто мимолётная интрижка?
— По его словам, он точно не хочет её использовать, и, как я понял, Аврора ему нравится. Пусть это будет правдой, мне бы не хотелось, чтобы между нашими семьями возник разлад. Фабиано точно не будет рад, что Невио вдруг помешался на Авроре.
Алессио тяжело вздохнул и прикрыл на мгновение глаза, словно ему было тяжело даже дышать.
— Это точно, ты прав.
— Так, ты что-то знаешь? Говори.
— Что? — мой брат посмотрел на меня своими голубыми глазами.
— Ты понимаешь, о чём я, Алессио.
Несколько дней назад Невио вдруг попросил меня взломать телефон и аккаунты Авроры. Его настроение было отвратительным. Мой кузен был в полном смятении. И только спустя долгий разговор, когда я пытался донести до него, что эта связь между ними — не лучшая идея, и Невио, казалось, не слышал меня, я узнал, почему он вёл себя так. Аврора сказала ему, что спала с каким-то парнем.
Сначала у меня была теория о том, что Аврора хотела сбить его с равновесия, разозлить, как она обычно делала, ведь казалось, что это её любимое занятие — говорить что-то, чтобы вывести кого-то из себя.
Но потом я задался вопросом: зачем ей это нужно было делать с Невио? Казалось, она получила то, чего хотела: Невио смотрит на неё, хотя «смотрит» — это ещё мягко сказано, он просто пожирает её глазами.
Так что то, что она сказала, возможно, было правдой. И Невио стал неуправляемым, желая узнать, с кем именно она была. Сначала подозрения пали на её друзей, но они отпали, когда он понял, что между ними была только дружба и ничего более.
Лицо моего брата исказилось, и он перевёл свой взгляд вперёд, словно пытаясь убежать от своих мыслей.
— Аврора не делится со мной секретами, — прошептал Алессио, сжимая свои кулаки так сильно, что костяшки побелели.
— Вы больше не разговариваете, как раньше.
Это было заметно всем, словно между ними пролегла трещина, разделившая их мир на две половины.
— Всё меняется в этом мире.
— Но между вами всё изменилось после нападения на гоночный лагерь. Много времени уже прошло, а вы избегать друг друга.
— Я не избегаю её, — громче, чем следовало, проговорил Алессио и тут же стушевался, словно испугавшись своих же слов.
— Ты что-то знаешь.
— Как я и сказал: Аврора не делится со мной секретами.
Я покачал головой, совершенно не веря в этот бред, но не стал заставлять его говорить дальше, зная его упрямый нрав.
Если Невио сейчас отвлечён, это может быть и хорошо. Постоянные бои в Арене, рейды или слежка были для него обыденностью, так что если с Авророй всё дойдёт до чего-то серьёзного, то это может пойти ему на пользу.
Можно будет не ходить за ним, как няньке, оберегая от опрометчивых поступков.
— Может, поговорим о тебе? А то как-то скучно сидеть в тишине, словно на похоронах.
Это гораздо лучше, чем слушать твою музыку. Но мне приходится сдерживаться, чтобы не сказать это.
— А лучше о тебе, — произнёс твёрдо я. — С чего вдруг проснулась такая сильная любовь к алкоголю? Такого раньше не было. В один миг ты изменился.
— Мне больше нравится говорить о тебе, — снова усмехнулся Алессио, но сейчас это выглядело совершенно вяло, словно у него не осталось сил даже на это. — Точнее, поговорим о тебе и Карлотте, эта тема гораздо интереснее.
— Мы точно не будем об этом говорить, Алессио.
— Но это интересная тема, младший брат, — потрепал он меня по волосам, словно я был маленьким мальчишкой. — Не помню, когда в последний раз видел тебя в Сахарнице по причине кого-нибудь трахнуть. И это из-за неё? Ты что, влюбился?
— Я точно много раз говорил тебе, каким ты бываешь надоедливым, как назойливая муха, жужжащая над ухом.
— И ты всё равно продолжаешь обожать меня, я знаю.
— Я бы подобрал другое слово, Алессио.
— Врёшь. Нагло врёшь мне в лицо. Как плохо с твоей стороны, ты же любишь честность, не так ли?
Почему из всех, ему достался этот въедливый, упрямый характер Савио?
Губы мои невольно дрогнули в слабой улыбке, которую Алессио тут же подметил. Иногда такие моменты отвлечения были даже приятны, ведь дела требовали непозволительно много времени.
— Итак, вернемся к Карлотте.
— Ни за что, — покачал я головой.
