Врождённый порок

Рей закусил костяшки пальцев — сильно, до боли. Медленно перевёл дыхание и медленно поднялся на ноги. Прежде всего он закрыл дверь и огляделся ещё раз. Номер был безлик и пуст, и ничто не указывало ни на убийцу, ни на то, что журналистка вообще делала здесь.

— Пиздец, — тяжело выдохнул Рей. Он вытащил из кармана перчатки, надел их и осторожно открыл шкаф, тумбочку, заглянул под кровать... ничего. Он подошёл к окну: оно было закрыто, но не заперто на защёлку.

Затем настала очередь мёртвой девушки. Стараясь не тревожить тело, Рей осторожно обыскал карманы её плаща и сумочку, и тут ему улыбнулась удача: во внутреннем кармане Энн прятала обрывок бумаги с цифрами и косой надписью «Центральный».

Рей спрятал клочок в карман и пошёл вниз вызывать полицию. Он не заметил, что мойщик окон следил за ним с другого конца коридора, из тени, и тут же поспешил вниз, когда тот показался в дверях номера. Пока Рей звонил от стойки портье, мойщик вышел на улицу, незамеченный никем, кроме опечаленного таким поворотом событий усатого толстяка.

Вскоре проституток спугнул вой полицейской сирены. Отель ещё раньше совершенно опустел: никто, видно, не хотел попасться за посещением такого места.

— Глухо, — махнул рукой детектив, седой, коротко стриженный, с тяжёлой челюстью, массивный, как поросшая мхом скала, и такой же невозмутимый. — С этим местом по-другому не бывает. — Он похлопал себя по карманам. Рей щёлкнул зажигалкой и дал ему прикурить. — Спасибо, сынок.

— А что с этим местом? — осторожно спросил Рей.

— Ты сам не заметил, что ли, невинная душа? Чёрт знает, что вообще настоящая женщина делала в таком месте. Педерасты своих не выдают. В этом вся проблема. Никто ж не хочет, чтоб всё это говно разом всплыло наружу. Формально тут всё чисто, тихо-мирно, уже лет пять сидят у нас под носом, а мы подкопаться не можем. Ну и с местными они договариваются, понятно, — детектив досадливо крякнул. — Портье говорит, ты забронировал этот чёртов номер по телефону. Так?

— Его забронировал мой клиент.

— Эта девушка была твоим клиентом?

— Нет.

— А кто же тогда?

Рей даже открыл было рот, но после короткого колебания покачал головой:

— Он не уполномочил меня сообщать о нём что-либо.

Детектив прищурил свои и без того маленькие, проницательные глаза.

— Говоришь прямо как эти педики.

— Полегче, детектив, — холодно ответил Рей.

— Но ты в самом деле ничего мне не даёшь, а номер-то был на твоё имя. И она назвала его, когда пришла. Мне к Рею Хендерсону, говорит. Твой мифический клиент — единственное, что отделяет тебя от подозрения в убийстве.

— Зачем мне было вызывать полицию на самого себя? — пожал плечами Рей.

— Не включай дурачка. Чтобы изобразить невиновность. Ты вообще знаешь эту женщину?

— Вижу её в первый раз.

— А что если твой клиент её убил?

Рей покачал головой:

— Я всё равно вправе не выдавать вам его имя. По крайней мере, пока.

— Пока, — зловеще подтвердил детектив. — И ты можешь идти... пока.

Сразу с дачи показаний Рей двинулся по следу записки Энн — на Центральный вокзал. Ячейка принесла ему улов: простую бумажную папку на завязках. Довольно улыбаясь, Рей прошёл через вокзальную суету до ближайшего кафе, взял стакан дрянного кофе, открыл папку...

И почти сразу прикрыл её, чтобы кто-нибудь не заглянул через плечо. На него сразу глянули фотографии самого непристойного содержания. Это были не личные архивы, просто порнографические открытки. Обнажённые мужчины с фигурами культуристов и надменными, туповатыми лицами. Гипсово-белые задницы, возбуждённые члены, неловкие, но крепкие поцелуи и целые постельные сцены.

