Врождённый порок

На следующий день Рей оказался в офисе раньше всех — за окном ещё плавала туманная утренняя муть, а фонари не погасили.

В лотке с почтой он, помимо рекламных брошюрок, обнаружил лишь один конверт, узкий и аккуратный. Повертев его в руках и не обнаружив ничего подозрительного — кроме того, что обратного адреса не было, — Рей вскрыл его и фыркнул:

— Да вы издеваетесь, что ли.

Новое письмо, на этот раз набранное на печатной машинке, было коротким: «Думаю, вы поняли намёк. Ф».

Он смял записку, но, подумав, разгладил и убрал в ящик стола.

— С тобой ещё разберёмся, — пробормотал он и занялся более срочными делами. В приятном утреннем одиночестве заваривая кофе, он посмотрел было на стол своего напарника и, отойдя от плитки, даже снял трубку телефона, но передумал звонить Мэтью.

— Ладно, — буркнул он, обращаясь к столу. — У тебя своих проблем хватает. И всё равно тебе не понравится эта мутная история про сестру, да? Ну вот и всё.

Посидев немного со справочником, сделав несколько звонков и поизучав карту, Рей наделал самокруток, вооружился термосом кофе и фляжкой виски, блокнотом, перьями и карандашами, визитками и полученными вчера деньгами.

Небо уже посветлело, когда он засел возле редакции газеты «Колл», надёжно укрывшись в подворотне от ветра и от взглядов из окон. Долго ждать ему не пришлось. Вскоре к крыльцу подошла, деловито цокая каблучками, темноволосая девушка. Как бы скупо Джоли ни описал её, она действительно походила бы на скорбящую испанскую Мадонну, если бы не чуть изогнутые губы — чувственные, капризные, как будто всё время готовые усмехнуться.

Она пробыла в редакции не больше часа, а, когда вышла на улицу, Рею пришлось постараться, чтобы не отстать от её энергичного шага и при этом не попасться ей на глаза.

Энн Фримен то шла по широким авеню, то срезала через подворотни, то запрыгивала на подножку трамвая, то садилась в автобус. Она несколько раз заходила в жилые дома. Спустилась в полуподвальное сомнительное заведение (вышибала спокойно пропустил её, но подозрительно раздул ноздри, увидев Рея). Не меньше часа простояла в толпе журналистов у здания окружного суда, ожидая, пока выведут осуждённого за недавно прогремевшее двойное убийство. Когда Рею уже надоело толкаться на холоде, убийцу наконец-то вывели, и журналисты окружили его, как стая ворон, щёлкая фотоаппаратами и выкрикивая вопросы. Отступив немного, детектив подождал, пока осуждённого посадят в полицейскую машину, а его объект двинется дальше сквозь стремительно редеющую толпу.

Подходило время ланча, но и он у энергичной девицы оказался связан с работой: она заскочила в какую-то забегаловку — это было уже в Мидтауне, — где обжигалась дешёвым кофе и ела сэндвич, пока подсевший к ней дёрганый типчик торопливо рассказывал ей что-то, наклонившись к самому уху. Рей, вдыхая запах пережаренного зерна, даже закрыл глаза, вслушиваясь: речь шла о скандале в крупной брокерской конторе. Не допив кофе, Энн достала блокнот.

Где бы она ни была, она напористо расспрашивала, внимательно слушала, строчила в этот самый блокнот. И Рей строчил не хуже, покрывая страницы неразборчивой скорописью.

Её интересовали скандалы и шумные истории. Пока после разговора с типчиком из брокерской конторы она приканчивала свой сэндвич, Рей подошёл к лотку на улице.

– Свежие выпуски главных газет города! Заявление избранного президента! Советский Союз объединяется с Китаем! Тайна двойного убийства на почве страсти разгадана в суде! Благотворительный фонд Шоу даёт сотне семей крышу над головой!

Рей взял свежий номер «Колл».

— А вчерашний есть? — спросил он. Газетчик посмотрел на него как на сумасшедшего:

— Всё ещё вчера утром раскупили, мистер.

Расплачиваясь, он поглядывал в окно-витрину забегаловки: Энн Фримен медленными глотками допивала кофе, а, допив, прижала тёплый стаканчик ко лбу, зевнула и закрыла глаза.

