II
Бесценная память на небольших кусочках бумаги
Понадобилось ровно две недели, чтобы Тэхён мог полностью восстановиться и выписаться из больницы с обещанием время от времени приходить на необходимые обследования. Доктор говорил, что ретроградная амнезия подразумевает под собой частичную потерю воспоминаний, предшествующих травме, однако у Тэхёна был немного другой — словно киношный — случай. Он помнил почти всё, начиная с того, как правильно держать в руках палочки и класть еду в рот, заканчивая какими-то лёгкими задачками и недавними событиями, произошедшими в мире, однако полностью забыл о себе, что было несколько странно, учитывая специфику его травмы. Врач не то чтобы разводил руками и не понимал, что происходит, а прямым текстом посоветовал Юнги отвести Тэхёна к психотерапевту, ведь подобная потеря памяти вряд ли была вызвана черепно-мозговой. Юнги не удивился. Окажись он на тэхёновом месте, ему и самому не хотелось бы помнить о смерти родителей, или что погряз в долгах, выкручивался как мог и жил лишь с шаткой надеждой на то, что скоро станет легче, и он сможет расправить уставшие плечи.
Юнги не собирался вести Тэхёна к различным шарлатанам, но принял к сведению некоторые рекомендации и продал три самых дорогих камеры в коллекции, чтобы оплатить больничные счета. Откровенно говоря, ему было очень непросто с ними расставаться, но благодарность за спасение и тёплая тэхёнова улыбка окупали все затраты. Тэхён выглядел неестественно счастливым и светился изнутри, как тысяча маленьких солнц, а Юнги смотрел на него и думал, что этот парень умеет творить самые настоящие чудеса. Он шёл на поправку с крейсерской скоростью, быстро заставил конечности поддаваться воле и за короткие сроки без миновой помощи добрался до самой дальней скамейки в парке у больницы, неуклюже таская за собой капельницу и сияя, как начищенный серебряный сервиз. Распивая по баночке холодного кофе из автомата, они часто смотрели на мерно плывущие облака, болтая о различных мелочах, и Юнги наслаждался летней прохладой, бархатом тэхёнова голоса и тем, что он оказался довольно неплохим собеседником, хоть и слегка не таким, как остальные. Здесь, сейчас, Тэхён немного походил на глупенького простачка из глубинки, открывая для себя всё новые и новые факты, побочно забытые вместе с личностью, и радовался самым простым вещам, как маленький ребёнок, вызывая в Юнги мириады забытых чувств. Тэхён не задавал неуместных вопросов, мало что хотел узнать об оставшейся в прошлом жизни и полностью свыкся с присутствием Юнги, не испытывая от его не всегда адекватных действий никакого дискомфорта, хотя стоило, ведь Юнги на время превратился в заботливую мамочку. Он кормил Тэхёна с ложки, когда тот сам мог справиться, вытирал губы салфеткой и подушечками пальцев, не воспринимая никаких протестов, караулил около туалета, спрашивая, не нужна ли Тэхёну помощь или бумага, бродил за ним по пятам, как тень, и даже достал где-то не блещущую сюжетом книгу, зачитывая по главе в день тёплым хриплым голосом, пока Тэхён не заснёт. Медсёстры время от времени гнали Юнги взашей отоспаться, но он возвращался каждый раз и просто сидел рядом, невероятно сильно желая запечатлеть Тэхёна со всех возможных ракурсов, но приходилось одёргивать себя, ведь подобное больше похоже на помешательство. Юнги помешан не был. Возможно, так казалось со стороны, возможно, он слишком сильно изменял сам себе, являясь по большей части довольно холодным и отстранённым человеком, живущим в гнёте одиночества, а возможно, он просто хотел быть для Тэхёна хоть чуточку лучше. Получалось у него не особо хорошо, скорее просто слишком неуклюже, но Тэхён не жаловался и принимал всё с благодарностью, до сих пор не понимая, за какие заслуги ему достался такой заботливый парень. Парень. Тэхён редко заострял внимание на чём-то другом, кроме этой маленькой, но очень больной лжи. Как они встретились и осознали свои чувства? Сколько встречались? Насколько далеко зашли их отношения? Он задавал эти вопросы с невинным видом, хлопая ресницами и не понимая, как сильно заставляет Юнги смущаться и искать пути отхода, ведь приходилось изворачиваться и додумывать историю на ходу. Пока он сочинял более или менее адекватную версию, подходило время выписки и предстояло окунуться в заваренную кашу по самые уши. Юнги держал всё в строжайшем секрете, отшучиваясь и отнекиваясь, обещая рассказать всё после того, как покажет Тэхёну одну очень важную вещь. Фотобук. Он собирался дать Тэхёну фотобук и постепенно посетить все запечатлённые на фотографиях места, выстраивая цепочку произошедших прошлым летом событий, добавив в них кое-что от себя. Повязку сняли, головные боли и тошнота остались позади. За день до выписки, совсем позабыв, что живёт в пещере и нужно создать видимость тэхёнова присутствия, Юнги с горящим задом носился по магазинам, купив вторую подушку, одеяло и несколько полотенец, не забыв про щётку, кружку и прочие мелочи, хоть как-то намекающие на наличие в квартире ещё одного человека, ведь по легенде Тэхён жил с Юнги вот уже несколько месяцев. Под шумок вытащив ключи, Юнги забрал из общаги Тэ все вещи, которых было совсем немного, и небрежно распихал по шкафам, не забыв для правдоподобности кинуть под диван пару носков. Выглядело миново жилище не очень приветливо и светло, зато было просторно, свежо и эстетически приятно. Иногда, конечно, Юнги захлёстывала волна стыда и неловкости от осознания, как сильно он обманывает невинного человека, но лучше так, чем позволить Тэхёну вернуться в беличье колесо.
