Непрощëнный грех

После того разговора юноши и правда сблизились, а однажды у Вильгельма невзначай повернулся язык назвать Джера братом, от чего тот не отказался.

В один из дней юноша через силу, поборов желание прятаться от скользкой весенней дороги из замерзших от похолодания луж, вышел прогуляться вместе с Анатолем и Джером. По дороге они встретили Джейн и позвали с собой. Анатолю необходимо было передать важные документы одному мужчине, который отправлялся в плавание за границу. В порту появились все четверо.

После завершения дел, когда они собирались идти на площадь с целью купить чего-нибудь необычного, на их глаза попалась ужасная ситуация: крестьянин носил бочки с чем-то тяжёлым внутри, но опрокинул одну из-за того, что бегающие вокруг дети неожиданно преградили ему путь. После этого толстый дворянин, по-видимому, его хозяин, нанёс бедному несколько ударов кнутом, а затем ушёл, оставив мужчину, кричащего от боли и истекающего не только кровью, но и слезами.

Пока Вильгельм старался хоть как-то залечить раны крестьянина, Джейн находилась в шоке и чувствовала сильную жалость, отчего сама расплакалась. Увидев это, Джер обнял её и, шепча на ухо успокаивающие слова, гладил её по спине. Анатоль наблюдал за этим молча, прокручивая в голове воспоминание, как совсем недавно ребята оба пришли к нему с важной новостью. В тот день мужчина услышал от Джера об их с этой девушкой взаимных чувствах, в которых тот признался, как настоящий романтичный рыцарь. Мужчина как обычно был одет в тёмную, не привлекающую внимание одежду и чувствовал свой плащ с капюшоном своим щитом. Но вдруг подул сильный ветер, и капюшон слетел. Анатоль испугался, что кто-то может его узнать и быстро надел его обратно. Повертев головой в разные стороны, он понял, что никто его не заметил, однако в тот момент он ошибался.

В то время крестьянин обнимал Вильгельма и обещал в благодарность за избавление от страшной боли каждый день молиться за его здоровье великому Существу. Когда юноша хотел уходить, Анатоль неожиданно подкрался к нему из-за спины и вложил в руку восемь золотых монет, попросив дать их крестьянину на лечебные травы. Крестьянин принял все монеты, поклявшись не пропить.

После этого Джейн долгое время не приходила в гости, а когда Джер сам наведывался к ней, то никого в доме не находил. Это сильно его напугало, он даже стал плохо спать. Однако в один из дней в дверь постучали.

«Здравствуй! Я так рад тебя видеть! Почему тебя не было столько времени, что-то случилось? Да, конечно проходи, можно...», - услышал доносящийся с первого этажа голос. Он понял, с кем разговаривал отец. Вильгельма заинтересовало происходящее. Юноша решил присоединиться к остальным.

Он увидел Джейн такой, какой ей не свойственно было выглядеть. Она оделась в пышное, дорогое синего цвета платье, длинные рукава которого были чёрными и обладали большим количеством сияющих камней возле локтей и в самом конце, перед началом кистей рук. Чёрный цвет имели не только рукава, ткань казалась пришитым другого цвета халатом, который продолжался, как и всё платье, до самого пола, закрывая полностью ноги. Возле груди была пришита не короткая белого цвета нить, играющая роль корсета, т.к. её требовалось туго завязывать для выделения талии, что у исхудавшей Джейн имелась практически всю жизнь. Платье едва прикрывало необходимые для кормления грудного ребенка органы, выше же ткани не было.

Джейн рассказала, что в тот, казалось бы, счастливый день, когда она пришла домой, то получила долгий скандал. Когда подул сильный ветер, находившаяся в порту мать девочки узнала в одном из мужчин знаменитого господина, его умнейшее превосходительство Анатоля Ракелье и была шокирована, обнаружив возле него свою дочь в объятиях, по её мнению, так называемого «Ракелье младшего».

Девушку ругали за то, что та посмела ходить возле такого статного человека, да еще и в своём, как сказал отец, ужасном виде нищего человека пытаться соблазнить его сына. Мать после криков отца стала запугивать дочь своими фантазиями о жалобе юноши на что-либо в девочке господину, да скорейшей казни им же, Анатолем, за это всей её семьи. Выслушав это, Джер стал громко смеяться, затем от смеха повалился на пол.

- А чего ты смеешься? Я самое ужасное ещё не рассказала, - глядя на пол, сказала Джейн.

- И что ужасное? Ну, - поторапливал её Вильгельм.

