Грубиян

— Детка?
Уже который день Нина как будто не со мной; нет, она рядом, но иногда словно выпадает из реальности.
— Ммм? — рассеянно отзывается девушка.
Хватаю её за подбородок и заставляю посмотреть на меня.
— В чём дело? — Нина как-то странно всматривается в моё лицо, и где-то глубоко в её глазах я замечаю слёзы. Какого чёрта? — Что эта сука тебе сказала, что ты перестала на меня реагировать?
Нет, в физическом смысле Нина была очень отзывчивой, а вот эмоционально была где угодно, но только не рядом.
— Макс... — Когда она произносит моё имя таким тоном, моё сердце делает тройное сальто назад. — Пожалуйста, скажи, что ты не спорил со своими друзьями о том, что снова затащишь меня в постель!
При этом она так сильно прижимается ко мне, словно я только что сказал, что собираюсь её бросить. А я застыл памятником самому себе.
— Что, блять? Откуда ты взяла эту херню?!
Мне приходится несколько раз хорошенько встряхнуть девушку за плечи, чтобы заставить прийти в себя.
— Антон сказал, что слышал, как ты спорил с кем-то из ребят, — всхлипывает Нина. — Я не верю ни Алисе, ни ему, потому что парень в неё влюблён и может что угодно сделать ради Кокориной, но на душе так гадко...
Вот же конченная тварь! Ей всё никак неймётся... Что блять я должен сделать, чтобы она забыла даже, как Нину зовут? В асфальт закатать?
На пару секунд задумываюсь, прикидывая, есть ли где-то неподалёку стройка...
Я вновь беру лицо девушки в ладони.
— Ни за что в жизни я не сделал бы тебе больно, тем более таким дебильным способом. Ты мне веришь?
Если в её глазах я увижу хоть намёк на сомнение, я пошлю нахер собственные чувства и прекращу с Ниной любое общение, потому что даже я знаю, что отношения не строятся без доверия.
Но девушка не сомневается ни секунды.
— Конечно, верю, — выдыхает она. — Я просто очень устала от всего; такое ощущение, что я просто прыгаю из грязи в грязь... Можно закрыться здесь с тобой и никуда не выходить?

Я обвёл глазами собственную квартиру. Идея, конечно, заманчивая...
Медленно, нежно и мягко покрываю поцелуями всё лицо девушки, и Нина постепенно расслабляется.
— Видит Бог, я действительно хотел подождать... — шепчу я в её губы, отчего девушка начинает дрожать. — Но, наверно, тебе действительно нужно узнать именно сейчас о том, как сильно я тебя люблю.
Нина застывает и, прежде чем она успевает сказать хоть слово в ответ, накрываю её губы своими в глубоком поцелуе. Целую до тех пор, пока сам не начинаю задыхаться; лишь после этого даю ей возможность ответить.
— Макс... И я тебя очень люблю! — с облегчением выдыхает она и заходится рыданиями. — Боже, я так сильно люблю тебя, что меня разрывает изнутри!
А я ловлю себя на мысли, что Ёжик всё-таки был прав: я действительно хочу сожрать девчонку.
Кидаю взгляд на часы и печально вздыхаю: очень хочется наброситься на Нину, но мы с парнями встречаемся в «Конусе» — впервые за последний месяц.
— Чёрт, я должен идти. И кстати, сегодня я, скорее всего, действительно приду в неадеквате. Я не хочу, чтобы ты меня боялась, но если тебе всё же будет... некомфортно, можешь запереться в одной из гостевых комнат.
Нина притворно хмурится.
— Ты ведь говорил, что никогда меня не обидишь, а я доверяю тебе. Так что заканчивай нести бред и едь к друзьям. Я буду здесь.
Целую девушку ещё раз и, кажется, не могу остановиться. Чёртова функция Макса-собственника...
— Иди, — хохочет Нина и толкает меня в сторону выхода.
Оставляю её на попечение Бакса и выхожу из квартиры. Едва успеваю сесть в тачку, когда на телефоне высвечивается оповещение о сообщении в общем чате.
«Я надеюсь, все собираются приехать?» — впервые за несколько дней подаёт «голос» Костян.
«Смотря, насколько сильно тебе нужна группа поддержкиJ» — усмехается Егор.
«Тебе, Корсаков, она нужна не меньшеJ» — возвращает Костян.
Вот теперь узнаю лучших друзей.
«Нам надо поправить здоровьеJ» — подхватывает Лёха.
Я закатываю глаза.
«Кто о чём, а ты как всегда. Только у тебя фраза «поправить здоровье» означает «нажраться ещё сильнее, чем в прошлый разJ».
«Ооо, какие люди! — тут же реагирует Шастинский. — Натрахался, кролик? J»
«Вот ты сучий потрох, мою реплику спёр! J» — ворчит на Лёху Егор.
«Неужели ваша сексуальная жизнь настолько скучна, что моя покоя не даёт? J» — ржу в ответ.
«Да какой с него кролик? — встревает Кирилл. — Ромео доморощенный...»
«Кто бы говорил, Романов! Сам-то уже даже жениться успел! Кстати, Шастинский, как твой кулак? Ещё не просит поставить вместо себя протез? J»
«Иди к чёрту! — обижается Лёха. — Может, у меня девушка появилась...»
От неожиданности чуть не роняю телефон на пол.
«Не понял... — охреневает Ёжик, а заодно и я вместе с ним. — Это ещё что за новости? Очередная дебильная шуточка? Если второй вариант, то ты, Лёха, по наклонной катишься, потому что они у тебя становятся плоскими...»
«По-твоему, у меня не может быть серьёзных отношений?!»
Я просто молча наблюдаю за перепиской парней, потому что не могу понять, шутит этот клоун или правду говорит.
«Ты себя в зеркале видел? Вы с серьёзными отношениями просто не созданы друг для другаJ», — добродушно хохочет Егор.
Замечаю, что Костян снова замолкает: уж он-то точно знает, каково это — любить.
«Мне надо видеть при этом твою рожу, Шастинский, — поддеваю друга. — Тогда я смогу сказать, врёшь ты или опять функцию шута включил».
Пытаюсь разрядить обстановку, но вместо этого чувствую, что настроение в группе никакое.
Взрослая жизнь — полный отстой.
В клуб на этот раз я приехал последним; парни уже сидели на диванчиках в привычном месте, и, судя по выражениям на их лицах, дела у нашей компашки — хуже некуда. Пожалуй, самым спокойным был Кир: ему никому не надо было мстить, в отличие от Ёжика; в его отношения никто не вставлял палки, в отличие от меня; у него была взаимная любовь, в отличие от Костяна; да и вообще была любовь, в отличие от Лёхи.

Кстати о Лёхе... Выражение его морды лица было самым кислым, и это тоже меня не сказать, что бы радовало.
— Вот же ж... — недовольно бормочу, плюхаясь на диван между Ёжиком и Костяном. — Хоть бы предупредили, что на похороны зовёте...
Костян отвешивает мне подзатыльник под ехидную ухмылочку Лёхи: радуется, гад, что не ему досталось. Но ничего, ещё не вечер...
— Так и будем сидеть и молчать? — приподнимает брови Кир. — Кто первый хочет покаяться?
— Только не на трезвую голову... — бурчит Ёжик.
Лёха конкретно ржёт.
— А на нетрезвую с тобой вообще разговаривать нельзя! Ты ж всякую херню нести начинаешь!
Егор испепеляет Шастинского взглядом.
— Шёл бы отсюда, петушок. Ты, кажись, меня с собой малость перепутал.
— И действительно, — задумчиво чешет затылок Лёха.
— Так-так, парни, — вклинивается Костян. — Не хватало ещё передраться из-за всякой фигни.
— Соберём круг анонимных плейбоев, павших жертвами любви? — скалится Лёха.
Ёжик впервые за весь день ухмыляется.
— Может лучше клуб анонимных дебилов? Ты в эту категорию как-то лучше вписываешься!
Корсаков не успевает увернуться от диванной подушки, которую запускает в него Лёха, ловит её рожей и начинает угорать. Наверно, нервы сдают...
— Предлагаю напиться, — впервые выдвигает подобное Костян, и у меня глаза на лоб лезут.
— Ну вот, кажется, мне готовится достойная замена, — хохочу я. — Скоро поменяемся местами: я стану самым серьёзным, а в твоих венах будет бухло.
— Бухнуть — идея хорошая, — кивает Романов. — Но сначала, думаю, будет лучше, если мы выясним, что происходит с каждым из вас, потому что потом всем как всегда будет на всё похуй.
Закидываю руки за голову.
— Тогда, пожалуй, я начну. — Парни удивлённо смотрят на меня и, кажется, думают, что я сошёл с ума. — Я обожаю свою девочку, но её бывшая подруга в конец охуела и пытается нас поссорить.
Лёха позеленел.
— Блять, Макс, ну серьёзно, ты самый отстойный подставщик из всех! — Делает вид, что его вот-вот вырвет. — А сколько красивых речей загонял о том, что тебя выворачивает наизнанку от этих ванильных нежностей!
— Да-да, а потом взял и влюбился, — с трудом сдерживаю ржач. — Какой я нехороший.
Егор недоверчиво хмурится.
— Ещё один влюблённый? Ну всё, Шастинский, нас конкретно кинули...
Усмехаюсь.
— Позубоскалили и хватит. — Перевожу взгляд на Ёжика, сидящего справа. — Теперь твоя очередь.
Корсаков болезненно морщится.
— Да наворотил я дел с этой грёбаной местью... — неохотно признаётся друг. — Теперь не знаю, как исправить ситуацию.
— Фух! — выдыхает Лёха. — Я уж думал, ты щас тоже выдашь фразу Макса «Я влюбился». Прям от сердца отлегло.
Бросаю красноречивый взгляд на Романова, и тот от моего имени отвешивает Лёхе подзатыльник.
— А ты думал, если сел подальше — я до тебя не дотянусь?
Лёха смотрит на меня тем же взглядом, что и Бакс, когда я забываю его покормить — смесь обиды и недовольства.
— Что именно натворила твоя светлость? — спрашивает Костян у Ёжика.
Судя по тому, что лицо последнего становится похожим на горящий факел — ничего хорошего.
— Расскажу как-нибудь в другой раз.
— А можно я свою историю вообще рассказывать не буду? — бурчит Лёха.
— И упустишь шанс реабилитироваться в наших глазах и доказать, что ты не только раздолбай? — хохочет Кирюха.
— Посмотрел бы я на тебя, если б ты пытался подкатить к девчонке, которую недавно изнасиловали... — глухо бормочет Лёха, и на моих глазах моментально стареет лет на десять.
Смех Романова резко обрывается, и он так странно смотрит на Шастинского, будто знает, о какой именно девчонке идёт речь.
Если б я сейчас сказал, что решил стать геем, думаю, на мои слова никто бы не обратил внимания — в таком ахуе сейчас пребывали парни. В том, что Шастинский не шутил по поводу серьёзных отношений, сомневаться не приходилось — выглядеть так, как сейчас выглядел он, можно только испытав охренительный шок.
— Костян? — переводит Кир ошалелый взгляд на друга. — Не хочешь поделиться своим положением?
Всё это было сказано с намёком на то, что пора поменять тему, пока кого-нибудь из нас инфаркт не хватил. Не могу сказать, что во всём этом было хуже всего — то, что у Лёхи в принципе кто-то есть, или то, что этот кто-то — жертва насилия... Если бы хоть одна сука сделала такое с Ниной, я порвал бы его в такие мелкие клочки, что их невозможно было бы разглядеть даже под микроскопом.
И лучше мне вообще не думать на эту тему, пока крышу окончательно не сорвало.
— Ну нет, я не могу говорить после такого! — отнекивается Костян. — Тут сплошь боевики, фильмы ужасов и трагикомедии, куда мне со своей сопливой мелодрамой...
Не удержавшись, фыркаю, хотя здесь нет ровным счётом ничего смешного...
— А вот я бы для разнообразия и слезливую историю послушал, — ржу и почти получаю очередной подзатыльник: вовремя успеваю увернуться.
— Я — люблю, она — ненавидит, — театрально вздыхает Матвеев. — Вот и весь сказ.
— Слава Богу! — стонет Лёха. — Если мы закончили сеанс соплежуйства, можно я уже нахуярюсь в хлам и уйду в астрал?
— Соскучился по квантовым порталам и астральным насекомым? — ржёт Ёжик и заваливается на левый бок.
Бросаю на него насмешливый взгляд.
— Да уж, один раз тебе на день рождения пожелали «оставаться таким, какой ты есть», и именно поэтому ты до сих пор такой дебил, — ржу во весь голос, и парни подключаются.
Короче, тонна бухла нам в помощь.
Стол активно заполнился стеклотарой, а я поймал себя на мысли, что не испытываю прежнего предвкушения от предстоящего отрыва. Вот ни капли. Такое ощущение, словно кто-то обновил моё системное ПО до более новой версии, в которой Соколовский не пьёт от слова совсем. Да ещё и на душе стало так тоскливо и паршиво, хоть в петлю лезь. Бывали у меня и раньше подобные упаднические настроения, но они были связаны с чем-то или кем-то, а тут новая Чёрная дыра нарисовалась абсолютно из ниоткуда — как будто кому-то сверху просто захотелось, чтобы она там была. В этот момент я был абсолютно апатичен ко всему миру и ушатан собственной жизнью, а я не привык к таким ощущениям.
К своему стакану потянулся чисто автоматически, хотя мозг протестовал и пытался приказать пальцам разжаться и бросить эту дрянь к чёртовой бабушке. Я не только пальцы, но ещё и зубы сцепил покрепче и просто влил в себя коричневую жидкость, даже не потрудившись узнать, что это было. Она обожгла рот и огненной рекой потекла вниз, оставляя после себя выжженный след. Краем глаза заметил, что парни пили практически на таких же эмоциях, как и я сам.
Примерно через пару стаканов — в состоянии опьянения время я измерял именно стаканами — голова приобрела конкретную лёгкость, загоны и проблемы начали куда-то испаряться, кружась в том же водовороте, что и окружающий мир.
Кинул быстрый взгляд на парней, с каким-то идиотским облегчением осознав, что они вроде как воспряли духом; правда, та скорость, с которой Лёха поглощал содержимое бутылки, меня однозначно напрягала. Дождавшись, пока он в очередной раз наполнит свой стакан, я накрыл его ладонью и придавил к столу. У Лёхи на лбу появилась озадаченная складка: кажись, он не мог понять, откуда взялась эта третья рука, которая мешает ему «нахуяриться в хлам».
— Притормози, спринтер, — ржу, наблюдая, как рассредоточенный взгляд Лёхи пытается собраться в кучку. — Мы только начали, а ты уже бутылку оприходовал! Тебя делиться не учили?
Костян наклоняется к Лёхе и пытается вглядеться в его глаза.
— Да у него уже бак полный, — бурчит Матвеев. — Ему нельзя больше. Заберите у него кто-нибудь бутылочку «Фруто-няни».
Шастинский вцепляется в ром — мне всё же удалось опознать этикетку — двумя руками и пытается запихнуть под кофту; парни, поняв, что за бухло пошла жёсткая делёжка, начали хватать со стола бутылки и прятать куда придётся. Закатываю глаза к потолку, отчего голова начинает «плыть по течению».

— Соколовский в пролёте, — ржёт Ёжик, прикладываясь к последней бутылке. — В большой компании клювом не щёлкают!
— Там на втором этаже так-то бар есть, — ухмыляюсь в ответ, а у самого в голове одна мысль — сделать какую-нибудь лютую херню, от которой утром будет чертовски стыдно, но останутся хотя бы обрывочные воспоминания.
— Бля, точно, — хмурится Ёжик, но бутылку возвращать на место не спешит.
Жаловаться на отсутствие бухла не приходится, потому что мне в принципе хватило и той бутылки, которую я сам как-то незаметно успел оприходовать, но организм, привыкший получать всё помногу, требовал ещё.
Скосившись на раззевавшегося Ёжика, выхватываю его бутылку коньяка под протестующее пыхтение последнего.
— Что ты там про клюв говорил? — ржу я и щедро наполняю свой стакан.
— Ну и? — интересуется Лёха. — Куда рванём на этот раз?
— А ты думаешь, в этом городе остался хоть один угол, в котором не было твоей многострадальной задницы? — задаёт встречный вопрос Кирилл.
Лёха задумчиво скребёт подбородок.
— Не может такого быть. Какой-нибудь закуток должен был остаться. К тому же, это Макс у нас любитель находить проблемы.
Согласен. Теперь мы уже все впятером пытаемся представить то место, которому не посчастливится встретиться с нами.
Мне уже его жалко.
Внезапно лицо Костяна светлеет.
— Есть идея! — Почему-то от тона его голоса мне начинает казаться, что сейчас мы дружно отправимся делать то, что моему пьяному мозгу пиздец как хотелось: искать приключения на свою филейную часть. — Давайте поедем по девочкам!
Я окинул его скептическим взглядом, который в точности скопировал Романов.
— Как ты себе это представляешь? Я вообще-то женат, придурок, если ты не забыл.
Костян болезненно морщится.
— При чём тут твоя жена? Тебе её завоёвывать не надо, она и так уже твоя; у Макса тоже вроде всё путём, насколько я понял. А вот у меня проблемы, да и у Ёжика с Лёхой не лучше.
— И что ты предлагаешь?
Кажется, кроме Костяна никто не вдуплял, в чём именно заключается его феноменальная идея.
Матвеев закатил глаза, явно пребывая не в восторге от нашей сообразительности.
— Давайте сгоняем к моей Полинке, а потом к Оле и... — он посмотрел на Лёху, потому что имя его девушки мы так и не узнали.
— К Кристине, — ошалело помогает Шастинский.
— К ней сáмой, — утвердительно кивает Костян.
— И что ты собираешься с ними делать? — непонимающе спрашиваю. — Я понимаю, ТЫ поедешь к своей Полине, Ёжик — к Оле, а Шастинский — к Кристине, но нахрен там МЫ ВСЕ?
— Группа поддержки, тормоз, — огрызается Матвеев.
— Сам ты тормоз...
— Я тебе чё, черлидерша, что ли? — одновременно произносим с Лёхой.
— Ага, щас домой за помпонами сбегаю... — проворчал Кир.
— Да подождите вы! — злится Костян. — Меня одного Полина слушать не станет — пошлёт туда же, куда и всегда, когда меня видит. А при огромной толпе может у меня хотя бы появится шанс поговорить с ней.
Ёжик задумчиво хмурится.
— Ну, вообще-то, может и прокатит... — при этом он явно не Костикову ситуацию имеет в виду. — Может Оля проникнется моим раскаянием и тоже перестанет злиться...
Лёха косо смотрит на друга.
— Ты с ней спал? — Егор морщится и опускает глаза в пол. — Спал, значит... А ты ведь вроде как мстить ей собирался... И когда же твоя месть в горизонтальную плоскость перешла?
— Примерно одновременно с твоими шуточками, — огрызается Корсаков. — И вообще-то это и была месть.
Пару минут стоит тишина, которая нарушается ржачем Романова.
— Это самый дебильный способ мести, о котором я слышал!
— Иди к чёрту!
— Не, давайте лучше к бабам, — гнёт свою линию Матвеев.
А у меня уже отчётливо слышится скрип тормозов.
— Да поехали уже! — взрываюсь я: других вариантов всё равно нет. — Хули тут ловить, кроме вашего детсадовского стёба?
Парни, пару секунд покумекав, кивают, поднимаются на ноги, и мы шаткой походкой направляемся к выходу.
Уж не знаю, каким маршрутом пробиралась наша братия сквозь дебри клуба — в сущности это был обычный прямой коридор, но пьяному мне он казался вторым сезоном телешоу «Последний герой» — но к тому моменту, как мы добрались до выхода, две машины такси уже ждали нас. Первой в списке была Полина, потому что идея «крестового похода» принадлежала Костеньке, который под конец вечера где-то оставил свою совесть; после нас «ждала» Оля — всё-таки там история похлеще, чем у Лёхи, который, на удивление, напортачить ещё не успел. Ну и собственно Кристина, хотя мне наоборот казалось, что уж к кому-кому, а к ней точно не надо тащиться всем табором — стресс-то для её покалеченной психики немаленький... Но я надеялся, что, когда Костян с Ёжиком потерпят фиаско, до Лёхи дойдёт вся бессмысленность этой «гениальной» идеи.
Новенький шестнадцатиэтажный дом, в котором обитала любовь всей жизни Костяна, находился в центре города, — надо же, засранец выбрал себе невесту с приданым... Шикарная детская площадка с развлечениями на любой вкус — даже Лёху пришлось оттаскивать от домика-избушки — он заявил, что нашёл «пентхаус своей мечты» — подземная парковка, да и в принципе облагороженный участок. Не хватало только двухметрового забора и охраны на въезде для полной картины.
Ну и по закону жанра жила эта принцесса на самой верхушке башни — ни дать, ни взять — Рапунцель. Затолкнуться в лифт пятерым здоровым парням тоже оказалось не так-то просто — пока это транспортное средство натужно пыталось затащить нас на шестнадцатый этаж, я пару раз отдавил чью-то ногу и сам получил по морде. На выход нас вытолкнуло словно пробку из бутылки шампанского, и обратно решено было спускаться уже по лестнице.
Квартира за дорогой железной дверью с цифрой «217» располагалась с левой стороны от лифта; распихав нас локтями, Костян проталкивается вперёд и... как бы я хотел сказать, что этот дебил культурно и вежливо постучался... Но нет, он яростно вколачивал кулак в железную поверхность, словно она ему денег должна.
К слову сказать, дверь открылась почти мгновенно. На пороге стояла симпатичная девушка: русые волосы, собранные в небрежный хвост, зелёные глаза, чуть вздёрнутый носик, пухлые губы и лёгкая, едва заметная россыпь веснушек на носу и щеках; из одежды — короткие белые шорты, кремовый топик и пушистые домашние тапочки. На шее — чёкер; на правом плече, перечёркнутая бретелькой топика, — татуировка розы.
Татуха, русые волосы, зелёные глаза... Матвеев что, подбирал женскую версию себя?!
Хотя весь этот домашний вид совершенно не «одомашнивал» девушку: её горящие праведным гневом глаза выдавали бунтарский дух и боевой характер.
Ну и, раз уж она не испугалась пятерых явно подвыпивших парней, появившихся у неё на пороге практически ночью — перед нами была девочка-стержень.
Короче, самое то для Костяна.
— Знаешь, Матвеев, у меня начинает складываться впечатление, что ты — неисправимый дебил, — подаёт «стержень» голос.
Быть может, если б я был свободен, я бы за ней и приударил — люблю бунтарок. Но, стоило мне вспомнить ангела, который сейчас сидел у меня дома и наверняка ждал меня, внутри разливалось приятное тепло, которое посылало нахер всех остальных представительниц прекрасного пола.
Я перевожу взгляд на Костяна, у которого на роже горит неоновая вывеска «Влюблён по уши».
Ну о'кей, помимо Нины у меня была ещё одна причина не приударить за этой лисой.
Хотя с последним высказыванием Полины я в корне не согласен — это гордое и почётное звание у нас носит Лёха. А два дебила на одну банду — это явный перебор.
— Пардон, мадам, — подаю я голос, и недовольный взгляд Полины устремляется на меня. — Вы совершенно не шарите в тонкостях ведения мирных переговоров. Потому что, когда возникает необходимость рыть окопы — это уже угроза здоровью собеседника.
Понятия не имею, что несу, но бросать Костяна без поддержки не хотелось.
Даже если после этого ВСЯ банда получит «гордое и почётное».

Девушка снисходительно улыбается.
— А это кто? — Вновь испепеляет Матвеева. — Подпевал притащил?
— Поль, послушай хотя бы...
— Не называй меня Полей! — рычит девушка. Вот чёрт, она как бракованная граната — хрен угадаешь, когда рванёт. — Я ведь по-человечески просила — не таскайся за мной! Ну почему ты такой непробиваемый?! Как ты не можешь понять — я замуж выхожу! Мне не нужны твои ухаживания и знаки внимания! Или ты всё это делаешь ради прощения? Так я тебя прощаю! Только провались ты уже к чертям собачьим и не появляйся больше в моей жизни!
Напоследок она тыкает Костяну в лицо правой рукой, где на безымянном пальце красуется колечко, и захлопывает перед носом Матвеева дверь.
Почему-то первая мысль в моей голове — «Я любимой девушке кольцо получше бы купил».
Кстати, надо сделать по этому поводу в голове пометку...
Вторая мысль — «А где, собственно, этот самый жених?»
По идее, должен был, как минимум, маячить за спиной любимой невесты, едва заслышав голоса мужиков ночью на пороге её дома. А этот хлыщ даже носа не высунул, — либо труханул, что вызывает сомнения насчёт вкуса у Полины относительно парней, либо он живёт не с ней, что тоже заставляло задаться хреновой кучей вопросов, которые мой пьяный мозг не мог и не хотел обдумывать в эту конкретную минуту.
Кидаю быстрый взгляд на Костяна и на его лице вместо безысходности или, на худой конец, разочарования вижу неприкрытую... ярость. В самом её первозданном обличье. При этом вид у Матвеева такой, словно он собрался вынести нахрен эту железную дверь, взвалить отбивающуюся и матерящуюся на чём свет стоит Полину на плечо и утащить в свою пещеру. Так что подхожу к другу и взваливаю руку на его плечо, недвусмысленно придавливая его к полу.
— Я, конечно, понимаю — рыцарский дух и всё такое, но сейчас не время, не место, и публика не самый адекват, — уговариваю его. — Давай ты проспишься, продумаешь план-перехват и с новыми силами ринешься отбирать Польку из лап этого хлюпика-женишка, который тут сегодня даже не показался.
Пару секунд Костян как будто раздумывает над моими словами, но я вижу, что его гнев чуть поугас; правда, решимость никуда не делась, но это и к лучшему: таких, как Полина, нужно добиваться не нежностью и сантиментами.
Здесь нужен кардинальный подход с радикальными мерами.
По лестнице вниз скатывались медленно, ибо вместо дома отправиться в травмпункт — перспективка та ещё. Сие шествие растянулось на добрых пятнадцать минут, потому что постоянно приходилось оборачиваться и бдить, не вернулся ли Костян исполнять своё желание по завоеванию важных территорий сейчас вместо завтра. Я выбрал именно такой вариант вместо «тащить его за ручку»: выглядело бы совершенно по-идиотски.
Такси простаивало положенное время, и водитель был крайне недоволен этим фактом, но, увидев размер доплаты, как-то сразу подобрел и быстро домчал нас до дома Ольги. Здесь всё было чуть скромнее — обычное панельное десятиэтажное здание, тихий дворик с детской площадкой с минимальным набором развлечений и небольшая территория для парковки.
Я осмотрел двор, а после и сам дом; в одном из окон до сих пор призывно мигали разноцветные огоньки новогодней гирлянды, хотя уже даже не январь...
Короче, я очень удивился, когда Ёжик сказал, что я смотрю на нужное окно... Десятый этаж... Да вы издеваетесь!
Здесь лифт был ещё меньше, так что подниматься решили одновременно двумя способами: Ёжик и Костян — на лифте, остальные — пешком. Я даже малость протрезвел, пока дотащился на последний этаж.
Ну всё, недельная норма от посещения спортзала выполнена в полном объёме, учитывая, что пьяному мне и на первый этаж подняться — третий подвиг Геракла (имеется в виду, когда Геракл гонялся за Керинейской ланью).
Вот Ёжик действительно постучался вежливо; я бы даже сказал, что у него внезапно кончились силы, хотя он поднимался на лифте, и ему срочно требуется помощь для повышения мощности удара.
После непродолжительной тишины я имел честь оценить девушку второго друга и мог с уверенностью сказать, что Полина и Оля — это небо и земля.
Насколько Полина выглядела подвижной и бушующей, настолько Оля — тихой и спокойной; в глазах ни намёка на желание идти по головам для достижения собственных целей или хотя бы железной уверенности в том, что весь мир будет жить по её сценарию.
На девушке были домашние пижамные штаны бардового цвета, белая простая футболка без рисунка и тёплые махровые носки. Над её внешностью явно постарался талантливый скульптор: каштановые волосы, спадающие на спину свободными прядями, большие серо-зелёные глаза, которые сейчас выглядели немного печальными, милый носик, а губы... Чёрт, если Полинкины мне показались пухлыми, то Олины были просто бомба.
И в отличие от Полины девушка была очень даже домашней.

«Всё равно Нина красивее», — пронеслось в голове.
Я невольно ухмыльнулся: ну да, я ведь влюблён; естественно, что у меня свет клином сошёлся...
Оля испуганно смотрела на нашу пятёрку, — вот тут была очень правильная реакция на незнакомых мужиков — но, увидев Егора, сначала расслабилась, а после же нахмурилась.
И поразила меня вовсе не девушка, а реакция Ёжика не её появление: стоило девушке наткнуться на его ответный взгляд, и Егор, как по команде, неожиданно падает на колени и опускает голову.
Сказать, что мы с парнями были в ахуе — ничего не сказать. Мне казалось, что свою челюсть от пола после только что увиденного я отскребу ещё не скоро.
Немая картина длилась довольно долго: убитый раскаянием Ёжик, ошалелые мы и озадаченная Оля, которая не понимала, чего от неё ждут, и что ей делать. За эти бесконечные минуты в её глазах пронеслось с полсотни эмоций — от злости и обиды до растерянности и жалости — и бедная девушка явно не знала, на какой из них остановиться.
Наконец, Корсаков на свой страх и риск поднимает голову и смотрит на Олю глазами побитого щенка — тут уж даже мне стало его жалко, а уж девушке... Тяжело вздохнув, она вцепилась в его плечи и потянула вверх.
— Ты ведь теперь не отцепишься, верно? — устало спрашивает она. Егор категорично качает головой. Видимо, что-то решив для себя, Оля кивает головой и отходит чуть в сторону. — Заходи.
Я уже собираюсь мысленно дать Корсакову «пять», когда замечаю на его лице грозовую тучу.
— Эта сука тоже здесь? — недобро спрашивает он.
Оля вновь вздыхает и качает головой.
— Мы больше не общаемся.
Очень подмывало спросить, про кого идёт речь, но я вовремя прикусываю язык: в конце концов, это не моё дело.
— Эй, а как же я? — возмущается Лёха. — Или свою проблему разрулил, а дальше — хоть трава не расти?
Взгляд Егора пару секунд мечется от Оли к Лёхе и обратно, но девушка подсказывает выход.
— Иди, потом вернёшься. Я подожду. — Очередной тяжёлый вздох. — Кажется, действительно настало время для серьёзного разговора.
Ну, наконец-то, хоть одна адекватная девчонка за вечер...
Я вновь думаю о Нине и ловлю себя на мысли, что хочется поскорее разобраться со всем этим и вернуться к своей любимой девочке — осточертел разгульный образ жизни. Старею, наверно...
К дому Кристины все добирались в разных настроения — мы с Киром всё ещё не отошли от выходки Ёжика, который, кстати, выглядел весьма довольным, Костян по-прежнему был немного зол, а вот Лёха... Пожалуй, я впервые в жизни видел его таким растерянным и неуверенным в себе. И теперь мне стало интересно, что же это за девушка, которая из Шастинского зашуганного кролика сделала.
В общем, мы в течение вечера катились по наклонной: от шикарной многоэтажки до простенькой кирпичной пятиэтажки, местами с обвалившимися кирпичами; двор — полный отстой, потому что были поломаны даже лавочки, а урна возле подъезда была закидана окурками. Ещё и ни одного горящего фонаря я не увидел — не удивлюсь, если на девушку напали именно тут.
Тот ещё райончик, короче...
— Какой этаж? — сразу уточняю я: ещё один подъём на самый верх — даже если это будет пятый — я не осилю.

— Второй, — как-то глухо отвечает Лёха, чем и привлекает внимание всех.
От его прибитого вида мне почему-то хочется закурить, так что я вытаскиваю сигарету; парни садятся на теплотрассу, и пару минут мы просто сидим в полной тишине, если не считать лаявшей где-то неподалёку собаки.
— На её месте я бы вообще не рискнул выходить из дома... — подаёт голос Ёжик. — Мне не по себе в этой дыре, а ведь я парень.
Лёха как-то совсем скис, и мне стало по-человечески жалко друга, потому что такой участи, как у Кристины, я не пожелал бы никому.
Ну, разве что своей матери.
Тушу сигарету и внимательно смотрю на Шастинского.
— Ты уверен, что для неё не будет перебором, если мы заявимся к ней все вместе? — спрашиваю в лоб.
Одно дело боевая Полина и Оля, которая испугалась просто от неожиданности; здесь — девушка, пережившая настоящий кошмар, и не трудно догадаться, к какому выводу она придёт, увидев на своём пороге пятерых подвыпивших парней.
— Поэтому вы будете стоять как можно дальше, чтобы сначала она увидела меня, — кивает Лёха. — Не хочу её напугать.
Мои брови удивлённо поползли вверх: Шастинский, заботившийся о чужих чувствах — это что-то новенькое.
Осматриваю всю нашу компанию и понимаю, насколько мы все всё-таки изменились с тех пор, как в наших жизнях появились те, о ком можно было и хотелось заботиться.
— Ну может пойдём уже? — бубнит Егор.
Лёха кинул на него красноречивый взгляд.
— Успеешь ты к своей Оле!
Ещё пару секунд он смотрит в нужные ему окна и бредёт в сторону подъезда.
Лифт ожидаемо отсутствует, так что без вариантов поднимаемся пешком. Лёха тормозит перед неприметной деревянной дверью с покоцанной обивкой и категорично качает головой.
— Как только она привыкнет ко мне — заберу её нахуй отсюда.
Одобрительно киваю — я ведь с Ниной сделал то же самое.
Вдохнув поглубже, Лёха стучит в косяк двери и отходит на шаг; мы с парнями чуть заворачиваем за угол, чтобы девчонка нас не заметила. Слышу звук открываемой двери и невольно затаиваю дыхание.
— Лёша? — слышу удивлённый голос девушки, и мозг лихорадочно пытается сформировать в голове предварительный образ, но нихрена не выходит. — Что ты здесь делаешь?
— Я... просто хочу поговорить, честное слово.
Я буквально вижу, как Шастинский при этом поднимает руки в примирительном жесте.
— И о чём же?
Лёха тяжело вздыхает.
— Знаю, что для тебя это непросто, но я не хочу, чтобы ты меня боялась.
На этот раз вздыхает девушка.
— Я тебя и не боюсь.
Шастинский фыркает.
— Можно познакомить тебя с моими друзьями?
Вновь замираю — теперь уже в ожидании ответа.
— С друзьями? — слышу настороженный голос.
Не выдерживаю и выхожу «на свет». Девушка шарахается в сторону квартиры, но Лёха хватает её за руку.
— Ты чё делаешь, дебил? — киваю на его ладонь, похлеще наручника вцепившуюся в руку девушки. — Ты ей щас руку оторвёшь! И ты её, вообще-то, пугаешь.
Лёха приходит в себя и отпускает Кристину; та недоверчиво смотрит на меня, и я пытаюсь улыбнуться как можно дружелюбнее.
— Привет, — протягиваю руку для пожатия и при этом чувствую себя взрослым дядькой, который пытается наладить контакт с ребёнком. — Я Максим. А ты, должно быть, Кристина?
Пока девушка решает, пожать ли мне руку, я окидываю её взглядом. Первое, что привлекает моё внимание — необычный цвет её глаз: по краям радужка была почти чёрной, но по мере приближения к центру светлела до насыщенного синего.
Я словно смотрелся в озеро.
Ну и, в общем-то, глядя на её лицо, было вполне понятно, почему она стала жертвой, как бы жутко и дико это ни звучало — её красота была хоть и холодной, но запоминающейся: карамельного цвета волосы средней длины, заплетённые в небрежную косу, большие чистые глаза, прямой нос, мягкие розовые губы и высокие скулы, — она так и просилась на обложку какого-нибудь модного журнала.
На девушке была домашняя вязаная кофта лимонно-жёлтого цвета, тёмные спортивные штаны в облипку и вязаные носки почти до колена.
Видимо, решившись, Кристина осторожно вкладывает свою ладошку в мою руку, которую я так же осторожно жму в ответ.
Парни так и не решились выйти из своего убежища, но это даже к лучшему — для одного раза Кристине хватит и меня.
— Слушай, Лёха очень хотел поговорить с тобой, но так сильно тебя боится, что у него коленки трясутся, — ухмыляюсь девушке. — Ты уж прояви мужество и выслушай весь тот бред, который он для тебя приготовил — пожалуйста.
Кристина пару секунд сканирует моего напрягшегося друга и кивает.

Я направляюсь к лестнице и, завернув за угол, тяну парней за собой — не хочу подслушивать.
На улице парни смотрят на меня как на восьмое чудо света.
— Не думал, что ты такой чуткий, — ехидно произносит Ёжик. — Почему ты у всех высказался, а при Ольке молчал?
На мою защиту неожиданно встаёт Костян.
— Ты так неожиданно рухнул на пол, что у нас коллективно голосовые связки заклинило. Да и нереально было добиться большего эффекта после ТАКОГО. И вообще, тебя там уже ждут, так что вали на все четыре стороны! Задрал скулить.
Ёжик хмыкает.
— Так и сделаю.
Корсаков по очереди пожимает нам руки и вызывает такси. В машину мы его сажаем буквально за секунду до того, как из подъезда выходит Лёха.
— Ну как? — первым приходит в себя Костян.
Шастинский пару секунд молчит, потом широко улыбается и устремляет свой взгляд на меня.
— Я твой вечный должник, Соколовский.
Фыркаю в ответ — значит, всё получилось.
— Пользуйся на здоровье, Шастинский. — Демонстративно кидаю взгляд на часы. — А теперь уже можно по домам?
Кирюха кивает.
— Я тоже по жене соскучился.
Костян мрачнеет.
— Нет, я точно её украду.
Аминь, брат.
Матвеев как-то смешно кряхтит и извлекает неожиданно из-под полы пальто небольшую бутылку коньяка.
— Ах ты, лисья морда! — ржёт Кир. — Так и быть, пару капель, — и точно по домам.
Костян довольно хмыкает и первым прикладывается к недобутылке; после него эстафету подхватывает Лёха, делает глоток и кривится.
— Ты где эту муть спёр? Ракетное топливо — и то не такое ядрёное на вкус!
— Ну, всё тебе расскажи, — ухмыляется Матвеев. — Много будешь знать — скоро состаришься.
Лёха фыркает.
— То-то я смотрю, что ты на Шапокляк похож! Дюже умный!
— Нечета тебе, дураку!
Мы коллективно ржём, и Кир выхватывает бутылку у Шастинского.
На его лице не дрогнул ни один мускул.
— Сдаёшь, Лёха, — лыбится Романов. — Это ж детское пойло, а ты чуть кони не двинул!
— Да ну тебя! — театрально обижается Лёха.
Беру коньяк из рук Кирилла и дела приличный глоток, но совершенно не чувствую вкуса.
— По-моему, ты коньяк с чаем перепутал, — скалюсь в сторону Костяна.
— Не нравится — верни, — тянется он ко мне.
Быстро делаю ещё глоток, и алкоголя остаётся на самом дне.
— Ну ты и жмотяра! — возмущается Матвеев.
Машу в их сторону рукой и тянусь за телефоном — пора возвращаться к своему ангелу и комку шерсти, которые ждут меня. Пожалуй, впервые я так рвался в родные стены.
Во двор четыре машины такси въезжают практически одновременно; мы с парнями дружески обнимаемся и разъезжаемся в разные стороны. Всю дорогу до дома я был в полубреду, и сам процесс подъёма помнил смутно — дополнительная «пара капель» чуток затуманила мозг.
А вот встречу и захочу — не забуду.
Во-первых, в доме играла музыка — это я понял ещё в подъезде, когда только подходил к своей двери; и самым странным тут была не громкость, а выбор песен.
«Linkin Park» и Нина? Серьёзно?
Открываю дверь и буквально на пороге глохну. Голова трещит так, будто грёбаное похмелье УЖЕ пришло по мою душу.
Захожу в гостиную, из которой доносится это адово завывание, и глазам предстаёт следующая картина: Бакс забился под диван, и я скорее догадываюсь о том, что он что есть мочи орёт, потому что громкость просто невъебенная; во-вторых, Нина забралась с ногами на диван и зажала уши диванными подушками так сильно, что её лицо покраснело и очень напоминало перезревшую свёклу.

Я бы ржал долго и громко, если б это всё не было похоже на конец света.
Подхожу к музыкальному центру — «раритетному» подарку родителей на восемнадцать лет — и выключаю эту порнографию нахуй.
Квартира погружается в блаженную тишину; Нина убирает от лица подушки, а вот Бакс покидать своё укрытие не спешит. Только шерсть дыбом, и шипит, как змея.
— И давно ты это слушаешь? — спрашиваю.
— Что? — орёт Нина, и до меня доходит, что она ни черта не слышит.
— Ну просто ёб твою мать, как прекрасно, — бурчу я: чтобы ТАК оглохнуть, десяти минут явно недостаточно.
Силы как-то разом улетучиваются, и я сажусь на пол прямо там, где только что стоял; при этом не могу перестать хмуриться — хз, почему.
Бросаю мимолётный взгляд на Нину, которая стремительно бледнеет, и проклинаю сам себя: наверняка ведь она сейчас вспоминает своего ублюдка-папашу, который поломал ей всю жизнь. Невольно становится обидно, что из-за одного дебила, который ни пить не умел, ни к дочери нормально относиться, Нина теперь всех пьяных будет считать одинаково херовыми.
Несколько минут или часов — я так и не понял — мы просто сидим друг напротив друга и прожигаем взглядами. Бакс наконец выползает из-под дивана и трусцой подбегает ко мне; пару раз глажу его, отчего котёнок начинает мурчать, а после сваливает в кухню. Чувствую, что организм дошёл до той стадии, когда надо просто лечь и выспаться — хотя выпил совсем немного — а с последствиями разбираться на свежую голову. Растягиваюсь посреди гостиной прямо на жёстком полу, но плюю на всё это — главное, протрезветь, а как именно — не важно. Для пущего эффекта накрываю глаза рукой, потому что даже сквозь веки электрический свет лампы меня раздражает.
Примерно через пару минут слышу еле слышный шелест — Нина шевельнулась на диване — а после девушка шагает в мою сторону.
— Макс, — тихо шепчет где-то рядом, но я уже благополучно теряю концентрацию. — Не лежи на полу. Идём в спальню.
Не сдерживаюсь от ухмылки.
— А не противно? Сбежать не хочется? Закрыться где-нибудь?
Никак не могу выбросить из головы выражение её лица, когда она бледнела, глядя на меня.
— Ну зачем ты так, — выдыхает Нина. — Я же знаю, что это ты. А ты сам говорил, что не обидишь. И я не сравнивала тебя с... отцом, если тебя это интересует.
Ещё как интересует. Убираю руку от глаз и щурюсь, глядя на своего ангела.
— Посиди со мной, детка, — прошу я.
Испытывая какую-то болезненную нужду в её присутствии рядом, беру руку Нины в свою и переплетаю пальцы. Чёрт, если б я знал, что любовь к кому-то становится для тебя чистой зависимостью, я бы ни за что не пошёл в клуб той ночью. Но я уже встретил Нину, знаю, что моя вторая половина существует, поэтому не могу её игнорировать. Придётся до конца своих дней что-то делать с самоконтролем, потому что потребность раствориться в девушке с каждый разом только увеличивается.
А она словно чувствует, как сильно нужна мне, потому что её вторая ладонь опускается на мой лоб и скользит в волосы на макушке.
— От тебя воняет ликёро-водочным заводом, — морщится девушка.
Фыркаю в ответ.
— Так я и не на поле ромашковое ходил.
Нина мягко смеётся, и этот её смех проникает прямо мне в сердце.
— Я тут подумал... В общем, через десять дней у меня день рождения, и я хочу познакомить тебя со своей семьёй.
Нина округляет глаза.
— Ты уверен, что они примут меня?
Закатываю глаза.
— Если я тебя принял, то у них просто нет другого выбора, потому что менять своё решение я не собираюсь.
Девушка кивает, вырывается и приносит мне подушку и плед.
— Спи, несчастный, — улыбается она. — Я посторожу твой сон.

И я послушно делаю так, как она просит.
Утро. «Долгожданное» похмелье. Я по-прежнему лежу на полу, но уже без подушки и пледа.
Мимо ползёт паук, но для меня сейчас любой звук — как взрыв ядерной боеголовки.
— Сука, не топай! — бурчу сороколапому чудищу и дую на него, отчего паука относит чуть ли не в противоположный конец комнаты.
На мой голос в гостиную несётся Бакс и начинает тереться мордой об мою щёку.
— Вот подлиза, — усмехаюсь коту. — Таким сиропом можно блины мазать!
Бакс начинает мурчать, а мне кажется, что в квартире кто-то резко завёл трактор.
В арке появляется Нина.
— Иди в душ, — произносит она так тихо и так мягко, что я не чувствую никакого дискомфорта или желания поморщиться. — Завтрак остывает.
В душе мне моментально легчает — ну хотя бы голова зверски не трещит; специально одеваю только спортивные штаны, оставив верх без одежды — моя девочка с ума сходит по моим родинкам.
Нина на кухне как раз варит кофе — освоила «шайтан-машину», как она называет турку. Я просто подхожу к улыбающейся девушке, которая пританцовывает под ей одной известную песню, и укладываю руки там, где им самое место — на её талии.
— Я-то думал, что запугал тебя до чёртиков, а ты улыбаешься, — мурлычу ей на ухо, и по коже Нины бегут крышесносные мурашки. — Что смешного?
Девушка разворачивается ко мне лицом и пару секунд внимательно смотрит — да, чёрт возьми! — на родинки на моей груди перед тем, как поцеловать их.
— Просто вспоминаю, как ты вчера спас меня от прослушивания этой бурды по десятому кругу, — смеётся она. — Я случайно включила эту штуку, а выключить не смогла.
Я добродушно смеюсь над тем, как она называет любую технику, в которой не разбирается — «штука».
— А танцуешь подо что?
Она смущённо улыбается.
— Ну, вообще-то одна песня мне понравилась; она почему-то ассоциируется у меня с тобой — потому и улыбаюсь.
— Горе ты моё луковое, — целую её в кончик носа. — И что же это за песня?
Она утыкается лицом в мою шею.
— Я тебе потом найду её.
Пару минут просто стискиваю её в объятиях — такую родную, нежную и доверчивую.
— Это был последний раз, когда я напился, — обещаю я и впервые в жизни верю самому себе.
Нина кусает меня за шею, и мне приходится сцепить зубы, чтобы не наброситься на неё сейчас — всё-таки похмелье прошло не до конца.
— Я тебе верю.
Господи, и как я жил без неё раньше?