14
Уже около получаса сидела Энатрия в комнате Элора. Девушка даже не притронулась к еде. Стражи давно ушли, оставив её одну. Ни о чём определённом думать Энатрия не могла. Она столько выстрадала за эту ночь, что теперь в её уставшей душе царила пустота. Девушке хотелось одного – смерти. Для неё больше не существовало ни времени, ни цели. Энатрии казалось, что это конец и стремиться к чему-то не имеет смысла. Так, глядя в одну точку, просидела она ещё некоторое время.
Наконец дверь бесшумно приоткрылась, и на пороге показался Элор.
- Из-за чего ты страдаешь? Ведь тебе ничего не грозит. Неужели ты способна принимать так близко к сердцу переживания других людей?
Энатрия подняла голову и удивлённо посмотрела на него.
- Я не могу испытывать к человеку, не понимающему таких вещей, иного чувства, кроме жалости, - проговорила она.
- Прекрасное начало! – холодно сказал Элор. – Я не нуждаюсь в жалости.
Энатрия с интересом оглядела его с головы до ног.
- У тебя сильная душа, но слишком жестокая. Хотя должно пройти немало времени, прежде чем ты станешь таким, как твой отец. Но ты несчастлив, Элор. Даже не пытайся отрицать. Признайся, тебе часто бывает холодно и одиноко.
Они помолчали. Внезапно Энатрия спросила:
- Твоя мать рано умерла? Это очень заметно. Ты не знаешь, что такое любовь, дружба и ласка. Поверь, рано или поздно без этих чувств любое сердце превратится в камень. Но тогда и жить незачем. Ведь все радости, всё счастье будет навсегда утеряно.
- Я думаю, не стоит мне читать нравоучения, - высокомерно заметил юноша, постаравшийся за гордым тоном скрыть, как глубоко его тронули слова девушки, вызвавшие из глубины лет образ матери – единственное тёплое воспоминание.
Энатрия не ответила. Через некоторое время Элор нарушил молчание.
- Ты голодна. Поешь.
- Нет, спасибо. Я не хочу принимать знаки внимания, которых лишены мои друзья.
Снова наступила тишина. Элор, впервые очутившись в такой ситуации, обдумывал, как ему всё-таки вести себя с дерзкой девчонкой, не боявшейся ему перечить. Энатрию же её мысли унесли совсем в ином направлении. Девушка чувствовала, что в сердце юноши что-то перевернулось.
"Может быть, ещё не поздно, - думала она. – Может, я способна помочь и ему, и себе? Если что-то толкнуло его отнестись с добром ко мне, может, оно пробудит в нём большее?"
В сознании Энатрии сверкнул проблеск надежды, что она сможет повлиять на Элора и этим помочь друзьям. Девушка решилась. Она подошла к богато уставленному столу, взяла яблоко и спросила:
- Ваше высочество, скажите, зачем меня сюда привели?
- А почему вдруг так вежливо и на "вы"? – удивлённо воскликнул юноша.
- Вы не даёте себе труда соблюдать грань приличия. И всё же, могу я услышать ответ на свой вопрос?
- Среди этих рабов даже поговорить не с кем. Мне было скучно.
Во взгляде Энатрии скользнуло недоверие.
"Так я и поверила твоей хитрой ухмылке! – подумала она. – Но всё же мой план остаётся в силе, и я буду следовать ему".
Вновь воцарилось молчание. Энатрия никак не могла найти тему для разговора, а Элор никак не мог решить, какую линию поведения ему избрать. Он не понимал внезапной перемены её тона и настроения, не мог предсказать её дальнейших действий и, чувствуя себя беспомощным, абсолютно растерялся.
Наконец Энатрия сказала:
- Дружба – не пустой звук. Ты после поймёшь. Но, наверное, Элор, тебе будет интересно узнать историю нашего похода.
- Насчёт "интересно" – не знаю, но послушать можно. Рассказывай.
Энатрию задел этот тон, но, ни на миг не забывая о своей цели, девушка сделала вид, что не замечает пренебрежения, и начала рассказ.
В начале её повествования Элор лишь качал головой, иногда прерывая принцессу словами:
- Это невозможно! Сказки! Каждый должен думать о собственных интересах, а если будет блюсти чужие, не достигнет ничего для себя.
- Неправда, Элор, - ответила Энатрия, - без любви и дружбы жизнь – чёрно-белое пятно, - и она продолжила рассказ.
Так прошла неделя. Элор почти не отходил от неё. Сначала он требовал от девушки непрерывного внимания к своей особе и вовсе не собирался дарить его сам. Юноша держался холодно и гордо, как господин. Энатрия терпела, много рассказывала ему о доме, матери, дружбе и всё вновь и вновь о походе. Со временем она стала замечать мягкость в его глазах и голосе и грусть, иногда сквозившую в словах. Тогда девушка окружила Элора самой нежной и тёплой заботой.
Вскоре Энатрия стала понимать, что нужна ему. И в эти мгновения в её сердце проснулось чувство, незнакомое ей до этих пор. Нежная, горячая привязанность к человеку, для которого она была чем-то гораздо большим, чем просто друг. Во время долгих прогулок по саду, верховой езды, обедов и просто ничем не занятых часов они оба ощущали странную гармонию, навевавшую душевный покой. Юноша никогда и ни в чём не отказывал ей, кроме одного единственного раза.
- Элор, - спросила Энатрия, глядя ему в глаза, - могу я увидеть друзей?
- Нет. Если отец об этом узнает, он тебя убьёт, и даже я ничего сделать не смогу.
Энатрия вздохнула и промолчала. С тех самых пор, как девушка покинула спутников, она не услышала о них ни слова. А Элор становился всё задумчивее. Об отряде он знал многое. И это многое заставило его придумать план, о котором он ничего никому не сказал.