Глава 9. Илайн
Боль – временное явление, а вот совесть – постоянное.
Mood Monroe - Liar 🤔
Я так привыкла к запаху чрезмерной чистоты и антисептика, что даже в квартире слишком стерильно. Рука крепко сжимают пальцы самого дорогого человека, который есть у меня... Айзек настолько красив, что девушки и женщины уже засматриваются на веселого подростка, но грустного наедине. Знаете, что этот малыш подарил мне? Мальчик купил лучшие инструменты в моей жизни... Он заработал на них, выполняя различные заказы через ноут. Мне хотелось дать ему детство и разные возможности, которых нас лишили родители или обстоятельства... Сначала мама был счастливой, а папа – любящим... Потом женщина стала молчаливой и пьяной, а папа – злым и язвительным.
Мало веселых воспоминаний... Эш и Айзек были отрезаны из нашей семьи... Пока младший братишка спал, то в голову снова залезло нечто, что пытается найти Бьянка... Я искусственно заставляю поверить в то, что этого не было...
Илайн. 8 лет.
— Илайн, не бери эти дурацкие игрушки! — папа стал часто кричать и выглядеть так, будто бы ему больно.
— Но Эш любил этого Стича, а для Айзека... — опускаю голову, а пальцы крепко держат любимую игрушку старшего брата... Младший - совсем кроха...
— Не смей. Произносить. Их имена. Ты – единственный гребанный ребенок в этой семье, запомнила? — его палец стучит по моему виску. Сжимаю кулачок от гнева. Почему он перестал шутить со мной?
— Пап, а ты меня уже не любишь? Я что-то сделала? — и на секунду папуля останавливается. В его глазах грусть... Что случилось, па?
— Илайн... я... — и все проходит... Возвращается злость. — Ты оглохла? Быстрее, мать твою! — кривится, будто съел лимон. Он так смотрит... Я все еще люблю тебя, папочка... А передо мной захлопывается дверь... Ушел...
Мы переезжаем... Это 5 раз за... не знаю... Я не успевала полностью разобрать коробки... Эш и Айзек... Старший брат живет неподалеку, как и младший... Нам не разрешают жить вместе... странно, правда? Раньше все было хорошо, но что-то случилось. У нас теперь разные родители и фамилии... имена... Мне не нравится, что теперь не могу спать с Эшли... Он всегда обнимал и защищал от чудовища под кроватью... Брат отдал Стича, чтобы тот берег его Сью... Это я... Как-то посмотрели фильм про девочку с такими же волосами...
Иду на кухню и тихо прячусь за колонной, когда слышу папин злой голос и мамины слезы.
— Илайн не такая, как мальчики, Диего. Девочка не простит нас, понимаешь? То крохотное сердце возненавидит двух взрослых, а братьев оградит от боли. Ты знал, что наша дочь приоткрывала дверь, ожидая увидеть папу? А то, что малышка уже не просит помощи? Диего, Илайн закрылась, — хмурюсь, но не отступаю.
— А что мне делать, Мария? М-м-м? Скажи! Что? Убить пацанов? Лучше ножом или пушкой? А что с ней? Господи... Дорогая, может, она спасет всех нас? В этом же нет ничего такого, — совсем ничего не понятно...
— Не говори этого... Но не отталкивай ее и не думай о том, что он говорил, — что мне сделать, чтобы мы снова сидели и смеялись за столом? — Ты же так любишь нашу малышку, — улыбаюсь от того, что вспомнили обо мне... за долгое время...
— Мария, она – преграда, которая стоила нашей семьи, — хочется плакать, но не буду. Эш расстроится, а Аз... хорошо, что малыш только кушает и спит.
— Сколько тебе нужно повторить раз, чтобы самому в это поверить? — медленно иду к ним. Папа стоит над мамой, опираясь руками на стол, пока из ее глаз льется река.
— Я тоже не люблю тебя, папа. Больше не приходи вечером ко мне. Я не буду ждать. Ты говорил, что правду нужно говорить в лицо. Вы делаете мне больно, но не обижайте Эша и Айзека, — пусть не рассказывает сказки... хотя он уже давно не приходит... Слышу, как мама начинает рыдать, а я разворачиваюсь и выбегаю из дома...