— Ты готов? — с интересом заглянув в палату, до этого простояв в ожидании около пяти минут, Юнги вытянул шею и застал Тэхёна за застёгиванием верхних пуговиц принесённой белой рубашки. Со спины он выглядел ещё более неприлично мощно, и Юнги невольно сглотнул, захотев ущипнуть себя за ляжку. Ему нельзя так. Нельзя обманом. — Нас уже такси ждёт. — Наконец-то я узнаю, что ты так упорно от меня скрываешь, — заправив рубашку в чёрные брюки и подхватив с койки рюкзак, Тэхён небрежно закинул его на плечо и развернулся в сторону двери, улыбнувшись Юнги очень искренне. За время, пока Юнги носился с ним, как с гранатой без чеки, Тэхён прикипел, практически утонув в лукавых лисьих глазах, и теперь вряд ли представлял свою жизнь как-то иначе. В рассказанной частично истории, впрочем, было много сюжетных дыр и недомолвок, но это не помешало позволить Юнги и дальше находиться рядом, без колебаний разрешив дремать под тёплым боком. Временами, конечно, он проявлял непростой характер, сыпал сарказмом и вёл себя очень странно, боясь прикоснуться к Тэхёну где-то не там, однако честно старался быть мягче, гибче и сводить на нет все назревающие конфликты одним простым действием: внезапным рукопожатием. Привыкнув ко всем миновым особенностям и граням, Тэхён, наверное, понимал, почему из всех людей на земле выбрал именно его: противоположности, которыми они являлись, притягивались друг к другу намертво.
— Я просто не хотел портить сюрприз, — забрав рюкзак себе, Юнги закрыл дверь палаты и вздохнул с облегчением: всё только начиналось, но самая больная часть благополучно осталась позади. — Если бы рассказал сразу, было бы не так интересно. А вообще, я просто хотел, чтобы сначала ты выздоровел.
— Любопытство убивало меня сильнее дырки в черепе, — с глупым выражением лица приложившись ладонью о затылок, Тэхён улыбнулся ещё глупее и нажал кнопку лифта. Юнги с этим смирился. Он, конечно, не ожидал, что всё настолько плохо, и Тэхён, на самом деле, не такой загадочный и эфемерно таинственный, каким всегда выглядел в его видоискателе и фантазиях. Не сказать, что его обрадовало столь ребяческое поведение, но и не сказать, что он был разочарован: всё-таки Тэхён полностью потерял себя и теперь, возможно, стал таким, каким задумывался изначально — беззаботным. События, произошедшие с ним до больницы, оставили большие рваные шрамы, но сейчас они рассасывались и больше не саднили. Юнги постарается. Он правда сделает всё, чтобы этот большой ребёнок был счастлив хоть ненадолго, даже если правда вскроется и обречёт его на ненависть и обиду.
— Нам, кстати, нужно в пару мест по дороге зайти, так что энтузиазм стоит немного попридержать, — зайдя в лифт, Юнги повернулся к Тэхёну лицом и дёрнул его за длинную прядку отросших волос, на что тот посмотрел на него с лёгким недоумением. — Для начала заскочим в салон и приведём твою голову в порядок, а потом в супермаркет, ведь дома шаром покати, — не очень хорошей идеей было сразу после выписки таскать Тэхёна по городу, но Юнги просто смотреть не мог на эти чёрные корни.
— А ничего, что ты и так на меня уже здорово потратился? — чувствуя себя слегка виноватым, Тэхён посмотрел Юнги во вмиг помрачневшее лицо и тут же отвёл взгляд, торопливо вытекая на выход. Иногда Юнги пугал. Иногда он улыбался зловеще и, казалось, хотел пустить Тэхёна на фарш, а иногда был ангелом во плоти, улыбаясь какой-то слишком кошачьей улыбкой. Тэхёну нравилась эта улыбка, а больше всего нравились маленькие морщинки на внешних уголках узеньких глаз. Мило. Мило и почему-то очень опасно. Даже агрессивно.