Рей воспользовался передышкой, чтобы полистать «Колл». В свежем номере нашлась статья авторства мисс Фримен — как раз о суде над убийцей, где в преддверии приговора рассказывалось всё, что известно о его драматической истории: по договорённости с любовницей он убил её мужа, а, когда оказалось, что она просто использовала его, убил и женщину. Душок у истории — и у статьи, — был тухловатый, но приятный для публики. Самое то почитать в обеденный перерыв.

Но до развязки Рей добраться не успел: вскочив и убрав блокнот в сумку, мисс Фримен ринулась дальше. На этот раз она направилась в полицейский участок, дождалась какого-то офицера и посидела с ним в другой забегаловке, мило улыбаясь и болтая.

В отличие от мисс Фримен, у Рея времени поесть не было, и к концу дня он, питавшийся только виски, кофе и сигаретами, оголодал и немного захмелел. К тому же, он начал несколько припадать на левую ногу и даже останавливался растереть колено. А неугомонная журналистка и не думала сбавить обороты.

Когда к вечеру она наконец-то отправилась домой и, поднявшись к себе, — в её окнах загорелся свет, — долго не выходила, Рей повеселел было и купил горячий сэндвич у лотка на улице. Но не успел он откусить кусок восхитительно тёплого хлеба, как свет в окнах погас, а вскоре и сама девица вышла на улицу.

Рей закатил глаза. Жевать пришлось на ходу.

На этот раз она была одета для вечера, а её путь лежал в фешенебельный район. Удивление Рея росло по мере того, как за окном автобуса дома становились всё чище и богаче, а в итоге, высадившись в Верхнем Ист-Сайде, мисс Фримен направилась к одному из особняков.

У въезда толпилась пресса, но на этот раз девушка и не думала ждать вместе с коллегами. Она прошла мимо охраны, которая пропустила её ко всеобщей зависти.

Заинтригованный, Рей подошёл поближе, потёрся немного в толпе и дёрнул одного из журналистов:

— А что здесь такое затевается?

— Ты что, из деревни приехал? — огрызнулся тот. — Шоу дают благотворительный вечер!

— Это те Шоу, которые дома строят?

Журналист закатил глаза и отвернулся, но его сосед, розовощёкий толстяк, оказался добрее:

— Да, это строительный магнат. А молодой Шоу руководит благотворительным фондом.

— Спасибо, — вежливо сказал Рей, и, когда толстяк отвернулся, быстрым движением снял со шляпы его злого коллеги журналистский пропуск.

Выбравшись из толпы, отойдя на десяток шагов и прикрепив бумажку к своей шляпе, он подошёл к дому с чёрного хода. Там тоже кипела жизнь: стояла порыкивающая мотором машина, то и дело кто-нибудь выбегал, что-то заносил. Чёрный официант торопливо выкурил сигарету и убежал обратно готовиться, выдохнув на ходу:

— Ну и запара, сестричка!

Эти слова были обращены к единственному человеку, который никуда не спешил: девушка в чёрном платье домашней прислуги тоже курила у дверей, наслаждаясь каждой затяжкой. Белая наколка очень шла к её тёмной коже и тщательно убранным смоляным волосам, из которых нет-нет да выбивалась упрямая кудрявая прядь, а строгое платье подчёркивало точёную фигурку с плавными изгибами. Рей невольно уставился на место, где талия переходило в пышное бедро, которое девушка чуть выставила вперёд, но вовремя опомнился.

— А ты почему никуда не бежишь? — дружелюбно спросил он.

— У меня сегодня последний день, — девушка усмехнулась. — Мне уже некуда спешить.

— А что так? — он остановился рядом и тоже достал сигареты — универсальное основание для того, чтобы стоять где угодно. Девушка покосилась на его шляпу и пожала плечами:

— Просто старику не понравилась моя работа. Так что чёрт знает, что теперь делать. — Она затянулась в последний раз и выбросила окурок.

— Вроде бы мой знакомый хотел взять новую официантку. Это в Саттон-плейс, такой тёмно-красный дом со ржавой лестницей. У меня контора прямо над ним.

