Знамения забытых земель. Легенда о рае

Как содрогается гладь ранее невозмутимого водоёма, тронутая настырной дождевой каплей, дрогнула стена. Грани бежевых кирпичей размылись, словно на картину опала вода из перевёрнутого стакана. Реальность, как обычное изображение, искажалась. От дуновений ветерка субстанция в ненастоящем вертикальном озере пошла волнами в сторону близлежащей полуколонны и пропустила оглушительную трель звонка с той стороны, спрятанной где-то в глубинах за расплывчатыми кирпичами.
Неприятный и злостный звук — она его ненавидела вплоть до дрожи в коленках и желания, прижав ладони к ушам, мчаться куда глаза глядят. Главное — подальше от звона, повторяющегося из школы в школу.
По привычке она отшатнулась на шаг, с отвращением кривясь и растрачивая драгоценные секунды урока. Но её в любом случае ожидал выговор от тошнотворной преподавательницы биологии. Странно, как такое существо, явно нечеловеческой природы, осмелилось вести предмет, по всем своим законам отвергающий возможность его существования. На Автарлане переизбыток необъяснимых феноменов. Начиная с отсутствия частиц созидания и заканчивая тысячами автарланских представлений о магии, им недоступной. Чудная преподавательница биологии — всего лепесток на увядающем лугу иномирных странностей. Стоило уже прекратить изумляться Автарлану.
— Анатра, ты сильно опаздываешь! — дрогнув, девочка не стала оборачиваться на голос матери сзади и сконфуженным шагом погрузилась в перевёрнутый водоём.
Ноги не нашли опоры — её тело понесло вниз. Неудачный переход — а она просила родителей настроить порталы в школу так, чтоб без особых проблем попадать в какие-то каморки и безлюдные коридоры. Пользоваться стационарным порталом за столько лет надоело — её всегда отправляло в автарланский дом. А оттуда ещё пешком идти!
Оставалось надеяться, что её отправило хотя бы в нужное учебное заведение и через пару секунд она не убьёт себя самым нелепым образом.
Взвизгнув, Анатра стала интуитивно искать опору — и по привычке чуть не погубила себя, попытавшись выстрелить интаром куда-нибудь. На унылом Автарлане она не могла этого делать. Лишь в последнюю секунду — когда её ноги упали на какой-то закруглённый уступ, намереваясь слететь с него через мгновение, — её правая рука ухватилась за что-то круглое.
Зависнув над пропастью с единственной опорой, зажатой в руке, она оглянулась — и даже ощутила укол разочарования, увидев над собой школьную лестницу наверх. Её тело занесло не на какую-то крышу или ещё куда-нибудь. А в обычный лестничный пролёт.
— Да античастицы! — буркнула она себе под нос и опустила взгляд: её ноги балансировали на краю ступени, рука держалась за стойку в перилах. А тяжёлый школьный портфель намеревался сорваться с плечей и тянул её вниз. — Античастицы, античастицы, античастицы, — продолжила бурчать Анатра и рывком выпрямилась.
Оглядываясь, чтоб опознать этаж, — но в этой школе никаких опознавательных знаков не нашлось, — она вздохнула и выбежала в коридор. На первой двери не обнадёживающая табличка — двухсот пятый кабинет. А ей требовался четыреста шестнадцатый.
Поправив невыносимый рюкзак с бетонными плитами вместо учебников, она вернулась на лестницу и, спотыкаясь от тяжести, побежала наверх. Ею стремительно овладевал мандраж — как и всегда в этом злополучном мире, где все люди вгоняли её в страх.
У двери кабинета биологии она мялась несколько секунд, прежде чем осмелилась несколько раз коснуться её поверхности и дёрнуть за ручку.
На неё обернулось с десяток пар лиц за партами и жабья морда преподавательницы биологии.
— Так-с… новенькая? Е… а…— прошипела учительница и, поправляя тонкие дужки очков, опустила взгляд в журнал.
— Анна Актолова, — проговорила своё автарланское имя Анатра и зажмурилась: терпеть выговор вслепую намного проще.
— Причина опоздания? — девочка опустила голову, пытаясь придумать правдоподобную ложь: сомневалась, что преподавательница поверит в её истинную причину опоздания — то, что её домашний повар, наивысшего в Энарии чина, долго пытался угодить ей с завтраком, ведь она не могла решить, чего ей хотелось.
— Меня обрызгала водой проезжающая мимо машина. Пришлось возвращаться домой, — выдала она первое, пришедшее на ум.
— Так дождь в последний раз месяц назад был! — крикнул какой-то противный одноклассник.
Прикусив язык, — чтоб не выдать своего раздражения, — Анатра опустила голову ниже. В Энарии никто, кроме самых близких друзей, не позволил бы себе такого перед ней. Но для автарланцев она обычная Аня Актолова, среднестатистическая гражданка, а не Анатра Лайли, дочь Дейлена Лайли — самого лучшего исследователя в мире! А в этой школе она к тому же новая нелюдимая ученица, которая не нужна своим новым одноклассникам. Она для них — лишняя деталь пазла их маленького, ограниченного мирка.
Может, у неё и были шансы с ними завести приятельские отношения когда-нибудь в будущем, чему бы её родители были очень рады, но Ана этого не хотела, да и смысла не видела.
Через полгода-год она снова куда-нибудь переедет и сменит школу. А со школой, быть может, и фамилию с национальностью. Как когда-то давно она училась в немецком Нюрнберге, а после и в швейцарском Цюрихе, представляясь именем Анны Шмидт, а чуть позднее, уже, правда, под фамилией Актолова, посещала школу в ирландском Дублине, а потом и в течение трёх месяцев школу в Лондоне. Лучше всего ей удавалось жить в Швейцарии — одной из самых приближённых природой к Ектарлану европейских стран. Но родители не стали её там долго держать — многие другие ектарланцы, обладающие недвижимостью на Автарлане, в качестве своего пристанища и выбирали себе всякие альпийские городки, или уезжали в далёкие Гималаи. Жить в Швейцарии и не пересекаться с ектарланцами — почти невозможно.
А родители пытались Анатру интегрировать в это треклятое автарланское общество с одной целью — чтоб она могла скрываться от ектарланцев. Спрятаться в безопасности от некой войны, которая её родных земель и дома никак не касалась. Анатра не видела в этом смысла, сколько бы ни беседовала с родителями, но смирилась, насколько это возможно, со своей жизнью в премерзком недоделанном природой мире. Родители почти во всём уступали ей, позволяли отстаивать свои интересы, поддерживали в нелепых начинаниях, но отказаться от постоянного посещения Автарлана за все годы ей не удалось, как бы напористо она ни просила родителей прекратить эту пытку.
Только изредка мама проявляла милосердие и разрешала ей на какой-нибудь месяц прикинуться на Автарлане тяжело больной и целый месяц ни на день не появляться в ненавистном себе обществе. Но из-за этого её и без того не самые лучшие отметки становились ещё хуже — и этого её семья не одобряла. Им так-то было всё равно на её автарланские оценки, однако к самым низким баллам они чётко выражали своё неприязненное отношение. Говорили, что она заслуживает большего.
Анатра была с ними согласна, она заслуживала большего. Если точнее — никогда не ступать своей ногой на земли мира, чуждого ей по натуре. Эту точку зрения с ней не разделяли, и никакие аргументы не смогли переубедить родителей. И из-за их упёртости сейчас ей приходилось доказывать, что её ложь — правда.
