Я знаю больше
Кабинет был строгим, почти аскетичным — бетон, металл, тишина. На стенах — карта с отмеченными зонами влияния и электронный планшет на проекционном стекле. Элис сидела за столом в тёмной рубашке, поверх — классический тёмный пиджак. Её ногти постукивали по папке с данными — она изучала поставки из Марселя.
Перед ней два поставщика, молодые, старающиеся не встречаться с ней взглядом. Один судорожно поправил галстук. Второй лишь сглатывал воздух, боясь перебить её молчание.
— Доставка будет в ночь на понедельник, — наконец выдавил один из них. — Через порт. Документы оформлены.
Элис коротко кивнула.
— Таможню ты сам прикроешь. Я не буду тратить на это свои ресурсы.
— Конечно... — он попытался улыбнуться, но тут дверь распахнулась с резким металлическим щелчком.
Вошёл Дюк.
Резкий, как порыв ледяного воздуха. В чёрной водолазке и кобуре на боку. Он не произнёс ни слова — лишь посмотрел на Элис и едва заметно кивнул. Она, не отрывая взгляда, повернулась к своим гостям:
— Всё. Вы свободны.
Мужчины выбегают почти спиной вперёд, дверь захлопывается.
Пауза. Дюк смотрит на неё. Она — спокойно откидывается на спинку кресла, закидывает ногу на ногу.
— Ты знала?
— Вижу твои источники работают на отлично и часа не прошло с нашего свидания на стрельбище, — с лёгкой усмешкой. — Он появился из ниоткуда, предложил спор, пустил кровь одному из своих людей — в общем, ничего необычного.
Дюк хмурится.
— Это не шутка, Элис.
— Я не смеюсь.
Он подходит ближе, будто сдерживая внутреннюю тревогу.
— Он не должен был появиться. Ни в этом городе. Ни в этой жизни. После того, никто не думал, что он вообще вернётся.
Она смотрит на него спокойно.
— Он не должен был появиться.
Дюк стоял, словно охотник, почуявший, что зверь вернулся — но не в клетке, а рядом.
— После того случая... все были уверены: его отец не позволит. Ни при каких условиях.
Элис не отводила взгляда.
— Были уверены? Или просто надеялись?
— Он исчез. Был вычеркнут. Как предупреждение. Даже имя его не произносили — только шёпотом.
— А теперь входит, как хозяин, — сухо.
— Ты понимаешь, что это значит?
— Я понимаю, — холодно. — Что кто-то разрешил ему вернуться. Вопреки. Или что хуже... он стал сильнее, чем те, кто его удерживали.
Дюк сжал пальцы в кулак, но не опустил взгляд.
— Элис... тогда никто не видел, что произошло. И никто не захотел видеть. Это было достаточно.
Она бросила:
— Никто не видел — значит, никто не может доказать.
Он шагнул ближе:
— Никто не видел, как он вышел один.
— И никто не видел, что он сделал, чтобы выйти.
— Но ты знаешь, на что он способен.
— Знаю. — Она поднимается. — И именно поэтому он мне нужен.
Дюк вскидывается:
— Чёрт возьми, нужен? Ты вообще понимаешь, что говоришь?!
Элис подходит к столу ближе.
Холодно, жёстко, почти шепчет:
— Пока он считает, что ведёт — я позволяю ему это. Это выгодно. Я не собираюсь бросаться ему в руки, но и отталкивать не стану. Пока это работает на меня.
— Тебе стоит поговорить с Марко, — упрямо выдыхает Дюк. — Это решение, которое должен принимать Дон.
Элис резко оборачивается. В голосе — угроза:
— Нет.
— Почему?
— Потому что он знает, где я. Он пришёл сюда, через всю охрану. И никто его не остановил. Он не спросил разрешения. Не поцеловал кольцо. Он просто появился.
И что он увидел?
Ни одного выстрела. Ни одного возражения.
Он знает, чего стоит.
