Врождённый порок

В эту ночь Мэтью Лонг точно так же шёл по пустой тёмной улице. Обычно строго одетый, теперь он вырядился с бандитским шиком и лихо заломил набок серую кепку. Его походка стала более расслабленной, какой-то развинченной — он отчасти подсмотрел это у собственного напарника. Вокруг тянулись лачуги, унылые кирпичные дома, мрачные пакгаузы. Сильно пахло рекой, и даже чайки перекрикивались где-то за крышами. Подойдя к одному зданию, ничем не отличавшемуся от прочих, Мэтью постучался в дверь, освещённую единственным фонарём, назвал пароль и был пропущен.

Внутри его ослепили яркие лампы и оглушил пианист, долбивший какую-то танцевальную мелодию. Под неё топталась парочка: подвыпивший краснолицый мужчина и заученно хихикающая проститутка. Ещё несколько посетителей сидели за столами, выпивали, а девушки разносили напитки, подсаживались, одна уже сидела у гостя на коленях. Разговоры были шумными, клубы дыма висели в воздухе.

Дверь Мэтью открыл невысокий, но плечистый итальянец, казавшийся почти идеально квадратным. Костюм в полоску это ощущение только усиливал.

— Вечер. Много клиентов сегодня, смотрю.

— Мы не говорим «клиенты», мы говорим «гости», — поправил вышибала. — Сервис, все дела. А ты даже пораньше.

— Не люблю опаздывать, — пожал плечами Мэтью.

— Это ты хорошо. Я как раз тебе успею рассказать. Сегодня приехал дон, это дело серьёзное.

Мэтью быстро огляделся и увидел, что двое посетителей, устроившихся так, чтобы обозревать весь зал, совсем не заинтересованы в девушках: просто сидят, потягивают пиво и наблюдают за обстановкой, сдвинув шляпы чуть ли не на самый нос.

— Ага, это его ребята, — подтвердил вышибала. — А он в той комнате за лестницей. Это комната только под него, на второй этаж ему подниматься неудобно. Мотай на ус, Фредди. Ты и так умный, но я лучше скажу: что бы ни случилось, — я имею в виду, вообще что угодно, — дону ты не возражаешь, не мешаешь делать что он хочет, даёшь всё, что попросит. Скажет, что хочет монашку — говоришь, что у тебя тут целый монастырь. Скажет, что хочет тебе присунуть — а ты уже на карачках без штанов стоишь.

— А он может? — опасливо спросил Мэтью, и вышибала заржал:

— Не, с ним всё в порядке. Он вообще разве что вломить может как следует, если что не по нему. Характер у него вспыльчивый. Но просто так никому не достаётся, если дон разозлился — значит, было за что. Если это случилось, разбираться будет Тони, управляющий, — он ткнул пальцем в сторону стойки. Там Тони, постукивая по пивному крану, давал советы бармену. — А ты знай поддакивай, если надо. Вообще сам не разбирайся, зови Тони. А если прямо всё плохо, ты потихоньку подбодри гостей, чтоб не боялись. Мол, это недоразумение и временные неприятности, вам сейчас нальют по стаканчику бесплатно. Ну да тут и так понятно, в общем.

Мэтью послушно покивал:

— Да, и так догадаться можно.

— Ты не представляешь, какие тупые люди бывают.

В этот момент откуда-то из комнат раздался женский визг. Никто не обратил на это внимания, пока в зал пинком не вышибли полуголую девушку. В дверях, держась за косяк, стоял Слепой Фрэнк Ричетти. Он обвёл белёсыми зрачками зал и повернулся в сторону Тони, точно угадав, где тот стоит.

— Тони, — позвал он. Тот — руки и даже кончики усов у него слегка задрожали, — послушно шагнул из-за стойки. — Вышвырни эту тупую блядь отсюда. Пусть уходит в чём есть.