— Какие-то проблемы с канализацией, я что, виновата? Вода из люка шла… — проговорила она тихо, надеясь, что её ложь прозвучала в достаточной степени логично и правдоподобно.
Учительница, — кажется, Лидия Степановна или Петровна, — скептически нахмурилась, но кивнула.
— Чтоб не ходила больше возле прорвавшейся канализации, иди к доске, — Анатра бросила опечаленный и полный непонимания взор на преподавательницу. Неужели это человекоподобное существо думало, что это логичный подход к воспитанию? Или ей просто нравилось издеваться над учениками?
Клятые наарды, — автарланцы, — сильно непонятливые и нелогичные создания. Но страдать из-за них приходилось ей, пришельцу из другого мира.
— Хорошо, — сбросив портфель прямо на пол, девочка медленно поплелась к доске. К пугающей её с шести лет тёмно-зелёной поверхности, где всегда наставали её минуты позора. А ныне, в девятом классе, её и вовсе ждало что-то ужасающее — к своим четырнадцати годам она напрочь растеряла всякий интерес к биологии в этом странном мире.
Ей претило позориться перед наардами, но самооценку поддерживало знание, что им даже не ведома её настоящая фамилия и истинное влияние. А об Ектарлане они и догадываться не могут — уж слишком их фантазии отдалены от настоящего параллельного мира.
А если легенда о третьем, райском, неком чудо-мире правдива — то их представления были далеки сразу от двух миров. Хотя Анатра сама с трудом представляла, какой мир может быть лучше Ектарлана. И особенно её родной страны, прекрасной Энарии. Однако у политиков, развязавших за чудо-мир войну, явно другие представления.
Но, возможно, они и правы. Они старше и ведали куда больше. И не зря же на Ектарлане всегда напоминали, что предела совершенству нет? Даже в энарийском гимне про это упоминалось.
А автарланцам даже неидеальный Ектарлан был недоступен.
Улыбнувшись этой мысли, Анатра примирилась со скорым позором перед своими новыми одноклассниками и встала в шаге у доски. Хотя на душе воцарилось спокойствие, голова вновь опустилась, как у осуждённого на смертную казнь.
— Итак, начнём, — проговорила Лидия Степановна или Петровна.

Веки дрожали, едва удерживая на себе две слезинки, совсем некстати выступившие от обиды. Благо, в туалете во время урока никого больше не было. Только Анатру недовольная преподавательница выпроводила за дверь.
Служанка потратила с утра десять минут на то, чтоб заплести её длинные локоны в красивую косу. А какой-то глупый школьник сорвал с её волос резинку. Анатре так и не удалось её отыскать, а колосок от каждого движения расплетался.
Ей нравились распущенные волосы, но они противоречили дресс-коду школы. Белый верх, тёмный низ и для девочек с длинными волосами — коса. Как распинались преподаватели — в целях профилактики педикулёза. Этой наардовской напасти Анатра не боялась и куда больше страдала от необходимости заплетать волосы.
Особенно, когда заплетать их приходилось самой.
Наспех проведя расчёской по каждой пряди, Анатра отложила её на раковину и надела за запястье резинку-пружинку, которую пришлось купить у какой-то предприимчивой десятилетки — за бесплатно девчонка отказывалась её выручить.
Что делать дальше, она не знала — всегда забывала, как заплетать волосы. Сколько бы раз ни приходилось повторять эту процедуру за жизнь. Кажется, целых двадцать раз ей пришлось самостоятельно плести себе косы.
Попытавшись разделить поровну тяжёлые пряди — они тянулись вплоть до её бёдер, — Анатра сдалась через полминуты. Не получалось сделать хотя бы приблизительно одинаково. Пальцы соскальзывали, хватали лишние волоски, забывали размер прядей подле…
Отпустив локоны, девочка вздохнула и опечаленно опёрлась на раковину, а несколько волосков поспешили упасть на глаза. Но она не стала их заводить за уши — наслаждалась их красотой. Для Ектарлана — ничего необычного, она носила на голове непримечательную причёску и с лёгкостью забывала о её красоте, а на Автарлане ей приходилось врать, что её волосы крашеные. Среди сотен голов других учеников её всегда выделялась карамельным цветом, который при падении на него солнечных лучей преображался в подобие мандаринового. Сочный и яркий, неизменно привлекающий внимание.
Но в новой школе её заставляли заплетать эту красоту в косу и оставлять всем на обозрение непримечательное тело, обтянутое рубашкой, и тонкие ножки, выглядывающие неизменно из-под юбки. И подчёркивать своё круглое, как у ребёнка, лицо с остреньким подбородком.
Ей недавно исполнилось четырнадцать лет, но никто об этом и подумать не мог — выглядела она на двенадцать. Маленькая ростом, с худыми длинными ногами, тонкой талией, едва выдающейся чуть вперёд грудью и с острыми гранями в плечах и коленях. На круглом лице — вздёрнутый кончиком кверху маленький нос, под ним — линия пухлых губ, а над — два огромных глаза, неприятно выпученных вперёд, с непримечательными сине-серыми радужками.
Но она любила свою детскую внешность, хотя на унылом Автарлане закомплексованные умы других школьников часто заставляли их смеяться над ней, называя то лупоглазой, то пучеглазой, то недоразвитой. Нечасто, но порой она встречала таких злых детей. Но не обижалась на них — как не обозлиться на весь свет, когда изо дня в день палачи в лице учителей заставляют корпеть над бесполезным материалом и сидеть за неудобными партами час за часом, лишая тела и души всякой свободы? Ей в этих стенах никогда не сиделось. Хотелось одного — распахнуть створки окна и выпрыгнуть на свободу.
Но приходилось ждать звонка с последнего урока и потакать местным ужасным правилам.
Коса в дрожащих руках получалась неважная. А на затылке, вероятно, и вовсе вместо причёски сплелось какое-то гнездо. Вероятно, как она выйдет на улицу, какая-нибудь птица решит обосноваться в её локонах.
Зафиксировав рукотворное убожество резинкой, она смахнула обратной стороной ладони две новые слезинки с глаз и активно поморгала, избавляясь от всех следов душевной боли. Причёска и без слёз на лице унижала её в достаточной мере.

Вырвавшись перед одноклассниками, она пронеслась через ряд пустующих парт, пока не опустилась на свободный стул за последней партой у окна. Там её от взора преподавателя скрывали головы одноклассников спереди. Она могла стать невидимкой и пережить следующие сорок пять минут заточения без проблем. Предпочтительнее сходить с ума от уныния и скуки, нежели внимать словам учителя и участвовать в бесовщине, названной уроком геометрии.
Бросив полный печали взгляд на окно, куда настырно стучались ветви какого-то автарланского дерева, она стала раскладывать учебные принадлежности по парте. Всего один урок остался и она выйдет за пределы тюрьмы для разума, на не самые приятные, но свободные улицы Автарлана. А оттуда, всего в паре минут, она доберётся и до своей квартиры, где родители организовали постоянный портал. Вновь рисковать с перемещением в случайных местах Анатра не решилась — она по ошибке вполне могла оказаться замурованной где-то в скале.
Очередная трель звонка вывела её из размышлений и сладких мечт о скором будущем, болезненно уронив её разум обратно в тело, прикованное правилами к стулу. Удручающее наблюдение: каждый школьник Автарлана — заключённый системы. И она, по необъяснимой воле родителей, — такая же заключённая.
— Звонок для кого?! Все расселись немедленно! — в класс зашла Ольга Александровна — вполне милая на вид женщина, с разительно контрастирующим голосом. Он пугал и мгновенно приковывал к месту.