И если он узнает, что мой отец не в загранице, а в тюрьме, — начнётся охота. Не со стороны него. Со стороны всех остальных.
— Ты думаешь, он не следит?
— Я уверена, что следит. И, возможно, не только он.
Пауза.
— Значит... ты готова рискнуть?
— Я готова сыграть в его игру. Пока мне это выгодно. Пока его страх внушает молчание тем, кто уже потянулся к нашей крови.
А если он решит, что может затянуть петлю — я разверну её на его шее.
Он думает, что приближается ко мне.
А на самом деле — я подбираю его к себе.
Тишина. В этом взгляде — не юность. Там был приговор.
Дюк сжимает челюсть.
— Ты становишься слишком похожа на Марко.
Элис чуть улыбнулась — без радости.
— Надеюсь, в нужных местах.
В это же время, на другом конце города, трое парней жили совсем другим настроением. В маленькой комнате с выцветшими стенами и потрёпанной мебелью царила неожиданная, почти домашняя тишина. Она не была глухой или тревожной — наоборот. Тишина принятия. Тишина, в которой не нужно притворяться.
Нолан и Матео с первых минут нашли общий язык. Несмотря на то, что Матео только появился, а сам был насторожен, будто дикое животное, не знавшее ласки, с Ноланом ему почему-то было спокойно. Тот не давил, не лез с расспросами. Просто рассказывал. Об ожогах, которые нужно охлаждать не водой, а специальным гелем. О ранах, которые нельзя зашивать, если в них осталась пыль или одежда. О кровотечении, которое надо останавливать не силой, а пониманием.
Нолан не учился в академиях. Всё, что он знал, проходил на живых людях. На своих. Потому что скорпиды не ходят в больницы. Больницы — это свет, а свет — это риск. Медкарта может стоить жизни. Поэтому у них были свои. И он учился быть именно таким — своим. Чтобы однажды стать тем, кто спасёт кого-то из них.
Матео слушал. Он почти ничего не понимал, но слушал. Потому что знал: в этом мире, где тебя могут убить за взгляд, знать, как перевязать друга, — это почти святое.
Ники — полная противоположность. Внешне — хаос. Поведение — как у уличного лиса: хитрый, быстроватый, слишком резкий. Но он был хакером. Не школьным гением, а настоящим бойцом виртуального фронта. Он ломал замки, коды, серверы. И всё это — для клана. Для тех, кто рядом. Даже если не показывает это.
С первого взгляда Матео понял: к этим двоим относятся иначе. Больше свободы. Меньше правил. Другой воздух. И он долго не решался задать вопрос, который всё крутился в голове. А потом, набравшись смелости, выдохнул:
— Эм... можно... кое-что?
Нолан поднял взгляд, мягко улыбнувшись. А Ники, не отрываясь от своей игры, будто не услышал.
— Вы... ну, точнее, он, — Матео кивнул на Ники, — как будто... не подчиняетесь правилам. Ни форма, ни график. И вы ещё... слишком...
— Молодые? — усмехнулся Ники, встал и подошёл ближе.
Он бросил свою консоль на кровать, схватил кресло и сел на него задом наперёд, облокотившись грудью на спинку.
— Потому что мы не работники. Мы — скорпиды.
Матео замер.
— Я думал... Скорпиды и есть работники.
— Скорпиды — это не работа. Это... клятва. Это когда ты не наёмник, а часть. Как кость в теле. Как тень за спиной. Мы не по контракту здесь. Мы — изнутри, — сказал Нолан тихо.
— Наш отец был рядом с Доном. До самого конца. Когда его не стало, нас хотели выбросить. В приют или в канализацию — что почти одно и то же. У скорпидов нет семей. Дети — это слабость, о которой не говорят.
— Но Дон не позволил, — перебил Ники. — Он провёл нас как "внутренний актив". Не как детей, а как будущее. Нас не оформили как сирот. Нас признали частью.
— Поэтому у нас свои комнаты. Свой режим. Свой выбор — будь то одежда или дело, — Нолан говорил спокойно, но в его голосе сквозило уважение. И благодарность. — Единственное правило — верность. Всё остальное вторично.