— Нет, пожалуйста, я обя... — запричитала девушка, но Ричетти ловко сгрёб в кулак растрепавшиеся светлые кудряшки и приложил её лицом об дверной косяк — коротким, экономным движением. Потом, подумав, ещё раз. Девушка захлебнулась, прижала ладони к лицу. Кровь просочилась сквозь плотно сжатые пальцы, набухла и, в конце концов, полилась по рукам. Тони отчаянно махнул рукой вышибалам, и Мэтью вместе с «коллегой» пришлось взять девушку под локти и вытащить на улицу. Каблуки безвольно проскрипели по полу.

Они бросили её в темноте, куда не достигал свет фонаря, висевшего у входа. Девушка, одетая только в чёрную комбинацию и чулки, осела на холодную землю. Она даже не плакала, просто впала в апатию, как повисшая на ниточках марионетка. Когда она отняла ладони от лица, Мэтью в сумерках успел разглядеть, что нос у неё сломан ударом об косяк так, что почти вдавлен внутрь.

— Такую девку испортил, — украдкой вздохнул вышибала перед тем, как они вернулись обратно в душное тепло. А внутри гости напряжённо молчали, а парочка танцующих так и застыла у фортепиано, пока Тони вился вокруг Ричетти, говоря, что сейчас предоставит лучшую девушку.

— Больше таких оплошностей не будет, нет, сэр... кстати, что она сделала? — осторожно спросил он. Старик, ещё багровый от гнева, наклонился к его лицу:

— Она фыркнула! Я никому не позволю смеяться надо мной, Тони, ни какой-то блядище, ни тебе, ни хоть самому президенту. Никому.

— Конечно, сэр, никто не будет над вами смеяться.

— Сэр, — с неожиданной печалью повторил Ричетти. — Ты итальянский-то знаешь? А, — он махнул рукой, не дав Тони ответить. — Веди другую. — И, нащупав дверной косяк, скрылся в комнате.

Тони отправился выполнять приказ, а вышибала поспешил подбодрить испуганно притихших гостей:

— Просто небольшое недоразумение, джентс. Развлекайтесь, отдыхайте. Всем порцию бренди за счёт заведения!

Некоторых гостей вполне утешило это объявление, но большинство собрались на выход — кто сразу, кто нарочито неторопливо, делая вид, что жуткая выходка Ричетти тут ни при чём. Из тех, кто угостился бесплатным виски, двое предпочли подняться с девушками наверх, подальше от хозяина заведения. Только мужчина, державший девушку на коленях, остался совершенно невозмутим — кажется, он был просто слишком пьян, чтобы подняться с места или даже испугаться, так и остался сидеть за столом и гладить проститутку по бедру. Лица девушек, оставшихся в зале, были непроницаемо-равнодушны. Пианист закрыл крышку инструмента и испарился.

— Мда, — выдавил Мэтью. — Крутой нрав у дона. Строг, но справедлив, говоришь?

— Ну, а что, — пожал плечами вышибала. — Нечего было над ним ржать. Ладно, мне пора, меня жена заждалась.

У проституток меж тем для работы остались только охранники дона, которые от нечего делать стали переигрываться в карты. Одна из девушек — пышная, соблазнительная брюнетка очень небольшого роста, — наклонилась к тому из игроков, что выглядел подобрее, посмотреть расклад, и как бы ненароком коснулась грудью его плеча.

— Ходи с пик, — шепнула она ему в самое ухо, но тот только отмахнулся:

— Отстань, женщина. Мы на работе, не до вас.

— А что, босс так за свою жизнь опасается?

— Он просто осторожный, наш босс, — ответил второй охранник. — Он слепой, но на три фута под землю видит.

— Да, наш босс, он такой, — поддакнул его товарищ, хотя вид у обоих был не больно-то весёлый.

— Только доходы-то падают, народ разбегается, — вздохнула брюнетка, но один охранник шикнул на неё, а тот, к кому она подкатывала, буркнул:

— Дура. За подружкой следом захотела? Я вот не хочу.

Одна из товарок брюнетки робко позвала её:

– Оставь его в покое, Сью, не надо.

Хотя охранники и не ушли наверх с девушками, всё-таки они отвлеклись, а народу в зале почти не осталось. Момент был самый удачный для Мэтью: потихоньку достав маленький кожаный футляр с фотоаппаратом из кармана, он припрятал его в неприметной выемке почти у самого пола, там, где стоял стул для вышибалы. Разогнувшись, он встретился взглядами с брюнеткой.