Шум и гам затихли — на их место пришли сконфуженные шаги одноклассников и голос одного парня, которому хватило смелости или наглости высказать ироничное замечание:
— Ну так для учителя звонок, что непонятного? — прыснул он, но учительница геометрии проигнорировала его выпад. Только сдавленные смешки прошлись по классу.
Анатра устало облокотилась на парту — за столько лет так и не адаптировалась к местному юмору. Иногда ей казалось, что он неотличим от ектарланского, не получалось найти очевидных различий, но воспринимались шутки чужаков иначе. Какие-то пустые, лишённые родного ей энарийского задора и души. Они не смешили, а только раздражали. За редкими исключениями, о которых она всегда забывала во мгновения. Никакого смысла заострять внимание на редких алмазах, изредка выглядывающих из-под слоя пресных пород.
Смешки вскоре утихли, а Ольга Александровна принялась монотонно объяснять материал. Её словам и возникающим на доске геометрическим фигурам Анатра не внимала — и даже не знала, какую тему ныне они проходили. Возможно, ей стоило открыть учебник, одарить своим взором заголовок параграфа и выборочно прочитать предложения с разных концов страницы, но подобную нелепицу она предпочитала обходить стороной. Где-нибудь на уровне подсознания она и без чтения уловит суть действий учительницы, и при острой необходимости знания мелькнут в её разуме — сказка, кою Анатра изо дня в день повторяла себе на Автарлане, оправдывая нежелание что-либо делать.
Устремив отстранённый взор обратно к окну, она разорвала последние нити, связывающие её с происходящим. Осталась при ней всего одна прелестная дума — вскоре она будет стоять у окна, из которого сможет при желании выпрыгнуть на свободу. На Ектарлане законы физики это позволяли. Не ограничивали, привязывая требующее свободы тело к земле.
Ещё немного — и она вновь станет полноценной энатрой.
Уголок губы шаловливо приподнялся, а большим пальцем левой руки она по старой привычке обвела контур инта на правом запястье. Маленькое уплотнение под кожей напоминало опухоль в форме полусферы с неуловимым отверстием на коже, как от пирсинга, посередине. Незаметное невооружённым глазом, но ощутимое при телесном контакте, это уплотнение отличало её от других рас. Инты прятались в обоих запястьях, над позвоночником чуть выше центра спины и на лодыжках, чуть выше пятки. Жаль, что на Автарлане инты бесполезны.
А без их должной работы и она неполноценна.
— Анна Актолова! — окрик преподавательницы геометрии вынудил её дрогнуть и испуганно завести обе руки за спину.
Но Анатра не обернулась, продолжая созерцать безмятежные колыхания листьев на дереве. Они помогали ей сдержать маску отстранённости и умиротворения.
— Тебе задали вопрос! — класс продолжил содрогать обозлённый бас Ольги Александровны.
Нехотя скользнув потупленным взглядом к учительнице, Анатра едва заметно скривилась, пытаясь совладать с надвигающимся мандражем. А ей всего-то хотелось хотя бы один урок просидеть незамеченной, не подвергаясь процедуре унизительного допроса…
— П-простите… — слово вышло излишне тонким и измученным. Как у измученного и отчаявшегося осуждённого на смертную казнь.
— Встань, — голос учительницы смягчился, но на фоне царящей тишины и он доставил боль. Одноклассники, конечно же, молчали, созерцая её очередное унижение. Лучше бы уже по комнате ходили их ироничные смешки и шёпоты. Всяко лучше гнетущего молчания.
Придерживаясь за парту, Анатра поднялась, но направила взгляд чётко на свои туфли. Унижаться, не оглядываясь по сторонам и не встречаясь глазами со строгими зрачками преподавательницы — на едва ощутимую, но значимую толику проще.
— Скажи, что мы сегодня прошли на уроке?
Она покачнулась: подсознание отказалось расшифровывать ей тот унылый монолог, который тянулся от самого звонка на урок. Даже намёка на их нынешнюю тему не возникло. Стоило всё-таки открыть учебник… позора было бы поменьше. Но какие бы возможности ни даровало ей её неземное происхождение, перемещение во времени среди них отсутствовало. Анатра могла переходить с одного мира в другой, но на несчастных пять минут назад отправляться не могла. Даже на Ектарлане подобные перемещения относились к чему-то из разряда фантастики. Хотя о скрытных колдунах и их истинном могуществе ходили разные слухи и городские легенды…
Может быть, ектарланские колдуны владели способностью перемещаться во времени. В то время как подсознание Анатры отказывалось расшифровать безэмоциональный монолог преподавательницы… успокаивало, что известия о перемещениях во времени — не более чем слухи. Иначе удручало бы до тошноты и головной боли.
— Мне повторить вопрос? — невольно девочка приподняла взгляд и столкнулась с двумя колючками в виде суженных зрачков Ольги Александровны.
Больно.
— П-простите, я не следила за ходом урока. Я себя неважно чувствую… — и это даже не ложь: от нервов и унижения её состояние физически ухудшалось. Сбивалось дыхание, учащалось сердцебиение, а к горлу подступала тошнота. Но учительнице не стоило знать, что ухудшение самочувствия не причина её нынешнего позора, а следствие.
— Так чего ты раньше не сказала? Пошла бы к медсестре, а не мучила себя! — заявила в сердцах Ольга Александровна.
— Да там медсестры с начала года не видно и не слышно, — фыркнул какой-то одноклассник.
— Не дело это, — возмутилась учительница. — Но раз уж так… если тебе плохо, Аня, можешь идти домой. Или посиди тихонько.
Изумившись, Анатра подняла на неё округлившиеся глаза. Она ожидала выговора от этой женщины на вид старой закалки. Но вместо выговора получила особое отношение к себе.
Стало даже неловко.
— Оу… я посижу тихонько. Не хочу сейчас домой…
— Как скажешь. Но если что — сообщай. И можешь уже присесть, — договорила учительница.
Вымученно улыбнувшись, Анатра опустилась на стул и, ощущая, как щёки стали полыхать, вновь отвернулась к окну. Неловкость и смущение беспринципно запустили свои когти в её плоть, без сожаления отрывая мясо от костей. Иначе описать это мерзкое чувство не получалось.

Убивающее душу смущение отступило вслед за раскатистым, впервые за день приятным громом звонка. Он ознаменовал не только конец урока, даже не всего дня, а целой учебной недели. Следом — первые в новом учебном году выходные. Лучшие дни недели, кои она проведёт в лучшем мире. Там, где ей дозволительно являться самой собой. Анатрой Лайли, девочкой с безоблачным будущим и с дозволением заниматься всем угодным душе. А не Аней Актоловой, безликой и никому не нужной маленькой школьницей.
Она едва не подорвалась с места первой, по привычке желая ретироваться поскорее, пока её не опередили неприятные взгляду спины одноклассников и других школьников, однако благоразумие среагировало неожиданно быстро: она успела только дрогнуть. Медленные, нарочито вымученные движения — и её не уличат в симуляции.
Тянуть время, как детскую ектарланскую глину, ей претило: уже почти все её собратья по несчастью скрылись где-то в коридоре, а ей оставалось под внимательным взглядом учительницы медленно подниматься и, переминаясь с одной подрагивающей ноги на другую, приближаться к двери.
— Ты точно сможешь добраться домой? — нарушила молчание Ольга Александровна.
— Да-да, смогу. Не беспокойтесь. До свидания! — пролепетала сбивчиво она, прежде чем скользнула в коридор вслед за своим самым медленным одноклассником.