Торопливо долистав до картинки, где человек пять сношали друг друга, Рей закрыл папку и выпил разом полстакана кофе. У него даже румянец выступил на щеках, но лицо не выражало ровным счётом ничего. Со второго захода он смог добраться до других бумаг — писем на дорогой, качественной бумаге и ещё фотографий, но на этот раз личных и вполне пристойных.

На них были Форже и Сидни Шоу. Сидящие в креслах на террасе, курящие на борту корабля, в обнимку стоящие на фоне водопада... Везде простоватое лицо Шоу сияло от радости. Почти на каждом снимке Форже смотрел на Шоу.

А на некоторых фотографиях были письма. Очевидно, оригиналы Энн Фримен спрятала где-то ещё для надёжности.

Допив кофе и изучив содержимое папки, Рей некоторое время просто молча сидел, глядя на толпы пассажиров, даже не курил. Потом, встряхнувшись, он отправился на поиски сперва адресной книги, а потом — такси.

***

Форже отпер не сразу. Рей битый час звонил в дверь, пока та не приоткрылась, и над цепочкой не блеснул настороженный глаз.

— Прекращайте этот цирк, — буркнул Рей. — Это я.

Форже распахнул дверь, и стало ясно, что так долго шёл он не только из осторожности: волосы у него были мокрые и встрёпанные, из одежды, кажется, только брюки и халат, а дыхание ощутимо пахло алкоголем.

Из-за его спины доносилась грозная и печальная мелодия трубы. Играла какая-то классика.

Сосредоточенно посмотрев на Рея, Форже выпалил:

— Как вас консьерж-то впустил в такой час?

— Он, наверное, часто сюда случайных мужиков пускает, — холодно ответил и сделал шаг вперёд.

То ли после сказанного, то ли из-за этого решительного движения Форже мгновенно встряхнулся, взгляд стал трезвым и внимательным. Он послушно посторонился, впустил визитёра и запер дверь на несколько замков и задвижек, бормоча:

— Господи, это такой кошмар...

— Надо поговорить. Разговор будет серьёзный.

— Да, да... только дайте мне привести себя в порядок. Не в таком же виде разговаривать. Подождите там. Бар возле проигрывателя, угощайтесь. — Форже указал Рею на дверь, откуда раздавались звуки музыки.

Теперь это был похоронно-мрачный хор и не менее мрачный солирующий бас. Покачивая головой в такт мелодии, Рей скинул пальто и снял шляпу, но папку не выпустил из рук. Налив себе виски на два пальца, он огляделся. Гостиная была под стать Форже: нежные, кремовые оттенки, маленький комнатный рояль, занимавший, тем не менее, немало места, изящно изогнутые ножки стульев, пара китайских ваз такого тонкого фарфора, что они казались почти прозрачными, маленький столик с стеклянным абажуром, светящимся как драгоценное украшение, и початой бутылкой мартини. Бокала не было — судя по всему, Форже хлестал его прямо из горла. На диванчик были брошены его пальто и шарф. Рей без малейших сомнений порылся в карманах, но ничего, кроме бумажника и перчаток, не обнаружил. В бумажнике хранился десяток купюр разного достоинства и старый билет в театр.

Бас в это время разошёлся и стал петь что-то более романтичное, а потом появился очень взволнованный тенор, который сперва просто жаловался, потом услышал что-то мрачное от баса и начал испуганно частить. Рей обошёл гостиную, изучил акварели и фотографии на стенах — Сидни на них не было, зато фигурировал сам Форже за роялем и ещё куча каких-то людей, некоторые из них довольно известные.

Хозяин квартиры всё приводил себя в порядок, и Рей начал прислушиваться к опере. Появился новый персонаж, баритон, и стали обсуждать с тенором что-то драматичное – с помощью мелодий одна красивее другой. Не зная итальянский, понять ничего было нельзя, кроме того, что тенор сообщил какую-то шокирующую новость.

Рей, перекладывая папку из руки в руку, как будто она жгла ему пальцы, ходил по комнате взад-вперёд, всё более нервно, пока не начался дуэт, который неожиданно заставил его действительно обратить внимание на музыку. Он даже подошёл к проигрывателю поближе. Было в этом унисоне что-то утешающее и вдохновляющее одновременно, так гармонично и решительно он звучал. Клялись ли они вместе отомстить или сохранить верную дружбу, эти двое точно были настолько заодно, насколько вообще могут быть вместе два человека.