Она всё видела. Глаза Мэтью, очень светлые на загорелом лице, расширились, но девушка молча покачала головой. Неспешно обошла зал, покачивая бёдрами, и подошла будто ненароком:

— Что, гашиш какой-нибудь?

Рассмотреть футляр она всё-таки не успела. Мэтью, запнувшись, ответил:

— Нет. Нет, не гашиш.

— Да ладно, я же вижу. У тебя глаза такие дикие. Я тебя не сдам. Подгонишь немного, а?

— Там правда не гашиш. — Растерявшись, он прибавил: — Но я могу достать.

— А, — она махнула рукой. — Ладно, расслабься. Я и так не сдам. Ты симпатичный.

Мэтью открыл было рот для ответа, но тут в дверь постучали. Новый гость назвал пароль и был впущен внутрь. Строго, даже скромно одетый и, к тому же, трезвый, на девушку он посмотрел без особого интереса, хотя ему было всего-то лет двадцать пять, а лицо — гладкое, застывшее, чуть отрешённое, — выглядело даже моложе. Иссиня-чёрные волосы, и тёмные глаза выдавали в нём итальянца, а смуглая кожа была даже темнее, чем у вышибал Ричетти.

— Мне нужно увидеть дона, — тихим, надтреснутым голосом сказал гость.

— Он занят, — ответил Мэтью, и гость покладисто кивнул:

— Я подожду.

Но не успел он сесть и слабо улыбнуться одной из девушек, как охранники поднялись со своих мест:

— Да это же старина Перри! Босс тебя ждёт, сказал пропустить сразу, как появишься. Давай, двигай.

Перри кивнул, стягивая перчатки, и прошёл в комнату за лестницей.

Фрэнк Ричетти вольготно раскинулся в кресле, а между его широко расставленных ног сидела девушка, на этот раз совершенно голая. Перри немного покраснел — на его по-индейски бронзовой коже это, впрочем, было не очень заметно, — и поспешно отвёл глаза от места, где одеревеневшая от напряжения спина проститутки переходила в бёдра.

— Рино? Всегда так тихо ходишь, — проворчал Ричетти, обратившись к нему по-итальянски и даже имя предпочитая переделывать на итальянский манер. — Дорогуша, застегни мне брюки. Но никуда не уходи, мы долго говорить не будем. Даже рот можешь не закрывать. — Он засмеялся, считая шутку исключительно удачной.

Девушка послушно выполнила и опустила голову, а Перри придвинул себе стул.

— Я слушаю, дядя Франческо, — сказал он по-итальянски.

Это заставило старика расчувствоваться:

— Вот говорил я Джованни, что зря он на старости лет связался с цветной, а был неправ, старый дурак. Ты у меня славный парень, Рино. Поэтому я тебя позвал. У меня попросил помощи друг семьи. — Тут Ричетти значительно поднял палец. — Ты знаешь, что это значит для меня. Это святое. Этот человек далёк от нашего бизнеса, — слово «бизнес» он сказал по-английски, — но попал в щекотливую ситуацию, а куда идут в таких ситуациях? К старику Франческо, конечно же. — Он фыркнул и достал клочок бумаги из внутреннего кармана. — Так что завтра вечером, к шести, отправляешься по этому адресу, встречаешься с другом семьи и делаешь всё, что попросят. Там не должно быть ничего сложного, пара человек жизнь портят. Пришьёшь их, и всех дел.

Перри взял листок и всё так же тихо ответил:

— Хорошо, дядя Франческо.

***

Филлис Шоу отпила из чашки и аккуратно промокнула губы салфеткой. Она странно смотрелась в обстановке обшарпанной квартирки Энн Фримен: старые кресла, потемневшее зеркало, картинки из журналов на стенах, кровать за занавеской и, конечно, прабабушкины обои похоронного цвета. Филлис, освещённая серым светом облачного дня, сочащимся из французского окна, казалась созданием из иного мира.

Энн, курившая в кресле, и сама заметила:

— Не люблю приглашать тебя сюда.