Только её дрожащая от перенапряжения нога ступила на лестничную клетку, спектакль закончился: словно земля за ней стала уходить, проваливаться в какую-то бездну, Анатра помчалась вниз по лестнице, порой перепрыгивая через ступени. Раз даже переборщила — преодолела одним прыжком сразу четыре ступени.
Безопасный на родине трюк чуть не обернулся для неё болезненным падением. Даже не удалось понять, как её не притянуло к земле, а только ступни свело от обжигающей боли.
Времени на размышления об этом не нашлось — невзирая на боль, хотелось поскорее покинуть ненавистные стены и добраться до своего дома. Истинного дома, расположенного не в посредственной квартире на Автарлане, а в родовом поместье, величественном особняке в городе энарийских миллионеров — Эстиле. Там, где земли наипрекраснейшего альтала Энарии — Нарии, следили среди фантастической природы и ландшафтов за сменой поколений знатных родов и взращивали совсем новые элиты.
Как её маму. Она по праву рождения не относилась ни к кому, кто мог себе позволить никогда не считать деньги. Из самой обычной семьи, но рождённая в Эстиле, Ювина Лайли, в девичестве Миэлфи, взобралась до самых вершин. Анатра с ранних лет гордилась являться её дочерью.
Если бы родители не отправляли её в ад, названный Автарланом, изъянов в их личностях для Анатры не существовало бы.
Но, благо, очередные часы заточения в ненавистном мире подошли к концу.
Она тайком покинула школу через пожарный выход, откуда ей было ближе идти до автарланской квартиры. А ныне каждая секунда имела вес — она и без того потратила непростительно много времени, пока притворялась больной. Сердцу столь продолжительное заключение претило.
Её ждали прекрасные и свободные выходные.
Всего несколько поворотов по оживлённым улицам, разукрашенным несочетаемым разнобоем из всевозможных витрин и кафе, нагло перекрывающих тротуар, и поблизости выстроился новый двадцатиэтажный жилой комплекс, где её родители и спрятали стационарный портал домой. В обычной трёхкомнатной квартире на двенадцатом этаже, откуда открывался вид не на интересные пейзажи Энарии, а на разнобой многочисленных таких же муравейников.
А когда-то порталы прятались в частных домах.
Но в этом клятом городе частный сектор граничил с лесом. Все остальные земли наполнили сплошные многоэтажные муравейники, окружившие маленький исторический центр, где тоже рассматривать было нечего. Только фасады зданий, большая часть которых пребывала в аварийном состоянии и могла в любой момент обрушиться проходящему мимо бедолаге на голову.
Пришлось организовать мнимое жилище в одной из ячеек этого высоченного, безвкусного, но безопасного сооружения, расположенного недалеко от школы.
Двор, фойе, лифт — всё стремительно пронеслось у неё перед глазами, мелькая наподобие старых автарланских фотографий из потрёпанных альбомов. Анатра не могла назвать номер своей квартиры и даже адрес дома, где, впрочем, поселилась всего пару дней назад, но уже в подсознании въелось местоположение — не тратить же драгоценные мгновения жизни на поиск квартиры, откуда она могла попасть на родину? В поместье, расположенное на улице, названной в честь её родственников — Лакасоугларли один. Соугларли — часть её семьи со стороны отца, а «лака» переводилось с энарийского как «улица».
Но для попадания в рай, где её семья — великие и признанные во всём мире люди, требовалось пройти через квартиру на двенадцатом этаже. Непримечательную, с унылым автарланским ремонтом и навеки въевшимся в стены поганым ароматом краски.
Анатра, не разуваясь, сбросила портфель прямо под входной дверью, оставив его тосковать по ней до понедельника, и кинулась на кухню — в обитель портала, спрятанного в стене. Родители всегда располагали порталы там, где Анатра могла их найти и не запутаться.
В новом жилище ориентиром стала лепнина на стене напротив рабочей поверхности. Три гипсовые арки, открывающие обзор на масштабную композицию — на принт с настоящим раем, нанесённым на фотообои. За просторной террасой, окружённой балюстрадой, тянулся купол нежных голубых и белых мазков неба, укрывший земли под собой от всех невзгод и отражающийся в глади величественного озера. В небесную воду струились пышные водопады с отвесных скал каньона. Где-то вдалеке возвышались величественные холмы и горы, устеленные разноцветными горными породами и травой то зелёной, то бирюзовой, то фиолетовой.
Но одна деталь резко выбивалась — на центральной арке, фотообои за которой и скрывали в себе портал, приклеенный тонкой полоской обычного автарланского скотча, висел жёлтый листок с надписью на энарийском. Родители всегда писали ей послания на Автарлане на языке, неведомом никакому автарланцу. Разобрать их могла только Анатра.
Без всякого интереса, девочка сорвала с колонны листок.
«Анатра, спешу тебя предупредить, что тебе нельзя показываться дома в автарланской одежде. У нас неожиданный приём, собралось очень много важных людей. Можешь спокойно отправляться домой, но с легендой, что ты просто гуляла где-то, оказалась неподалёку от стационарных порталов и отправилась домой. Одежду возьми в шкафу.
Предупреждаю: никаких твоих друзей тут нет, так что как придёшь, иди в комнату.
С любовью, мама
Ювина Лайли»
Закатив глаза от негодования, Анатра отбросила листок и последовала к шкафу в якобы своей комнате. Если бы не приём, — куда даже не пригласили её друзей! — она была бы уже дома. Но появляться в клятой школьной форме вправду не стоило — никого в тайну её двойной жизни не посвятили.
Найти ектарланские наряды в шкафу оказалось непросто — мама их припрятала за разнобоем автарланских тряпок. Не сразу удалось обнаружить приятные коже энарийские ткани.
Она выволокла на пол всё, что удалось отыскать. Какие бы чувства ни теплились в её душе ко всему из родного края, хотелось наконец оказаться там, а не тратить минуты на скрупулёзные поиски наряда покрасивее.
Наспех скинув с себя ненавистную форму и распустив нелепое гнездо, отдалённо напоминающее косу, Анатра набросила на себя фиолетовую ткань. На вид — странная огромная наволочка с прорезями для головы и рук, которые выглядывали из-под неё только ниже локтей, но только на талию лёг в дополнение золотой пояс — и нелепая наволочка, царапающая краем коленки, стала милым энарийским платьицем.
Не забыв натянуть под наряд и чёрные шорты — никакая уважающая себя энарийка не шастала в платьях, не надев поверх белья шорт, — и натянув на ноги золотые босоножки с гибкой подошвой, Анатра, никуда не пряча созданный ею бардак, метнулась к порталу.
Проскочив мимо зеркала, она не смогла сдержать улыбки — всего за минуту забитая автарланская школьница стала миловидной ектарланкой, хотя и оделась максимально простенько.
— Ли­ер су ке­ен­тер! — крикнула она, влетев на кухню.
Команда, что-то означающая на неизвестном Анатре колдовском языке, также вызывала звуковые колебания. Они и приводили магию в действие. Даже на Автарлане. Но только для открытия порталов.
Пейзаж за центральной аркой размылся — все краски перемешались, растеклись всевозможными узорами в разные стороны, а стена в одночасье преобразилась в вертикальное озеро. Но вместо непригодной для жизни человека среды за магической гладью — целый родной мир.
Анатра, прикрыв в предвкушении глаза, скользнула в проход, словно не делала это постоянно. Момент возвращения домой всегда интриговал.
