Повешенный

Октябрь, 1933

Больше утренних смен Уильям Белл ненавидел, когда кто-то приходил к нему в гости без предупреждения. Долгий и упорный стук в дверь отдавался в каждой клеточке сонного тела Уильяма, пока тот натягивал халат поверх помятой полосатой пижамы и шаркающими тапочками скользил по коридорам квартиры к входной двери. Сладкое желание не открывать дверь преследовало его от самого порога спальни. Сделать вид, что никого нет дома, и пойти дальше спать — идеальный план для... Уильям сбился со счета дней, но чутье подсказывало, что сегодня воскресенье.

Он остановился перед толстым календарём и щедро оторвал несколько листочков. Стук в дверь усилился, а металлический лязг и громкий нетерпеливый крик: «Я знаю, что ты дома, Уильям Белл!», — выдавали незваного гостя так же, как рыжая шерсть и развороченные гнезда лису в курятнике.

— Что происходит?

Уилл едва разлепил глаза, как в них тут же ударил яркий солнечный свет. Гудки проносящихся мимо машин разрывали барабанные перепонки, и он ещё раз укрепился в желании захлопнуть дверь и вернуться в постель. Его не смущало, что солнце уже несколько часов, как взошло, а желудок протяжно сжимался и булькал вчерашним супом. И тем более не смущало маячившее впереди довольное лицо Алана Маккензи.

Захлопнуть дверь и уйти.

Этот идеальный план начал трещать по швам в ту же секунду, как Уильям широко зевнул и тем самым позволил Алану перехватить инициативу в невидимой борьбе за личное пространство.

— Уилл! — Алан тростью придержал дверь и встряхнул поддерживаемого под локоть низкого мужчину. — Смотри, кто пришёл к тебе в гости! Это мистер Ридли. Ты ведь помнишь его? Он тебя уволил несколько дней назад. Поздравляю, теперь ты свободный человек!

— Да, добрый вечер... — он запнулся, подавившись воздухом. — Что?!

Уилл распахнул глаза. Открыл он их несколько минут назад, но только сейчас осмотрел стоящих на его пороге людей. Алана Маккензи и начальника — уже бывшего начальника, как Уилл тут же себя поправил, — мистера Ридли. Последний трясся рядом с Аланом, как выстиранное белье на ветру, не поддерживаемое ни единой прищепкой, и держался на ногах только потому, что Маккензи с силой прижимал его к себе, держа за локоть, как новобрачную.

— Понимаешь ли, — невинно моргая, протянул Алан, — мистер Ридли очень сожалеет, что все так сложилось. Произошло ма-алюсенькое недоразумение. Он не собирался тебя увольнять. У вас произошло... недопонимание. И он хотел бы все исправить. Так что можешь возвращаться к работе с понедельника. Да, мистер Ридли?

— Д-да, — активно закивал головой низенький лысый мужчина.

Нет. Уильям определённо не понимал. Он не понимал, почему должен сейчас выслушивать весь этот бред. Он не понимал, зачем Алан притащил к нему домой мистера Ридли. Но он хорошо понимал, что мистер Ридли не был в восторге от этой прогулки: его заплывший буро-фиолетовый глаз эффектно оттенял блестящую на солнце лысину. Дипломатичный разговор по душам, как это называл Алан, всегда приносил свои плоды. Даже в случае с принципиальным мистером Ридли.

— Очень лестно с его стороны, — Уилл сжал переносицу двумя пальцами и навалился плечом на дверной косяк. — Но я не так сильно хочу работать в его больнице. И как раз нашёл несколько подходящих позиций. Так что в ваших услугах я больше не нуждаюсь, мистер Ридли. И мне казалось, свободный и безработный — это немного разные понятия.

— Уилл, не горячись, — Алан похлопал его по плечу, словно успокаивая; но успокаивал он скорее себя. — Подумай хорошенько. Мистер Ридли очень переживает из-за произошедшего. Спать не может от беспокойства. Не своди на нет все старания мистера Ридли. Он через столько прошёл, чтобы доказать свои искренние сожаления по поводу твоего увольнения. Вы ведь сожалеете, мистер Ридли?

— Д-да.

Если мистер Ридли о чем-то и сожалел, то о том дне, когда взял Уильяма к себе на работу. Впрочем, последний не видел ни одной веской причины, по которой мистер Ридли мог сомневаться в его профессионализме и ответственности. До встречи с Аланом Маккензи Уильям ни разу не пропустил смены, всегда вовремя появлялся на работе, и никогда не жаловался на ставшие обыденными сверхурочные часы в операционной. Порой никто даже не спрашивал, хочет ли он остаться и поработать еще — просто рисовали в графике на регистрации новые часы и советовали выпить пару чашек кофе. Сам же мистер Ридли исправно, кирпичик за кирпичиком выстраивал себе репутацию честного и неподкупного врача. Правда, в его кабинете частенько замечали видных владельцев ресторанов и баров из итальянского квартала. О чем они разговаривали — оставалось загадкой. Но после каждого подобного визита у Уильяма прибавлялось работы, а в морге — трупов.

И все же больница мистера Ридли была единственной, где согласились взять врача без опыта, едва выпустившегося из университета, на полную ставку. Стоило сказать спасибо хотя бы за это. Да и никакой новой работы Уильям так и не смог найти за эти несколько дней. Он даже не начинал ее искать.

— Ладно. — выдавил он с тяжёлым вздохом. — Я согласен.

Всего за несколько секунд на лице мистера Ридли, до этого боязливо сморщенного в ожидании бесповоротного отказа, удивление сменилось подозрительностью, а затем искренней радостью. Он едва ли не прыгал на месте и, высвободившись из объятий Алана, кинулся жать руку Уильяму с такой силой, что последнему послышался хруст костяшек пальцев. Мистер Ридли тряс его кисть, а вместе с ней и все остальное тело, пока Уилл не прохрипел: «Помогите». Ридли отскочил назад и спешно раскланялся, прижимая к груди шляпу.

— Спасибо вам, мистер Белл! Спасибо вам большое! Господь вас благословит! Господи, спасибо вам, мистер Белл!

Мистер Ридли расшаркивался в благодарностях до самого края тротуара. Его ноги скользили на пожухлых слипшихся в кашицу листьях, и он смешно махал руками, удерживая равновесие. Еще несколько громких «Спасибо!», и он едва не побежал, пересчитывая то плечами, то рукой каждый фонарь на дороге — мешали лишний вес, низкий рост и неуклюжесть.

— Еще чуть-чуть — и он будет считать тебя богом, — Алан оглянулся на семенящего подальше от дома Уильяма мистера Ридли и махнул в его сторону тростью. — Как мало нужно людям для того, чтобы уверовать.

— Это было так необходимо? Я удивлён, что у него всего лишь лёгкая гематома, а не переломы всего тела.

— Брось, Уильям. Я же не чудовище, чтобы калечить людей направо и налево. Ладно. Иногда я бываю резким. Но у меня всегда есть веская причина. Мистер Ридли оказался достаточно сговорчивым юношей, — Алан проигнорировал прыснувший из Уильяма смешок, — и предпочёл наступить на горло собственной гордости. Да и о его делах с итальянцами я знаю слишком много. Ему просто не выгодно иметь меня своим врагом.

— Смотрю, у тебя хорошее настроение?

— Разумеется, Уилл. Или ты забыл какой сейчас день? Боже, ты выглядишь так, словно спал три дня.

— Я спал три дня.