— Мы не носим форму, потому что это не броня. Верность не на ткани, — добавил Ники и посмотрел на Матео серьёзно. — Здесь не спрашивают: «Кто ты?» — спрашивают: «Будешь ли ты рядом, когда будет нужно?»
Матео выдохнул. Где-то внутри стало теплее. Он никогда не слышал таких слов. Не про честь. Не про узы. Не про семью, которую не выбираешь, но которую оберегаешь как сердце.
— Спасибо... — прошептал он, почти себе под нос.
Нолан кивнул, будто понимал, что это было не просто слово.
А Ники, уже отойдя к своей кровати, бросил через плечо:
— Здесь своих не бросают. Даже если они вчера были чужими.
⸻
Элис уже успела переодеться. Чёрное платье от Chanel сидело на ней так, будто было соткано по коже. Элегантный силуэт не выдавал ни малейшего намёка на то, что её присутствие связано с чем-то, кроме высокой моды и хорошего вкуса. На шее — тончайшее, почти невидимое ожерелье с безупречным бриллиантом. Скромный акцент на изящество, не вульгарность. Единственное, что выдавало контраст — это пара десятков скорпидов, шагавших позади.
Во главе — Дюк и Тейлор. Оба — в безупречных костюмах, каждый стянутый временем и долгом. Слаженные, как механизм, острые, как лезвие. Они не были охраной. Они были предупреждением.
Машины высшего класса, приглушённые фары, мягкие силуэты в ночной дымке. Всё двигалось без спешки — точно и решительно.
Время приближалось к полуночи, когда кортеж свернул с освещённых улиц и въехал на частную территорию — один из чёрных входов в элитный клуб, куда даже шёпотом попасть было проблемой.
На крышах соседних зданий уже заняли позиции снайперы — затаившиеся силуэты с оптикой, готовые не к сценам, а к войне. Хакеры подключились к системе камер — каждая дверь, каждый коридор, каждый миг контролировался. Никто не должен был знать, что она здесь. Но если узнают — они не уйдут.
Когда Элис, Тейлор и Дюк подошли к входу, охрана отступила почти мгновенно. Ни вопросов, ни сомнений — лишь короткие взгляды, полные понимания, кто пересёк их порог.
Минимум людей, максимум напряжения. Идеально рассчитанный состав — трое внутри, армия — снаружи.
Тишина клуба встретила их приглушённой музыкой, бархатным светом и подземным давлением власти, которая не нуждается в афишировании.
Элис шагала первой. Ни страха, ни эмоций. Лишь шаги — как выстрелы каблуков по мрамору.
Позади Тейлор — тень в человеческом обличье.
И Дюк — ледяной рассудок, что всегда идёт рядом с огнём.
Сегодня — не вечер встречи. Сегодня — проверка.
И в этом городе, где на костях построены клубы, они были не гостями. Они были напоминанием.
⸻
За массивной дверью кабинета царила тишина, будто сам воздух боялся шевельнуться. Просторное помещение тонуло в полумраке: изысканная, но давно утратившая вкус роскошь. Шторы из тяжёлого бархата, мебель ручной работы, стол из чёрного дерева с вкраплениями золота. Всё выглядело дорого. И всё — мерзко.
За столом сидел он — Хан Сонг Хи, известный в тени как "Серый поставщик". Среднего роста, но с массивным, рыхлым телом, которое, казалось, излучало вонь жирного самодовольства. Лицо — как слизень, заползший в человеческую оболочку: лоснящееся, с маленькими, прищуренными глазками, вечно щурящимися от злорадства. Маленькие губы плотно сомкнуты, но каждый раз, когда он их разжимал, хотелось заткнуть уши и забыть, что у тебя есть глаза.
Пот катился по его вискам, но он не вытирался — как будто наслаждался своим собственным запахом. На пальцах — кольца с изумрудами, грязными, как будто ворованными из старой короны. Он поправил свой расстёгнутый воротник, обнажая влажную шею, где золото врезалось в жир.