— Я твой парень или кто? — невозмутимо хрипло, шагая следом. Он ещё не до конца примирился с этой ролью, боясь, что она сольётся с ним воедино, но чувствовал себя довольно уверенно, пока Тэ не требовал чего-то, больше присущего парочкам, чем просто близким друзьям. — Да и вообще, ты мне всё-таки жизнь спас, так что заткнись и наслаждайся. Отплатишь когда-нибудь в другой жизни.
— Я до сих пор не знаю, чем ты занимаешься, и чем занимался я, — горестно вздохнув, Тэхён надул щёки и обиженно толкнул Юнги в плечо, рассчитывая силу с ювелирной точностью, иначе эта тростинка переломится пополам. И почему Тэхён выбрал такого маленького человека, когда сам чуть ли не шкаф? — Жить в неведении так грустно.
— Жизнь вообще сложная штука, — парировав, Юнги легко кивнул медсестре на ресепшене и ответил толчком на толчок. Жуткое ребячество, да и несвойственно двадцатичетырёхлетнему фотографу так себя вести, однако рядом с Тэхёном в Юнги просыпалась злобная школьница из аниме. Выйдя из здания больницы, попрощавшись с ней навсегда, Юнги приметил нужную машину и неосознанно осторожно взял Тэхёна за запястье, боясь, что он потеряется, врежется во что-нибудь или пострадает как-то иначе, ведь кто знал, сколько всего Тэхён ещё не помнит. Благополучно забравшись в салон, Юнги заботливо пристегнул Тэхёна ремнём, а сам, всё ещё время от времени переживая воспоминания месячной давности, лишь вздохнул и назвал адрес постоянного мастера, всегда с точностью подбирающего нужный цвет. Почему именно мятный, Юнги и сам не знал, но, быть может, во всём виноват район, в котором Шуга снимал свою студию. Хондэ — суетливый муравейник на все вкусы, странности и цвета, всегда вызывающий в нём тёплые чувства, ведь именно отсюда Юнги начал свой путь фотографа. Огромное количество интересных цветастых граффити, талантов, кафе, клубов, неоновых вывесок и тех, кто не похож на всех остальных — Юнги запечатлел почти каждый уголок района, на что у него ушло нереально огромное количество времени, однако, он уверен на все сто, от его глаз точно скрылось много прочих красочных мест.
Тэхён, прилипнув к стеклу, открывал Сеул для себя заново. Он что-то смутно помнил, но вот это здание, возвышающееся над другими, вот этот небольшой парк, фонтан и мост он точно видит впервые, как и многое другое, проносящиеся перед глазами яркими мазками. Он жил здесь? Ходил здесь? Встречался с кем-то и заводил знакомства? Он не знает, но уверен в одном: здесь его дом. На уровне интуиции Тэхён чувствует, что мог проходить по вон той длинной улице бесчисленное количество раз, но когда, с кем и зачем не способен себе представить. Попросив у Юнги медицинскую книгу, он читал про свой диагноз и понимал, что что-то явно было не так. Ничего. Он не помнит о себе абсолютно ничего. «Неведение — благо», — сказал ему Юнги на второй неделе, но что же такого произошло, раз он утерял всё и даже чуть больше? Не помнить Юнги тоже преступление. Он так старается, так пытается быть с ним пушистым котёнком, что и представить сложно, насколько больно Юнги находиться рядом и осознавать, что Тэхён совершенно его не знает. Но Тэхён постарается. Постарается вспомнить. Попытается найти в своей голове и сказать, как сильно благодарен просто за то, что он у него есть. Парень. Действительно, удивительно. А ещё удивительнее, как Юнги без задних мыслей жмётся к Тэхёну плечом и, кажется, немного трясётся от страха, когда перед такси проезжают крупные грузовики. Тэхён знает, что чуть не умер именно из-за такой машины, а потому понимает его и даже не хочет в шутку подкалывать, придвигаясь ближе. Они едут по залитому солнцем шоссе, в чуть открытое окно проникает прохладный воздух с привкусом бензина, но и это не омрачает первого тэхёнова дня за пределами больницы. Он словно родился совсем недавно, а сейчас вместе со своим папочкой, который ему не папочка вовсе, готов познавать весь мир. Немного волнительно. Немного горько и невероятно странно, когда длинные красивые пальцы хватаются за манжету рубашки и легко сминают ткань, на самом деле вызывая чувство умиротворения. Возможно, они одинаково отчаянно нужны друг другу, как камень и вода, способная выточить из него что-то действительно прекрасное нужной обтекаемой формы. Солнечный луч, отражающийся от зеркальных стёкол небольшого здания, слепит глаза, пока Юнги расплачивается за поездку и закрывает за собой дверь. Тэхён увлечённо оглядывается по сторонам и думает, что попал в другую вселенную: район критично отличается от окрестностей больницы, пестря не стерильной чистотой, а яркими красками и огромным обилием различных интересных мелочей. Тэхён знает, что вон там есть классный клуб, а вон там рынок, где продают всякие полезности, а ещё через дорогу кормят вкусно, но он не уверен, что хоть когда-нибудь был здесь. Картинка не сопоставляется с ним, и он тщетно напрягает память в поисках крупицы воспоминаний, однако получает лишь призрачную боль и обеспокоенный пристальный минов взгляд, прогоняющий мурашки по позвонкам. Юнги весь такой, вызывающий в Тэхёне странные чувства. Он смотрит на него, на маленькое чуть бледноватое лицо, на эти яркие мятные волосы, на чёрную рубашку с закатанными рукавами, обнажающими жилистые руки и тонкие запястья, на драные джинсы, поношенные кеды и думает, что когда-то точно следовал за ним, как за маяком, как за чёртовым крысоловом, но не может понять, когда это было и было ли вообще. Он часто видит сны, где в огромной толпе замечает единственный знакомый цвет, протискиваясь меж людей, пытаясь за ним поспеть, но он ускользает и оставляет Тэхёна посреди безликих, желающих забрать у него всё. Наверное, это имеет какое-то значение, а может быть, просто обрывки — фантики без конфет.