Тело окутал приятный ветерок, аккуратно ласкающий каждый обнажённый участок кожи и колышущий полы платьица. Вместе с бескорыстной нежностью ветер принёс с собой едва ощутимые ароматы цветов и разных блюд. Должно быть, подхватил их ранее яркие ароматы, неловко покинувшие пределы летней залы, особо громоздкой веранды, где в тёплую пору и проходили всякие приёмы.
— С ума сойти! И давно ты порталами для перемещения домой пользуешься? — Анатра дрогнула, едва не решив, что её разоблачили, но ложное опасение быстро пропало. Некто просто не ожидал, что она использует систему энарийских порталов. Это никак не намекало, откуда на самом деле она пришла.
— Достаточно давно, — Ана усмехнулась, пытаясь не выдать испуга.
Она обернулась к собеседнику — им оказался молодой парень, но далеко не её ровесник. Ойвен Сэшли — сын владельца самой большой ювелирной компании во всём мире. Кажется, ему недавно исполнилось двадцать три года, хотя из-за косматой чёрной чёлки он смотрелся ненамного старше Анатры. Лишь выдающийся рост и лаконичные черты взрослого эйварина выдавали в нём не подростка. А обычно всегда весёлые фиолетовые глаза оказались печальными.
Хотя Анатра плохо знала Ойвена — парень был слишком взрослым, чтоб быть ей другом.
— Смотри, не растолстей с таким образом жизни, — его глаза стали привычно весёлыми, и он засмеялся, прежде чем ушёл куда-то.
Ана проводила его взглядом, а после вновь взглянула на красоты, что открывались перед порталом. Принт на её автарланской кухне на самом деле изображал подобие настоящего пейзажа, открывающегося с балкона её дома. С огромной террасы, обнесённой массивной балюстрадой.
Фо­то­обои в её квар­ти­ре никак не могли сравниться с видом в реальности… кар­тинка оказалась бессиль­на пе­редать да­же кра­соту не­ба, на са­мом де­ле не прос­то голубого, а пол­ного всевозможных от­тенков. Оно шло кон­трастны­ми пе­рели­вами с би­рюзо­вого в почти синий, оттуда вновь в бирюзу, засим в неж­но-го­лубой, а с него в ярко-голубой, и так до бес­ко­неч­ности. Лу­чи сол­нца в тот день были по-особому яр­ки и ка­залось, что они сто­ят ог­ромной по­луп­розрач­ной лес­тни­цей, ес­ли под­нять­ся по ко­торой, мож­но очу­тит­ься на не­бе и дот­ро­нуть­ся до каж­дой из по­ка не­зримых на днев­ном не­бе звёзд.
А кра­соту каньона, — кое-где окружённого другими особняками, с во­допа­дами и озером внизу, холмами и горами вдали, — никакое изображение в обоих мирах было не в силах передать — она по­ража­ла вся­кое во­об­ра­жение. Необычные формы, раз­но­об­разны­е яр­ки­е цве­та, ин­те­рес­ны­е рас­те­ни­я, иног­да спрятанные в са­мых не­ожи­дан­ных местах — где-то там, вда­леке, из-под ог­ромно­го во­допа­да выг­ля­дыва­ли ла­зур­ные листья и ро­зовые бу­тоны ка­кого-то при­чуд­ли­вого цветка. А не­пода­лёку оттуда, на са­мом краю об­ры­ва, сто­яло ста­рое мно­гове­ковое де­рево, с зе­лёны­ми листь­ями в ви­де ос­трых ко­нусов, что отчаянно держалось корнями на этом ма­лень­ком клоч­ке зем­ли. Ве­ро­ят­но, ког­да-то давно оно росло на ров­ной по­ляне, но беспощадное вре­мя заб­ра­ло ту часть зем­ли в не­бытие, ос­та­вив де­рево сто­ять на краю, мед­ленно ожидая и сво­его па­дения.
Анатра никогда не могла понять, как большая часть автарланцев, да и ектарланцев обходятся без величественных пейзажей, красоту которых был неспособен передать и гениальный художник.
Желая посильнее насладиться красой родных земель, она проследовала к балюстраде и облокотилась на неё. Мама, конечно, наказала ей по прибытии сразу идти в свою комнату, но как можно было оставить без внимания первые минуты пребывания дома, не насладиться красотами, а просто побежать в свои покои? Тем более, с балкона она слышала лишь неразборчивый гомон людей сзади, ничего толком разобрать не получалось.
Все голоса затмевал хлёст бур­ля­щей во­ды из-под балюстрады. В нескольких метрах от основания дома, расположенного на одной из скал, стру­ил­ся из-за сты­ка меж ог­ромных глыб ту­гой, уз­кий во­допад. Он не единственный журчал под до­мом, но вырывался на волю ближе остальных к фун­да­мен­ту зда­ния. Его мож­но бы­ло да­же уви­деть, ес­ли пе­ремах­нуть по ту сто­рону пе­рил и, креп­ко за­цепив­шись но­гами за ос­но­вание ба­лясин ограждения, по­вис­нуть вниз го­ловой в сот­нях мет­ров от зем­ли.
Воз­можно, для среднестатистического на­ар­да это по­каза­лось бы бе­зумс­твом и са­мо­убий­ством. Ви­сеть без вся­кой стра­хов­ки вниз го­ловой на вы­соте со­тен мет­ров, при­дер­жи­ва­ясь од­ни­ми лишь ступ­ня­ми! И всё ра­ди ка­кого-то во­допа­да… поч­ти каж­дый житель Земли или другой ектарланской страны наз­вал бы это пол­ным су­мас­шес­тви­ем и бес­смыс­ленным рис­ком. Но для жи­теля Эна­рии такое бы­ло впол­не в по­ряд­ке ве­щей. Осо­бен­но для без­рассуд­но­го под­рос­тка. Взрослые же энатры зачастую увязали в омуте дел и позабывали о возможностях, дарованных их телам природой.
— Анатрушка, я попрошу тебя уйти в свою комнату, — голос мамы, как обычно, был полон спокойствия и понимания. До ушей доносились ноты, словно кричащие, что Ювине не хотелось просить её уйти.
— Да-да, скоро пойду, — пару секунд Ана ещё не отводила взгляда от прелестных пейзажей, а после решилась повернуться к маме.
Меж­ду ароч­ных про­ходов — точь-в-точь та­ких же, как на кух­не, толь­ко в ра­зы вы­ше и боль­ше, сто­яла девушка, од­ной ру­кой прислонившись к бе­лой ко­лон­не. На фо­не бе­лос­нежных арок её воз­душное го­лубое платье из тонкой шали на од­но пле­чо и короткая синяя ту­ника с узорами из чёрных диамантов под ним смот­ре­лись очень кон­трастно. Лицом мама даже не девушка, а ещё совсем девчонка. Не­боль­шой рост, компенсируемый гармоничной фигурой с тонкой талией и длинными ногами; ак­ку­рат­ные чер­ты ли­ца; чис­тая свет­лая ко­жа, едва не отливающая молоком; ок­руглый под­бо­родок; яркие се­рые гла­за, вок­руг ко­торых выс­тро­ил­ся за­бор­чик из длинных рес­ниц; то­нень­кая ли­ния каш­та­новых бро­вей, под цвет длин­ных кудрявых во­лос, с закреплёнными на затылке золотой заколкой передними прядями.