— А мне тут нравится. У вас уютно, и есть некий... — Филлис сделала движение рукой, — дух свободы.

Ещё одна девушка вошла в комнату, неся тарелку с печеньем.

— Угощайся, — несколько принуждённо сказала она, ставя десерт на столик рядом с чайником и чашками. Филлис улыбнулась:

— Спасибо, Джейн, — а Энн рубанула сплеча:

— Слушай, дай нам поговорить наедине. Сходи куда-нибудь, ты вроде в кино собиралась.

— Мы вдвоём собирались, — чуть слышно ответила Джейн.

— В другой раз сходим. У нас важный разговор, — Энн с раздражением пожала плечами. Смерив несколько растерянную Филлис испепеляющим взглядом, Джейн молча вышла из комнаты.

Когда дверь хлопнула, Филлис мягко сказала:

– Может, не стоило...

— Стоило. Иначе не отвязалась бы.

— Она всё-таки твоя подруга.

— Просто соседка. — Энн отмахнулась рукой с зажатой в пальцах сигаретой. Вышло как-то фальшиво. — Мы не дружим. Не как мы с тобой. Ты сказала, у тебя важный разговор. Теперь нам никто не помешает. — Она подалась вперёд, пожирая Филлис глазами.

Филлис вдохнула, будто перед прыжком в холодную воду, и начала:

— Я хочу сказать, что ты влипла в скверную историю.

— Мда? – напряжённым, странным голосом переспросила Энн. – Кто тебе это сказал? Тот мужик?

— Кто-кто?

— Мужик, которого ты ко мне подослала.

— Я никого не подсылала! О ком речь? – Энн не ответила. Встав с кресла, она ходила по комнате, скрестив руки, с выражением молчаливой обиды на лице. — Серьёзно, кого к тебе подослали?

— Тебе видней, — бросила Энн. — Кто-то за мной следит.

— Я просто пытаюсь сказать, что ты играешь с огнём. И если ты хоть немного знаешь меня, и наша дружба чего-то стоит, — голос Филлис зазвенел, — ты поверишь моим словам. И если за тобой кто-то следит — вот тебе подтверждение, что ты в опасности.

— Подтверждение, значит. Говоришь, не ты подослала? А кто, Сидни? – Филлис молча смотрела на свою чашку. – Ты вообще в курсе, из-за чего весь шум? В курсе делишек Сидни?

Филлис неуверенно ответила:

– Отчасти.

Энн, которая с жадным вниманием ждала её ответа, среагировала на это слово с горькой радостью человека, успешно предсказавшего беду. Она рассмеялась, запрокинув голову:

— Так ты и половины не знаешь! Тут уж ты поверь мне. А, может, и вообще ни черта не знаешь, а? И теперь он посылает тебя ко мне с завязанными глазами, а ты приходишь и, как хорошая девочка, пытаешься что-то уладить, пока он тебя нагло использует. Ты же всегда была такой умной, как можно позволять себя так влёгкую дурачить?.. — Она снова начала ходить по комнате туда-сюда. — Это магия или что? Почему Филллис Максвелл была такой умной и смелой, а Филлис Шоу — такая тупая овца? Ты никогда не повелась бы на такой обман до замужества. Знаешь, зачем я всё это затеяла? – со слезами в голосе спросила она, остановившись и развернувшись к подруге. – Чтобы ты увидела, какой он козёл. Чтобы поняла...

— Он мой муж, — отрезала Филлис.

— Педик он, а не муж! — заорала Энн. — Говно собачье!

— Следи за языком. — Филлис вскочила на ноги. В её мягком голосе неожиданно зазвенел металл.

— Как ты можешь не понимать? Почему ты на его стороне? Почему любишь его и совсем не любишь меня? Поче...

Филлис подошла к Энн вплотную и посмотрела на неё таким ледяным взглядом, что та осеклась.

— Больше никогда не смей пачкать имя моего мужа, — отчеканила она. – Даже упоминать его не смей.

Энн покачала головой и сказала уже спокойней:

— Ты всё равно в глубине души знаешь, что я права. Я ни о чём не жалею. Повторила бы и ещё раз, да ты не услышишь.

Смерив её взглядом, Филлис молча взяла с кресла свою сумочку и пальто. Едва дверь за ней закрылась, Энн в отчаянии пнула столик, схватила тарелку и с размаху разнесла её об пол. Печенье рассыпалось во все стороны. В стену квартиры постучали, и, чтобы выразить ярость и одновременно не беспокоить соседей, Энн пришлось схватить с кресла подушку и глухо закричать в неё.

Сердито вытерев слёзы, она села там, где сидела Филлис, заметила салфетку, оставленную ей, и неожиданно её взгляд затуманился от нежности. Взяв её в руки, она увидела следы помады Филлис на ткани и прижала салфетку к губам, снова всхлипнув.

— Ох, Филллис...

Она целовала салфетку снова и снова. Слёзы постепенно высохли, а отчаяние сменилось совсем иным настроением. Дыхание Энн стало тяжелее, и она уже потёрлась щекой о ткань, ещё слабо пахнущую Филлис, как кошка. Затем, почти не осознавая, что делает, коснулась отпечатка помады языком.

— Господи, Филллис...

Резким, отчаянным движением она раздвинула ноги, — узкая юбка задралась так, что стало видно подвязки чулок. Пальцы Энн забрались под юбку и отодвинули ткань белья.

В её фантазии встреча заканчивалась совсем по-другому.

Филлис всё понимала, порывисто обнимала Энн, целовала в губы:

— Я была такой дурой. Прости.

— Ты самая лучшая на свете дура, — нежно сказала бы Энн, проводя пальцами по щеке Филлис. И поцеловала бы её в ответ, долгим, неторопливым, долгожданным поцелуем. Целовала и прикусывала нежную кожу шеи, заставляя нетерпеливо стонать. А потом усадила бы к себе на колени, и Филлис, сбивчиво дыша, в задранной до пояса юбке, в расстёгнутой блузке, прижималась бы к Энн, тёрлась об её колено, изгибаясь под ласкающей спину рукой.

— Энн, пожалуйста... Я так люблю тебя, я всегда тебя любила...

Энн коротко ахнула, сдвинув ноги. Но, когда короткое удовольствие прошло, её лицо снова помрачнело, а плечи понуро опустились. Мрачная реальность была тут как тут.

Она потянулась за сигаретами и закурила, не замечая, что за дверью, которую Филлис, уходя, оставила приоткрытой, стоит Джейн и молча наблюдает. И достаточно было одного взгляда на её застывшее от ненависти лицо, чтобы стало ясно: она видела и слышала всё.

***

Ровно в шесть Рей вошёл в «Уэверли-плейс Инн». Место оказалось не для людей с улицы: помимо метрдотеля на входе его встретил крепкий вышибала, спросил имя и посторонился, лишь когда услышал ответ. Неуютно поведя плечами, Рей вошёл в зал и огляделся. На этот раз он принарядился для встречи с клиентом: побрился, даже накрахмалил рубашку. Однако «Уэверли» оказался скорее богемным спикизи, чем подобием того шикарного ресторана, где прошла их первая встреча с мистером «Джоли». В довольно небольшом зале сидели за столиками или у стойки господа в вычурных пиджаках, с зализанными волосами. За столиком в углу Рей заметил женщину в мужском смокинге и с моноклем. Он так и уставился на неё, а она затянулась сигаретой в длинном мундштуке и снисходительно улыбнулась в ответ.

Когда он проходил к столику, на который ему указал метрдотель, до его слуха долетали обрывки фраз и тихий, сдержанный смех. Он ловил на себе взгляды завсегдатаев, даже когда сел и заказал виски. Он сидел под этим перекрёстным огнём, а клиент всё не появлялся, и Рей начинал заметно раздражаться. За соседним столиком трое молодых людей обсуждали искусство:

— Нет-нет-нет, это чудовищная пошлость!

— Весь Верди – чудовищная пошлость. Ты помнишь вступление к «Ella gammai m'amo»? Брумм-брумм-брумм, как будто мотор заводят.

— Оно всё лучше, чем его вечные трам-пам-пам, трам-пам-пам, вальсы перед каждой арией.

— Да, место старика на свалке истории. Ты чего, Эдди?

Эдди, — молодой человек с удивительно чёрными бровями и ресницами и, кажется, даже припудренный, — обиженно скрестил руки на груди:

— Похоже, только мне тут невыносимо слышать, как поносят Верди.

За другим столиком двое солидных усатых мужчин обсуждали чью-то личную жизнь:

— ...и тогда он говорит: тебе всё померещилось, я не такой, я через месяц женюсь.

Эта фраза заставила Рея недоумённо нахмуриться и начать с подозрением оглядываться вокруг, но забрезжившее было понимание того, куда он попал, вылетело у него из головы, когда он увидел в дверях своего клиента. Тот пересёк зал энергичным, танцующим шагом.

— Я немного опоздал, — жизнерадостно сказал он и упал на стул. Рей мрачно отхлебнул свой виски. — Хорошо проводите время?

— Узнал об этом итальяшке Верди больше, чем хотел бы.

Форже небрежно глянул через плечо.

— А, снова они. Не слушайте этих идиотов, Верди – лучшее, что породил этот мир. После Пуччини и Моцарта, само собой.

— Странно тогда, что вы не его играли на вечере у Шоу, мистер Джоли. Или лучше назвать вас мистером Форже? — не удержался Рей. Его клиент резко побледнел, даже посерел. Рей отхлебнул виски, наслаждаясь произведённым эффектом.

Заговорил Форже неуверенно, но быстро взял себя в руки и закончил фразу почти что обычным своим тоном:

— Знаете, есть такое слово, приватность. Зачем вы следили за мной вместо того, чтобы выполнять свою работу?

— Именно свою работу я и выполнял.

— Вы ведь знали, что я назвался не своим именем.

— Конечно, знал, — усмехнулся Рей. – И что жалостная история про сестру липа – тоже.

— Вы мне не поверили? – Форже был даже оскорблён этим.

— Обижаете, сэр. Не такой же киношной истории. Я поверил трём вашим сотням. Что меня волнует, так это то, что в деле оказались замешаны такие неожиданные персоны. Что произошло на самом деле? Где Фримен перешла вам дорогу?

— Я вам так хорошо плачу, что можно и не задавать лишних вопросов, — презрительно бросил Форже. — Вы узнали что-то о мисс Фримен или дальше будете рассказывать мне про меня, как цыганка на ярмарке?

Рей снова усмехнулся, теперь даже с одобрением. То, как непринуждённо клиент держался, всё-таки импонировало ему. Однако он нарочито неспешно отхлебнул виски, прежде чем ответить:

— Узнал.

— Так расскажите мне что-то, чего я ещё не знаю.

— Её настоящая фамилия Фидальго, — он начал рассказывать ещё с остатками вызова в голосе, которые погасали медленно, по ходу рассказа.

— ...а закончился её день на том самом вечере, где я слушал ваше выступление, — закончил он. Тут Форже, слушавший до сих пор с полнейшим спокойствием, заметно испугался:

— Так она была там?

— Я же сказал, что выполнял свою работу. Ваша приватность мне была ни к чему, а она общалась там с Сидни Шоу и особенно с его женой, — максимально небрежно ответил Рей. — Здесь вам нужны подробности?

— Нет... Нет, — Форже отмёл это предложением вялым жестом умирающего лебедя. — Шоу мне неинтересны. Бог ты мой, я не знал, что она водит с ними знакомство. А за мной, за мной она следила?

— Нет, она крутилась только вокруг Шоу.

— Ясно. — Он откинулся на спинку кресла и некоторое время созерцал стол, раздумывая. Складка, залёгшая у губ, делала его лицо жёстче. Наконец, он заговорил, и его тон тоже отличался от той вкрадчивой и одновременно почти королевской интонации, с которой он говорил до этого: — Вот что, мистер Хендерсон. Теперь у меня новое задание для вас. Я хочу, чтобы вы пробрались в редакцию «Колл». В кабинете редактора есть сейф. Я хочу знать, что там. Заодно осмотрите стол мисс Фримен.

Настала очередь Рея откинуться на спинку стула:

— Это уже незаконно.