— Болит что-то? — беспокоится Юнги искренне и подходит ближе, протягивая ладонь к тэхёнову лбу. Поднимая слишком длинную чёлку наверх, он проверяет температуру и хмыкает, дожидаясь ответа. Тэхён выглядит потерянным щенком, и это, на самом деле, сжимает тисками сердце. — Просто подумал, что был здесь когда-то, — пробасил Тэхён слегка сконфуженно и убрал минову руку, потупив взгляд на его голых коленях. Почему-то ему стыдно. Стыдно, что он не может вспомнить. Стыдно, что доставляет проблем. А он был. Он правда здесь был. Чуть приоткрыв потрескавшиеся губы, Юнги внимательно наблюдает за скорбным тэхёновым выражением лица и откровенно переживает за свою шаткую легенду. В те несколько счастливых месяцев, когда Тэхён появлялся перед ним, как чёрт из табакерки, он запечатлел его за окнами кафе напротив по пути в салон. Если он всё поймёт, если всё вспомнит, Юнги придётся очень долго и неприятно объясняться, а потому он эгоистично не задаёт никаких лишних наводящих вопросов, ведь то, что он задумал, тесно связанно со всеми местами случайного пересечения, и просто ведёт его за собой внутрь здания к своему рукастому мастеру. — Кого это ты привёл, Юнги? — Пак Чимин, давний знакомый и просто замечательный парикмахер, с милейшей улыбкой на лице встречает парней на пороге небольшого зала и внимательно разглядывает заросшего Тэхёна глазами-щёлочками.
— Это… Э-э… — на секунду Юнги теряется и понимает, что совершил огромную ошибку, ведь Чимин знать ничего о Тэхёне не знает, но точно уверен, что никакого парня у него не было и нет. Надо же было так глупо просчитаться на ровном месте. И что ему теперь делать? Куда бежать? Шумно сглотнув, Юнги было хотел открыть рот, чтобы сморозить какую-нибудь глупость, но Тэхён сделал всё за него:
— Я Ким Тэхён — его друг, — понимая, что не все люди способны принять однополые отношения, как и сам Тэхён поначалу, он врёт убедительно и очень невинно, проходя внутрь, оглядывая каждый интересный инструмент. — Мы встретились совсем недавно и быстро поладили. Он, конечно, не подарок, но довольно сносный, когда не ворчит.
— Это уж точно, — пустив смешинку по залу, Чимин лукаво посмотрел на Юнги, заметив полную безмятежность на кукольном лице, не сулившую ничего хорошего, и эффектно зачесал блестящие здоровьем рыжие волосы назад. — Он упрямый, когда дело касается личного пространства, а ещё зануда и местами грубиян. Не понимаю, зачем водить с ним дружбу. Да, Юнги?
— Пак Чимин, ты сейчас договоришься, — насупившись, приготовившись зашипеть, Юнги криво улыбнулся и плюхнулся на небольшой диванчик. — Твоё дело ножницами чикать, а не языком чесать.