Хотя на самом деле Ювине шёл тридцать восьмой год, но для энатров, живущих в среднем до ста десяти лет, это ещё самый расцвет молодости. Но довольно юные года никак не мешали маме являться одной из самых важных персон по крайней мере в нарийском обществе. А отец, который лишь немного её старше, и вовсе был одним из самых важных людей во всей Энарии, а также за её пределами.
— Не задерживайся. Тут такая себе атмосфера, — мама печально улыбнулась, а после её окликнул мужской голос.
Анатра невольно метнула на него взгляд, прежде чем под чутким надзором Ювины отступила подальше и вскоре скрылась за колонной. Из-за которой, однако, могла наблюдать одним глазком за взрослыми и улавливать их речи. И хотя ей никогда не доставляло радости подслушивать, уходить в свою комнату так и не хотелось. Хотя бы ещё пару минуток выдержать на свежем эстильском воздухе…
— Прости, Юна, долго не мог найти «Звёзды в ночи» или хотя бы коктейль с цветочным ликёром, — извинился подоспевший к маме мужчина, в чьей руке лежал высокий бокал из непрозрачного стекла. — Продолжим разговор?
Уголок губы Анатры радостно дрогнул: с Ювиной беседовал Фелисен Лирела — шестидесятилетний отец её лучшей подруги. Статный мужчина со сложной укладкой из синих волос и пронзительным взглядом зелёных глаз. Часто он их обеих возил во всевозможные музеи, на выставки и знакомил с новыми деятелями искусства, которых он всегда спонсировал. В обществе Фелисена прозвали великодушным меценатом, но также Анатра знала, что как бы ни дружили их семьи, мужчина вкладывался не только в искусство, но и в исследования. А отец Анатры не требовал финансирования, и эйлар Лирела продвигал каких-то безызвестных ребят. И она не знала, как к этому относиться, но раз родители называли его своим другом, то и Анатра забывала об этих его вложениях.
А также эйлар Лирела — владелец огромной компании по производству без и алкогольных напитков. В каждом продуктовом магазине страны можно было отыскать хотя бы один напиток, на этикетке которого рядом с названием бы теснился знаменитый логотип с фамилией мужчины.
— На чём мы остановились? — мама подошла к балюстраде и безмятежно присела на неё, словно на обычной встрече с друзьями.
— На произошедшем. Напомню, это решение может стать началом конца, — Фелисен проследовал за ней и тоже сел на ограждение, опустив задумчивый взгляд на носы туфель.
— Очень сомневаюсь: он знает, что делает, — возразила мама, не меняясь в лице.
Анатра нахмурилась. Какие ещё решения, начала и концы? Вновь взрослые себе запудрили мозг какой-то некритичной по существу, но фатальной по их мнению чепухой?
Кажется, мама считала так же, раз не соглашалась с Фелисеном.
— А твой муж?
— Как бы там ни обстояли дела, Фел, он разберётся.
— К тому моменту, может, уже и разбираться будет не с чем, — кажется, отец лучшей подруги был не в духе. Может, дело в содержимом бокала, к которому он периодически притрагивался?
— Ты на что это намекаешь?
— В вашей семье больше нет исследователей. Только надежда на внука исследователя Соугларли, но он пока сильно мал, — Анатра резко нахмурилась: с чего это вдруг эйлар Лирела посмел что-то говорить про их семью? Хотя сам всегда способствовал продвижению непонятно кого.
— Уже был такой период в нашей семье. Исследователи ещё будут.
— К тому моменту уже будет поздно, Ювина. Ваше влияние угаснет. Оно уже угасает. Решение Бэвелтена и произошедшее с Дейленом — это, я думаю, конец для вашей семьи.
Захотелось выскочить из своего ненадёжного укрытия и потребовать объяснений таким ужасным и безумным заявлениям. Всегда, какие бы невзгоды ни приключались в их семье, всё разрешалось. Думать иначе — абсурд.
Но с лица мамы спала невозмутимость, хотя сменилась на печаль, никак не на логичное негодование. Ювина опустила взгляд в пол.
— Война в разгаре, конец может наступить для всех в любую секунду, — процедила она так тихо, что Анатра не могла быть уверена, правильно ли всё услышала.
Ещё больше хмурясь, Ана едва не решила, что начался Карнавал пессимизма — день, когда все энарийцы озвучивают всевозможные опасения о будущем, пишут письма политикам, а политики сообщают о возможных невзгодах в ближайшем году. А в былые времена этот праздник относился к исключительно религиозным — чтоб поделиться с богами о тяготах и страхах, накопившихся в душе. Задача специфичного праздника — сделать так, чтоб все страхи ими и остались.
Но Карнавал пессимизма отмечался пятнадцатого февраля, а не в начале сентября.
— Давай опустим такую вероятность. Я сейчас говорю лишь о рисках для твоей семьи и её авторитета, если Дейлен не появится. О другом и рассуждать тошно.
— В любом случае нам не о чем беспокоиться, есть и другие варианты заработка.
— Если они взъедятся на твою семью, то все эти способы канут в лету.
— Я справлюсь и с таким, — в голосе мамы резко прозвучали стальные ноты.
— А твоя дочь? Анатра подруга Колфи, я не хочу, чтоб она страдала, — тяга выскочить из своего укрытия стала почти нестерпимой: ведь теперь ко всем этим непонятным диалогам привязали ещё и её саму.
— Тут всё намного сложнее. Но я её не оставлю. Всегда есть варианты для неё, — пришлось закрыть глаза, чтоб не выскочить из-за колонны. Подобной опрометчивостью она всё равно ничего не добьётся. Надо будет потом разузнать всё у мамы наедине.
— Позвольте вмешаться, — Анатра тотчас повернулась: к маме и Фелисену подошла женщина в воздушных голубых штанах и белой блузке без рукавов. Их отсутствие обнажало крупные руки, покрытые десятками всевозможных украшений, которым как-то получалось не смотреться наляписто.
Виелу Сэшли Анатра узнала не сразу — её белое, как мел, лицо с эйваринскими чертами изменилось. Даже на месте обычно фиолетовых глаз под рядом густого слоя ресниц — две серые радужки. Ана уже и забыла, что женщина обладала глазами-хамелеонами. А волнистые волосы, цвета коры тёмного дерева, не были распущены, как обычно, а собраны в высокий хвост.
Не дожидаясь ответа, Виела продолжила:
— Я считаю, что какие бы ни были обстоятельства, Лайли и Соугларли со всем разберутся. А девочка уж тем более под защитой, — эйлара Сэшли вальяжно достала из кармана сигарету и три раза осторожно ударила по ней длинным ногтем. Край мгновенно вспыхнул красным и стал медленно тлеть. — У нас у всех сейчас проблема масштабнее. Мы все уже вкусили плоды этого, не так ли, Фелисен? — поинтересовалась она, медленно выпуская изо рта облака дыма.
— Намекаешь на мой склад и сотрудников? А ещё на моих творцов? — мужчина вмиг помрачнел.
— Именно, — зажав сигарету меж пальцев, эйлара Сэшли свела подведённые красным губы в трубочку и особенно неторопливо выдохнула.
— Да, это значительные потери, — он промолчал, прежде чем торопливо пояснил: — Мои сотрудники и юные дарования, люди, теперь мертвы. Это трагедия, я даже не знаю, как выразить свои соболезнования перед их семьями.
Дальше слушать переполненный пессимизмом разговор не вышло — и Анатра, невольно задерживая дыхание, едва касаясь пола носками, стала отступать.
Она ока­залась в прос­торном, даже исполинском лет­нем за­ле, служившем ве­ран­дой. Где-то белые стены из огромных кирпичей стыдливо прятались за буйством роскошных плющей и парой величественных деревьев, скрывающих углы в противоположной стороне зала.