Выйдя из кабинета Даниэля во второй раз, уже немного выпивший Уильям пришёл к логичному выводу, что оставаться на работе после слов мистера Ридли нет никакого смысла. Он быстро покидал все самое нужное в объёмную кожаную сумку, которую всегда таскал с собой на работу, несколько раз тяжело вздохнул, обводя взглядом кабинет, и ушёл. Возможно, впервые раньше окончания рабочего дня.

И он действительно спал три дня. Изредка выбирался из кровати, чтобы сжечь яичницу на сковородке или парочку тостов, и снова забирался под одеяло с книгой, забываясь в новом романе ДюМорье.

— Значит, — Алан уверенно — в конце концов, он платил за эту квартиру— оттеснил Уилла тростью и прошёл внутрь помещения, — у тебя сейчас очень много сил, чтобы высидеть скучный приём у Анхеля.

— Черт.

Это было наиболее безобидным, что вырвалось из его рта в следующие несколько минут. Проследовав за Аланом в гостиную, Уилл рухнул на диван и закрыл лицо ладонями, сокрушаясь так, словно он несколько лет проработал подмастерьем сапожника, а все его клиенты были ирландцами из рабочего района. Он начисто забыл о приёме, на который они внаглую напросились. А теперь идти на него хотелось еще меньше, чем несколько дней назад.

Радио прокашлялось сводкой новостей и щёлкнуло выключателем. Лампочка грустно жужжала вместе со вторившим ей холодильником, и Уильям чувствовал, как вместе с ними дрожат и его нервы. Алан терпеливо выслушал ругань Уильяма, рассматривая обстановку в доме, словно видел ее в первый раз. Несколько раз он останавливался около фотографий на стене, качал головой и начинал снова ходить кругами. В последний раз выплюнув «Вот дерьмо!», Уилл откинулся на спинку дивана.

— Смотрю, ты уже в полной боевой готовности, — Алан скептично покачал головой, кивнув на кучу посуды в раковине и около неё.

— На себя бы посмотрел, — Уилл провёл ладонью по лицу. — Или мистер Маккензи неожиданно полюбил мыть посуду?

— Не скажу, чтобы полюбил. Я просто нанял себе домработницу, — он толкнул одну из чашек, водружённых на вершину стопки из тарелок, и та вскриком разлетелась о пол. — Приходит раз в неделю, когда меня нет, убирается. Меня все устраивает. Главное, не пересекаться с ней. Не люблю посторонних людей.

Уильям криво усмехнулся.

— Меня же ты как-то терпишь.

— Ты особый случай, Уилл. — Алан приподнял тростью край ковра и ногой загнал под него осколки. — Ты хотя бы умеешь шутить. К слову, как бы мне ни была приятна твоя компания, мы уже изрядно опаздываем. Не хотелось бы разочаровывать этих испанцев прямо с порога. Не дойдя до него. К тому же там будет слишком много людей. Придётся побороться за внимание.

— Уверен, у тебя без труда получится это сделать.

— Без труда? — насмешливо вскинул бровь Алан, принявшись снова ходить кругами по гостиной-кухне. — Без труда, мой милый Уилл, можно было снять проститутку в борделе лет сто назад. И то там приходилось изрядно постараться, чтобы доказать свою финансовую состоятельность. Нынешние вышибалы — жалкая копия тех, кто охранял жриц любви в захолустных районах столиц. Все в этом мире достигается трудом. Даже секс.

Алан, несомненно, заметил, как насмешливо-иронично выгнулась бровь Уильяма, как морщинки пролегли на его еще молодом лице и с каким сомнением он стал смотреть на него. Он просто не мог не заметить этого. И все же непостижимым образом проигнорировал летящие в него молнии и, остановившись перед диваном, уставился на Уилла сверху вниз, как мать на нашкодившего ребёнка. Уильям даже чувствовал себя соответственно. В носу защипало, взгляд потянулся мутной плёнкой близорукости. Захотелось потереть глаза до ярких оранжевых кругов.

— Ты закончил свои стенания? — Нога Алана нетерпеливо отбивала ритм. — Или дать еще минут десять, чтобы ты смирился со своей судьбой? Можешь даже разбить пару тарелок, если от этого станет легче. Не придётся мыть посуду.

Уильям насупился, засопел и замотал головой и руками. Протест проигравшего всегда был очарователен. Но не когда этим проигравшим был ты сам:

— Отлично. В таком случае надевай штаны, зализывай свои волосы гелем и пойдём. Сегодня у нас слишком много дел.

От общества Алана Маккензи Уильяма могла спасти только смерть. Но даже в этом он не был до конца уверен.

***

Алан решил, что прогулки на свежем воздухе будут полезны для здоровья.

В особенности, перед очередной пьянкой.

Уильям же не видел ничего полезного в блуждании под пронизывающим ветром и накрапывающим не ко времени дождём. Осень ворвалась в город без приглашения, распахнув его двери пинком засушливого торнадо и присыпав сверху пылью и духотой. За первый месяц воздух высох до прозрачных трещин. Дышать было больно, и лёгкие горели от забившегося в них песка. Впрочем, и дождю жители Чикаго оказались не рады.

Порывы ветра на набережной озера забирались под одежду длинными когтистыми пальцами. Даже лёгкая щетина на лице вставала дыбом в жалких попытках согреть горящее холодом лицо. Голые ветви деревьев уродливыми черными пальцами дрожали от надвигающихся заморозков — ветер нещадно хлестал ими смельчаков, отважившихся выйти на улицу, и рябью пробегал по темной глади озера. Алан выбрал для прогулки день, совмещавший в себе все, что Уильям ненавидел с рождения в сырой осени Иллинойса.

— Улыбнись, Уилл, — Алан толкнул его лисьей мордочкой трости в плечо. — А то дворецкий Анхеля подумает, что я тебя насильно притащил, и вызовет полицию.

— Полиция не поможет мне прервать этот круг вечных страданий, — повёл плечами Уилл, сунув руки в перчатках поглубже в карманы.

Алан еще несколько раз пытался завести с ним пустую беседу о погоде и последних новостях, но Уилл упрямо молчал, смотрел под ноги и пинал попадающиеся камушки. Родной город казался ему чужим. Впитавшиеся в кожу узоры улиц встали перед ним незнакомцами. Он видел свой город и не узнавал его. Вывески кофеен и магазинов с безделушками сливались в тусклые размытые пятна, а лица продавцов калейдоскопом переходили друг в друга, как мифическое чудовище. Город ревел жизнью, но этот рёв был предсмертным криком больного зверя.

И Уилл болел вместе с ним.

— Чувствуешь? Память ускользает от тебя как песок. Не пытайся ее удержать. Только силы потеряешь.

Уильям оглянулся на Алана — тот только пожал плечами и подмигнул, прежде чем броситься через дорогу наперерез затормозившим машинам. Уилл, придерживая шляпу, кинулся за ним, жестами извиняясь перед разозлёнными водителями. Алан шлёпал ногами по мокрому асфальту, перепрыгивая неглубокие лужи. Иногда он останавливался, чтобы посмотреть на своё отражение в витрине. Но тут же продолжал свою погоню за невидимой добычей, оставляя Уильяму жалкие попытки угнаться за ним.

Вскоре набережная сменилась ровными маленькими улочками. Длинные и неповоротливые, они рассекали город на правильные фигуры. Особняк четы Куэрво занимал самое почётное место среди похожих на него домов. Грузный и неприветливый. Встречающий гостей красным кирпичом и резной железной оградой. Он восседал во главе безвкусицы и вульгарности не только из-за внутреннего убранства, но и внешнего облика. Возможно, стоило убрать всего несколько деталей, подстричь разросшиеся кусты и покрасить проржавевший забор, и особняк задышал бы новой жизнью. Но сейчас он медленно гнил вместе со своими хозяевами, расползался зеленоватым туманом и отравлял все вокруг себя.