В дверях гостиной появился Форже, тщательно одетый по своему обыкновению, аккуратно причёсанный, и Рей поднял руку, чтобы снять иглу с пластинки, но ненадолго задержал, пока певцы не закончили фразу. Только после этого он оборвал музыку.

Заметив это, Форже слабо улыбнулся:

— Одно из моих любимых мест во всей мировой опере.

— Да, красиво, — неохотно проворчал Рей, но, придя в себя, резко развернулся и показал папку: — Узнаёте?

Форже посмотрел на неё только раз — и почти что упал в кресло.

— Вижу, узнаёте. – Рей швырнул папку ему на колени и вновь стал ходить по гостиной туда-сюда. Ему было сложно снова раззадорить себя после вынужденной паузы, но он справился. – Сплошные хуи, жопы и Сидни Шоу. С Рождеством, Сидни! Люблю тебя, Сидни! У тебя такая красивая жопа, Сидни! Я столько мерзости в жизни не видел! То есть я подозревал, что ты голубок, но... но... — он задохнулся, не находя слов, и остановился посреди гостиной. – Твою мать, во что я вообще ввязался, — устало прибавил он, потирая лоб, и взял более вежливый тон. — У меня полиция на хвосте из-за вашей интрижки, мистер Форже.

— Полиция? – сипло переспросил Форже, но Рей лишь отмахнулся. Его широкие жесты казались особенно размашистыми в этой уютной комнате.

— Они ничего о всей этой истории не знают, я вас не сдал. Но каков пиздец!..

Он продолжал возмущаться, но Форже уже услышал главное. Посветлев, он сел в кресле немного прямее и заметно расслабился. Робость, с которой он заговорил, была уже не такой искренней, как недавно:

— Может, расскажете, что случилось?

Рей развернулся к нему и скрестил руки на груди:

— Может, это вы расскажете мне, почему вы вызвали меня на свидание с трупом Энн Фримен?

— Она мертва? – вскрикнул Форже, и Рей проворчал:

— Да, она обнаружена мёртвой в том номере. Её задушили струной от фортепиано. – Форже издал возглас отвращения. Ему эта деталь явно показалась невыносимо мерзкой. – В её вещах я нашёл номер камеры хранения и забрал там эту папку. Всё ведь затевалось только из-за папки, да? – почти ласково спросил Рей. – Всё остальное было чистой воды пиздежом?

Помедлив, Форже покаянно кивнул.

— И ты нанял меня, чтобы не платить ей, так, Чарли-бой?

Форже, так и не подняв головы, ответил тихо, глухо, неожиданно отрывисто:

— Дело не в деньгах, мистер Хендерсон. Я собирался заплатить. Любую сумму, какую она назовёт. Но ведь такие клещи, когда насосутся крови, не отлипают. Они только вгрызаются глубже. Она могла бы доить меня вечно. Чёрт, да я мог бы уйти в монахи, всё равно она держала бы меня за горло до конца моих дней благодаря одной-единственной интрижке. Представьте, что произошло бы, если бы она пропечатала обо мне в газете, как грозилась. Мне бы перестали подавать руку, я потерял бы большинство залов, и никто не вспомнил бы, хороший ли я музыкант — все запомнят только то, что я подержался за чей-то член. — Он поднял на Рея полные слёз глаза. – Вам не понять, но попытайтесь представить, что вся ваша жизнь может рухнуть из-за того, что вы рыжий. Вас будут презирать, ненавидеть, могут убить, и никто не осудит убийц. Вы красите волосы в чёрный цвет и вечно боитесь, что кто-то узнает. Думаете: а не догадаются ли по веснушкам? Или по слишком белой коже? Надёжней всего красить даже волосы на теле, не оставить ни клочка своей родной кожи. Жениться, попытаться завести детей... Вот как Сидни. У него на кону стоит ещё больше.

— Я даже представлять не хочу, — пробормотал Рей, хотя по его лицу было видно, что на недостаток воображения он пожаловаться не может, и ему не очень-то уютно от этого. – Она добралась и до Шоу?

— Я не знаю. Кажется, нет, она хотела сперва слупить денег с меня.