— В следующий раз покрашу тебя в поносный цвет, будь уверен, — прыснув в кулак с собственных слов и готового убивать Юнги, Чимин развернулся к Тэхёну и указал на кресло. — Не знаю, что за судьба такая вас вместе свела, но, знаешь, смотри иногда, чтобы этот идиот не впадал в творческие кризисы, иначе придётся очень упорно и долго вытягивать его из депрессии, — прошептал на ухо так, чтобы Юнги не услышал, а Тэхён невольно замер, прокручивая в голове только что услышанную информацию. В общем и целом все нехитрые манипуляции с тэхёновыми волосами заняли чуть меньше трёх часов. Юнги со знанием дела дал несколько рекомендаций, вспоминая по памяти все детали его причёски, и безмятежно уснул, устав листать неинтересный модный журнал. Через большое зеркало наблюдая за мерно вздымающийся грудью, чувствуя разливающийся внутри океан теплоты, Тэхён внезапно внёс ещё одно предложение и остался полностью удовлетворённым, когда увидел конечный результат, пестрящий ярко-зелёными прядями из-под карамельно-русой чёлки. Немного фриковато и отчаянно подростково, но рядом с Юнги почему-то хотелось быть таким же ярким и необычным. Красиво и дерзко — слова, полностью описывающие Мин Юнги. Проснувшийся Шуга изменения оценил на десять из десяти и очень пожалел, что под рукой не оказалось камеры, ведь даже такие мелочи делали Тэхёна ещё прекраснее. Внизу живота потянуло, заставив проснуться задвинутое в самые дальние уголки обжигающее чувство, и Юнги ещё долго разглядывал взъерошивающего гладкие густые волосы Тэхёна, пока не осознал, что он тоже смотрит на него и улыбается невероятно широкой улыбкой, какую не видел ещё ни у кого. Такой ребёнок, правда. Простодушный и очень милый. И как только Юнги угораздило сказать, что он его парень, круто усложнив себе жизнь? Стоило, наверное, признаться, что он просто случайный прохожий, но отчего-то так хотелось быть к нему чуть ближе. Хотелось касаться мягкой кожи без оправданий, спать рядом, впитывая тепло его тела и ощущая биение сердца, слушать глубокий голос и просто растворяться в нём, как в серной кислоте: больно, но скоро станет легче. Юнги понять не может, почему всё это с ним происходит, ведь до встречи с Тэхёном редко когда думал об отношениях, завязав роман со своими камерами, но всё покатилось под откос. Изменилось настолько в крутую сторону, что он не пожалеет ничего, лишь бы Тэхён, подаривший ему вдохновение и самое странное лето, был в безопасности. — Мне идёт? — спрашивает басисто и перекрывает Юнги путь, когда они выходят из салона, направляясь в сторону круглосуточного супермаркета. — Не думаю, что когда-то делал нечто подобное.
— Не могу сказать наверняка, — задумавшись, Юнги прикусил губу и внезапно захотел понаблюдать за тэхёновой жизнью с самого начала. Каким он был ребёнком? Как справлялся с подростковыми проблемами? Делал ли когда-нибудь что-нибудь провокационное? Он бы спросил. Обязательно спросил, если бы Тэхён хоть что-то помнил. С одной стороны, это дар, а с другой, — проклятие,
— но тебе очень идёт, да. Тебе, кажется, идёт абсолютно всё. Даже я, — закончил полушёпотом, но Тэхён всё услышал и легонько похлопал Юнги по плечу, словно сочувствуя и понимая. Он не знает, каким человеком был до амнезии, но, наверное, с ним приходилось несладко. Или наоборот. С момента, как Тэхён очнулся, ему часто бывает не по себе и откровенно страшно. Сначала он не хотел забивать голову тревожными мыслями, но чем больше времени проводил с ним Юнги, тем быстрее зрело семя беспокойства. У него нет родителей — это он понял точно, как нет друзей или просто близких знакомых. Это пугало и нагоняло тоску, но осознание, что рядом есть кто-то, заботящийся о нём больше, чем о самом себе, дарило необходимый уют и покой. Для полноценной жизни, думается Тэхёну, достаточно одного самого главного и дорогого человека, а всё остальное, в принципе, дело десятое. Впрочем, когда он снова думал о родственниках, ему отчего-то становилось очень больно в груди, но Юнги сказал, что ничего о них не знает. Может, когда-нибудь он найдёт их, а может, будет и дальше следовать за миновой спиной. Зайдя в попутный магазин, Юнги всучил Тэхёну корзинку и разрешил выбрать всё, что хоть немного кажется ему знакомым или съедобным на вид, кроме очевидных гамбургеров. Такой себе квест, учитывая, что этот ребёнок замешкался с раздвижной дверью, открыв на пороге от удивления рот, но облажаться хотя бы в этом было нельзя. Юнги ничего не знает о нём толком, кроме беглой истории, рассказанной третьим человеком, и будет очень печально, если приготовит Тэхёну что-то не то. За проведённое время в больнице он взял на заметку некоторые комментарии по поводу еды, но этого было катастрофически мало. Какой парень не в курсе предпочтений своей второй половинки? Наблюдая, как Тэхён снуёт между стеллажами и закидывает в корзинку рамён, колу и какие-то снэки, Юнги тяжело вздохнул и понял, что придётся поиграть в сапёра, действуя на свой страх и риск. То, что Юнги видит сейчас, и то, что он видел в прошлом, разительно отличается друг от друга. Тот Тэхён, который носился по всему Сеулу в поисках подработок, был серьёзным и вечно печальным внутри, но всё ещё живым, дарящим положительные эмоции другим, а этому явно нравится полученная после амнезии свобода и улыбка на пол-лица. Оно и правильно. Юнги никогда бы не осудил его за то, что он просто хочет быть самим собой после стольких заботливо преподнесённых жизнью трудностей.