Обвитая янтарными листьями арка впустила Уильяма и Алана под свою сень. Дверной молоточек несколько раз ударил по двери. Уиллу очень хотелось, чтобы никого не оказалось дома. Увы, тяжёлые мужские шаги раздались по ту сторону безопасности, и он уже приготовился пялиться на хмурую кирпичную физиономию дворецкого, как женский голос остановил проворачивающуюся в двери ручку: «Я сама».

Мария Куэрво. Ее сияющий беспокойным блеском взгляд отрезал пути к отступлению любому, кто оказывался достаточно неосторожным, чтобы попасться в ее сети. Молодая и впечатлительная, она была обделена мужской лаской и заботой. По крайней мере, так говорил Уильяму Даниэль. И у него не было ни одной причины не верить другу. Взгляды, которыми Мария одаривала каждый раз Уилла, адресовали обычно мужьям, а не малознакомым мужчинам. Впрочем, Анхеля это, судя по всему, не слишком сильно напрягало. Он всегда улыбался и только кивал, пока Уилл в очередной раз уворачивался от его супруги.

Вот только сейчас бежать было некуда. Впереди Мария Куэрво, а сзади Алан Маккензи. И кто из них был молотом, а кто — наковальней, Уильям еще не определился.

— Уилл, — взвизгнула сеньора Куэрво, — спасибо, что пришёл. Я уже собиралась обидеться на тебя. Даниэль обещался, что ты составишь нам компанию. Ждала тебя с самого полудня. — Она перевела взгляд на Алана, и ее улыбка тут же потухла, сменившись звериным оскалом. — Ну проходите, что стоите?

Алан пожелал ей прекрасного вечера и прошёл вперёд. Уильям замешкался — это стало роковой ошибкой. Мария тут же возникла у него на пути, опершись одной рукой о косяк и закрывая путь. Если бы не алая помада, она, несомненно, хищно облизнула бы губы, и от одной мысли об этом ему стало нехорошо. Они несколько раз одновременно шагнули в сторону в попытках разойтись в неожиданно узком дверном проёме. И каждый раз Мария оказывалась все ближе к Уильяму, а щеки последнего пылали все сильнее. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Алан, сжалившись над другом, позвал его, вырывая из хищных лап. Уилл несколько раз горячо извинился, протиснулся мимо Марии, прижимая к груди шляпу, и выдохнул только когда увидел ухмыляющееся лицо Алана.

— Вот тебе смешно, а она меня пугает, — шёпотом посетовал Уильям, оглянувшись и еще раз натянуто улыбнувшись Марии.

— Не тебя одного, — Алан смахнул пыль с комода и подцепил пальцем одну из маленьких масок на стене. — На месте Анхеля я бы выгнал горничную и весь этот сброд лентяев. Пыли столько, словно она тут с Французской революции. А это уже, знаешь ли, было давненько.

Лакеи окружили их роем, отбирая шляпы, пальто и даже трость Алана, потому что он «мог кого-нибудь ею поранить». Маккензи только неодобрительно нахмурился и хмыкнул, но спорить с ними не стал. Уилл закатил глаза — если бы Алан всегда так изображал воспитанность и этикет, как сейчас.

Холл гудел маленькими облачёнными в костюмы муравьями. Было приятно осознавать, что некоторые лица выглядели знакомыми: в толпе Уилл даже разглядел нескольких своих пациентов — одному пришлось пару лет назад вытаскивать пулю из черепа. Жаль, нельзя было в анамнезе написать «дубоголовость». Лица политиков выглядели такими же серыми, как на газетных листках. А парочка местных актрис заливисто хихикала над низеньким старым камердинером Анхеля. Из столовой уже доносился аромат жареного мяса, и только плотно сомкнутые двери спасали наготовленную поварами еду от толпы гостей.

Алан остановился в стороне ото всех и жестом позвал одного из официантов. Впервые Уильям посетовал на свой рост. Среди низеньких разъевшихся политиков, миниатюрных женщин и даже на фоне Алана он умудрился выделяться. Ему было хорошо видно каждого гостя в холле, и ни один из них не упустил возможности пробежаться по Уиллу и Алану взглядом. Ни один. Кроме стоящей поодаль Кэтрин.

Через несколько минут вернулась Мария вместе с мужем. Но смотрела сеньора Куэрво только на Уильяма, и ему пришлось даже немного согнуть колени, прячась за возникшей перед ним группкой людей.

— Скажи, — сквозь плотно сжатые зубы протянул Алан, — чем ты так насолил ей, что она раздевает тебя взглядом?

— Задаюсь этим вопросом каждый раз. — Уилл физически ощущал неудобство от нахождения рядом с Марией, и сейчас оно было как никогда сильно. — Если бы я знал.

В столовую их пригласили через десять минут и сорок восемь секунд бессмысленных разглагольствований Анхеля. Все это время Уилл пытался напиться бокалом шампанского и терроризировал взглядом секундную стрелку на наручных часах — даже она была интересней того, что говорил хозяин дома. Но и за столом поток слов из Анхеля не иссяк. Напротив, он только с новой силой хлынул на опешивших гостей, и все кивали, переглядывались и беззвучно вопрошали, когда же это закончится.

Закончилось это еще через пятнадцать минут и шесть секунд. Уильям при встрече отмерял каждую речь Анхеля. И ни одна из сегодняшних еще не успела сместить с пьедестала рассказ о том, как семья Куэрво оказалась в Америке. Эти два часа Уильям хорошо помнил даже спустя почти десять лет. Как и каждую пылинку, пролетевшую у него перед носом в тот вечер, и взгляд Марии Куэрво, который не поменялся ни на йоту.

Громко прокашлявшись, Анхель поднялся с места и сжал в руке ножку бокала.

— Какой сегодня чудесный вечер! — По лицам присутствующих только слепой не заметил бы, насколько они рады находится в этом доме. Возможно, у Анхеля была близорукость. — Я рад, что здесь собрались все мои самые близкие партнёры, без которых наш маленький, но прибыльный бизнес никогда не стал бы столь процветающим, как сейчас. Господин сенатор. Для нас особая честь видеть вас сегодня здесь.

Анхель коротко кивнул сидящему чуть поодаль от Уильяма мистеру О'Брайану.

— Помолимся.

Куэрво опустился на стул-кресло и закрыл глаза. Все тут же повторили за ним, и только Уилл в последнюю секунду остановился, поймав издевающийся взгляд Алана. Маккензи неслышно фыркнул, закатил глаза и закинул в рот виноградинку. Гости бормотали под нос молитвы, сливающиеся в сплошной белый шум. Уилл неловко забегал взглядом и быстро перекрестился со всеми, когда Анхель громко и торжественно произнёс: «Аминь». Алан в свою очередь с такой же страстью, с которой все присутствующие до этого молились, рассматривал выставленную на стол еду.

Слуги неторопливо вплыли в комнату, неся подносы. Уильям поёжился от пафоса и бессмысленности, в которой погрязло старшее поколение. Жаль, нельзя было отказаться от навязываемого обслуживания — это бы сильно огорчило хозяев дома. А вот Алана пресыщенность лакеями на квадратный метр нисколько не смущала. Он активно подзывал к себе каждого, оценивал предлагаемые ими закуски и недовольно поджимал губы. Наконец, распробовав одно из канапе, Алан щедрой рукой выложил себе на тарелку половину подноса и жестом позволил лакеям отправиться дальше вдоль стола, где их уже поджидали покрасневшие, как омары, гости.