Медленно отступая спиной от бесчисленного ко­личес­тва арок на сте­не пе­ред бал­ко­ном, Анатра в последний раз насладилась вос­хи­титель­ным видом на красоты их края. А высота потолка в два эта­жа до­ма — кры­ша отдалилась на двенадцать мет­ров от по­ла, — только подчёркивала красоты снаружи.
Отвернувшись от ряда колонн, Анатра задумала наконец убраться восвояси. Но вокруг сновало чересчур много людей — и все казались чем-то взбудораженными и опечаленными.
Чтоб попытаться ни с кем не сталкиваться взглядом, Ана подняла взгляд наверх, хотя и невольно он вскоре пополз вниз.
Поражающий простор поз­во­лял ви­сеть пос­ре­ди ве­лико­лепия летней залы ог­ромной хрус­таль­ной люс­тре, дли­ной в три мет­ра. А прямо под ней, в боль­шом к­руглом самодельном ов­ра­ге глу­биною в пол­то­ра мет­ра, на­ходил­ся фон­тан, по центру ко­торо­го из ка­менной пас­ти ста­туи в ви­де мор­ды дра­кона вздымалась величественная струя во­ды, вы­сотою мет­ров в шесть. Вок­руг фантастического фон­та­на, при­легая к ров­ным сте­нам ов­ра­га, рас­по­лага­лись го­лубые вы­сокие ди­ван­чи­ки с низ­ки­ми спин­ка­ми, меж­ду ко­торых теснились лес­тни­цы.
И ныне на диванах устроилось множество разодетых в дорогие ткани людей. Хотя вокруг всё-таки гостей оказалось ещё больше — они разместились на скамьях и за скромными столами вокруг многочисленного лабиринта клумб с редкими цветами, а кто-то медленно сновал туда-сюда, утопая в красотах разноцветного сада.
Порой проносились мимо Анатры и люди в аккуратных, но простеньких серых мужских и женских туниках, а за ними прямо по воздуху на едва заметных облаках плавали подносы с закусками и напитками, хотя в разных углах зала раскинулось и изобилие стационарных буфетов.
К одному из таких Анатра и скользнула — маловероятно, что у повара нынче много времени на приготовление ей вкусностей, а на столе и без того раскинулся разнобой всего: от тарталеток с всевозможными начинками до кусков овощей, мяса и рыбы на вечно горячих плитах — чёрных поверхностях, не дающих пище остывать.
Подняв со стола маленькую деревянную доску, — под которой вмиг появилось облако, на котором она повисла прямо в воздухе, — и вынув из стакана длинную шпажку с жёлтой рукояткой и серебряным лезвием, Анатра принялась выбирать себе пищу. Шпажка — традиционный энарийский столовый прибор. Всегда с разными рукоятками, видом и формой, их объединяли лезвия — их затачивали так, что получалось как безопасно подобрать пищу и полакомиться ей, так и нарезать её предварительно.
Проголодавшись со школы, девочка взяла себе стакан лимонада, набрала несколько тарталеток, а в качестве основного блюда подобрала несколько кусков золотистого мяса морского мукарана. Эта рыба после жарки всегда получалась безумно вкусной, чем-то похожей на красное мясо в меду, но при этом крайне полезной.
Уйдя в тень огромных фиолетовых листьев, нагло пересекающих бордюр меж клумбой и тропой, Анатра, со стаканом в одной руке и шпажкой в другой, пыталась как можно незаметнее полакомиться — не хотелось отвлекать всех непривычно унылых взрослых своим присутствием. А как дощечка с блюдами опустеет, она наконец скроется в своей комнате.
— Анатра?.. — донёсся удивлённый женский голос сбоку.
Надеясь, что её не собрались уже куда-нибудь прогнать, она повернулась.
С ней заговорила молодая девушка, ненамного её выше, с миловидным пухлым телосложением и славным круглым лицом, где пестрел яркий макияж. Тело укрывали яркие ткани, подчёркивающие лишь достоинства фигуры, а недлинные белые волосы по плечи прядями были окрашены в радугу. Арейлия Халфел, или как её все привыкли называть — Аша. Старшая сестра ещё двоих друзей Анатры.
Кажется, ей было где-то двадцать лет.
— Я просто поем и уйду отсюда, — мгновенно, по какой-то школьной привычке, оправдалась Анатра.
Аша изумлённо хмыкнула.
— Да я не прогонять тебя пришла. Ты Ойвена не видела? — Анатра тут же отрицательно замотала головой.
— Я видела его минут десять назад на балконе, но я не видела, куда он ушёл.
— Античастицы, на этом сборище только с ним и можно было нормально поговорить… — она, кажется, не жаловалась, а просто констатировала, как факт, своё разочарование. Девушке заметно не нравилось происходящее, но она определённо знала причину сего собрания.
Уловив возможность узнать хоть что-то не из обрывков разговоров, Анатра, едва заметно озирнувшись, украдкой поинтересовалась:
— А по какому поводу тут это сборище?..
— Ты не в курсе?
— Я только обрывки разговоров услышала…
— На Лролнул было совершено нападение вчера. Ракетная атака и пехота. Оскфелы по непонятной причине атаковали нашу столицу, такой трагедии ещё за эту войну не случалось. Погибли тысячи граждан.
Кажется, на улице солнце зашло за густые тучи, иначе было не объяснить, чего мир вокруг резко стал настолько мрачным. Словно какая-то небывалая магическая сила вытесняла отовсюду краски и гнала прочь прекрасные ароматы энарийских цветов. Даже хлёст водопада и гомон людей вокруг поутих — стало мрачно и беззвучно, как в ночном кошмаре.
Ракетная атака, оскфелы, тысячи смертей — это звучало как что-то иномирное. Словно новости с Автарлана просочились на Ектарлан по ошибке и пока дошли до её ушей, видоизменились. Анатра знала про войну, которая длилась уже десять лет, времён довоенных она бы и не вспомнила. Но все десять лет война казалась чем-то абстрактным, сосуществующим параллельно с райской жизнью. Просто некое понятие на бумаге, которое волновало только военных на неких полуреальных линиях фронта и иногда взрослых на очередных непонятных собраниях.
И хотя Лролнул далеко, Анатра не раз бывала в столице. И атака на него — нечто, что не звучало как маленькая неприятность, которая её не касалась и происходила где-то далеко: там, где никого из энарийцев она не заденет. Все новости до того звучали, как редкие сводки из забытого всем обществом Каилфа.
Неудивительно, что взрослые резко начали Карнавал пессимизма совсем не по календарю. Хотя и непонятно в таком случае, чего Фелисен так взъелся на благополучие их семьи. Как отец и дядюшка Бэвелтен связаны с атакой на Лролнул?
Какой-то бред.
Как и вся ситуация в целом… она страшная, но слишком безумная, непохожая на правду. Бедные лролчане.
Хотя Виела Сэшли считала, что проблема масштабнее и что они уже все стали пожинать плоды произошедшего. Но она ведь говорила только о произошедшем? Его наследие ещё не раз ударит по жизням и кошелькам разных людей? И это всё?
Это же всё просто неприятные последствия, но не критичные. Все с этим разберутся, хотя погибших уже не вернуть. Постепенно разговоры о трагедии сойдут на нет и всё утихнет. Вот и всё.
Краски стали возвращаться, как и звуки.
— Это кошмарно… — единственное, что удалось вымолвить.
