Соло|18+

     С тех пор как мы с Джексом начали всё сначала, мой маленький мир будто вернулся на свою ось. Он больше не кружился, сбиваясь с курса, не выкидывал меня за борт. Цвета стали плотнее, небо — выше, дыхание — легче. Даже боль в запястье, та, что терзала меня по ночам, отступала.

     Теперь он возил меня на физиотерапию каждый раз, словно это была наша тихая рутина. Машина, его ладонь на моей спине, когда мы входили в здание. Он ждал меня под дверью. Помогал надевать куртку. Джекс всегда помнил про лекарства, про мои слабости. Он во всём помогал.

     Его звонки стали приятной традицией, а милые сообщения перед сном заставляли сердце трепетать. Я начинала ждать этого: слова на экране, смайлы-сердечки и бешеный пульс. Джекс снова становился частью повседневности, частью меня.

     Гвен смотрела на нас с одобрением. А Джекс... Он ставил границу между мной и всем, что пыталось задеть. Особенно в сети. Парень отвечал хейтерам сдержанно, без яда, но твёрдо, как будто каждое его слово — это щит. Он даже записал отдельное видео с обращением к подписчикам. Ролик собрал много лайков, но, конечно, без негатива тоже не обошлось. Видимо, некоторым его фанаткам было сложно смириться с тем, что в его жизни появилась я. Но меня это больше не трогало. Я просто наслаждалась его обществом, его вниманием и заботой.

     Мы часто гуляли, держась за руки, как обычная влюблённая пара. Иногда, если выдавалось свободное время, Джекс забирал меня из консерватории и подвозил домой. Он дарил цветы, которые Гвен с восторгом расставляла по всему дому. Она постоянно переставляла букеты с места на место, создавая идеальную композицию.

     Я рассказала Джексу о предательстве Лиз. О том, как она подставила меня перед мамой. Он сказал, что хотел бы познакомиться с моими родителями. Идея показалась мне безумной. Я просто не представляла, как организовать такую встречу. Знала, что родителям он не понравится. Они начнут расспрашивать его о семье, а как только узна́ют, что он сирота, тут же спишут со счетов. Но Джекс был непреклонен. Он сказал, что не боится, и что скрывать наши отношения — это не выход.

     Тогда мне пришла в голову идея.

     Я предложила ему сходить вместе в Цай, на концерт Кристиана Харта. Мне хотелось, чтобы он смог почувствовать то, чем я живу, то, что так ценят и уважают мои родители. На удивление, Джексон сразу же согласился и купил два билета.

     Тем вечером приятное волнение щекотало изнутри. Неугомонный ток, пробегающий под кожей, заставляющий пальцы дрожать. Бордовое платье обнимало талию, спадало мягкой складкой ниже колен. Я ловила себя на желании, чтобы Джекс увидел меня именно такой.

     Гвен ловко орудовала шпильками, создавая из моих волос сложную причёску, в которой угадывался её собственный почерк. Чуть небрежно, но со вкусом.

— Джексу повезло, — сказала подруга, закалывая последнюю прядь.

— Он... старается.

     Телефон завибрировал на тумбочке. Джекс.

— Он уже ждёт, — сказала я и встала, собираясь к выходу.

— Я открою окно и буду наблюдать! — усмехнулась Гвен, с невинной миной поправляя мою сумочку.

— Знаю, — я покосилась на неё. — Ты превратила мою личную жизнь в сериал.

— Какой грех — хотеть счастливый финал для главной героини! — пожала плечами она. — И потом ты сама виновата, что твоя история интереснее всех шоу на Netflix. Я просто хочу, чтобы ты, наконец, перешла к следующей серии... ну ты поняла.

     Я закатила глаза.

— Найди уже своего Джета и дай мне вздохнуть.

— Не раньше, чем увижу, как вы целуетесь! — крикнула она мне вслед.

     Выйдя на улицу, я оглянулась в окно, где, знала, точно затаилась Гвен. За занавеской, с кружкой чая в руках.

     Увидев меня, Джекс отлип от капота машины и распрямился.

     Он был в костюме, который сел на нём удивительно хорошо, даже несмотря на небрежно расстёгнутые пуговицы рубашки и тёплую куртку сверху. Волосы аккуратно уложены. Он выглядел... по-особенному.