— Мистер Кёниг, вы протестант?

Головы всех присутствующих разом повернулись сначала к Анхелю, а затем к Алану. Даже Уильям оторвался от размазанного по тарелке пюре с овощами. Казалось, только Алан и Кэтрин не придавали большого значения вопросу Анхеля: Маккензи нарезал свой кусок мяса, а девушка болтала в бокале вино, словно силясь разглядеть сквозь него будущее. Уилл готов был поставить зарплату, что будущее ни для кого из присутствующих не было радужным. Кроме Алана Маккензи.

Последний как раз поднял голову и мягко улыбнулся.

— С чего вы это взяли?

— Вы не молились со всеми.

— Да, — Алан сдержанно кивнул, закусив свой ответ. — Вы невероятно наблюдательны, мистер Куэрво. Но смею вас разочаровать. Я никогда не молюсь.

— Никогда? Совсем никогда?

— Совсем.

Если бы вокруг не было столько людей, Уилл несомненно рассмеялся бы выражению лица Анхеля. Смятение и непонимание слились в одну непереводимую эмоцию на лице испанца, для которого мир делился на тех, кто ходит в церковь по воскресеньям, и тех, кто после смерти будет гореть в самых глубоких и грязных котлах Ада. Он частенько рассказывал об этом Уильяму.

— Но... Занятно. Мне казалось, что такой человек, как вы, непременно должен посещать все службы, чтобы заслужить прощение грехов.

Набожность и религиозная страстность не могли спасти душу Анхеля. Как и вера в то, что помолись он перед смертью — и все грехи смоются всепрощающим дождём.

— Не вижу смысла поддерживать всеобщее помешательство на одном из тысячи мучеников и его так называемом отце. С таким же успехом я могу найти на улице бездомного и основать религию в его честь. Он ведь тоже жертва людской безграмотности и узколобия. Скорее всего, когда-то он был успешным работником банка или биржи, возможно, предпринимателем, или держал небольшой ресторанчик где-то в центре города. А потом все это исчезло. Жена ушла. И он оказался на улице, чтоб просить подаяние у прохожих. Неплохое начало для святого, да?

Алан подмигнул Анхелю и отправил в рот свой кусочек мяса, игнорируя направленные на него взгляды.

— Так скажите мне, чем этот бездомный отличается от вашего бога? Ах да, вы ведь даже не богу молитесь, а его пророку. Если я правильно помню, наши братья из жарких стран именно поэтому называют вас неверными.

Алан имел полное право так говорить. И по стечению обстоятельств только один из собравшихся знал это — Уильям, со скучающей небрежностью нанизывающий на вилку вялые кусочки шпината. Пока все переглядывались и шёпотом обсуждали его слова, Маккензи в самых высокопарных фразах описывал своё восхищение поваром семьи Куэрво. Казалось, Алан уже даже забыл о том, что пять минут назад он заставил волосы каждого в этой гостиной —кроме Уильяма, разумеется — зашевелиться от посягательства на незыблемые веками столпы.

Косые взгляды метались от гостя к гостю и только звон приборов о посуду и зубов о хрустальные бокалы, когда один из них забывал об осторожности, нарушал безмятежность воздуха.

— Какая интересная точка зрения, — наконец изрёк Анхель, развалившись в мягком кресле-стуле.

Кроме него, высказывания Алана почти никому не казались интересными. Парочка сидящих поодаль стариков раздражённо бормотала про «невежественную молодёжь», «разврат» и «безбожников» и бросала на Алана осуждающие взгляды. Женщины постарше сжимали губы в тонкую полоску и смотрели на Маккензи свысока, а молоденькие девушки возбуждённо перешёптывались и хихикали, прикрывая рты ладошками, пока их не одёрнули родители. Но и после этого те продолжили исподтишка поглядывать на Алана. В их глазах он, несомненно, был героем, человеком принципов и собственного мнения, — Уильям усмехнулся в приложенную к губам салфетку. Хотел бы и он быть таким же наивным.

— Считаете миллионы людей идиотами, мистер Кёниг? — тихий голос Кэтрин перекрыл гам от перешёптывания, и все взгляды обратились на девушку.

Секундная пауза оказалась своевременной, чтобы все смогли перевести дыхание и приготовиться к новому витку разговора на кружащей серпантином дороге религии и атеизма. Уильяма это начинало забавлять, пусть он и переживал об Алане больше, чем сам Алан о себе.

— Конечно, нет, мисс О'Брайан. Я лишь предлагаю вам альтернативу, — осклабился Алан, не глядя разрезая кусок мяса.

— Тем не менее вы ставите под сомнение веру людей.

— Я ставлю под сомнение целесообразность громадных каменных построек и золотых крестов. Даже если бог существует, — Алан закинул кусочек себе в рот и продолжил, пренебрегая правилами приличия: — вряд ли ему достаётся хоть крупица богатства Ватикана, а Понтифик спит в, я уверен, намного лучших условиях, чем самые приближенные к богу слуги.

— И все же это часть человеческой веры, — упрямо повторила Кэтрин, глядя ему в глаза не моргая. — Вы не можете просто взять и выкинуть ее, сказав, что она бессмысленна.

— Могу, — просто отозвался тот, запивая свои слова красным вином. — Или ваша вера может существовать только при наличии золота и драгоценных камней? В таком случае, ха-ха, вы молитесь богатствам, а не богу. А это, кажется, один из смертных грехов. Впрочем, я не очень силен в этой части религии. Слишком нравится вкусно покушать и побыть в компании прекрасных дам, чтобы переживать о спасении души.

Раздалось несколько одобрительных мужских смешков, спешно подавленных под суровыми взглядами жён. Девичьи смешки стали слишком громкими и их не могли заглушить даже строптивые пошикивания родителей. Алан добился своего и теперь торжествовал, потягивая вино и глядя на Кэтрин. Девушка молчала, прищуривала золотистые глаза и морщила чуть курносый нос, как лиса, вынюхивающая свою добычу. К счастью для Уилла, сегодня она нацелилась не на него. А шкура Алана была слишком толстой, чтобы с лёгкостью её прокусить. Тем более женским зубкам.

— Тогда во что вы верите, мистер Кёниг?

— Я верю в себя.

Несколько простых слов, сложившихся в такой же незамысловатый ответ. Порой всем не хватало веры в себя, но у Алана Маккензи ее хватило бы на несколько небольших городков где-нибудь на юге страны.

— Предлагаю выпить! — Анхель поднялся, стараясь побыстрее разрядить трещащую электрическими разрядами обстановку. — Чтобы каждый верил в себя и свои силы!

Напряжение, протянувшееся между Аланом и Кэтрин высоковольтными проводами, снизилось. Гости переключились на светские разговоры, восхищались едой и старательно не замечали взглядов Алана и Кэтрин друг на друга. Старушка по левую руку от Уилла оказалась знакомой его бабушки, и теперь ему приходилось поддакивать, подсказывать стирающиеся из памяти имена общих знакомых и доказывать, что это не он был тем пухлым малышом в матросском костюмчике, который с головой измазался в яблочном пюре.

Алан тем временем с остервенением пережёвывал поданный салат, бросая на сенатора О'Брайана двусмысленные взгляды.

— Слышал, скоро собираются отменить Сухой закон. И вы этим недовольны, сенатор, — Алан не спрашивал, а просто констатировал, ожидая реакции политика.