— Из дома Шоу в официантки. Вот жизнь, а? — заметила девушка. — Но лишь бы какая работа была. Спасибо, мистер. А ты, наверное, тоже не просто так пришёл?

— Мне бы внутрь заглянуть.

Девушка задумчиво оглядела его и улыбнулась — между передними зубами у неё была щербинка, которая придавала ей хулиганского обаяния.

— Знаешь, а что я теряю? Пошли.

Дом Шоу был огромен — просторные коридоры, высокие потолки, комнаты, где хватало места для вальса, — но почему-то вызывал ощущение, будто ты заперт в тесной каморке и отчаянно задыхаешься. Возможно, дело было в бесчисленных массивных шкафах, витринах, кушетках, креслах, пуфиках, столиках, вазах, всё заполонивших собой. Повсюду были дерево, бархат и кожа, повсюду массивная, тяжёлая, душная дороговизна.

Большой холл с широким белым завитком ведущей на второй этаж лестницы был попроще, но и там стояли цветы в напольных вазах, столы с закусками, между группками гостей сновали официанты. Ходила и парочка журналистов, так что на Рея и значок на его шляпе никто не обратил внимания.

— А где хозяева? — шёпотом спросил Рей. Девушка кивнула на небольшой подиум, на котором красовался рояль. Возле него беседовали несколько мужчин.

— Тощий старикан — это Гарольд Шоу. Красавчик — его сын, Сидни. А с ними сенатор Ченти разговаривает.

Острые скулы, тонкий нос и откинутая назад голова придавали старому Шоу какой-то гордый и желчный вид. Губы недовольно кривились. Сонно полузакрытые глаза демонстрировали пренебрежение ко всему окружающему миру. Сидни Шоу совсем не походил на отца: светловолосый, широко и открыто улыбающийся, с энергичным разворотом широких плеч. Одет он был с иголочки, но ничего вычурного в нём не было. Сенатор, похожий на бульдога, с толстой сигарой в углу рта, что-то доказывал старому Шоу, упрямо наклонив широколобую голову, будто хотел его забодать.

А вот и Энн Фримен — она беседовала с коллегой-журналистом у стола с напитками.

— Лицо у тебя, конечно, не для такой вечеринки, — заметила девушка, на что Рей сказал только:

— Как тебя зовут?

— Нина, — он улыбнулся ей, и она заулыбалась в ответ. — Но не надо писать про меня в своей статье.

Она подхватила поднос с напитками, чтобы не казаться бездельничающей, и Рей охотно подхватил с него бокал.

— А кто эта женщина? — спросил он, когда к Шоу и их гостю ненадолго подошла молодая женщина с русыми, почти серебристыми волосами.

— Жена Сидни, миссис Филлис. — Голос Нины немного смягчился. Судя по всему, прежняя хозяйка ей была по душе.

В самом деле, миссис Шоу, которая перемещалась от одной группки гостей к другой, выглядела настоящей леди — ни единой складки на платье, ни один волосок не выбивается из причёски, осанка королевы, — но при этом её лицо с чуть рассеянным, близоруким взглядом было мягким, добрым. Рей посмотрел на неё с интересом, когда она поравнялась с журналисткой и сердечно поздоровалась с ней.

— А эта брюнетка? Знаешь что-то о ней?

— А, мисс Фидальго. Ну, или Фримен, как она себя любит называть. Мне кажется, она неподходящая знакомая для такой дамы, как миссис Филлис, но той виднее. Они задушевно дружили одно время, она отиралась тут каждый день. Потом вроде поостыли, но вот смотри — опять она здесь. А ты её не знаешь? Она ведь из ваших.

— Не из наших, — небрежно признался Рей. — На самом деле я частный детектив.

— У-у, — с любопытством протянула Нина, но он уже осушил свой бокал, поставил обратно на поднос и отправился гулять по залу.

Он кругами приближался к журналистке, но не преминул задержаться у стола с едой, взять тарелку и накидать на неё всё, на что упал глаз — какие-то крошечные сэндвичи, канапе на шпажках и прочие закуски, невразумительные после целого дня на ногах, но выбирать ему не приходилось. А затем, подобравшись так близко к Фримен, как только мог, занял наблюдательный пост возле колонны.

Уплетая сэндвичи, он следил, как его объект подходит к хозяевам дома. Сенатор, побеседовав со старшим Шоу, отошёл, его место заняла миссис Шоу, и они с молодым мужем перекинулись парой фраз, склонив головы друг к другу, почти касаясь друг друга лбами. Они казались влюблёнными, как в первый день медового месяца, а старый мистер Шоу с умилением смотрел на них, пока не подошла журналистка:

— Надеюсь, я вам не помешаю!

Сидни Шоу посмотрел на неё с царственным недоумением молодого льва. Кажется, он силился припомнить, кто она вообще такая.

— Простите, а мы...

— Вы, должно быть, не помните меня, — заулыбалась Фримен. Старый мистер Шоу каркнул:

— Как же, как же, помню, – но тоже пощёлкал пальцами, тщетно пытаясь вызвать в памяти имя. Журналистка нагло продолжила:

— Мне так приятно, что помните. Я ведь вами очень восхищаюсь. Какой прекрасный вечер, и такие результаты! Весь цвет города здесь. Так приятно, что и молодые люди заинтересованы в помощи бездомным, правда, мистер Шоу?

— Да, — солидно кивнул Шоу-старший. — Большая удача заманить... как бишь его?

Сидни охотно поддакнул отцу:

— Ланцетту. Он сделал большое пожертвование.

— Меня больше волнуют деятели искусств, — сладко улыбнулась Фримен. И её тон, и выражение лица усиленно намекали на что-то. – Я слышала, вы и вашего друга соблазнили на участие в вечере, — сказала она молодому Шоу. Его красивое, но простое лицо выражало лишь недоумение, которое теперь стало походить на туповатость:

— Которого?

— Ну как же. Он говорил, вы не разлей вода.

— Не понимаю, о чём вы, — с нарастающим раздражением начал он. — Что вы вообще себе...

Миссис Шоу мягко вмешалась:

— Да, творческие люди привлекают необходимое внимание к таким мероприятиям. Как я надеялась заполучить Хелен Хейс! Тем более она так любит Нью-Йорк и даже поучаствовала в сборе средств, но сегодня, увы, у неё спектакль. Энн, дорогая, ты видела «Грех Мадлен Клоде»?

— Нет, — ответила та странным тоном: будто была польщена и раздосадована одновременно.

— Я так плакала! Прекрасный фильм!

Разговор о кино стал набирать обороты, и мужчины вежливо откланялись.

Когда оба отошли, Фримен взяла миссис Шоу под руку, а та сказала с мягким упрёком:

— Ну и зачем ты пытаешься его куснуть?

— Просто он самодовольный индюк. Он тебя не заслуживает.

Рей наблюдал за происходящим с возрастающим интересом и не сразу заметил, что на сцене появился ещё один участник, и весьма колоритный.

Он был совершенно седым и совершенно слепым — молодой помощник вёл его под руку по залу, направляя руку, если он хотел что-то взять. Брюзгливо опущенные уголки губ подрагивали, взгляд побелевших зрачков был неподвижно вперен в пространство, ноги медленно подволакивались одна за другой. Но у этого человека до сих пор были плечи и руки кулачного бойца, а лицо, украшенное носом патриция, несло печать властного характера.

Несколько мгновений Рей смотрел на него молча, почти не дыша.

— Мистер Ричетти! — воскликнула Филлис и взяла старческую руку в свои ладони. Старик обернулся на голос и улыбнулся широкой, акульей улыбкой:

— Маленькая Филлис! А кто это с тобой?

— Энн Фримен, журналистка, — представила подругу миссис Шоу, и на лице Ричетти появилась презрительная гримаса. — Мистер Ричетти — большой друг моей семьи.

— Я слышала, вы известный филантроп, — вежливо сказала Фримен, потихоньку отступая назад.

— О да, он много пожертвовал на наш вечер. — Миссис Шоу похлопала старика по ладони, как какого-нибудь родного дядюшку. — Он замечательный человек. Непременно напиши о нём, Энн.

Ричетти вновь заулыбался, и журналистка тут же сказала:

— Конечно, но сейчас не буду вам мешать.