- Родители стали ругать не меня, а друг друга, первый надумал одно, второй - другое. Но сошлись на мнении, что я должна выглядеть богатой, в данном платье. Только вот с целью, по мнению мамы, соблазнить тебя, Джер, а отец думает, что, - девушка покраснела и замялась. - нужно вам, господин... нравиться... то есть, простите, чтобы вы меня... чтобы мы сыграли свадьбу в столице, и вы обеспечивали всю нашу бедную семью. А еще сказал, что хочет видеть моих... детей от вас и... ох, я больше не могу, простите.

Отныне Джер не смеялся, упасть готов был уже Вильгельм.

- Вильгельм, это не смешно, - говорила Джейн, закрывая красное лицо руками. Но труднее всего ей было смотреть не на юношу, а на господина.

Анатоль выглядел задумчивым. Один раз он на мгновение перевёл взгляд на Джера, чтобы проанализировать его состояние в непростой момент. Мужчина желал произнести хоть что-нибудь просто из вежливости, дабы из всех сидящих на кухне ситуация забавляла только Вильгельма.

- Неожиданно, - смог выговорить он.

- Да, поде... дде... ах! Согласен, - со злобой подхватил Джер.

- Ну, если подумать, возраст подходящий...

- Отец, не надо!

- Да не кричи ты, я не договорил! Но относительно моих нравов ты слишком низка, хрупка и... далека от моей души, - мужчина намекнул, что ничего не чувствует к Джейн и не готов полностью ей открыться. - тем более, как я могу мешать, когда ты, ну...

Анатоль указательным пальцем быстро переводил с Джера на Джейн, что юношу успокоило. Он встал, отряхнулся, подошёл к девушке и крепко взял её за руку, ощущая тепло в области щёк, засмущался.

- Я благодарна вам за то, что не запрещаете нам общаться. Вы, господин, очень понимающий и добрый.

Девушка через стол потянула руки к сидящему напротив Анатолю и стала широко, нежно улыбаться. Мужчину обрадовало такое поведение. Он протянул в сторону Джейн правую руку и стал ожидать поцелуя, который вскоре случился. Анатоль посмеялся, выражая таким образом своё счастье.

- Но вот это мне в тебе нравится, понимаешь, понимаешь...

Между ними завязался отвлеченный разговор на любовные и не очень темы. В один момент Анатоль понял, что кого-то не хватает. Обернувшись по сторонам, он убедился в пропаже.

- Вы общайтесь, а мне надо уйти, - сказал мужчина и пошел на второй этаж.

В это время пропавший юноша лежал на кровати и о чем-то думал. Ему в голову пробралась странная, по личному мнению, мысль, которая, временами запугивания юношу, трансформировалась в новую и новую проблему. Сначала Вильгельм думал о свободе, затем вспомнил жизнь в церкви и подумал о религии, вскоре пришла мысль о его связи с высшими законами, а потом началась самокритика, ведь он подумал о своём возрасте, не оправданном работой, что отсутствовала. В его голову не первый раз пробиралась мысль о том, что если он так упорно через молитвы поддерживал связь с высшим небесным творцом, то именно из-за этого он дал ему возможность построить жизнь по своим правилам, но зачем, если юноша до сих пор для этого практически ничего не сделал, по его мнению? Вильгельм задумался о смысле своего существования.

- О чем думаешь?

- Пытаюсь осмыслить, для чего живу и почему не умер несколько лет назад от той болезни.

Последние слова заставили Анатоля дернуться и почувствовать неприятное покалывание в сердце, словно его ранили, хотя это случилось. Он сел к юноше на кровать, а тот решил тоже сесть и покинул лежащее положение.

- А разве не считается то, что ты хочешь стать лекарем?

- Хочу, но ничего для этого не делаю, а хотя уже надо.

После этого мужчина начал говорить Вильгельму разные подбадривающие слова, одну из которых юноша прервал.

- Вот мой отец погиб, будучи полководцем, сильным человеком, много сотворившим.

Неожиданно Анатоль почувствовал злость и еле успел её сдержать и успокоиться.

- Твой отец жив, прекрати говорить о тех, кто и дня тебя не воспитывал!

Вильгельм не понял ни слова, но оставлять всё как есть не захотел. Он пытался осмыслить слово «жив», сказанное о человеке, давно лежащем в могиле, по его мнению.

- Что значит «жив»? Подожди...

Юноша стал прокручивать в голове свой первый день в столице. На тот момент словарный запас латинского языка у него повысился, и вдруг к нему пробралось воспоминание того, как Анатоль счастливой интонацией сказал Ричарду какое-то слово о Вильгельме. Оказалось, это слово было «сын».

В это время Анатоль серьезно глядел на юношу, ожидая серьёзного разговора. Оба услышали, как на первом этаже открылась и закрылась входная дверь, Джейн и Джер ушли гулять. Из-за отсутствия посторонних атмосфера в доме накалилась.

- Ты серьезно считаешь меня своим сыном и даже говоришь это людям, некогда связанным с моим отцом?