— Я? Да, — сенатор слегка подскочил на своём месте, оглянулся и, заметив смотрящего на него Алана, нахмурился. — Вместо того, чтобы усиливать меры, правительство потакает прогнившему обществу. Этот мир трещит по швам и разваливается в охватывающем его безумии, а идиоты в своих кабинетах только и думают, как бы набить себе карманы новенькими купюрами. Нужно отлавливать всю чернь, что уничтожает наше общество и разрушает моральные устои, на которых держится наша история. Сегодня они пьют алкоголь, а завтра... А завтра они будут якшаться с отбросами общества, обжиматься с себе подобными и дружить с черномазыми?

— Какие красочные выражения от политика. Не думал, что вы способны изъясняться столь... — Алан взмахнул бокалом, выплеснув немного вина на свой костюм, но совершенно этого не заметил, — изысканными конструкциями. Все политики, которых я встречал, были довольно косноязычными, и могли связать слова только в нечто в духе «В атаку!» или «Отрубите же ему голову!». Вы практически поразили меня, сенатор.

— Приходится развиваться, чтобы убеждать идиотов-коллег в их некомпетентности.

Уильям поперхнулся прожёвываемым кусочком мяса, когда понял, что политик посчитал слова Алана комплиментом: его осанка гордо преобразилась, подбородок вздёрнулся, а взгляд победно засиял.

— К слову, откуда вы, мистер Кёниг?

— Восточная Пруссия, — небрежно брякнул Алан, не глядя на сенатора, и поднял голову, когда тишина, последовавшая за ответом, стала слишком неловкой, чтобы ее можно было игнорировать. — Это рядом с Польшей. Вы же знаете, где Польша?

О'Брайан нахмурился, его жена заморгала маленькими крысиными глазками, а Алан вскинул брови, кажется, гадая, действительно ли они не знают таких банальных вещей или просто прикидываются. Уилл поперхнулся воздухом и стукнул себя по груди: карта мира тщательно вбивалась старым учителем в его голову непослушного, но все, что он знал о Польше, это ее отсутствие на известной ему карте мира. Анхель на другом конце стола отпил из своего бокала, искренне забавляясь разыгравшейся сценкой.

— Занятно. Двадцать лет назад мы и не думали, что увидим старую добрую Польшу на наших картах. Как по мне, она уже давно отжила своё. Жаль, что императорская семья сдала свои позиции и позволила этому, — Анхель улыбнулся, — недоразумению вновь обрести крылья.

— Он, конечно, должен был спросить твоего мнения, — едва слышно, так что слова донеслись только до Уильяма, пробормотал Алан.

Мария наклонилась к мужу, что-то зашептав ему на ухо. Анхель только размеренно кивал и поглядывал то на Алана, то на Уилла. Гости вернулись к свои блюдам, и некоторые даже начали покрикивать на «нерасторопных официантов, которых в детстве недостаточно лупили родители, раз они выросли такими растяпами». Уилл предпочёл сделать вид, что не слышал этого от милой старушки по соседству, и продолжил наблюдать за более интересной частью стола — Куэрво и О'Брайанами.

— Мистер Кёниг, вы не думали вернуться на родину? — снова встряла в установившееся молчание Кэтрин.

— На родину? — удивлённо переспросил Алан и пожал плечами. — Нет. Никогда не горел желанием. Мне там нечего делать.

— И вас не беспокоят происходящие там дела? — рыжая бровь Кэтрин изломилась в вопросе, и девушка хмыкнула. — Я слышала, что обстановка накалилась до предела. Возможно, вам захотелось бы увидеть родные края, пока их еще не охватил огонь безумия.

Если огонь безумия и мог охватить хоть что-то, то точно не эфемерную родину Алана Маккензи. Уильяма забавляла ирония ситуации: Кэтрин и Алан говорили о совершенно разных вещах, но то, как их фразы складывались в целостную картинку, как мозаика, склеиваемая крошащимся цементом, яичным белком и человеческими надеждами, не могло не поражать. Они улыбались, понимая друг друга с лёгкого подрагивания уголка губ, и ни один не собирался уступать в этой неожиданной борьбе.

— Уверен, что я смогу как-нибудь пережить это. К тому же у меня остались плохие воспоминания о последней встрече с семьёй, — неловко крякнул Алан, пряча за этим усмешку. — Не хочу разочаровывать их своим появлением. Скорее всего они думают, что я уже давно где-то сгинул. Моё появление может несколько... обескуражить их. Живые родственники мало кому нравятся.

— Я не удивлена, что у вас плохие отношения с семьёй.

— Кэтрин! — зашипел на дочь сенатор, но Алан только мягко кивнул головой.

— Все в порядке. Она говорит то, что думает. И это просто очаровательно.

Уильям снова почувствовал это. Непреодолимый страх липкими когтистыми лапами пробирался внутрь, прорывал себе путь разорванными в лохмотья чувствами и взрывался переворачивающимся миром. Уилл поспешил отвести взгляд от Кэтрин — это помогло, но ненадолго. Девушка смотрела на Алана, ее мелкие веснушки на лице перемигивались мириадами звёзд, а собранные в небрежный пучок волосы, казалось, вспыхивали на торчащих кончиках маленькими огоньками. Уильям оглянулся и замер: лицо Алана исказилось, все черты заострились, а опустившаяся на них тень будто накрыла собой еще и всю остальную комнату. Он молча сжимал в руках вилку с ножом и скрипел зубами друг о друга так сильно, что это было слышно даже Уильяму. Алан видел то же, что и Уилл, — последний в этом не сомневался. Он мог лишь надеяться, что Алан сможет дать объяснение происходящему.

Видеть безумного... бога? идеала? вселенную? Уильяму хотелось в последнюю очередь.

— Вы чем-то недовольны, мистер Кёниг? — голос сенатора донёсся до него сквозь тяжёлую пелену мыслей.

— Неважно себя чувствую. Прошу меня простить. Хочу пройтись и подышать свежим воздухом. Составь мне компанию, Уилл.

Побросав вилку с ножом и салфетку на стол, Уильям вылетел из столовой вслед за Аланом. Предварительно раскланявшись и выразив своё глубочайшее сожаление. Которого ни Уильям, ни уж тем более Алан не испытывали.

Дышать стало сразу же легче, стоило ступить за порог душного и прогорклого от дыма сигар дома. Вечер ласкал лицо струйками прохладного воздуха и игрался с опавшими листьями. Ничто не напоминало о влажном и пожухлом дне, в котором не было ни единой яркой краски. Фонари ритмично мигали вслед проезжающим машинам, прощаясь с ними. Алан раздражённо чиркал спичками около маленького садового пруда с фонтаном, а рыбы вторили ему воодушевлёнными хлопками хвостов о воду. Он нетерпеливо шипел, бросая одну за другой спичку себе под ноги. Когда же ему удалось поджечь кончик самокрутки, дым выдохом облегчения вырвался сквозь его приоткрытые губы.

— Смело. Очень смело. — гравий мягко шуршал под подошвами Уилла. — Завалиться в дом к рьяно верующим католикам, заявить, что бог — это чепуха. И оскорбить Папу Римского. Смотрите, как бы они вам не устроили вторую Варфоломеевскую ночь, мистер Кёниг. Будет жаль оттирать вашу кровь от мебели.

— Я верю только в то, что могу потрогать. Бога, увы, я потрогать не могу. Да и не очень-то хотелось.

Мягкий смех Алана разнёсся по небольшому садику. Уильям хотел бы посмеяться вместе с ним, но мог только слабо улыбаться и выдавливать из себя понимающий взгляд — он не мог понять Алана. Хотя и очень хотел бы. Все сказанное Аланом продолжало крутиться в голове комочками каши, слипалось и колючим комом сухих веток цеплялось за каждую мысль. Но Уильям все еще не понимал. Не мог осознать до конца все, что слышал. Или он просто сам этого не хотел? В любом случае он чувствовал, что Алану нужна его компания.