— Я не знаю, ел ли подобное раньше, но выглядит как что-то запретное и очень вкусное. Можно? — смотрит Тэхён горящим щенячьим взглядом и трясёт корзинкой перед миновым носом, ожидая его ответа. Случайные покупатели обращают на них слишком много внимания и переглядываются друг с другом, а Юнги закусывает губу и почему-то хочет сделать так, чтобы только он мог смотреть на Тэхёна двадцать четыре часа в сутки. Чувство собственничества, которое до сих не давало о себе знать, вдруг резко застелило взор красной тряпкой, но Шуга знал, что это неправильно, ведь Тэхён ему не принадлежит. Никогда не принадлежал.
— Можно, только подожди минуту, — прохрипел Юнги довольно спокойно, пытаясь сохранить холодный рассудок. Он не должен заболеть Тэхёном. Не сейчас. Сейчас он обязан помочь встать на ноги, обязан создать что-то хорошее для него, лучшее. Это уже потом, в зависимости от результата, стоит думать о чём-то подобном, но не тогда, когда Тэхён абсолютно беззащитен и не может чётко сформировать своё мнение, не зная даже выдуманной истории их знакомства. Захватив пару банок пива к закускам и чтобы просто расслабиться, Юнги оплатил покупки и вышел на прогретую солнцем улицу. Лето вовсю разлилось по Сеулу, и надвигающаяся жара не сулила для него ничего хорошего, кроме прохладных, пестрящих огоньками улиц ночей. Он не то чтобы сахарный, не плавится и течёт, но любит сидеть в тени и спасать кожу от ультрафиолетовых лучей. Согласится ли Тэхён с его позицией, Юнги не знает, но спросить именно сейчас точно бы не решился, ведь им многое предстоит успеть сделать за оставшееся от жаркого времени года время. Прогуливаясь пешком по пёстрому Хондэ, они то и дело останавливались у маленьких магазинчиков с различными поделками и прочими интересностями, к которым хочется прикоснуться, съели пару сосисок и токпокки, послушали завораживающую игру на скрипке и посмотрели на редких уличных танцоров, взрывающих толпу одобрительными выкриками. Днём район по большей части спит, а самое интересное начинается ближе к вечеру, поэтому Юнги обещает Тэхёну сводить его по различным классным местам чуть позже, и, крепко держа за манжету рубашки, ведёт за собой через толпу. Тэхён головой по сторонам вертит, цепляется взглядом за ярких людей и нереально огромное количество стрит-арта, безумно желая так же, как все они: творить. Он думает, что, возможно, занимался чем-то подобным раньше, но не уверен, путает ли ожидаемое с действительным.
— Как ты думаешь, я мог бы быть танцором, певцом или играть на чём-то? — спрашивает Тэхён горячо, заглядывая Юнги в лицо из-за спины, считывая его не слишком радужные эмоции взглядом. Он точно что-то знает. Что-то не слишком хорошее, не желая об этом говорить.
— Мог бы, — немного подумав, доставая ключи, Юнги открывает крайнюю подъездную дверь высокой многоэтажки и тянет Тэхёна за собой в спасительную прохладу. — Ты очень целеустремлённый и усердный малый. Думаю, если бы ты чего-то сильно захотел, смог бы добиться желаемого, но это очень сложно. Уличные танцоры, которых ты видел, зачастую являются трейни каких-нибудь мелких агентств, до которых редко кому есть дело. Они хотят творить и делать людей счастливыми, а их попросту не замечают.
— А ты случаем не трейни? — с подозрением, поднимаясь к лифту, Тэхён останавливается перед дверьми и ещё раз оглядывает Юнги с ног до головы. Он часто рассуждал скорее от скуки, кем мог быть Юнги, но почему-то ни одна из профессий, всплывающих в памяти, никак не вязалась с его образом, а тут ещё и тот парень-парикмахер говорил что-то насчёт творческого кризиса.
— Ты думаешь, я могу скакать по сцене и петь сопливые песни о любви? — вздёрнув бровь, Юнги нажал на кнопку и отошёл немного в сторону, всучив Тэхёну пакеты. Выдохнув, он встряхнул волосами, собрал крупицы покатившейся в шахту гордости, просто надеясь поднять Тэхёну настроение, и сделал несколько неизвестных ему простых танцевальных движений и восхитительных волн телом, попутно открывая рот, как под фонограмму. Закончив дурачиться, он глупо криво улыбнулся и мысленно обозвал себя идиотом, ведь Шуга редко когда позволял себе вспоминать об ошибках молодости. Он, конечно, мог бы стать айдолом, но подведённые глаза и прочий макияж — не по его части.