     Я подошла ближе. Парень наклонился и легко поцеловал в щёку.

— У тебя... запах сегодня какой-то другой. Приятный. Мне нравится.

     На секунду я растерялась. Это было совсем не то, чего я ожидала. Не «ты потрясающе выглядишь», не «ты как с обложки». Но в этом весь Джекс.

— Готов к самому культурному вечеру в своей жизни?

— Более чем, — улыбнулся он.

     Машина скользила по городу, неон отражался на стёклах, будто мазки акварели. Джекс смотрел исключительно на дорогу и выглядел немного напряжённым.

— Никогда не был в таких местах, — признался он, глядя на приближающееся здание концертного зала.

— Всё немного формально только на первый взгляд, — ответила я. — Как только дирижёр взмахнёт палочкой, это изменится. Забудь про всё и просто слушай.

— А если я начну хлопать в ладоши? — с озорной улыбкой спросил он.

— Тогда кто-то посмотрит косо, — рассмеялась я. — Но не волнуйся, я прикрою.

     Он накрыл ладонью мою руку.

— Даже если музыка окажется полным провалом — а я сомневаюсь, если ты её выбрала, — всё равно, этот вечер уже особенный.

     Машина слегка дрожала на кочках. Печка работала с шумом. Мы не говорили много, просто слушали радио, которое шептало что-то фоновое. Иногда Джекс переводил на меня взгляд, будто проверяя, всё ли в порядке. Я заметила и улыбнулась. Он чуть покраснел, уставился на дорогу, решительно переключив передачу.

     Цай-Холл вырос из-за деревьев. Светлый, строгий, элегантный. Мягкая подсветка выхватывала из сумерек его известковый фасад. Арочные окна мерцали отражениями фар. У входа стояли люди: женщины в пальто, накинутых поверх вечерних платьев, мужчины в лаконичных костюмах, пары, спешащие внутрь, смеясь и поправляя воротники. Парковка не была плотно забита, и Джекс ловко занял одно из мест.

     На стенах возле входа ярко пестрели афиши: на них — Кристиан Харт, с виолончелью в руках. Волосы чуть растрёпаны и сосредоточен взгляд. Его имя было напечатано крупными буквами, а под ним — «Сен-Санс. Концерт для виолончели с оркестром. Только один вечер».

     Мы вышли из машины, и я на секунду задержалась, проверяя платье. Ткань смялась, но не критично. Наконец, шагнула к Джексу, и он снова поцеловал меня в щёку.

     Я вошла в холл с привычным, почти домашним чувством. Здесь я бывала много раз. В детстве мама возила меня на симфонические оркестры, где выступали настоящие гении. А вот Джекс немного замешкался, оглядываясь по сторонам. Его можно было понять. Толпа, роскошный интерьер, всё это оказывало впечатление. Внутри пахло свежим деревом и лёгкой пудровой сладостью. Повсюду шелестели ткани и перекликались голоса. Всё это казалось пространством между фразами и звуками, до того как прозвучит первое смычковое движение.

     Джексон слегка поёжился рядом.

— Здесь всё... слишком культурно, — прошептал он. — Я вообще не уверен, что вписываюсь.

     Я сжала его руку.

— Всё будет хорошо.

     Он кивнул и, кажется, впервые за вечер немного расслабился.

     Свет в зале был приглушён. Сцена мерцала бронзой духовых и тёплым отблеском лакированных струнных. Всё было готово, только ещё не началось. Мы заняли свои места, и я надеялась, что этот вечер станет для Джексона открытием, а не испытанием.

     Оглядевшись по сторонам, я вдруг поняла, что людей было гораздо меньше, чем казалось в холле. Некоторые ряды пустовали, местами — целые блоки кресел. Афиша висела давно, и каждый, кто хоть немного интересуется классикой, наверняка знал о выступлении Харта. Я задумалась: не связано ли это с его работой в консерватории? С тем, что он больше не гастролирует так часто, как раньше?

     Неужели публика и правда начала забывать его имя? Я попыталась отогнать эту мысль. Нет. Нет. В это невозможно поверить.

     Свет ещё немного потускнел, и на сцену вышел дирижёр. Аплодисменты были сдержанными, но уважительными. И тогда вышел сам Кристиан Харт. Никакой напускной важности. Он просто появился, как звук, который ещё не прозвучал, но ты уже знаешь — он расколет тебя изнутри. Овации обрушились на солиста, как лавина. Харт лишь слегка поклонился.