— Поверь, Уилл, — продолжил Алан, — никто не станет мне мстить. Посчитают сумасшедшим — да. Но мстить, — он пожал губы и мотнул головой, растрепав тщательно зализанные пряди. — Они считают себя выше других людей, потому что они верят. А могли бы просто считать себя вершиной эволюционного искусства.

Эволюция. Открытая совсем недавно, она все еще возмущала ярых защитников церкви и возбуждала умы учёных. Даже среди коллег Уильяма находилось немало тех, кто убеждал окружающих в исключительной и всеобъемлющей мощи бога. Уилл усмехнулся и взял протянутую Аланом сигарету.

— Сегодня такой прекрасный вечер, — Алан запрокинул голову и выдохнул в мерцающее ночное небо струйку дыма, — а мы тратим его на компанию заплесневелых стариков и идиотов, для которых важны лишь деньги и статус.

— Разве для вас они не так же важны? — сквозь зажатую в зубах сигарету пробурчал Уильям.

— Нет, Уилл. Статус — хрупкая вещь, — Алан стряхнул пепел прямо на свои ботинки. — Деньги могут испариться, стоит какой-нибудь корове в тихой швейцарской деревушке наложить слишком большую кучу навоза. А слава — самая продажная из проституток. Нет, Уилл, все это бессмысленно, если тебе не за что цепляться. Все за этим столом уже давно мертвы, — он оглянулся на доносящийся из дома смех гостей. — Это лишь вопрос времени, когда их положат в деревянную коробку и наконец дадут спокойно поспать.

Время тянулось патокой, и Уильям впервые за долгое время ощутил внутри пустоту и растерянность. Безмятежность пруда усыпляла, чешуя рыб сверкала в фонарном свете, и он в первый раз за многие месяцы просто стоял и никуда не спешил. Работа осталась позади, и ее новый виток только еще предстояло испытать. Семья страстно беспокоилась об Уильяме сухими заученными фразами во время редких звонков. А Алан... Алан просто стоял и рассматривал звезды, пытаясь найти в них ответы. По крайней мере, именно так поступил бы сам Уильям, впервые в жизни откинув все предрассудки и вглядевшись в бесконечную глубь космоса.

Редкие машины нарушали девственность этого садика шумом моторов. Алан докурил сигарету и вдавил окурок в гравий, остановившись взглядом на плавающих в пруде рыбах. Он нахмурился, желваки под его кожей заходили, а светлые глаза налились свинцом, темнея и тяжелея.

— А рыбка все никак не ловится в расставленную сеть, — цокнул языком Алан, наклоняясь ниже и вглядываясь вглубь пруда. — Но я, признаться, поставил ее слишком криво, а рыбка слишком умна, чтобы быть пойманной.

— Что?

— Забудь. Я как слепой котёнок, Уилл. — Алан вздохнул. — Тыкаюсь мордочкой, а найти миску никак не могу.

Гравий зашуршал чужими шагами, и Алан с Уильямом обернулись практически одновременно, чтобы заметить семенящего к ним невысокого рыжего офицера. Форма показалась Уильяму незнакомой, но он предпочёл продолжить курить, потому что направлялся мужчина определённо к Алану Маккензи.

— Мистер Кёниг!

Он немного картавил и говорил слишком мягко для уроженца Чикаго. Несколько раз он спотыкался и его ноги разъезжались на промокших от проливного дождя мелких камнях. Когда же офицер, наконец, оказался перед ними, то тут же коротко кивнул и, запыхавшись, пробормотал:

— Я бы хотел кое-что с вами обсудить. Наедине.

Рыжий мужчина бросил взгляд на Уильяма, и губы Алана тронула улыбка. Он посмотрел на Уилла и пожал плечами.

— Приношу свои извинения. Вынужден ненадолго покинуть тебя, мой милый Уилл.

Как будто у Уильяма был какой-то выбор, и он мог воспротивиться уходу Алана. Лицо офицера краснело пятнами; он тяжело дышал, прижимая к груди шляпу. Нашивка на плече вспыхнула кленовым листом, когда мужчина прошёл вслед за Аланом в глубину сада. Канадец. Уильям затянулся, провожая взглядом эту парочку, пока они не скрылись за решетчатой оградой, увитой ветками винограда, и отвернулся к дому.

Алан несколько минут о чем-то шептался с офицером, все время поглядывая на Уилла, а затем хлопнул канадца по плечу, и тот поспешил уйти по небольшой тропинке, минуя главный вход, дворецкого и всех слуг.

Приходил ли этот человек еще и к Анхелю или просто был хорошо осведомлён об устройстве его особняка и сада?

— Кто это был? — Уильям бросил сигарету на землю и, наступив на неё, хрустнул гравием.

— Это? — Алан едва не помахал канадцу вслед, но осёкся. — Лейтенант Калверт. Вообще он служит в Канаде, но я давно и хорошо его знаю. Поставляет мне некоторую информацию о конкурентах и потенциальных партнёрах. К примеру, за последние несколько месяцев наш Анхель не ввёз через границу с Канадой ни одного ящика виски. Ни одной бутылки.

— Виски? Мне казалось, он предпочитает поставлять текилу.

— Анхель слишком труслив, чтобы обеспечивать себя только одним поставщиком и направлением. С кем только он ни проворачивает дела. По крайней мере, проворачивал. До недавнего времени. — Алан сунул руки в карманы пиджака, рассматривая бездушные окна-глазницы дома Куэрво. — У меня полно ушей и глаз, но он действует так ловко, что и не подберёшься. К тому же его таинственный новый партнёр... Не нравится мне все это. Впрочем, сегодня слишком хороший вечер, чтобы задумываться о делах. Пойдём. Нам обоим нужно выпить.

Он махнул рукой и сделал несколько шагов к распахнутым дверям особняка, как неожиданно замер. Его плечи напряглись, и он повернул голову, вслушиваясь. Уильям остановился прямо за ним и завертел головой. Увы, он не мог понять, что привлекло внимание Алана, но тот уже сорвался с места и двинулся вдоль стены дома к запасному выходу.

Алан шёл быстро и бесшумно. Скользил в тени дома, как кошка, и не обращал внимания на следующего по его следам Уильяма. Он остановился около неприметной двери, использовавшейся слугами для незаметного ухода из дома, доставки почты и продуктов, и прислушался. Уилл наклонился немного вперёд, припадая ухом к щели между дверью и косяком — за стеной раздалось невнятное шуршание, а затем взволнованный женский голос:

— Мистер Куэрво, сейчас не время и не место...

— Кэтрин. Мне показалось...

— Вам показалось. Спасибо большое за помощь, но я в ваших услугах на этом вечере не нуждаюсь.

Что-то со звоном упало на пол, а затем послышалось глухое мужское айканье.

— Постойте...

Алан схватился за ручку и распахнул дверь, выпуская затхлый кухонный свет на улицу. Уильям выглянул через его плечо, через силу заставляя свою челюсть не распахнуться от открывшейся его взору картины. Кэтрин и Даниэль. На кухне особняка Куэрво. Одни. Бровь Уильяма вопросительно выгнулась, и он посмотрел на друга, который обиженно шипел и потирал затылок.

— Дама ясно сказала, что ваша работа окончена. — Алан ступил в комнату и в несколько широких шагов оказался около Даниэля. — Как только вы ей понадобитесь, она с вами свяжется.