Когда вошла Элис, он откинулся в кресле и облизал губы, как будто в комнате не женщина, а блюдо в дорогом ресторане.
Дверь в кабинет закрылась за ними мягким щелчком. В воздухе повисла тяжёлая смесь дорогих сигар, пота и старого виски. Свет приглушённый, как будто сам не хотел видеть того, кто сидел за столом. Он не встал. Конечно, нет. Лишь пошевелил пальцами, обвешанными кольцами, как будто решал, с какого начать спектакль.
Кабинет, в котором они оказались, больше походил на пьесу о безвкусице: позолоченные статуэтки, красное дерево, ковры с узорами, в которых терялось зрение. За массивным столом — Хан Сонг Хи, толстый, сально потеющий, с лицом, словно размазанным по щекам. Он даже не встал, лишь расплылся в «улыбке», будто разглядывая витрину, а не людей.
— Значит, правда? — потянул он, с видом змея, который только что услышал о чужом падении. — Сеньор Гонсалес теперь за границей...
Он хмыкнул, но не успел договорить.
— Для тебя он — Дон, — жёстко перебил Дюк.
Голос был спокоен, но за этим спокойствием затаился стальной нож, воткнутый меж рёбер.
Мгновение — и в воздухе стало гуще.
Хан замер, а затем, будто решив, что надо «смягчить» обстановку, повёл плечами и перевёл взгляд на Элис. Его глаза блеснули мерзким восхищением.
— А ты... с каждым разом выглядишь всё сногсшибательнее. — протянул он, лениво облизывая губу. — Знаешь, Элис, если ты просто попросишь, я могу отдать всё, что у меня есть, даже без подписей. Без бумаги. Только ты — и я...
Он хлопнул руками, ухмыляясь так, будто сказал что-то обаятельное.
В комнате повисла гробовая тишина. Даже кондиционер замер.
Элис не сдвинулась с места. Её губы чуть тронула улыбка — хищная, как у пантеры, заметившей добычу.
— Может, мне пристрелить твой похотливый язык твоим же орудием? — мягко произнесла она, словно обсуждая марку вина. — У меня, кстати, всё ещё осталась одна игрушка с прошлой поставки.
Она говорила без злобы.
Без агрессии.
С такой ледяной вежливостью, что у Хана по позвоночнику пробежала дрожь.
Он засмеялся. Нервно, гнусно, слишком громко.
— Вот за это я тебя и уважаю... — прохрипел он, глядя в стол.
Тейлор даже не моргнул, но стоял так, будто в следующий момент — Хан исчезнет.
Дюк чуть кивнул — и сел, показывая: пора говорить о деле.
А Хан уже точно понял:
Флиртовать с Элис — это не попытка соблазнить королеву.
Это шанс — почувствовать, как она выбирает тебе могилу.
⸻
Хан, тяжело отдуваясь, вытянул из ящика стола папку, как будто вручал что-то величественное. Он медленно протянул её через стол, глядя не на Дюка, не на Тейлора — только на Элис. Как коллекционер, уверенный, что только он знает ценность своего «предложения».
— Только взгляни, — сказал он, медленно облизывая губу. — Особые условия. Для... особой гостьи.
Элис не изменилась в лице ни на долю секунды.
Открыла папку.
Глаза скользнули по документам. Чётко, быстро.
Она не листала — она считывала, как разведчик секретный код.
Взгляд на секунду остановился. Уголки губ чуть дрогнули.
Контракт.
Цена — двенадцать вместо шести.
Попытка навариться на том, что пришла не железная рука Марко Гонсалеса, а его дочь.
Она ничего не сказала.
Просто аккуратно закрыла папку и с тем же ленивым, даже насмешливым выражением лица передала её Дюку.
Дюк взял. Раскрыл. Один взгляд.
Брови чуть приподнялись.
И, несмотря на самообладание, он тихо цокнул языком.