     Он опустился на стул. Виолончель послушно легла в его объятия, и тишина снова воцарилась в зале. Мистер Харт играл не просто «хорошо». Каждый пассаж был наполнен болью, надеждой, страстью. Я смотрела на его руки, порхающие над грифом, и видела в них годы упорного труда, годы поисков и находок. Музыка лилась, заполняя собой всё пространство, проникая в самое сердце.

     А я всё не могла отделаться от тревоги. Краем глаза наблюдала за Джексоном. Его лицо было сосредоточенным, губы слегка приоткрыты. Неужели ему нравится? Неужели он чувствует то же, что и я? Ведь это так важно, чтобы мы понимали друг друга, чтобы музыка стала ещё одной ниточкой, связывающей нас.

     Вдруг я вспоминала нашу первую встречу с Джексоном. Его глаза, полные огня и бунтарства. Голос, способный заставить трепетать всё вокруг. Сможет ли он оценить эту нежность, эту красоту и трагедию, воплощённую в звуках виолончели?

     Я так боялась, что нет.

     Музыка продолжалась, и я уже не могла отвести глаз от Кристиана Харта. Он был полностью погружён в игру, был единым целым со своим инструментом. И в этот миг я поняла: я хочу так же. Я стану такой. Я доберусь до этой высоты, даже если путь туда будет соткан из крови пальцев, из бессонных ночей и отчаянья. Я отдам всё, что есть, чтобы однажды звучать так, как звучал он. Это больше не было мечтой. Это стало зароком.

     Дирижёр, словно кукловод, управлял оркестром. Его движения были одновременно точными и эмоциональными. Он то взмывал вверх, заставляя скрипки петь, то опускался, призывая к тишине виолончели.

     Джекс наклонился ко мне и прошептал:

— Я никогда не понимал, как эти взмахи палочкой помогают музыкантам играть. Как они вообще понимают, что он от них хочет?

     Коротким ответом было не отделаться. Я лишь шепнула парню, что объясню позже.

     После концерта, который, казалось, длился целую вечность, я повела Джекса сквозь залы Цая. Мне хотелось показать ему всё, что я так любила в этом месте: мрамор, высокие потолки, огромные зеркала, отражающие свет люстр. Всё было настолько торжественным, словно мы шагали по страницам сказки. Обычно зал быстро пустеет, но сегодня в фойе организовали небольшой приём, что было редкостью. Видимо, организаторы щедро вложились, или, скорее, за этим стояла команда Харта. Это походило на жест внимания.

— Дирижёр, — начала я, пока мы шли, — это мозг оркестра. Он знает всю партитуру наизусть, видит целое. А музыканты играют лишь свои партии. Он объединяет их.

— Ну да, — фыркнул Джекс, — теперь понимаю. Но меня он больше отвлекал.

     Официанты бесшумно скользили между гостей, предлагая бокалы с игристой водой. Мы рассматривали всё вокруг, когда мне пришла в голову прекрасная идея.

— Сделаем селфи? — спросила я.

— Чёрт, — пробормотал он, проверяя карманы. — Я, кажется, оставил телефон в машине. У тебя же с собой?

— Конечно, — я достала его из сумочки, и мы сделали пару снимков на фоне зеркал. На одном Джекс вышел особенно удачно, и я тут же переслала его Гвен, добавив: «Он жив. И даже не сбежал.»

     Джексон неожиданно засуетился. Я вопросительно посмотрела на него, приподняв бровь.

— Схожу за телефоном, — сказал он. — Всё равно недалеко, быстро туда и обратно. Не теряйся.

— Хорошо, — кивнула я, и он уже развернулся, пробираясь через толпу к выходу.

     Я осталась одна. С экрана всё ещё светилось фото, где я улыбаюсь рядом с ним. А вокруг — люди, отражения света в стекле, и тонкий, невидимый шлейф музыки. Мой взгляд прошёл по залу и наткнулся на Харта. Он стоял чуть в стороне, разговаривая с кем-то, но уже неофициально.

     Наши глаза встретились, и я тут же отвернулась. Но было поздно.

— Минна, — уверенный голос за спиной прозвучал мягче, чем обычно. Я обернулась. Харт стоял совсем близко, в тени колонны. Его взгляд сразу сполз вниз, к моей правой руке.