Молодая женщин продолжила дружескую беседу со слепым стариком, а Рей, как будто заколдованный сделал несколько шагов в их сторону.

Вокруг журчали разговоры, звенели бокалы, слышался смех, но взгляд Рея не отрывался от старика. Ричетти так поглотил его внимание, что, когда тот стал удаляться прочь, а миссис Шоу обернулась, он не успел отступить назад и слиться с толпой.

Их взгляды встретились. У Филлис Шоу были очень светлые голубые глаза, и вся она была как акварельный рисунок — светлая кожа, розовые губы, нежная линия шеи.

— Какой у вас шрам, — весело заметила она. — Очень брутально для журналиста.

Он коснулся пропуска на своей шляпе и с лёгкой задержкой улыбнулся в ответ:

— В нашей службе есть свои опасные стремнины.

— Вы знаете мистера Ричетти?

— Наслышан о его больших делах.

— Для меня он старый друг семьи, — предупредила она с трогательной доверчивостью. — Так что вы уж не пишите о нас чего-нибудь убийственного.

И засмеялась. Он усмехнулся в ответ:

— Если только про него.

Эти слова заставили её озадаченно нахмурить было брови, но больше они ничего не успели друг другу сказать: раздался назойливый звон вилки об стекло бокала.

Шоу-старший, дождавшись, пока разговоры стихнут и все головы повернутся к нему, откашлялся и сказал:

— Прошу вашего внимания на пару минут, леди и джентльмены. — Он обвёл толпу отрешённым взглядом сфинкса и заявил: — У Сидни есть для вас несколько слов.

Шоу-младший, кажется, немного растерялся, но под вежливые хлопки послушно поднялся на подиум к роялю.

— Прежде всего, я хочу от всей души поблагодарить...

Рей тут же перестал слушать. Пока Шоу рассказывал о благотворительных сборах, детектив предпочитал разглядывать гостей. Его взгляд наткнулся на Ричетти, внимательно слушающего речь, и тут же метнулся в сторону. Заприметил красавицу, с лёгким удивлением улыбнувшуюся ему и затянувшуюся сигаретой в длинном мундштуке. Скользнул по сенатору Ченти. Нашёл в толпе Энн Фримен, и тут...

— А теперь прошу вас поприветствовать почётного гостя нашего вечера. Он нашёл время в своём плотном графике, чтобы порадовать гостей нашего дома. И он не нуждается в отдельном представлении — мистер Чарльз Форже!

На этот раз аплодисменты были куда громче, многие взволнованно шептались. А Рей наблюдал, как на сцену выходит его клиент собственной персоной.

Во фраке он выглядел строже, а, когда сел за рояль, то его подвижное лицо застыло в маске сосредоточенного спокойствия, как у восточного идола. Но тем не менее не узнать в нём «мистера Джоли» было невозможно.

Рей достал портсигар и стал скручивать сигарету, наблюдая за тем, как его клиент, с привычным равнодушием приняв аплодисменты, легко касается клавиш и начинает играть.

Это была какая-то классическая, неторопливая мелодия, тёплая, сердечная, даже уютная. В ней было нечто бесконечно ностальгическое. Рей некоторое время слушал, не отвлекаясь даже на объект своей слежки. Он чем-то напоминал кобру, загипнотизированную флейтой, разве только не покачивался.

Наконец, опомнившись, он шёпотом спросил у Филлис Шоу:

— А кто это?

Та весело вскинула брови:

— Хороший же вы журналист!

— Я занимаюсь криминальной хроникой. Вся красота мимо проходит.

— Он очень популярный академический пианист. Даже сейчас собирает залы, а это кое о чём говорит.

Мягкая пьеса продолжала обволакивать зал, и через некоторое время Филлис Шоу спросила у мнимого журналиста:

— И как вам?

Рей дёрнул уголком рта и отрезал:

— Убаюкивает.

Она беззвучно рассмеялась:

— Должно быть, вы не созданы для Шопена.