— Угу. Значит, думаешь, если вместо Марко пришла Элис — можно устроить себе отпуск в Монте-Карло на нашей сделке? — тихо бросил он, но взгляда на Хана не удостоил — смотрел на неё, ожидая её реакции.
Элис всё ещё смотрела на Хана.
Спокойно. Хищно.
Будто позволяла ему самому копать себе яму — из интереса, не из мести.
— Ты уверен, что это цена за оружие... а не за свой похоронный венок? — мягко спросила она, склонив голову чуть вбок.
На мгновение комната замерла. Даже Хан замер.
А потом она откинулась на спинку кресла.
— Читай дальше, Дюк, — сказала она спокойно. — Уверена, наш «друг» внизу припрятал ещё пару сюрпризов. Я люблю, когда всё на столе.
Хан попытался снова улыбнуться, но уже знал — игра, которую он начал, будет закопана вместе с ним, если он не сыграет по её правилам.
⸻
Она подошла ближе.
Тихо.
Медленно.
Как будто шаги сами решали — стоит ли ему жить дальше.
Затем — с той же ленивой, небрежной грацией — протянула конверт через стол.
— Может... я заплачу по-другому? — её голос был как бархат с лезвием под ним.
И в этот момент Хан выдал себя. Глаза засветились похотливым блеском. Губы дёрнулись в предвкушении.
Он подумал, что выиграл.
Она подошла ближе.
Хан сидел, как в обмороке, глядя на неё, пытаясь совладать с нервами. Он понял, что это не просто угроза. Элис вела игру по своим правилам — и её план уже вступил в силу. Попытки снизить цену, замять дело, надавить или разжалобить — больше ничего не значили.
Она подошла к столу медленно, шаг за шагом. Её движения были размеренными, спокойными — как у охотника, у которого жертва уже не может сбежать. Он попытался сохранить хладнокровие, но внутри сердце билось с грохотом. Особенно когда она протянула ему конверт.
Он не сразу понял, что там. Внешне он пытался улыбнуться, сделать вид, будто всё ещё может вести переговоры.
— Шесть, — выдохнул он, слабо улыбаясь. — Шесть, как раньше. Даже... даже пять с половиной, если хочешь. В честь первой встречи. Элис, давай не будем...
Она уже не смотрела на него. Смотрела куда-то мимо — как будто ей наскучило всё это.
— Уже неинтересно, Хан, — произнесла она мягко, почти безразлично. — Ты сам всё испортил. И сделку... и цену.
Он сглотнул.
— Я могу... я верну всё на круги своя. Пожалуйста. Только не...
Она не дала договорить, спокойно качнув головой.
— У меня двенадцать снимков, — сказала она, глядя в сторону. — Могла бы забрать на двенадцать миллионов. По миллиону за каждый. Но, знаешь... думаю, мне хватит десяти. Остальные две пусть выкупит твоя жена. Или её отец.
Он открыл конверт и его лицо побледнело. Фотографии. Откровенные, беспощадные. Он узнал ту женщину — ту, которую так прятал, как будто можно было навсегда скрыть прошлое. Но теперь оно смотрело на него с каждого снимка. И не только на него — оно грозило разрушить его семью, его бизнес... и, самое главное, отношения с тестем.
— Ты думал, я не знаю? — её голос был спокойным, почти ленивым. — Ты действительно верил, что сможешь спрятать её, а потом вылезти с честными предложениями по контрактам?
Она медленно облокотилась на стол, глядя прямо в его глаза:
— Это твоя ошибка. Но мне, честно, это не интересно. Я не мщу. Ты просто не выдержал игру. Поэтому теперь ты подпишешь контракт. На моих условиях.
Он молчал, парализованный.
— Или ты хочешь, чтобы твоя жена узнала? — она наклонила голову, будто предлагая ему самому выбрать, в какую яму упасть. — Хотя... может, ты уже подготовил себе похоронный венок? Так всё и будет, если она узнает.