Мне претила идея Карлотты все скрывать, но я все равно следовал этому. Ее и без того беспокоили множество забот, и я бы хотел избавить ее от них. Но Карлотта вряд ли бы позволила. Я мог бы изучать все, что связано с ее состоянием, чем, по сути, и занимался, но чем это поможет?
Я не всемогущий врач. Я умею обрабатывать раны, накладывать швы.
Но ее рана внутри, она врожденная. Порок сердца — это не шутка. И я мог сколько угодно негодовать из-за того, что она пошла на ту вечеринку, но понимал, что Карлотта просто хотела немного развеяться.
Единственное, что мне не нравилось, — меня не было рядом, чтобы ее защитить. Я должен ее защищать.
Я всегда считал брак бессмысленной, ненужной формальностью. Но мой отец женился на моей матери. Изначально их брак был лишь договором, заключенным ради мира между Каморрой и Фамильей, но у них все сложилось. Сложилось идеально. Отец тоже не видел смысла в браке, но сейчас очевидно, как ему льстит, что у матери фамилия Фальконе.
И, по словам Карлотты, ее мать никогда не позволит ей быть с кем-либо в «отношениях». Если для того, чтобы быть с Карлоттой, потребуется этот бессмысленный брак, пусть так и будет. Я на это пойду.
Потому что моя жизнь без нее просто немыслима. Ее абсурдные слова о том, что нам не следовало начинать, — полнейшая чушь.
— Кстати, в последнее время я кое-что заметил, — тихо пробормотал Алессио.
— Что-то важное?
— Просто ерунда, но... — он замолчал, задумавшись. — О папе, о дядях, о Серафине и Джемме есть вся информация. О Фабиано и Леоне тоже. Все знают историю каждого, их прошлое. Но о маме и Динаре — почти ничего. Тебе не кажется это странным?
Мои брови нахмурились от этого внезапного вопроса и самой темы, о которой я никогда раньше не задумывался.
— Не думаю, что это странно, — пожал я плечами. — Динара дочь прошлого пахана Братвы и сестра нынешнего, естественно, что о ее жизни мало что известно, и эту информацию скрывают. А мама... кузина Луки Витиелло. Ее жизнь раньше проходила в Фамильи. Ничем не примечательная.
— Просто о маме мы знаем лишь то, что она раньше там жила, а потом вышла замуж за папу. И все. Больше ничего.
— Мама никогда не была близка с той семьей, да и не считает ее своей. Поэтому и не говорит о прошлом, — я повернулся к нему, внимательно наблюдая. — Главное, что мама счастлива. И если она не хочет рассказывать нам о прошлом, это ее право.
Алессио рассеянно кивнул и потер пальцами виски, наверняка, из-за головной боли.
— Просто...
— Стой, — перебил я его, оглядываясь на здание больницы. — Они выходят.
Карлотта казалась бледной, как лист бумаги. Темная одежда только усиливала этот эффект, а зеленые глаза, расширенные и яркие, выделялись даже издалека. Ее походка была медленной, неуверенной и слабой.
Но даже в этом состоянии она оставалась опасно красивой, притягивая взгляд и лишая возможности думать.
Рядом с ней шла Клаудия, что-то бормоча и всхлипывая. С другой стороны Диего поддерживал младшую сестру.
— Что-то не так, — проговорил Алессио, также устремив взгляд в их сторону.
Карлотта едва держалась на ногах. Ее тело дрожало и шаталось. Только благодаря поддержке Диего она смогла сесть в машину.
Результаты что-то показали.
Я сомневался: пойти в больницу и всё разузнать или поехать за ними? Но когда их машина тронулась от здания, я выбрал второе.
Не обращая внимания на бессмысленные слова Алессио о том, что нам не следует этого делать, я следовал за ними на некотором расстоянии, чувствуя, как внутри нарастает какая-то быстрая пустота. Пальцы сжимались и разжимались на руле, чувствуя напряжение в воздухе, которое сковывало, словно связывало.
И когда их машина подъехала к дому, я не стал скрывать своего присутствия, остановив машину рядом и сразу же вышел.
Диего посмотрел на меня своими глазами, в которых было столько всего мне непонятного.
Гром прогремел над нами, оглушая и предвещая дождь. Ветер поднимал пыль, но я, не замечая ничего вокруг, шёл к ним. Сейчас ничто не имело значения, потому что всё, что мне было нужно, — это увидеть её, узнать всё.
— Мы приехали проведать Карлотту, — произнес я, пытаясь разглядеть ее в машине, встретиться с ней взглядом. — Она говорила, что сегодня будет у врача. Как прошло?
Губы Диего сжались в тонкую линию, и он отрицательно покачал головой, устало вздохнув. Он ничего не говорил, стоя в полном напряжении, оставаясь в нем даже когда Тони вышла из дома и обняла его, спрашивая то же, что и я.