— Вполне, — удивлённый, Тэхён заворожённо смотрел на короткий перфоманс, даже и не предполагая, что Юнги настолько гибкий. Красиво. Ему определённо пошло бы быть знаменитым. — Когда я впервые тебя увидел, подумал, что ты какая-то звезда или что-то вроде того. Слишком, — замялся он на секунду, подбирая подходящее слово, вспомнив о первых минутах знакомства, — слишком изящный, как модель.
— Я определённо стар для всего этого дерьма, — зазвенел звоночек, открылись двери лифта. Пройдя внутрь, Юнги облокотился о стену и чуть ли не застонал от холодка, пробежавшегося по позвоночнику, шумно выдохнув в потолок, — а ты ошибаешься. Всё довольно прозаично.
— Актёр? — не унимался он, стараясь допытаться до того, как они войдут в минову квартиру. Интересно же. Даже интереснее, чем узнать то же самое о себе.
— Ты явно мне льстишь. Не надо так, — готовясь выйти на шестом этаже, Юнги отлепился от стенки и сделал шаг вперёд, недовольно бурча. — Могу лишь сказать, что моя работа тоже связана с искусством. Она и есть искусство.
— Музыкант, да? Я так и знал! У тебя ведь такие сексуальные руки, — выпалил Тэхён как на духу и тут же закрыл рот ладонью, понимая, что только что немного так сказанул лишнего, хоть и чистую правду. Иногда Тэхёну становилось физически больно от того, что эти пальцы могли скользить по его плоти, и тогда он краснел, как школьница, но держал рот на замке. — Извини.
— За что извиняешься, дурачок? — выходя, Юнги перехватывает тэхёново запястье в который раз за день и тянет его за собой, ведь тот застрял как вкопанный, сгорая от неуместного стыда. — В этом нет ничего плохого. Я не чужой тебе человек и совершенно точно не музыкант, хоть и умею немного играть на пианино. — Тогда я сдаюсь, — поднимая взгляд, он пристально наблюдает, как Юнги проворачивает ключ в замочной скважине, предвкушая полное погружение в чужой маленький мир. Проходя внутрь, Тэхён понимает, что точно ожидал чего-то другого, впрочем, если посмотреть на Юнги внимательнее, можно сопоставить два и два и нарисовать полную картину. Останавливаясь за порогом, он уже точно знает, кем является его заботливый надзиратель, но ему настолько интересно и любопытно, что он не смеет раскрыть рта, заворожённо шагая по чёрному паркету. Он замечает небольшой бардак и ощущает что-то наподобие пустоты, но кое-что перебивает некоторые очевидные вопросы и тянет его вперёд. Квартира у Юнги очень тёмная и по-своему мрачная: большая студия с высокими потолками, стены которой выкрашены в тёмно-синий цвет, низкие белые люстры на длинной цепочке, такие же синие тяжелые портьеры на панорамном окне и на удивление никакого постороннего шума с многолюдной улицы — не совсем жизнерадостно, но Тэхёну интерьер явно пришёлся по вкусу. Здесь минимум различной мебели, однако много неизвестной Тэхёну техники, несколько полок с книгами и низкая кровать посреди комнаты, по бокам от которой на чёрных верёвочках висят десятки различных фотографий. Подходя к каждой, Тэхён смутно различает знакомые места, в которых он, быть может, был когда-то, людей, животных, несколько лесных пейзажей, полей и море. Больше всего его привлекает фото, висящее над кроватью, и он без зазрения совести забирается на неё, вставая и внимательнее разглядывая детали снимка: пристань, солнце, отражающееся от глади воды, чистое небо и, кажется, сам Тэхён, похожий не на человека, а на видение, мираж. Он узнаёт себя по профилю и недоуменно разворачивается в сторону успевшего сесть на диван Юнги.
— Ты фотографировал меня? — спрашивает он с огоньком восхищения в глазах, спрыгивая с кровати и быстро подходя к Юнги, плюхаясь рядом с ним. — Ты фотограф, я ведь прав? У тебя тут много каких-то проводов, штативы и лампы… И точно ведь. Точно искусство. Это так… Так волшебно. Особенно вот это, — он тыкает длинным изящным пальцем в самый дорогой минову сердцу снимок и заворожённо смотрит на Юнги.
— Фотографировал, — откидываясь на спинку, хрипло шепчет Юнги, а перед его глазами проносится каждое маленькое, но очень значимое событие. Их было много. Их встреч, действительно, было подозрительно огромное количество, и все они, как оказалось, произошли совершенно случайно. Юнги хотелось бы узнать, ему очень хотелось узнать, куда Тэхён пропал, когда он так отчаянно хотел его найти, но Шуга не должен подавать вида, боясь разрушить хрупкую связь меж их совершенно разными душами. — Ты был моей музой, Тэхён. Моим вдохновением и моей же погибелью. Не буквально, конечно, но когда ты впал в кому, я и вправду подумал, что умер. Ментально.