— Господи, Форже, — Рей вздохнул. — Вы же сохраняете дружбу, почему просто не поговорили?

Форже устало покачал головой. Он снова обмяк в кресле, как увядшая лилия.

— О, наш роман давно в прошлом. Это было уже года два назад. Он ничего не значил, ни для меня, ни для него. Обычная курортная интрижка. Мы познакомились на прогулке у водопада, разговорились, понравились друг другу и несколько раз отлично провели время вместе. Я не хочу приплетать беднягу Сидни к моим проблемам. Я должен был всё решить сам.

Рей так и стоял посреди гостиной, только напряг плечи и опустил голову, будто собираясь боднуть собеседника.

— И поэтому вы убили её, так, Форже? – вкрадчиво спросил он. Тот резко вскинулся:

— Нет! О нет! Как вы могли подумать подобное. — Он с отвращением передёрнул плечами. — Я просто хотел разузнать о ней побольше и припугнуть с вашей помощью. Изъять чёртову папку. Для этого я сперва отправил вас следить за ней и в редакцию: она говорила, что у неё там припрятан конверт с копиями. Я потом позвал вас на встречу с ней, чтобы надавить на неё как следует. Но всё пошло не так. — Он снова откинулся на спинку кресла, придавленный воспоминанием, закрыл глаза ладонью, сжал переносицу тонкими пальцами и глухо заговорил: — Мне повезло прийти чуть позже назначенного времени. Я услышал странные звуки, прежде чем открыл дверь. – Его безо всякого актёрства начало трясти, даже руку от лица пришлось убрать, так плохо она его слушалась. — Я посмотрел... — он осёкся, всхлипнул, и Рей, с досадой вздохнув, налил ему виски, сунул бокал в руку и сел рядом.

— Давайте. Хлебните и успокойтесь.

Форже кивнул и выпил, стуча зубами о край бокала. Выдохнув, он продолжил холодно и отстранённо, чтобы эмоции вновь не взяли над ним верх:

— Я посмотрел в замочную скважину и увидел, что Энн ещё борется с каким-то человеком, который душит её сзади. Я успел разглядеть его рабочий комбинезон. Детальнее всматриваться как-то не возникло желания. — Он издал сухой смешок. — Я как можно тише отступил назад и как можно быстрее сделал ноги оттуда. Я не знаю, кто этот человек и почему он напал на Энн. Не знаю, собирался ли он убить ещё и меня. Но я очень, очень этого боюсь, мистер Хендерсон. – В речи Форже прорезался акцент, и он снова отпил виски. – Я знаю только одно: что вокруг происходит что-то страшное.

— Поэтому я не хочу иметь с этим ничего общего, — отрезал Рей, так и продолжавший заботливо сидеть рядом. Форже вскинул на него глаза – сейчас они казались огромными и лихорадочно сияли на побледневшем лице.

— Значит, вы бросаете меня одного. Что ж, не могу осуждать за это. Но не пытайтесь сделать вид, что это из-за убийства. — Рей недоверчиво вскинул брови в ответ. — Да подумайте сами. Если бы я был женщиной и оказался в такой передряге, вы бы меня бросили? А если Сидни был замужней дамой, боящейся скандала, разве вы бы не поняли мои мотивы?

— Но никто из вас не женщина, — бросил Рей, встал с дивана, нашёл свой бокал и тоже выпил. — В этом, собственно, вся суть и заключается.

Форже долго молчал после этих слов. Рей молча пил с тупым и равнодушным выражением лица.

Наконец, Форже выдавил — его голос звучал тихо, надтреснуто:

— Пожалуйста. Я знаю, что не заслуживаю этого, но... пожалуйста.

Рей прикусил губу, издал глухое рычание и яростно потёр ладонью глаза.

— Пожалуйста, — повторил Форже, и Рей, развернувшись, рявкнул:

— Ладно, хорошо. Хотите, чтобы я разобрался во всём этом говне? Я согласен. Цена возросла, потому что у меня возникли проблемы с полицией, и надо разгрести целую кучу дерьма, и я хочу за это свою тысячу прямо сейчас, но я согласен, чёрт бы тебя побрал.

Форже улыбнулся довольной, кривоватой улыбкой. Было в этой улыбке что-то циничное, несмотря на до сих пор мокрые, беззащитные глаза.