Пересекаю двор и бегу по улице... Тапочки остались в том здании, а платье развивается на ветру... Камешки ранят ноги, но совсем не больно... Правда... Старший брат подует на них и скажет, что любит... Айзек будет и дальше храпеть в люльке... Он такой странный: спит да спит. Почему не с мамой? Он не говорит, не ест, не смеется и от него пахнет ванилью. Красивый и вкусный сахарок. Подбегаю к нужному дому и кулаками стучу.
— Илайн? — Эш стоит в шортах и футболке.
— Он ненавидит меня, — и брат сразу же обнимает, закрывая дверь одной рукой.
— Но я люблю тебя и Айзека, Сью, — и я плачу... Почему так? Родители других детей целуют их при встрече, а у меня... это делает храбрый Стич.
Понимание пришло с годами, но не отняло того ноющего чувства и слов, которые поселились в сердце слишком рано. Один ребенок заменил родителей мне, а сама же заменяю их и брата... Айзек – чувствительный и очень добрый. Мне нравится, что он похож на Эша... В зеленоглазом парне очень много искренности и нежности...
Пальцами глажу его короткие светлые волосы, а на щеках выступила легкая щетина, которую парень уже бреет... Брат повзрослел, но мягкий ко мне. У него есть шрамы... достаточно много... но они не сравнятся с тем, что пережил... Это он видел, как умерли родители... Это Айзек пытался помочь маме и папе, но они уже были мертвы... Это сын, волоча ночи, полз по влажному ночному асфальту, чтобы добраться к ним. Они любили его своей иной любовью, которая была известна мне, как деньги в долг.
— Будешь просыпаться, сахарок? — конечно, мы уже слишком взрослые для такого прозвища, но наедине братишка не жалуется. Никто не слышит вопроса, ведь пляшут только пальцы... Немая... Хочется шепнуть на ушко, но там лишь тишина. На телефон приходят письма от Давида, но я ставлю «режим полета».
— Ты приехала? — яркие зеленые глаза смотрят снизу, а его лицо трогает улыбка.
— Как ты, сахарок? — Айзек показывает белоснежные зубы, а потом застывает.
— Так, будто подвел тебя, и ты сделала что-то вынужденное, — да я бы даже продала душу...
— Глупыш, мне дали аванс, — улыбаюсь, а сама вспоминаю стыд и черные глаза.
— Останешься со мной на выходные? — его глаза слегка наполняются влагой из-за вины, которой совершенно не должно быть. Всегда.
— Каждые выходные, — подтягиваю кресло и сажусь на него, чтобы быть ближе к мелкому. — Я приготовила суп и сырные шарики, — хотела бы сделать еще больше, но пока не получается. Ах, Илайн...
— Я люблю тебя, — целую его в щеку и тянусь за стаканом. Мы сделали с Эшем вместе для Айзека. Он синий и с рисунком моря... Я свожу брата к соленой воде, а он будет прыгать по волнам... Без коляски и болей... Без стыда и человеческой жалости. Я пропустила встречу с Бьянкой, которая по-любому злится. Позже отправила ей сообщение, что не приду. Вот так. Пятница не была чем-то важным.
Сижу и смотрю, как брат уплетает еду. Подросток молчит об острых болях, которые преследуют его в каждом движении... Он однажды мне соврал... Чтобы я не тратила деньги на лекарство... Этот мир не заслуживает таких людей, поэтому и ломает их...
— Как клиника? — выпрямляюсь и складываю руки на столе.
— Довольно неплохо. Уже были операции, — взгляд теплеет от воспоминаний, когда Антонио расхваливал меня. А потом вспоминаю... Вся радость гаснет.
— Ты просто самая умная, Илайн, — вот же подлиза. Невзначай крадет еще один сырный шарик. — У меня есть кое-что для тебя. Возьми в шкафу на второй полочке сверху, — что это он придумал? Быстренько иду и перерываю все, что было там. — Господи, не спеши, — смеется брат или фыркает. Под одеждой лежит билет. Глазами пробегаю по нему, а потом хватаю его и прижимаю к сердцу. Резко поворачиваюсь к Айзеку.
— Как? Я пыталась, но их разобрали, — пальцы путаются, но брат понимает.