— Прости, — в миг погрустнев, Тэхён потупил взгляд в пол и волнительно сжал колени. Он думает, что никогда не хотел причинить ему боль. Точно не хотел. Ни в прошлом, ни сейчас. — Я не…
— Мне не за что тебя прощать, — прикрыв глаза, Юнги постарался сдержать себя в руках, чтобы не сжать рубашку в районе ноющего сердца. И словами не передать, как сильно он волновался, и сколько стоило приложить усилий, чтобы вымести плохие мысли из головы. Если бы он умер… Если бы исчез навсегда, Юнги, наверное, стал бы просто пустой куклой. — Я виноват в этом, знаешь. Если бы у меня было чуть больше сил, ты бы не пострадал. Ты закрыл меня спиной от взрыва и только чудом не получил ожоги, которые могли изуродовать твоё тело на всю оставшуюся жизнь, но потерял память. Я помогу её восстановить. Частично. У меня есть путеводитель по нашим воспоминаниям.
— Что ты имеешь в виду? — повернувшись к Юнги вполоборота, басит Тэхён, ощущая его боль кожей, нервами. — Фотографии? — Фотобук, который я наснимал во время наших прогулок, — врёт, даже не задумываясь об этом, ведь он уже давно всё придумал и довёл ложь до возможного совершенства. — Я собрал в нём каждый момент, каждое застывшее во времени мгновение. Вставая с дивана, Юнги идёт к одному из трёх стоящих позади шкафов из тёмного дуба и достаёт с полки книжку с кристально-белой обложкой, на которой золотыми витиеватыми буквами выведено английское «summer days» — просто, изящно и со вкусом. Тэхён, даже не предполагая такой платы за ожидание, уже беспокойно ёрзает по обивке в нетерпении, протянув к фотобуку чуть дрожащие руки, как к чему-то бесценному и очень хрупкому, как к самому Юнги. Ему безумно любопытно. Ему жутко хочется узнать, каким он был до амнезии и как встретился с Юнги. Память. Бесценная память на небольших кусочках бумаги. Фотография — одно из лучших изобретений человечества
— Я решил, что так будет проще, — отдавая фотобук Тэхёну, Юнги садится обратно и с замиранием сердца наблюдает, как он очень осторожно открывает первую белоснежную страницу, выражающую те чувства, которые испытывал Шуга при его печати. Невинность, непорочность, чистота и самая настоящая искренность, которой практически не существует в этом мире — всё сосредоточилось на наполненном глубоким смыслом глянцевом листе. — Это не поможет тебе вспомнить всё, но время, проведённое со мной, можно восстановить до мельчайших подробностей и снова прочувствовать ту же гамму эмоций, что и во все эти летние дни.
— Мы встретились на пристани? — любовно обводя подушечками пальцев каждую деталь уменьшенного снимка, висящего над кроватью, Тэхён уверен, что прикасается к миновой душе. Наверное, никто не делал для него подобного. Наверное, он самый счастливый человек с амнезией во всём мире. Это так… Так трогательно и прекрасно, что кажется, будто в уголках его глаз собирается обжигающая влага.
— Да, именно там я увидел тебя впервые, — отвлекаясь от тэхёновых рук, Юнги переводит взгляд на его лицо и надломленно улыбается, видя, как по смуглым тэхёновым щекам бегут слёзы, прокладывая ровные дорожки и капая на самую дорогую для него фотографию. Первая встреча, положившая конец депрессии и самобичеванию. Первая встреча, перевернувшая мир неизвестного фотографа Мин Юнги с ног на голову. — Тогда мне казалось, что я увидел нечто неземное, инородное, не от мира сего — самое настоящее искусство. Ты словно… Словно не человек, а рисованный персонаж из манхвы, сошедший с листа по чьей-то сильной воле. Может, даже по моей. Стараясь держать себя под контролем, он аккуратно поворачивает к себе его голову, пытается улыбаться более тепло, терпя невероятную душевную боль, и смахивает тёплые капли пальцами, на самом деле желая прижать Тэхёна к своей груди и никогда не отпускать, даже если прямо сейчас он скажет, что Юнги лгун и попытается уйти. Он этого не допустит. Особенно в момент, когда покорён и сломлен. Когда лучше рыдал бы сам, уронив бесстрастную маску, чем видел эти наполненные светом и тихой печалью глаза, режущие сильнее всех известных человечеству лезвий. Юнги не ошибся. Не ошибся в человеке, укравшем его самые сокровенные чувства.
— Скажи, — голос тихий, с хрипотцой и отчаянием. Тэхён обхватывает миновы тонкие запястья очень нежно, боясь сломать, и смотрит в него, в самую глубь, желая найти ответ на вопрос самостоятельно, боясь навредить. Разбить, как хрупкую хрустальную вазу, — я ведь любил тебя сильнее всего на свете? И Юнги вдруг чувствует, что совсем не выдерживает.
🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟🌟