Глава 19
Когда мы сели в машину, Джексон резко захлопнул дверцу. Звук резанул по ушам, как выстрел в тесной комнате. Мотор взвыл, и машина сорвалась с места так, словно ему нужно было убежать. Парень не смотрел на меня, даже краем глаза.
— Концерт не понравился? — спросила я тихо. Внутри всё уже начинало сжиматься.
— Дело не в музыке, — его голос был отрывистым, — а в людях. В этом... Харте.
Он бросил на меня короткий, острый взгляд.
— Давно вы знакомы? — спросил он. — О каких занятиях он говорил?
Я постаралась дать ответ спокойно, хотя язык чуть не заплетался.
— Я была на его мастер-классе. Один раз всего. Он действительно... выдающийся музыкант.
Не стала уточнять, что была там совсем одна. Меньше всего мне хотелось, чтобы он продолжал злиться.
— Один раз, — повторил Джекс, и брови чуть дрогнули. — А уже столько... внимания? Он запомнил тебя. Видимо, сильно впечатлила.
— Мы случайно столкнулись в «Кофе на Бис», — объяснила я. — Просто разговорились. Он предложил провести занятие, когда я смогу снова играть.
Резкое торможение. Я вжалась в кресло, рефлекторно схватившись за дверную ручку. Сердце стукнуло о рёбра, я испугалась не на шутку.
— Он знает, где ты работаешь? Может, и адрес твой уже у него есть?
— Почему ты злишься? — сказала я, стараясь не сорваться. — Просто скажи: тебе не понравилось, как он прикоснулся ко мне. Так?
Джексон замер и даже не моргал. Я вздохнула, уже устав от этой зыбкой, нелепой драмы, которая встала между нами, как стена из тени.
— Это был жест вежливости.
Он тихо и безрадостно усмехнулся.
— Вежливость, — повторил он. — А тебе понравилось?
Я не знала, как ответить. Вопрос был не о Харте. Он был о нас.
— Ты ревнуешь?
Это слово повисло в воздухе. Я сама не была уверена, правда ли это. Просто хотела докопаться до корня. А ведь между мной и Хартом не было ничего. Никакой двусмысленности. Только музыка. Только интерес к звуку, к голосу инструмента. Я не собиралась никого провоцировать. Просто... так вышло. И теперь я снова чувствовала вину.
— Я не сомневаюсь в тебе, если ты об этом, — сказал он. — Но эта наглость... Я ему не доверяю.
Джексон вёл автомобиль довольно агрессивно. Выезжал на встречную полосу, резко дёргал руль. Мне хотелось разрядить обстановку. Сделать что-то, что успокоит его.
— Джекс, — сказала я тише, — отвези меня к себе.
Он нахмурился.
— А как же Гвен?
— Хочу побыть с тобой. Ещё немного.
Джексон выдохнул. Плечи чуть опустились, словно он разжал кулаки где-то внутри.
— Как скажешь, — произнёс он, и машина тронулась мягче.
Он вёз меня туда, где когда-то было хорошо. Я надеялась, что это разгонит его злость, и поможет нам вспомнить, кем мы были друг для друга.
Холодок пробежал по коже, когда машина остановилась. Воздух казался тяжелее, чем должен быть. Я вжалась в сиденье, увидев облупленные стены кирпичного дома. Воспоминание ударило, как ток. Я — сидящая у его двери на тяжёлых сумках и с ножом в спине. Лай в подворотне, силуэты, снующие за занавесками, возгласы и подозрительные шорохи. Тогда я пыталась казаться сильной. А на самом деле... просто боялась. Не столько местности, сколько того, что никому не нужна. Что он не придёт. Что я одна.
Выбираясь из машины, потянулась за дверцей, и резкое движение отозвалось вспышкой боли в запястье. Я не позволила себе выдохнуть вслух. Просто сжала зубы. Глупо. Почему я снова забыла про таблетки?
Боль усиливалась с каждой секундой, но я спрятала руку вдоль тела. Джексон не заметил, а я... я просто пошла за ним. Мы поднимались по лестнице в тишине. Шаг за шагом. Я немного отставала. Парень оглянулся у самой двери, будто только тогда вспомнил, что я всё ещё рядом.
Когда замок щёлкнул, и дверь открылась, меня накрыло чувство, будто я вернулась домой. Запах в квартире был всё тот же, пыль с мужским одеколоном или вроде того. Оскар кинулся навстречу хозяину. Пушистый толстячок. Я хотела подхватить его, но вспомнила про руку. Пришлось ограничиться поглаживанием мягкой спинки.
Всюду горел свет, как и в прошлый раз. Телевизор молчал, и это молчание странно давило. Джекс, буквально на ходу, начал срывать с себя пиджак и рубашку.
— Душит всё это, — пробормотал он не глядя.
Я прошла в комнату, опустилась на диван, поджав ноги. Рука пульсировала. Больно, но не только из-за травмы. Боль была глубже. В том, как мы отчаянно пытались быть рядом и при этом ранили друг друга случайно, словно на ощупь.
Джекс переоделся в простую футболку и домашние штаны, подошёл к дивану, склонился надо мной, заглядывая прямо в глаза. Затем нежно коснулся моих губ своими.
— Чем займёмся? — прошептал он.
И я вдруг выпалила:
— Ты... писал новые песни?
Он прищурился.
— Было кое-что, пока мы... в общем... Не уверен, что это стоит показывать.
— Сыграй.
Джексон потёр нос и всё же нерешительно кивнул. Молча взял гитару, стоявшую у рабочего стола. Пока он перебирал струны, мне вдруг захотелось, чтобы всё вернулось. Не как раньше, а лучше. Чтобы снова просто быть. Вместе.
Первые аккорды сразу дали понять, что песня мелодичная, спокойная, даже трогательная. Гипнотический, тягучий мотив, который проникает под кожу и заставляет сердце волноваться. Каждая нота, казалось, была наполнена болью. Это в его стиле.
Бархатный голос разливался по комнате. Сначала спокойно, почти монотонно:
Он не одинок, но боится,
Что больше не полюбит,
Что её улыбка навсегда оставит шрам в сердце.
Я не могла избавиться от чувства, что песня о нас, и каждое слово адресовано мне.
И вот под конец произошло нечто невероятное. Мелодия внезапно трансформировалась. Ритм стал настойчивым, почти агрессивным, а изначально плавный голос расщепился, разрывая пространство и наполняя его напряжением. Он был не просто громким, но и жёстким, как удар. На мгновение мне стало тяжело дышать. Звук врезался в меня волной, которая давит, заставляя поверить, что она поглотит всё.
Но когда всё рушится,
В темноте мы снова находим друг друга.
Ты любила, как и я.
И кажется, ты всё ещё ждёшь.
Не отвергай, просто позволь себе.
Если бы я только мог забыть тебя...
Но ты повсюду:
В каждой песне, в каждом шраме.
Ты здесь.
Слова коснулись меня так глубоко, словно Джексон вывернул душу наизнанку и положил передо мной. Я вдруг осознала, насколько ему было тяжело в разлуке. Почувствовала его муки и тоску. Это всё по-настоящему. Он честен со мной. Искренен. Иначе разве можно написать такие слова? В груди сжалось от грусти. Сколько боли нам обоим принесли какие-то люди из интернета, его небольшая популярность...
А что будет, если он станет очень известным? Сможем ли мы это преодолеть?
Когда песня закончилась, я встала, потянулась к нему, чтобы обнять за шею, но в тот же момент запястье вдруг напомнило о себе, заставив меня шикнуть. Я сразу убрала руку, будто ничего не случилось. Джексон тут же среагировал.
— Что с рукой? — спросил он, отложив гитару на диван, словно она перестала существовать.
Я выдавила натянутую улыбку.
— Ничего серьёзного, — соврала, — просто неловко дверь в машине закрыла. Запястье снова...
Джексон нахмурился, не купившись на ложь. Он присел на край дивана, и мягко взял меня за руку. Чуть шершавые пальцы осторожно коснулись кожи.
— Сейчас, — буркнул, уже вставая.
Начал рыться в шкафу. Выудил коробку, достал эластичный бинт. Потом метнулся на кухню и вернулся с куском замороженного мяса, завёрнутого в полотенце. Пахло морозилкой.
— Приложи, — велел он, протягивая свёрток.
Я послушалась, а Джексон опустился передо мной на корточки, и бережно обматывал бинт вокруг запястья. Глядя на сосредоточенное лицо парня, на чуть прищуренные глаза, я не выдержала, наклонилась и поцеловала его. Он замер, но через миг ответил, притянув меня ближе. Его руки скользнули к моим бёдрам, и дыхание стало глубже, жарче.
Когда мы всё-таки отстранились — еле-еле, неохотно — я посмотрела ему в глаза и сразу поняла: он чувствует то же.
— Ты такая красивая, — его голос дрогнул.
Я не ожидала этого, совсем не ожидала. За всё время, что мы были вместе, Джексон никогда не говорил ничего подобного. И от этого его комплимент был вдвойне приятен.
— Джекс... — выдохнула я, теряясь в его взгляде.
— Смущаешься?
— Чуть-чуть. Ты просто... никогда раньше...
— Знаю, — перебил он, мягко приподнимая мой подбородок. — Но я хочу, чтобы ты знала. Ты для меня, — он взял паузу, — ты особенная.
О, боже мой. Это всё слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Джекс помог мне встать с дивана, и тут же его ладонь легла на мою талию, притягивая ближе. Я оказалась в его объятиях, в зыбком, танцевальном движении. Мы раскачивались медленно, в такт беззвучной музыке. Горячее дыхание опаляло шею, когда он прижимался ко мне так плотно, будто хотел раствориться в моём теле.
— Я весь вечер этого ждал, — прошептал он в мои волосы, распуская причёску.
Освобождённые от плена локоны, волнами рассыпались по плечам. Он провёл по ним рукой, расправляя пряди и вдыхая аромат волос. Мне стало щекотно, но я не отстранилась. Это был мой запах, и он хотел его почувствовать.
— Ты находишь меня привлекательной?
— Да.
Его простой и честный ответ привёл меня в восторг. Но я не думала, что Джекс способен на неспешное соблазнение, но, судя по всему, способен, и до сих пор он даже не раздел меня.
— Ты часто фантазируешь о нас в постели?
— Часто, — он тяжело сглотнул, и его глаза потемнели от желания. — Я представляю очень много развратных вещей с тобой в главной роли.
— Что именно?
— Чаще всего я представляю тебя без одежды.
Джексон провёл пальцами по моей щеке, зацепил край нижней губы и притянулся ближе.
— Представляю, как прижимаю тебя к стене, — продолжал он. — Поднимаю твою ногу, крепко держу за бедро и вхожу в тебя резко, глубоко. Ты забываешь, как дышать. Цепляешься за меня ногтями, кусаешь плечо... Я схожу с ума от этих мыслей.
Его голос дрожал от напряжения, а в глазах бушевал огонь. Я всхлипнула от возбуждения, сжав его предплечье.
— Представляю, как ты кусаешь подушку, чтобы не кричать, когда я сзади. И как ты на мне, верхом, с растрёпанными волосами.
Я не могла говорить. Только прерывисто дышать, замирая от того, что происходило в моей голове и в теле.
— И представляю, как мы делаем это на кухне... в душе... в машине посреди ночи... — он усмехнулся, лаская мою шею. — Ты даже не догадываешься, сколько у меня фантазий. И все они только о тебе.
— Тогда покажи, — прошептала я, прижимаясь ближе. — Я хочу увидеть хоть одну.
— Почувствовать...
Его ладонь зацепила подол платья. Ткань натянулась, и я услышала лёгкий треск шва. Губы целовали ключицы, а пальцы мяли плотную ткань в кулаке. В ответ я запустила руку под его футболку, впервые касаясь его так смело, так по-взрослому. Было волнительно, страшно и прекрасно одновременно. Его грудь приподнялась навстречу моей ладони, и я чувствовала под ней сердцебиение — громкое, яростное, как набат.
Я понимала, что от меня ускользает контроль. Тонкая грань таяла, и внутри звучал едва слышный шёпот: «Позволь... не сопротивляйся...» Мы всё ещё стояли, переминаясь с ноги на ногу в каком-то замедленном, тягучем вальсе. Я закрыла глаза, вспоминая нашу первую ночь. Как его руки ласкали меня. Как мы были на грани.
Жар поцелуев разливался по телу, платье давило, не давая дышать. В глазах темнело от желания, от нехватки воздуха, от всего сразу. Хотелось высунуться в окно, глотнуть прохлады, но страсть была сильнее, и я готова задохнуться в ней.
Джексон, будто читая мои мысли, нащупал молнию на платье и медленно потянул вниз. Его губы покрывали мои плечи поцелуями, спускаясь ниже, и комната вдруг поплыла. Моё сердце билось в агонии, тело напряглось, стало уязвимым. Платье соскользнуло на пол, оставив меня в белье. Я смущённо сжалась, но Джексон лишь шумно вдохнул и провёл ладонями по лицу, словно собирая силу в кулак. Затем одним движением стянул с себя футболку и отшвырнул её в сторону.
Когда он прильнул ко мне, наши тела соприкоснулись кожей к коже. Мне показалось, что я только что получила ожог девяносто девятой степени. Джекс весь пылал, словно в лихорадке. От него исходил необычный, терпкий запах мужского тела, который действовал на меня как дурман.
— Не могу от тебя оторваться, — прошептал он.
Моя голова кружилась от чувства похоти. Рука скользила по его предплечью, ощущая жёсткие волоски, пульсирующие вены. Эта маскулинность сводила меня с ума. Зрачки его глаз почти полностью поглотили зелёный цвет, оставив чернильные бездны. Я смотрела и тонула в них.
Джекс опустил ладони на мои бёдра и прижался так, что я почувствовала на себе всё его желание. Через мгновение он уже сбросил штаны, отшвырнув их к дивану небрежным движением ноги.
Я замерла, широко раскрыв глаза. Его руки, тяжёлые, шершавые, накрыли мою талию. Они двигались осторожно, очерчивая изгибы, спускаясь ниже, затем поднимаясь. Их след оставлял на коже огненную дорожку, и она саднила.
Джексон потянулся к выключателю, но я качнула головой, останавливая его.
— Не надо.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Я хочу видеть тебя, — добавила я.
Мне было не страшно.
Я поняла, что до этого принимала за возбуждение совсем иные чувства. Сейчас слиться с ним казалось чем-то необходимым. Словно тело требовало этого для выживания, как воду в пустыне. Мои ноги дрожали, и я едва держалась на носочках, стоя перед ним. Звуки вокруг притупились, растворились в гуле моего сердца и его тяжёлом дыхании.
Это был знак — всё правильно. Так и должно быть.
Его длинные пальцы нашли застёжку моего бюстгальтера и расстегнули её одним движением. Ткань упала к ногам. Впервые моё тело обнажилось перед мужчиной. Перед взглядом того, кому это тело хотело принадлежать.
Кожа горела под его взглядом, но я не пряталась. Руки парня скользнули к моим грудям, то нежно поглаживая, то чуть сжимая, и это усиливало тёплое, тягучее влечение, распирающее низ живота. Мои мышцы напрягались, откликаясь на его касания, и он, уловив это, шагнул ближе, мягко подталкивая меня назад. Я отступала, пока не почувствовала край дивана, и он, едва коснувшись, опустил меня на мягкую поверхность, накрыв собой.
Жадные губы Джексона отчаянно осыпали моё лицо поцелуями. Пальцами он зацепил последний клочок ткани на моём теле. Я приподнялась, помогая ему избавиться от барьера. Моя дрожащая, но решительная ладонь, потянулась, чтобы освободить и его от остатков одежды. Между нами не осталось ничего.
Джекс провёл губами по моей скуле.
— Скажи, где ты хочешь, чтобы я тебя коснулся.
— Везде.
Он усмехнулся, хрипло:
— Плохой ответ.
Его ладонь скользнула вдоль моего бедра.
— Здесь?
Я кивнула.
— Или здесь? — пальцы двинулись выше, туда, где дыхание перехватило.
Я выгнулась навстречу, не в силах сдержаться.
— Так-то лучше, — прошептал он. — Я чувствую, как сильно ты хочешь этого.
Я крепко сжала его плечи.
— А ты?
Он ухмыльнулся, накрывая ладонью мою руку и ведя её вниз, к себе.
— Я уже давно не притворяюсь. Посмотри, что ты со мной сделала.
Лампочка над головой слепила. Я пыталась держать свои глаза открытыми и смотреть на то, как он ласкает меня, но мои веки трепетали. Хотелось закрыть их и раствориться в удовольствии.
Я водила ладонями по спине Джекса, чувствуя, как под кожей перекатываются напряжённые мышцы. Его губы скользили по груди, спускаясь всё ниже. Он двигался медленно. Я уловила дрожь пальцев, сжимающих мои бёдра. Дрожала и я. Постепенно мир вокруг истончился: стены, свет, прошлое и будущее. Остались только его ритмичные, чувственные движения и наше рваное дыхание. Каждый толчок отзывался во мне вибрацией, приливами жара, волнами, захлёстывающими разум. Моё тело сжималось вокруг него, откликаясь и подстраиваясь.
Движения становились всё более настойчивыми, резкими. За стеной раздавались приглушённые голоса соседей, но всё это было настолько неважно. Только он. Его голос, срывающийся на хриплые шёпоты.
— Я люблю тебя, Джекс, — прошептала ему прямо в ухо.
Он застонал, будто мои слова ударили его физически.
И когда Джекс потерял контроль, когда его спина выгнулась дугой, а голос растворился в хриплом стоне, я последовала за ним, погрузившись в этот беспамятный поток. Содрогалась в его руках, задыхалась от чувств, а он прижимал меня к себе.
Мы лежали, спутавшись в одеяле, тяжело дыша. Кожа ещё хранила жар прикосновений. Джексон запустил пальцы в мои волосы и расправлял локоны.
— Ты знаешь, — его голос был хриплым, ленивым, пропитанным остаточным огнём, — я хотел предложить тебе кое-что сразу... но подумал, вдруг испугаешься.
Я подняла голову с его плеча и уткнулась подбородком в ключицу.
— Что именно?
— Переезжай ко мне. Тебе незачем жить у Гвен.
Это было неожиданно. Я натянула одеяло повыше, прикрывая грудь, и посмотрела на него снизу вверх.
— Представляешь? Ты живёшь рядом, в одной комнате, а я каждый день думаю, как забраться к тебе под одеяло... или как смотреть, как ты выходишь из душа в полотенце... как влюбляться в тебя заново каждую ночь...
Его слова, как обычно, вогнали меня в краску, и я тихонько захихикала. Он тоже усмехнулся, погладил меня по щеке. Но затем его взгляд стал серьёзным.
— Я не шучу, — сказал он. — Я люблю тебя.
Ладонь Джексона легла на мою грудь.
— И ты любишь меня. Так что нам мешает?
Я сглотнула, потому что в груди всё защемило сладкой тоской.
Он был прав.
Я подумала о том, как сильно хочу быть рядом. Видеть каждое утро его сонное лицо, заспанные глаза, шевелящиеся под рукой волосы. Сидеть напротив него за ужином, слушать его смех и музыку. Быть частью его жизни, поддерживать и любить.
По коже разливалось тихое счастье, и я улыбнулась.
— Ладно, — прошептала я. — Я перееду.
Его глаза вспыхнули. Он обнял меня крепче, зарываясь в мои волосы, словно боялся, что я передумаю.
— Самая лучшая новость за весь чёртов год, — пробормотал он.
Я рассмеялась сквозь слёзы, которые вдруг подступили к горлу, потому что впервые я чувствовала себя дома. Там, где он.