Уильям среагировал слишком поздно: Алан уже схватил Даниэля за лацканы пиджака, приподнял над землёй и с силой впечатал в стену. Возможно, любую другую женщину этот поступок непременно впечатлил бы, но Кэтрин смотрела на мужчин с таким безразличием, что Уильям начал подозревать Даниэля в ошибке: с ней действительно было что-то не так. Она стояла около широкого разделочного стола, сложив на груди руки. Ее отстранённое выражение лица больше подходило для скучной светской беседы нежели для кухонной баталии. Вдруг взгляд Кэтрин скользнул по Алану, останавливаясь то на взъерошенных волосах, то на плотно сжатых губах, то на остром прямом носе. Казалось, Алану всё же удалось заинтересовать Кэтрин. Но Уильяму это только показалось — уже через секунду она отвернулась и, взяв в руки нож, поднесла его к лицу, вглядываясь в отполированную до блеска поверхность.

Даниэль зашёлся кашлем. Алан еще несколько раз с силой тряхнул его, приводя в чувство. Но Уилл с большей уверенностью поверил бы в то, что он пытался привести в чувство себя. Когда ноги Даниэля коснулись пола, присел, согнув колени и все еще тяжело и низко кашляя — Уилл никогда в жизни не слышал такого кашля. Куэрво отёр губы, и Уильям заметил, как кожа на его кисти покрылась тонкой черной плёнкой. Но стоило моргнуть, как это наваждение исчезло.

— Приношу свои извинения, — сдавленно прохрипел Даниэль. — Мне жаль, что так вышло. Мы неправильно друг друга поняли.

Он бросил на Уильяма взгляд и, сжимая рубашку на груди, покинул кухню. Алан наконец обернулся. Его растерянный взгляд блуждал по кухне и в какой-то момент остановился на Уильяме. Он хмурился, открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же смолкал. Пропустив пряди между пальцев, Алан взъерошил волосы. Он выглядел потерянным, и впервые за все время их знакомства Уильям начал беспокоиться.

Нож в руках Кэтрин со звоном вонзился в поверхность стола. Она обернулась.

— Спасибо, мистер... Напомните, как ваша фамилия?

Алан резко поднял голову — его взгляд сразу же протрезвел.

— Кёниг, — проигнорировал он откровенную издёвку в голосе Кэтрин.

— Да, — она медленно кивнула и обошла Алана, — спасибо. Однако я бы попросила вас впредь не вмешиваться, если вас об этом не просят.

— Мне показалось...

— Вам показалось, — холодно оборвала его Кэтрин. — Я благодарна вам за помощь, но прошу вас с этого момента держаться от меня подальше. Я знаю, что вы меня преследовали. Моя охрана давно заметила ваших людей. Не пытайтесь этого отрицать. Что вам от меня нужно, мистер Кёниг?

Уильям чувствовал себя лишним. Но не так, как в светском обществе гостей Анхеля. А как ощущаешь себя в компании двух близких старых знакомых, для которых ты просто общий друг. Алан и Кэтрин не сводили друг с друга взгляда, и чем дольше это продолжалось, тем больше Уильяму хотелось подать признаки жизни и спросить, не мешает ли он им. Они едва ли не кружили вокруг друг друга, как старые враги. Воздух вокруг них поплыл, как в жаркий летний день, очертания кухни покрылись рябью, и Уилл почувствовал скользнувшую по виску каплю пота.

— Танец. Как я уже вам сказал.

— Я бы предпочла танцевать с вашим милым другом. — Кэтрин гордо вздёрнула подбородок и посмотрела на Уильяма. — Он хотя бы симпатичный.

— Вот как, — Алан проглотил смешок. — Увы, он уже занят этот вечер. Да, Уильям? — он обернулся к Уиллу и, наклонив голову набок, с интересом прищурил глаза. — Сеньора Куэрво практически умоляла, чтобы я позволил ему этим вечером не работать. Бедняжка не могла дождаться встречи с ним.

— Действительно, бедняжка, — саркастично заметила Кэтрин. — Могла бы выбрать вас, мистер Кёниг. Уверена, вы никогда не разочаруете девушку.

Кэтрин развернулась настолько быстро, что шпильки вылетели из ее причёски, а концы рыжих волос хлестнули Алана по лицу. Отрезвляющая пощёчина — и вот Алан уже спешит за Кэтрин по узким коридорам особняка Куэрво, а Уильям безуспешно пытается его окликнуть, пока все трое не останавливаются перед самым выходом в заполненную людьми гостиную-холл.

— На нас смотрят, Кэтрин. — Алан приветливо улыбнулся и кивнул пожилой парочке неподалёку. — Давайте для начала не будем разочаровывать гостей.

Он предложил Кэтрин руку, и девушка неохотно, но все же взяла его под локоть, впившись ногтями в ткань его пиджака. Уильям хотел остаться в небольшом полутёмном коридорчике, но, как назло, Алан оглянулся и кивком позвал за собой. Но не прошёл он и нескольких шагов, как его перехватила маленькая женская ладошка, а аромат приторно-сладких духов безошибочно указал на их обладательницу.

— Мистер Белл? — Мария накрыла обнимающую руку Уильяма ладонь другой и подняла на него глаза.

— Я... — Уилл с мольбой уставился на Алана, но тот лишь усмехнулся.

— Уильям, не заставляй сеньору Куэрво ждать. — он укоризненно покачал головой. — Дамы любят пунктуальность. — Он хохотнул, а потом понизил голос и добавил, точно открывая великую тайну: — Во всем.

— Что ж, не будем более вас утомлять нашим обществом, — тут же схватилась за протянутую ей соломинку Мария. — Уильям, я хотела показать вам одну картину. Ее подарили Анхелю на этой неделе. Вам она непременно понравится.

Она потянула Уильяма в сторону лестницы, и как бы он ни бросал на Алана укоризненные взгляды, тот только закатывал глаза и прижимал к себе безучастную ко всему происходящему Кэтрин.

Уильям привык не успевать за Аланом. Но он никогда не мог подумать, что поспеть за Марией Куэрво окажется еще более сложной задачей. Она быстро перебирала маленькими облачёнными в черные туфли ножками по ступенькам, утягивая его за собой. На самом верху лестницы Уилл еще раз обернулся: Алан и Кэтрин стояли в центре зала, а люди, разделившись на две группы, отошли в стороны, освобождая пространство. Алан о чем-то разговаривал с музыкантами, а Кэтрин пряталась за распушившимися волосами, пока остальные гости перешёптывались и с видом знатоков кивали. Почувствовав на себе липкое ощущение чужого взгляда, Уилл заозирался и тут же встретился глазами с Анхелем. Тот стоял около одной из декоративных колонн, которые Даниэль всегда называл «самой безвкусной вещью в этом доме после Марии Куэрво». Уилл был готов поклясться, что Анхель ухмыльнулся, заметив его в компании супруги.

Мария нетерпеливо дёрнула его и увлекла в длинный бархатистый коридор. Уилл вздрогнул, заприметив в конце знакомую вычурную уборную и вспомнив таящегося за ней монстра. К счастью, до него они не дошли — Мария остановилась около темной дубовой двери, и Уилл не без изумления отметил про себя, что из всего особняка он не был только за ней. Проснувшееся внутри любопытство притупило интуицию, поэтому он не стал дожидаться приглашения и, когда Мария открыла дверь, тут же нырнул в проём, осматриваясь.