Она взяла ручку, аккуратно положила её перед ним.
— Подпиши. Всё как договорено: двенадцать миллионов — бесплатно. Ноль. А ещё — двадцать процентов скидка на все будущие сделки. В честь твоего великолепного гостеприимства, конечно.
Он почувствовал, как дрожат руки. Подписать — это было как спрыгнуть с обрыва. Но выбора не было. Он взял ручку, как нож, и подписал.
Элис откинулась в кресле, холодно наблюдая, как его лицо теряет остатки уверенности.
— Ты испортил мою первую самостоятельную сделку, — сказала она спокойно, с ледяной усмешкой. — А я так хотела быть доброй. Хотела забрать хотя бы один контракт без проблем. Но вот ты, Хан... Ты решил, что если я не Марко, то можно обойтись со мной, как с девочкой. Но теперь смотри, что ты натворил.
Она сделала паузу.
— Думаю, в следующий раз ты подумаешь дважды, прежде чем делать предложения, которые могут меня обидеть. Ведь цена твоей попытки обмануть — гораздо больше, чем двенадцать миллионов. Ты просто этого пока не осознал.
Она встала. Её каблуки отстучали по полу приговор. Она кивнула Тейлору. Тот подошёл, молча собрал папку с контрактом — и пошёл за ней.
— Спасибо за подарок, — добавила она, сухо. — Ты был щедр. Правда.
Хан остался один. С двумя фотографиями на столе. И с ужасом в груди, который расползался, как гангрена.
⸻
Когда они вышли из переговорной, Тейлор придержал для неё дверь. Он шел с привычной прямой спиной, в молчаливом сопровождении, но взгляд скользнул в её сторону — едва заметно, но задержался на секунду дольше, чем обычно.
— Вы действовали... решительно, — произнёс он сдержанно. — Хладнокровно, точно, эффективно.
Он не улыбался — это было бы не по протоколу. Но в интонации сквозило нечто большее, чем просто профессиональная оценка. Там проскальзывало уважение, переходящее в восхищение.
— Господин Дюк будет удовлетворён результатом, — добавил он, деликатно. — И не только он.
Они свернули за угол, и там уже стоял Дюк. Привычно — руки за спиной, взгляд холодный, пронизывающий. Он взглянул на Элис, окинул её взглядом с головы до пят, будто оценивая, но уже не сомневаясь.
— Добро пожаловать в большую игру, — сказал он негромко, почти сдержанно, но в этих словах чувствовалась тяжесть — не слов, а гордости. Настоящей.
Угол его рта дрогнул. Не улыбка — признание. Как будто он смотрел на свою преемницу.
⸻
Элис кивнула. Ни одного лишнего слова. И пошла дальше, не оборачиваясь.
Тихо. Медленно. Как будто шаги сами решали — стоит ли ему жить дальше.
⸻
Затем — с той же ленивой, небрежной грацией — протянула конверт через стол.
⸻
Когда они вышли из переговорной, Тейлор придержал для неё дверь. Он шел с привычной прямой спиной, в молчаливом сопровождении, но взгляд скользнул в её сторону — едва заметно, но задержался на секунду дольше, чем обычно.
— Вы действовали... решительно, — произнёс он сдержанно.
Он не улыбался — это было бы не по протоколу. Но в интонации сквозило нечто большее, чем просто профессиональная оценка. Там проскальзывало уважение, переходящее в восхищение.
— Господин Дюк явно удовлетворён результатом, — добавил он, деликатно. — И не только он.
Они свернули за угол, и там уже стоял Дюк. Привычно — руки за спиной, взгляд холодный, пронизывающий. Он взглянул на Элис, окинул её взглядом с головы до пят, будто оценивая, но уже не сомневаясь.
— Добро пожаловать в большую игру, — сказал он негромко, почти сдержанно, но в этих словах чувствовалась тяжесть — не слов, а гордости. Настоящей.
Угол его рта дрогнул. Не улыбка — признание. Как будто он смотрел на будущего лидера.