И также не получила ответа.
— Привет, — улыбнулась Тони, глядя то на меня, то на Алессио, который подошел ко мне. — Хотите чаю?
Мой мозг молчал, а губы приоткрылись, готовые произнести что угодно, лишь бы оказаться в этом доме, где она будет. Но мой брат опередил меня:
— Нам лучше вернуться домой, — Алессио положил руку мне на плечо и сжал его. — Отец хотел поговорить с нами.
Ложь.
Папа сегодня был занят. Он вместе с мамой отправился в ресторан. Сидят, пьют дорогое вино и о чем-то увлеченно разговаривают.
— Диего, пойдем домой, хорошо? — Тони повела его за собой, и он послушно последовал за ней, словно не замечая нашего присутствия.
Мне безразличны мелкие капли дождя, скользящие по коже. Я не замечаю, как крепчает ветер, не чувствую, как Алессио пытается вернуть меня к машине.
Все остальное теряет значение.
Я застыл на месте, не отрывая взгляда от Карлотты, которая, наконец, выходит из машины, а за ней ее мать.
Взгляд ее пуст и рассеян. Она что-то говорит, но слова тонут в порывах ветра. Затем Клаудия, дрожа, кивает, направляется к дому и, тихо поздоровавшись, проходит мимо.
— Массимо? Пора уходить, — рука Алессио вновь касается моего плеча, но я отбрасываю ее.
— Иди в машину.
— Но...
— Иди, — мой голос становится жестким, приобретая ту суровость, которую я редко проявляю по отношению к нему.
Это действует. Возможно, лишь на время.
Карлотта приблизилась медленно, плавно. Обхватила себя руками, будто хрупкий сосуд, боящийся рассыпаться от внутреннего давления.
Если бы не близость её дома, где, уверен, за занавеской притаилась бдительная Клаудия, я бы обнял её, прижал к себе.
— Что сказал врач?
Сухое пожатие плечами то, что я получаю. Безразличие в этом жесте было чуждо той Карлотте, которую я знал.
— Воспаление, и только, — голос ровный, как гладь озера в безветренный день.
Ни тени дрожи, ни отведённого взгляда. Стоит, словно изваяние.
— И всё?
— Ты думаешь, я лгу?
— Вопрос на вопрос — не самый лучший ответ.
— Мне больше нечего сказать, — холодно отрезала Карлотта.
Блеск её зелёных глаз, казалось, померк на мгновение, словно изумруды, присыпанные пеплом.
Влажный воздух сгущался, предвещая неминуемый ливень.
Я пристально изучал её лицо, стремясь уловить хоть малейший признак правды за этой отстраненностью. Карлотта всегда отличалась живостью чувств, её эмоции отражались в глазах, словно в безупречном зеркале.
Теперь же передо мной возвышалась лишь непроницаемая стена.
— Хорошо, — произнес я, стараясь сохранить невозмутимость. — Пойдем в дом? Ты кажешься измученной.
— Я действительно устала, — пробормотала она, опустив голову. Краем глаза я заметил, как её мать внимательно наблюдает за нами из окна. — Пожалуй, лучше пойду отдохну.
Карлотта направилась к дому, но я преградил ей путь.
— Что произошло? Ты можешь мне довериться, — произнес я, нахмурившись. Она замерла, и я заметил, как дрогнули её губы.
На краткий миг глаза наполнились слезами, но Карлотта быстро взяла себя в руки.
— Ничего серьезного, Массимо. Просто... воспаление.
Она прошла мимо меня и направилась к дому, оставив меня под усиливающимся дождем. Алессио, сохраняя молчание, наблюдал за происходящим, и на его лице отражалась неприкрытая тревога.
Я смотрел, как Карлотта уходит, и чувствовал, как что-то болезненно обрывается внутри. Её последние слова эхом отдавались в голове: «Просто... воспаление». Но я знал, что это неправда. Слишком очевидная, слишком вымученная ложь.
Карлотта отгородилась.
Почему-то мне казалось, что это затянется надолго.
Интуиция подсказывала, что слова, произнесённые в больнице, ранили её глубже, чем я предполагал. Прежде мне казалось, что медицинские заключения больше не властны над Карлоттой, что она смирилась с ними, как бы цинично это ни звучало.
Но, видимо, ей сообщили нечто, что спровоцировало это полное отчуждение. В её взгляде не было и следа прежней теплоты.
Карлотта не искала моего общества, не стремилась сократить дистанцию. Её ответы были скупы и формальны, словно я был одним из многих, словно такое общение — наша обыденность. Но это было не так.
Никогда не было так.