Комната была просторной и тёплой и пахла цветами и молоком. Немного темней, чем кабинет Анхеля или каморка Даниэля, но недостаточно темной, чтобы Уильям не смог заметить высокую кровать с балдахином, длинный бархатный диван и низенький столик, украшенный вазой с розами. И никаких картин на стенах.

— Это не очень похоже на... — Уилл обернулся к Марии и споткнулся на полуслове. — Что вы делаете?

Она остановилась около двери. Уильям не слышал, чтобы щёлкнул замок, но уверенный и воинственный — если так можно было назвать то, с каким напором Мария скользнула кончиком языка по алым губам — вид женщины очень хорошо дал ему понять, что выйти из этой комнаты без ее разрешения не получится.

— Оказываю нашим гостям тёплый приём, мистер Белл. — Мария шагнула в его сторону, развязывая пояс на запахнутом платье. — На правах хозяйки дома я имею право на каждую минуту нашего дорогого гостя. Мой супруг ведь не может в одиночку развлекать гостей.

— Уверен, вы сможете развлечь кого-нибудь еще. А я, прошу меня извинить, — Уилл опустил взгляд, когда платье Марии с тихим шуршанием опало на пол, — пойду посмотрю, как там мистер Кёниг. Он без меня и минуты не может спокойно провести.

Не поднимая головы, он попытался проскользнуть мимо Марии к спасительной двери, из-за которой слабо слышался гомон забитого людьми холла и шум настраивающегося после перерыва оркестра. Вот только та снова возникла перед ним и упёрлась ладошкой в грудь, толкая от себя.

— Он прекрасно проведёт без тебя и полчаса, — хмыкнула Мария, разглядывая лицо Уильяма.

— Миссис Куэрво... — Уилл вскинул руки и попятился, уворачиваясь от её прикосновений.

— Тшш, не порть такой момент своими глупыми разговорами, мальчишка.

Самый неловкий момент в жизни Уильяма? Нет. Определённо нет. Уилл мог назвать с десяток более неловких ситуаций. И все же стоящая напротив него Мария Куэрво пугала его своей решимостью. Женщина не ждала приглашения — она сама протянула руку, схватила Уильяма за галстук и, привстав на цыпочках, впилась в его губы, оставляя на них вкус алкоголя, аниса и табака. Она не курила: кубинские сигары были любимым развлечением Анхеля. Уилл хотел бы отстраниться, оттолкнуть ее от себя, но точно окоченел, не в силах пошевелиться.

Реальность разорвалась протяжным воем скрипок, когда пальцы Марии скользнули ниже, вытаскивая пуговицы на его жилетке из петель. Громкий, ритмичный стук чужих каблуков о паркет взрывался ударами загнанного в клетку сердца Уилла, когда кончики пальцев скользнули по лёгкой щетине на его щеке, обвели острую линию челюсти и замерли над губами, точно боясь дотронуться до них. Он едва ли мог перехватить тонкое запястье женщины и отвести от себя ее руку. Воздух искрился напряжением, и оно не было похоже на то, что Уилл видел между Аланом и Кэтрин. Воздух забивался в лёгкие и обжигал кожу там, где пальцы Марии касались ее. Руки женщины скользнули под ослабленный галстук и расстёгнутую на несколько пуговиц рубашку и резко толкнули Уильяма на стоящий за спиной диван.

Приземление было болезненным и тяжёлым, как и забравшаяся на Уильяма сверху Мария. Диван скрипнул надрывом смычков по нервным струнам. Взмах волос. Вспышка алого и пьянящий запах духов. Уильям уворачивался от поцелуев женщины — выскальзывал из ее объятий мотыльком — и все равно в итоге безвольно падал в руки неизбежного. Мария целовала Уилла, покусывала его губы и прижималась всем телом. Он бы хотел дать ей больше, но признайся он в этом — и никакая больше ложь не сможет стать наглей этой. Мария ласкалась, как кошка, скользила руками по телу, обжигала дыханием кожу. Уильям мог только молчать, сжимать руками плечи женщины и отводить взгляд каждый раз, когда она смотрела на него, как иной танцор уводит ногу, чтобы кинуться вперёд.

Уильям бы хотел, чтобы всего этого не было.

Но слышал лишь треск разбитых в щепки скрипок и завывания холодного ветра по листве.

Занавески колыхались лёгкими всполохами платья в притихшем зале. С улицы доносился редкий гул проезжающих машин, отдалённый вой сирен и выстрелы, вбиваемые каблуками в пол зала. Мария приподнялась над Уильямом, всматриваясь в его лицо, а затем подалась вперёд и скользнула по губам кончиком языка, несильно надавливая на них и проникая глубже. Уилл вжался в спинку дивана, но и этого не было достаточно, чтобы не чувствовать, как Мария утягивает его в новый поцелуй и ёрзает на коленях, прижимаясь все ближе и ближе. И даже протестное мычание не могло заглушить страсти Марии Куэрво.

Зато это удалось собакам. Оглушительный лай ворвался сквозь распахнутое окно, разбиваясь звоном о хрустальные вазы. Мария подскочила, и Уилл протяжно заскулил — практически как собака, — молясь, чтобы женщина сдвинулась хотя бы на несколько дюймов.

— Чёртовы соседи, — зло выдохнула Мария, оглянувшись на открытое окно. — Я уже столько раз просила Анхеля пристрелить их чёртову псину.

Снова посмотрев на Уилла, она погладила его по щеке и поцеловала, выдохнув: «Я скоро». Уилл замер, наблюдая за тем, как Мария медленно поднимается с него, напоследок крепко прижавшись, а затем идёт к окну. Она остановилась в тени занавесок и что-то громко прокричала на испанском. Уилл же дрожащими руками застегнул пуговицы на рубашке и, затянув галстук, поперхнулся воздухом. С улицы донеслась низкая басистая ругань, и Мария взвизгнула, словно ударилась о стоящий рядом столик.

Сердце билось медленно. Время текло патокой, и Уилл только сейчас понял, что Мария стоит достаточно далеко от него. Не медля ни секунды, Уильям рванул к двери, споткнулся о завёрнутый край ковра и уже за захлопнувшейся с характерном щелчком дверью услышал протяжный визг Марии:

— Вернись! Сейчас же!

Дышал Уильям тяжело. Коридор расплывался мутными грязными пятнами. Радушие хозяйки дома — он предпочёл бы никогда его не знать. Галстук удавкой сжимал его шею, пересохший язык еле ворочался, а шаги бетонными плитами опадали на велюровый пол. Терпкий вкус алой помады все еще растекался по губам Уилла, и он поспешил стереть его краем рукава, оставляя на нем кровавые разводы. Он предпочёл бы, чтоб это была кровь, а не липкое напоминание о Марии Куэрво. И чтобы на его месте был кто-нибудь другой, кто-нибудь, для кого оказанное внимание значили больше, чем для Уилла.

Пальцы цеплялись за холодный поручень до побелевших костяшек. Несколько раз он оступался, цеплялся носками ботинок за золотые держатели ковровой дорожки под стонущий плач скрипок. Нужно было проверить истории оставленных в больнице пациентов, да. И заплатить за счета. Еще было бы неплохо сходить в магазин и купить еды. А еще книга так и осталась брошенной на тумбочке. Нужно было поскорее вернуться и закончить все дела.

Он остановился перед входом в зал вместе с последним вскриком скрипки. Алан еще не отпустил руку Кэтрин, но та поспешила скривить губы и дёрнуть на себя ладонь, отступая от Маккензи.

— Вы отвратительно танцуете, мистер Кёниг.

Оставалось поверить мисс О'Брайан на слово.

Раз все веселье Уильям все равно пропустил.