Форже улыбнулся, мгновенно преобразившись в того обаятельного бездельника, которым он выглядел до того:

— Я же не прошу вас украсть что-нибудь.

— Взлом и без кражи будет уголовным преступлением.

— Может, я плохо разбираюсь в американских законах, — невинно отозвался Форже. — Это простительно, я ведь иностранец. Но я хорошо разбираюсь в американских ценах и знаю, что очень щедро вам заплатил. И заплачу ещё. А ещё я разбираюсь в людях и вижу, что от моих денег вы не откажетесь. – Это было правдой хотя бы потому, что Рей поморщился от этих слов, и Форже подсластил пилюлю, сказав доверительным тоном: — К тому же, это, как бы сказать, поставит нас на одну доску. Мне будет спокойнее.

Как ни была очевидна Рею эта подачка, она подействовала. Он хмыкнул:

— Вы один из самых наглых моих клиентов, мистер Форже. Пятьсот, и я работаю.

— Ну и аппетиты у вас, — не без кокетства сказал тот и выложил на стол две сотенные бумажки. Рей охотно их взял, но заметил:

— Я имел в виду ещё пятьсот, а не всего пятьсот.

Лицо Форже осветила улыбка истинного удовольствия:

— Ещё пятьсот будут, когда вы на них наработаете.

— Мы всё ещё говорим о подсудном деле.

— Только если вас схватят за руку, а для этого надо быть совсем идиотом. Сегодня в четыре её не будет в редакции, я знаю это доподлинно. Там постоянно толчётся уйма народу, вам не составит труда войти и выйти, не привлекая особого внимания.

— А сейф?

— А добраться до него – уже ваше дело.

Рей покачал головой, улыбаясь, и спрятал деньги в карман.

— Ладно, договорились. А вас не интересует её квартира?

— Не будем забегать вперёд, — покровительственно ответил на это Форже. — Завтра здесь же и в то же время вы доложите мне о результатах.

Рей молча отсалютовал ему бокалом и допил последний глоток виски. Уже встав и взяв в руки шляпу, он заметил:

— А мне понравилось, как вы играли на вечере, — и немного перестарался с интонацией эдакой деревенщины. Форже невозмутимо ответил, глядя снизу вверх:

— «День и ночь»? Да, она популярна и поэтому неизбежно понравилась всем этим ничтожествам.

— Я про первую вообще-то. Тарадара-тарадара-да, тадарада-да, татадарада-баламбалам, — он напел дурашливо, но на самом деле довольно музыкально. – Как там его, Чопин?

— Шопен.

— Француз, как вы?

— Поляк, — ровно ответил Форже.

— В любом случае было красиво.

— У вас мог бы быть неплохой певческий баритон. – И Форже отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Рей, сам немного удивлённый странным поворотом разговора, нахлобучил шляпу и покинул спикизи.

Только после его ухода к столику подошёл бармен:

— Привет, Чарли. Как обычно?

— Привет. Да, как всегда, — трагично ответил Форже, оставшийся сидеть за столиком с печальным и довольно одиноким видом. Бармен, уже собиравшийся было уйти к стойке, развернулся:

— Всё-таки решил утешиться, наконец?

— С чего ты взял? — проворчал Форже.

— Ну, — бармен сел на край стула, — со случайными мальчиками ты так себя не ведёшь. Да и этот непохож на твоих случайных мальчиков.

— Потому что он вообще не по этой части. А я не по части таких отбросов, как он. Знаешь, как он называет Шопена? «Чопин»! — Он закатил глаза. — Боже упаси.

— Да ладно тебе, Чарли. Красивый мужик.

— Чопин, Стиви, Чопин! — с драматическим накалом повторил Чарли. — Я такого не переживу. Мне мало просто красивой задницы, хорошо бы ещё чтоб было о чём поговорить.

— Ладно, чёрт бы с ним. Просто тебе пора бы утешиться. – Чарли посмотрел на Стиви очень зло, а тот пожал плечами: — Он правда того не стоит. Сколько уже времени прошло?

— Неси уже свой мартини, — вздохнул Чарли, и Стиви оставил его одного под любопытными и немного сочувствующими взглядами завсегдатаев.