— 4 дня назад кто-то сдал его, поэтому сразу же купил, — твою ж... Это билет на выступление моей любимой пианистки... блин... настоящая Марта Аргерих...
— Задушу, — так хочется громко засмеяться, но сразу бегу к брату, чтобы обнимать. Блин, аккуратно, Илайн... А вот Айзек хохочет, пока покрываю поцелуями его лицо. Обожаю. Обожаю. Обожаю. Это будет в Милане. Уже представляю, как сижу и восхищаюсь.
— Как-нибудь свожу тебя лично, — обещание. Верю, Аз.
— Я знаю, сахарок, и очень жду этого момента, — только ночью возвращаю телефон в нормальное состояние и вижу кучу сообщений. На часах 3 часа, а я не могу уснуть. Брат давно посапывает, но лишь после таблеток. У нас не так много времени, чтобы побыть вместе... Утром прогуляемся по набережной и покушаем что-то вкусное... Листаю десятки сообщений...
«Илайн, что-то случилось?», «Нельзя пропускать терапию», «Позвони потом по видеокамере». Это все было от Бьянки. Давид тоже, но я написала, что все хорошо и просто отдыхаю. Больше всего удивило послание от одного незнакомого номера, который я не подписала. Хотя... «Идиот», «Ненормальный», «Псих», «Дьявол», «Орущий мужик». Какое лучше? Каэтани...
«Прости, Джулия»
Стало так неловко, будто бы подсмотрела личное... Отвечать не буду... Мне кое-что известно... О нем говорят, как о полном безумце и самом неконтролируемом человеке, что убил невесту. Да, это коснулось и моих ушей... Сколько бы не гуглили имя этого мужчины, то показывало одно и то же... Богатый и властный, известный и завидный холостяк... уже некоторое время не было плохих новостей или то, что он убивает людей... Всю грязь быстро отскребли из газет, сайтов и Интернета... Все, что было написано – забыто... Хочется выкинуть чертов бред из головы на выходные... Именно это и сделала.
Мы с Айзеком провели все время вдвоем: кафе, кино, прогулки, фильмы, разговоры, готовка, воспоминания и смех... Я живу лишь с ним, а в остальное время – лгу.
Мой рейс был на 9 вечера, поэтому к 12 только попала в квартиру. Я солгу, если скажу, что чувствую себя в безопасности. Не-е-е-е-ет... Над моей головой навис Дамоклов меч. В любую секунду он может приземлиться на тонкую шею и отрубить кудрявую голову. Ладно. Устало прусь в душ и просто стою под струями воды... Заворачиваюсь в полотенце и иду в спальню...
На моей кровати лежит огромное тело... Какого хрена тут произошло? Ладно, натягиваю футболку, пока кто-то слишком крепко спит, а следом – лосины. Поправляю волосы и слышу хрип. Резко поворачиваюсь и вижу, как мускулистое тело содрогается и дергается, а голова запрокидывается. Твою ж мать. Подбегаю к Себастьяну и ужасаюсь, потому что его глаза закатаны, а тело неистово выгибается. Блядь! Все мои эмоции падают к нулю и начинается профессия. Мужчина не может дышать, потому что его язык западает в горло. Каэтани под наркотой. Огромной дозой. Переворачиваю светловолосого гиганта на бок, при этом освобождая его дыхательные пути. У него начинается рвота, но Себастьян вообще не приходит в себя... Легко пускаю шлепок по лицу, но черные глаза очень расширены и блуждают под веками... Блядь. Почему именно со мной, в этой квартире и сейчас? Его тошнит и тошнит, а мне остается лишь держать липкое тело, которое освобождается от дерьма. Изящные пальцы крепко сжимают мою футболку, держась за последний якорь. Зачем мне его спасать? Если... если... он умрет... стало бы миру лучше? И многим другим... Илайн! Ты давала клятву спасать людей! Черт бы тебя побрал, Дьявол! Ненавижу!