— Без повязки, — заметил он. — Значит, всё уже хорошо?

     Я машинально дотронулась до запястья. На коже не осталось ни бинта, ни следов. Ничто не выдавало недавней травмы. Только я знала, как по ночам оно всё ещё ныло.

— С платьем бинты не смотрятся, — я сдержанно улыбнулась. — Очень жду, когда смогу вернуться к инструменту.

— Искренне желаю вам скорейшего возвращения, — сказал он. И, на миг задержав взгляд, добавил: — вы сегодня совсем не похожи на обычную студентку.

     Моё лицо, наверное, покрылось багровыми пятнами. Не зная, как отреагировать, я снова глупо улыбнулась и уставилась в толпу, с надеждой, что Джексон вот-вот появится.

— Концерт, надеюсь, не навеял скуку? — поинтересовался солист.

— Скуку? — я покачала головой. — Ваше выступление было... завораживающим. Я никогда не слышала, чтобы Сен-Санс звучал так.

     Он чуть склонил голову.

— Это сильное определение. Особенно из уст человека, который сам способен на многое.

     Мистер Харт смотрел так пристально, что мне пришлось опустить взгляд. Слова куда-то испарились, и я внезапно поняла, насколько тесно стало в этом людном зале.

— Вы хорошо знаете, зачем пришли сюда, Минна. И что ищете.

— Я... — голос дрогнул. — Я мечтаю стать солисткой. Как вы.

     Его улыбка медленно расползлась по лицу, будто он уже знал мой ответ.

— Мечты — вещь опасная, если за ними не стоит воля. Но вы...

     В этот момент вернулся Джекс. Он подошёл и обнял меня за талию.

— Мистер Харт, это Джексон Крамер. Мой молодой человек.

— Ах да. — Харт повернулся к нему, протянул руку. — Рад знакомству. Вы, наверное, тоже музыкант?

— Певец, — коротко ответил Джекс.

     Харт едва удостоил его кивком, и почти сразу снова посмотрел на меня.

— Мы с Минной как раз обсуждали, сколько в ней... потенциала. Надеюсь, вы не будете возражать, если я уделю ей больше внимания в ближайшие месяцы.

     Он произнёс это так, будто всё уже решено. Будто у него был план.

— Ну, если кто и достоин внимания — так это она, — сказал Джекс с наигранной лёгкостью, но хватку не ослабил. — Минна невероятна. Я рад, что её талант наконец-то замечают.

     Я взглянула на него мельком. Лицо было спокойно, но пальцы, цепко сжимающие мою талию, выдавали напряжение.

     Уголок губ Харта тронула улыбка.

— Вижу, вы её ярый поклонник. Это... похвально, — он сделал паузу, чуть затянув её, — но не удивительно. Минна действительно производит впечатление. Не только в классе.

     Неловкая тишина повисла между нами. Кто-то засмеялся вдалеке, где-то звякнули бокалы, но я слышала только собственное сердцебиение.

     Мистер Харт приблизился ко мне, балансируя на грани дозволенного.

— До встречи, Минна, — мягко сказал он и, не сводя глаз, поднял мою руку. Его губы едва коснулись пальцев. Жест из другого века, но исполненный с такой уверенностью, что в нём не было и грамма фальши.

     Харт развернулся и ушёл не оглянувшись. Просто растворился в толпе. Я осталась стоять рядом с Джексоном. Он не двигался. Казалось, даже не дышал. Только рука всё ещё лежала на моей талии — уже не крепко, но механически, как будто он просто забыл её убрать.

— Всё нормально? — спросила я.

     Он медленно кивнул.

— Ага... Конечно. Просто... неожиданный тип, твой маэстро.

     Я слабо улыбнулась, стараясь разрядить обстановку, но улыбка быстро исчезла. Джексон не смотрел на меня. Его взгляд был устремлён куда-то в сторону, и в нём была отнюдь не ревность.

— Не совсем моё место... Как-то всё напрягает, — пробормотал он отворачиваясь.

     И пошёл к выходу.

     Я осталась позади, ошеломлённая. Не сразу поняла, что произошло. Он не обернулся. Даже не позвал меня с собой. Машинально я двинулась за ним, но внутри уже закручивался щемящий ком.

Что я сделала не так?