Хотя Рей явно не хотел признаваться, что музыка ему понравилась, сенатора Ченти и старого Шоу она и в самом деле убаюкивала. Поэтому, когда после Шопена пианист перешёл на одну из новинок Бродвея, — танцевальную, но с оттенком романтичной тягучести, «День и ночь», она звучала из каждого приёмника, — многие оживились. Это вызвало у Форже короткую ехидную усмешку, но она быстро исчезла, а больше его лицо ничего не выдавало. На нём было лишь характерное выражение человека, делающего то, что он умеет очень хорошо — и любит своё дело. Только иногда он чуть подавался к клавишам или немного отстранялся, прищуривался и покачивал головой в такт на особенно красивых пассажах. Он был так увлечён пьесой, что, на счастье Рея, не поднимал глаза на публику, а когда всё же поднял пару раз, то смотрел на Сидни Шоу. Зато Энн Фримен обратила внимание на то, что с её подругой рядом стоит какой-то журналист. Рей поймал её недоумённый, а затем и ставший гневным взгляд и невозмутимо приподнял шляпу. Девушка резко отвернулась.

Бог весть что она подумала, но детектив сохранял внешнее спокойствие и лишь невольно покачивал головой в такт мелодии. На его лице мелькнуло сожаление, когда пьеса закончилась, но он не присоединился к бурным аплодисментам, только стал скручивать вторую самокрутку.

Раскуривая её, он наблюдал, как пианист и молодой Шоу общаются, стоя возле подиума. До него доносились лишь обрывки фраз:

— ...когда я пройду в конгресс.

— Удачи с этим.

— ...может, потом.

— Мы всегда рады тебя видеть...

— Я всегда рад помочь.

Зато он отлично видел, как вежливо и принуждённо они улыбаются. Рей с любопытством наблюдал за ними, пока новое появление не удивило его так, что заставило на шаг отступить.

— Да вы издеваетесь, — одними губами произнёс он.

Когда пианист отошёл к столу с напитками, — выпив бокал, он под градом комплиментов покинул вечер, и поражённый Рей совершенно упустил это из виду, — к Сидни Шоу подошёл молодой человек со светлыми, тщательно прилизанными волосами. Стройный, почти тонкий, в хорошо пошитом костюме, он казался тенью молодого Шоу. Он услужливо наклонился к нему, держа в руках папку с какими-то бумагами. Рей не слышал, о чём они говорили: голоса были тихими. Да он и не особенно пытался подслушать.

— К чёрту, — пробормотал он и стал медленно подбираться к двери для прислуги. Нина, собиравшая бокалы за гостями, заметила этот манёвр, и сделала удивлённую гримаску.

На сцене уже выступала певица с сильным, грудным голосом. В основном гости слушали её, и никто не заметил, как Рей идёт к выходу — ни молодой лев Шоу, ни его жена, ни секретарь, не поднимавший носа от бумаг. Никто, кроме человека, за которым Рей должен был следить.

Энн Фримен преградила ему дорогу у самого выхода и сказал очень тихо и очень чётко:

— Почему она сама не могла меня спросить? — Рей молча уставился на неё, и она сказала ещё напористей: — Зачем кого-то подсылать?

Рей быстро нашёлся:

— Это вы сами у неё узнаете, мэм. Или можете всё сказать мне, я ей в точности передам.

— Разбежался! — фыркнула журналистка. — С тобой я и за сто долларов говорить не буду. Передай ей: пусть приходит ко мне сама. – Она развернулась и ушла, цокая каблучками. Глаза у неё блеснули слишком влажно, когда она резко отворачивалась от Рея, прикусив губу и напряжённо обняв себя за плечи. Рей задумчиво проводил её взглядом, но, решив, что всё же пора сматываться, пошёл к выходу. Только сперва нашёл Нину взглядом, и вскоре девушка проскользнула в коридор следом за ним.

— Я твой должник, — сказал он.

— А, это было несложно. Но ты можешь угостить меня бокалом чего-нибудь, если подождёшь, пока я освобожусь.

Весь её вид был таким приглашающим, что Рей тут же согласился:

— Я сегодня весь день ждал женщину, могу и ещё подождать. А тут ещё и ожидание будет приятное.

— Договорились. Будь у чёрного хода. — Она снова с изяществом горностая проскользнула обратно в зал.