Следующие часы проходят за тем, что приглядываю за наркоманом, который чуть не подох от передозировки. На нем еще пятничная одежда. Сколько он тусуется в тупой квартире? Мне пришлось убирать все то, что оставил после себя великий Босс... Этот человек кидал мне деньги на пол, а я убираю его рвоту. Заебись. После приступа делаю ему капельницу, но мужик крепко спит. Рядом с кроватью стоят пустые бутылки дорогого виски, а в карманах нашла пакетики с белой хренью. Забираю их себе, а потом нахожу таблетки... Я знаю их... Неужели... Пиздец. Вот поэтому у него такие перепады настроения и вспышки гнева. Что мне делать? У меня есть выбор, но... засовываю назад в карман и просто сделаю вид, что не знаю...
Мои силы на исходе, поэтому сажусь возле кровати, мониторя его состояние. Глаза не фокусируются... Сколько прошло? Часа 4... Скоро на работу, блядь. Голова периодически дергается, потому что засыпаю... Не сдаюсь до 5, пока не заканчиваю вливать в него «живительную силу». А потом на секунду кладу голову на постель. В этот момент тяжелая рука хватает мою, которая валяется неподалеку, и переплетает наши пальцы.
— Джулия, не оставляй меня... — шепот... Боюсь... Я ведь даже говорить не могу... Открываю рот и хочу сказать слово, но вырывается лишь пустой воздух. Немая и жалкая... — Я люблю тебя, — тянусь другой ладонью к светлым волосам, чтобы забрать груз и подарить надежду, но в сантиметре от них застываю и одергиваю себя. Я сделала то, что должен врач. Остальное – не моя забота. Вырываю пальцы из сильной хватки, а его лицо искажается в гримасе боли. Мне бы хотелось сделать тебе больнее. Отхожу от него, будто увидела реальную картинку происходящего. Плетусь на кухню, где делаю сраный суп, чтобы ублюдок пожрал потом. Эш, прости... это ты меня научил доброте...
«Сью, люди всегда будут делать плохие вещи, но это не значит, что их поступки правдивы и искренни. Покажи свою доброту, чтобы им стало стыдно...»
Спать осталось полтора часа. Идеально. Захожу в спальню и вижу мужчину, который лежит с голым торсом. Мне пришлось снять одежду, чтобы тот не задохнулся. Подхожу ближе и рассматриваю непонятные узоры и слова, которых очень много. Чрезмерное количество черного цвета и мало пустоты... Плевать. Сажусь в уголочек комнаты, в креселко, подтягиваю ноги к груди и тихонько плачу. Сила? Иссякла... А всего лишь прошла неделя... Задираю футболку и смотрю на свою бок, где вертикально расположены надписи... Цитаты... Его... Моя семья... Правый бок усеян словами, которые зашифрованы... Самая короткая, но главная. Она – заглавие всего. 1 19 8 – код моей боли. Три цифры, что вмещают в себя целый мир.
От размышлений вырубаюсь и знаю, что скоро прозвенит будильник. Меня будит не противный звук музыки, а чьи-то руки, которые пытаются проскользнуть под спину и коленки. Я так хочу спать, но открываю глаза и вижу серое лицо мудилы, который кажется... добрым... Это сон... У него ведь не черные глаза, а карие... В левом глазу есть зеленый островок. Малюсенький.
— Ничего не говори, твои глаза показывают презрение, — но это не так... Я пыталась умереть, выпив таблетки... У каждого из нас были черные пятна и дыры в прошлом, что нас сломало... Мне и вправду жаль его, но это не важно...
— Выглядишь хреново, — отпускаю фразу, лениво махая руками. Он кладет меня на кровать, где лежал сам. Ночью даже смогла поменять постельное... Пришлось его крутить как неваляшку.
— Спасибо, девушка с глазами леса, — ого... Зеваю и скручиваюсь в бублик... Ой, работа... Уже поднимаю руки, чтобы начать сопротивление, но теплые ладони перехватывают их и прячут под одеяло, укутывая меня. — У тебя выходной, Илайн, — хочу спать... Где-то далеко уже слышно закрывающуюся дверь... Ушел... Можно расслабиться. Запах постельного белья был пропитан горькими духами, как и он сам...
И даже во сне меня терзали мысли... Не мог же мужчина, который просит прощения, искренне желает остаться с человеком – убить? Ты же не убивал, Каэтани? Его жизнь также наполнена ложью... Например, мной?