- Мальчик мой, ну скажи, - Анатоль резко встал и принялся на нервах сильно жестикулировать на нервной почве. - какой он тебе отец? Гиерон вообще о твоем существовании никогда не знал, да и сомневаюсь, что воспитывал бы, он постоянно лишь с нашим нынешнем королём куда-то ходил. Не создан был этот человек для двоих, он одному не всё хорошее показывал. Думаешь, почему наш король такой странный? Насмотрелся с малых лет на войну и трупы, а теперь рыцарям приказывает не спать, опасаясь, что они не проснутся. Я же знаю верное и не. За эти годы у меня столько опыта появилось!

- То, что ты не дал нам с Джером умереть не дает тебе права называть нас своими детьми, кем мы, кстати, не являемся.

- Не являетесь? Хорошо. Хочешь взять мою фамилию? Тогда уже всё будет официально.

- А что останется от настоящего?

На некоторое время оба замолчали, не зная, что говорить дальше.

- Оно тебе надо?, - открылось второе дыхание у Анатоля. - я не могу понять, зачем тебе что-то нужно от него.

- Ты будто пытаешься изменить мое прошлое или сделать так, чтобы я его забыл. Это уже слишком. Слишком! Уж не знаю, о чем Джер вообще думает.

- Забыл, как мы с тобой время проводили? Я тебе давал всё, чего ты хотел! А помнишь, как я ради твоего эксперимента дал себя травмировать? Заметь, я в ответ не прошу ничего, кроме любви, а тебе всё равно что-то не нравится! Я еще помню, - мужчина решил затронуть одну из больных тем юноши, не думая о последствиях. - как ты говорил о своём желании, заметь, желании проводить со мной время. То есть внимания ты хочешь, а считать после этого меня своим родителем нет?

Слова действительно задели Вильгельма, он даже практически не мог найти ответ. У него уже долгое время далеко в подсознании существовала одна не хорошая мысль, которую юноша осмелился озвучить, выбрав для этого крик.

- Моё желание, - он начал тихо. - да, я хотел, но я понимал чего можно требовать, а чего нет, - но продолжал с каждым предложением всё громче. Я себя много раз критиковал за это самое желание, потому что вижу грань. Ты... ты же, как оказалось, заботишься только о себе.

Большим отличием Вильгельма от Анатоля было то, что мужчина не кричал, а лишь говорил чуть громче на фоне стресса. Вместо злости внутри рождалась эмоция, которую он не умел сдерживать.

- Послушай...

- Не буду! После того, что ты сотворил, я отказываюсь тебя слушать. Да и зачем? Теоретически, ты мне вообще никто, значит разговаривать я с тобой больше не хочу!

Юноша не сразу заметил сложенную в кулак руку. Он чувствовал напряжение и приближающиеся силы для удара, только его что-то останавливало.

Вильгельм пересилил самого себя и слегка вытянул руку вперёд, отчего Анатоль даже не дрогнул. Юноша постепенно начал приходить в себя. Он увидел его красные глаза. Когда-то яркие, изумрудные глазки словно потухли, радужки отныне казались салатовыми, словно выцвели. Близь зрачков в обоих глазах плавали две большие капли. Анатоль смотрел так, словно умер, а его тело по какой-то причине до сих пор не упало на землю. Он держал руки за спиной, но больше не шевелил нервно каждым поочередно пальцем.

- Бей, - в момент произнесения данного слова он моргнул, отчего слезы быстро потекли вниз, освобождая место приближающимся новым. - после того, что ты сказал, я не вижу смысла в своём существовании.

Но Вильгельм не смог продолжить. При виде слез его сразу стало потрясывать. Кулак он разжал. Юноша стал ощущать в душе сильную жалость. Он занялся сравнением - сравнением себя и брата. К Вильгельму в голову пробиралось множество плохих мыслей о том, что он в разы хуже Джера, а, возможно, даже глупее.

На своих плечах он почувствовал грех. В одной религии существовала заповедь «Чти отца твоего и матерь твою...», у Существа был похожий наказ, звучащий как «Понимай тяжесть воспитания души твоей и воспитывающих награждай любовью искренней, да не позволяй грехам своим послать им слезы на глаза». Его Вильгельм помнил наизусть, но лишь тогда понял смысл.

Он опешил и более не мог смотреть Анатолю в глаза. Глядя в пол и делая шаги назад, Вильгельму казалось, что в тот момент не было лучше действия, как найти Джера и попросить совет.

- Я пойду, хорошо?

- Ладно, - услышал юноша в ответ жалобно прозвучавшее слово от человека, готового вот-вот разрыдаться и уже не способного сдерживать тяжелое дыхание.

Вильгельму стало очень плохо, и он выбежал из дома.