— Дайте мне моё пальто, будьте добры.

Он вытащил несколько купюр и жестом королевской щедрости кинул их на столик, а Рей скрупулёзно пересчитал, прежде чем убрать в карман. После этого Форже, расслабленно откинувшись на спинку дивана и отхлебнув виски с прежней вальяжностью, спросил, однако, ещё немного жалобно:

— И что же мы делаем теперь?

— Считайте, что первое задание я уже выполнил. – Рей кивнул на папку и обстоятельно, не спеша закурил, чтобы подумать. – Далее. Напрашивается мысль, что Фримен шантажировала не только вас, и что вторая жертва наняла не детектива, а убийцу. Тогда вы в безопасности. Но, возможно, она вляпалась во что-то другое, поопасней парочки безобидных голубков, и тогда неизвестно, чего ждать от этой другой жертвы или врага. Для начала надо понять, что она накуролесила. Откуда у неё вообще все эти бумаги?

Форже был явно неприятен этот вопрос, но он ответил:

— Всё это осталось у Сидни.

— Значит, это кто-то из его окружения. Жена, может быть. Фримен с ней дружила.

— О нет, он никогда не открыл бы такое жене, да и зачем ей?

— Женщины знают о мужьях куда больше, чем кажется. А что касается второго вопроса — в случае с шантажом нет смысла им задаваться. Все любят деньги, и денег всегда мало. Может, они с Фримен хотели ограбить вас и уехать в Мексику прожигать ваши денежки, чёрт его знает. В любом случае, нам нужно поговорить с Сидни.

— Нет, — резко ответил Форже. — Ни за что.

Рей задумчиво выдохнул дым.

— Ладно. У меня есть ещё один источник. Поговорю сперва с ним, а там посмотрим. Но я не упоминал, что у меня есть пророческий дар? Так вот. Скоро вам придётся пересмотреть твою идею не обращаться к Сидни.

— Вот тогда и поглядим, — упрямо ответил Форже.

— Окей. А пока я, с вашего позволения, еду домой. Надо немного отдохнуть после этого бардака.

Он вкрутил окурок в пепельницу и поднял с кресла свою одежду. Форже подошёл к нему и тихо сказал:

— Простите. Мне жаль, что вы оказались втянуты в эту историю. Я понимаю, для человека со стороны всё это...

Рей сделал нетерпеливое движение и перебил:

— Это всё неважно. Для меня дело есть дело. — Он говорил, одновременно вдевая руки в рукава пальто. — Мне всё равно, с кем спит клиент. Меня разозлило то, что вы пытаетесь водить меня за нос, и я хотел отказаться от этого дела, потому что оно запутанное и неизвестно чем грозит, а у меня есть и другие проблемы. Но ваши личные дела тут ни при чём. Живите как хотите, мне дела нет.

Рей как мог пытался сказать что-то дружелюбное, в его взгляде даже сквозило что-то вроде желания извиниться, но получилось всё равно грубовато и отрывисто, потому что вместе с тем ему явно не было уютно. Форже, однако, оттаял и даже улыбнулся, когда Рей не выдержал и прибавил:

—А всё-таки... вот как? Зачем вообще... всё это?

Его голос звучал сдавленно, но вопрос неудержимо рвался из него и всё-таки прозвучал.

Форже слегка пожал плечами и улыбнулся сдержанно, но с каким-то лукавым обаянием:

— Врождённый порок, мон ами. Ты ничего не можешь с этим сделать, только выбрать: оставаться несчастным или быть счастливым.

Рей, покачав головой, надел шляпу:

— Я свяжусь с вами завтра с утра.

Оставшись один, Форже неторопливо вернулся в гостиную, поставил оперу с прежнего места и под слаженный дуэт взял в руки папку. Сейчас любому свидетелю стало бы ясно как день, что он соврал Рею, по крайней мере, в одном. Он с такой отчаянной грустью перебирал письма, так усмехался, разглядывая фотографии, что роман с Сидни определённо не был для него ничего не значащей интрижкой.

Он сел на диван с бокалом в руке и папкой на коленях. Пальцы рассеянно поглаживали бумагу, и его уносило на волнах памяти...

Пальцы Чарли летали по клавишам, и лёгкая, лукавая мелодия Моцарта неслась вскачь. Сидни хлопнул пробкой и разлил шампанское:

— Иди сюда! — Рояль был оставлен, Чарли перебрался к любовнику на диван, и Сидни провозгласил тост: — Ну, за наши два года.

Отпив, Чарли положил голову ему на плечо, прижался щекой к белоснежной ткани рубашки. Полутёмную гостиную освещала только одна лампа на столике. Её стеклянный абажур бросал разноцветные блики повсюду.

— Два года... — задумчиво протянул Чарли. — У меня были романы подольше, были более бурные. Но, пожалуй, не было ничего лучше. — Сидни польщённо хмыкнул. — Я, кажется, даже никому не говорил этого: на этот раз всё всерьёз.

А эти слова Сидни не особенно понравились, но уткнувшийся ему в плечо Чарли этого не видел.

— Да, — Сидни снова хмыкнул. — Наша дружба проверена временем.

Чарли поднял голову и смерил его ироничным взглядом. Под этой иронией можно было едва заметить краешек обиды, так хорошо скрытой, что сам Чарли вряд ли её замечал. Сидни тем более не заметил.

— Сидни, это уже не смешно.

Сидни потянулся к столику и взял с тарелки крошечное пирожное:

— Попробуй. — И, поднеся его к самым губам Чарли, накормил с рук. Тот без особого энтузиазма съел пирожное и с куда большим удовольствием слизал крем с пальцев Сидни.

— У тебя такие красивые руки. — Он фыркнул, смеясь над собственной сентиментальностью, и поцеловал его запястье. — Помнишь, как мы в первый раз встретились в парке? На тебе была эта короткая рубашка для тенниса. Я что-то говорил, говорил, а сам всё смотрел на твои руки и в голове была только одна мысль: Боже, как я хочу, чтобы он мне отдрочил. — Теперь Сидни снова был польщён. Он погладил Чарли по щеке и обвёл кончиками пальцев его контур его губ, как будто хваля за комплимент. — А ты вертел в руках свою ракетку, как будто нарочно меня дразнил.

— Разве что самую малость.

— Я к концу разговора был готов её облизать.

Сидни усмехнулся:

— У меня есть предложение получше, — и положил руку Чарли на свой пах, совершенно довольный собственной шуткой. Чарли со смешком сжал пальцы, добившись резкого выдоха, и поцеловал Сидни — сперва в губы, потом в шею.

— Только засос не оставь, — слабым голосом пробормотал тот, подставляя шею.

Расстёгивая его жилет, а потом рубашку, он не прекращал его целовать, а потом, освободив от одежды, ласкал языком и слегка прикусывал соски, пока Сидни, постанывая, не сдался первый и не начал расстёгивать на себе брюки. Подчинившись этому сигналу, Чарли помог ему, встал на колени перед диванчиком и, ещё немного подразнив лёгкими касаниями языка, взял в рот. Раздвинув ноги и откинувшись на спинку, Сидни тихо ахал и лихорадочно поглаживал Чарли по волосам, а тот, не прекращая ласку и помогая одной рукой, другой торопливо расстегнул собственные брюки и сжал пальцы на требующем внимания члене. Сидни заметил это, и, когда у него уже начали подрагивать ноги, заставил любовника отстраниться.

— Давай рукой, — он за запястье поднёс его руку к своему члену. — Я хочу смотреть тебе в глаза. А ты не останавливайся, гладь. Мне нравится, как ты это делаешь.

Чарли облизнул губы и продолжил всё лихорадочней и быстрей. Сидни, за подбородок подняв его лицо, жадно глядел ему в глаза, пока тот дрочил им обоим, и кончил первым. Капли осели на губах и щеках Чарли, и ему после этого немного было надо, чтобы тоже замереть в короткой приятной судороге.

Довольный, Сидни откинулся на спинку дивана и закинул руки за голову.

— Ох, хорошо.

Чарли уткнулся лбом ему в колено, переводя дыхание.

— Vivremo insiem! E moriremo insiem! — с воодушевлением продолжали тенор и баритон, и это заставило Чарли очнуться. Скривишись, он на полуслове снял иглу с пластинки.