Аша понимающе кивнула.
— И в каком смысле по твоему мнению? Что в этой ситуации кошмарного?
Слегка опешив, Анатра, смочив пересохшее горло глотком лимонада, вымолвила:
— Ну, так… люди погибли. Вот ещё недавно они жили, мыслили, а тут ракеты всё закончили. А их близкие сейчас должны как-то пережить эти утраты. Это… это ужасно.
Собеседница печально улыбнулась.
— Что в тебе хорошо, Анатра — ты добрая и искренняя. А почти все взрослые тут думают только о своей выгоде и только о своих проблемах, — произнесла тихо девушка и кивнула куда-то в сторону.
Чуть выступив из укрытия, Ана проследила за взглядом Арейлии — оказалось, она указывала на собственных родителей чуть в стороне. Марик, или сокращённо Мари, и Лонтрел Халфелы. Они беседовали с Дизерией Сонфи — статной смуглой женщиной, аллой, чьи волосы, цвета тёмной ночи, как обычно были собраны в сложную композицию из кос, тело укрывало жёлтое платье, а шею и руки покрывали украшения.
Сама чета Халфелов — совсем непохожие друг на друга люди. Лонтрел — невысокий и рано облысевший смуглый мужчина, — представитель национальности аллов, — с худым телом, но грациозными длинными пальцами, а бледноликая энарийка Марик Халфел же разительно отличалась от своей дочери — высокая, с крайне короткой стрижкой и худая. И свою худобу женщина с радостью демонстрировала, придя на собрание в очень короткой улде, — ектарланское название топа, — едва прикрывающей разноцветными кружевами грудь, и в такой же кружевной очень короткой юбке.
Вся их компания — дизайнеры. Точнее, Дизерия являлась одним из главных дизайнеров украшений в ювелирной компании Сэшли, но часто работала отдельно, создавая одежду для знаменитостей; Лонтрел же диктовал моду для всех энарийцев, создавая каждый год новые коллекции практичных нарядов, которые сам, однако, чаще всего не носил, а его жена — руководительница и лицо компании Халфелов. Зачастую именно она настоятельно рекомендовала мужу, какой наряд следует ввести в моду.
— Я пытаюсь посчитать, какие мы понесли убытки, потеряв десять магазинов с самой новой коллекцией, но пока не могу. Но ужасные, — распиналась Марик, постукивая невысоким каблуком по полу.
— Сомневаюсь, что вы от этого обанкротитесь, — хмыкнула в ответ эйлара Сонфи.
— Не обанкротимся, но ситуация неприятная. Хотя она даёт несколько новых возможностей, — эйлара Халфел вдруг просияла и указала на себя и мужа.
— Вот так думать лучше. Из этого нападения кто угодно из нас может вытянуть выгоду.
— Да ты не дослушала, Дизи! — Мари в крайней степени возбуждения пару раз хлопнула. — Я же вывела пару лет назад из моды очень короткие улды и прогулочные бюстгальтеры… — продолжила она, при этом указав на свой наряд, противоположный её же моде.
— Ага, да так, что теперь если кто-то, кроме тебя, в таком покажется, то это сочтут за пошлость, — Дизерия хмыкнула.
— Ну а вот теперь пора вернуть моду на это. Раз часть нашей новой коллекции канула в лету вместе с частью эскизов, то надо создать новую.
— Дорогая, люди сочтут это эпатажным и вычурным, — возразил Лонтрел.
— Твоя задача — создавать красоту, а я уж сделаю так, что это все будут носить, — Марик окинула мужа суровым взглядом. — Лозунг новой коллекции — наслаждайся жизнью и собой как в последний раз! Мы же энатры, такова наша природа испокон веков.
— Это весьма спорный лозунг в нынешней ситуации…
— Бунтарский дух энатров не унять. Раз оскфелы хотят нас уничтожить, то мы напоследок их шокируем. Мы же по их мнению нация разврата… так пусть вкусят нашего разврата по горло. Хотя бы отыграемся на их приличных душонках.
— Ты радикальная, Мари. Я буду поступать сейчас без скандалов, пожалуй. Есть и другие методы.
— Да тебе и Сэшли не позволят. Они же скучные.
Дальше Анатра не стала слушать — ступила вместе с Ашей обратно в укрытие, пытаясь осознать услышанное.
— Погибли люди, происходит античастицы не поймут даже что, а они все тут такие. Пришли на собрание обсудить, как разобраться с убытками и как извлечь выгоды, — пояснила недовольно Аша, порой дальше косясь в сторону родителей. — Не все, конечно, но большинство. А теперь прости, я попробую найти Ойвена.
К тому моменту чисто интуитивно, возможно, от перенапряжения, Анатра, вне своего ведома, полностью опустошила дощечку с едой, хотя даже не улавливала вкуса. Можно было тоже покинуть укрытие, но пойти наконец к себе в комнату.
Чему резко помешало иррациональное любопытство, хотя узнавать было совсем нечего. И так всё ясно — взрослые просто решали проблемы и разбирали возможности, которые им дало нападение на Лролнул.
— Проведёшь меня до выхода из зала? — оставив дощечку со стаканом на ней висеть беспризорно в воздухе, Анатра бросилась вдогонку. — А по дороге как раз расспросишь всех, не видели ли они Ойвена.
Арейлия возражать не стала.
— Только давай подойдём к отцу Ойвена. Вот, Дафрен у фонтана сидит, — девушка указала чуть вбок.
— Да, конечно, — Анатра кивнула: раз она в компании, никто не станет её гнать прочь, как путающегося под ногами ребёнка.
Оказалось, Дафрен Сэшли не сидел у фонтана — он просто стоял в овраге, чуть опираясь согнутой в колене левой ногой о борт, беседуя с сидящей на диване напротив Алексией Лирелой — женой Фелисена.
Издалека Дафрен и Алексия смотрелись как две противоположности, с одной общей чертой — у обоих белёсая кожа. Только у Дафрена как у эйварина, молочная, а у Лексы как у энарийки — чуть более румяная. В остальном же у них ничего общего. У отца Ойвена выделялись чёрные волосы и такая же щетина, красивые эйваринские черты лица, яркие голубые глаза и могучая фигура, скрытая под чёрно-белой туникой, а жена Фелисена же блекла с бесцветными, как у одуванчика, волосами и сгорбленной маленькой фигурой, укрытой белым платьем с разноцветными рисунками из нитей. А приблизившись, можно было разглядеть под её чуть обвислой грудью заметно округлившийся живот. Она ждала своего уже четвёртого биологического ребёнка, а если учитывать её падчерицу, Элеону, то и вовсе пятого.
Когда они подошли ещё ближе, у Дафрена стал заметен скучающий и несколько недовольный взгляд, противоположный лихорадочному у Алексии.
— Античастицы, это всё произошло на мой день рождения! Мне сорок пять лет теперь, а подарок — это такое горе. Жизнь не благосклонна ко мне!
— Жизнь ко всем неблагосклонна, Лекса, — отозвался Дафрен и поднял с пролетающего мимо подноса бокал с красным вином. — Тебя же произошедшее никак не тронуло, — продолжил он, опустошив бокал наполовину.
В глазах Лексы промелькнуло смущение, которое, однако, вмиг утонуло в ещё более заметном лихорадочном блеске:
— Постой… Так это правда? То, что говорят?
— Да, — холодно кивнул мужчина.
— И что, прямо настолько, насколько говорят?
— Нет, — снова холодный ответ.
— Неужели хуже? Античастицы, Дафрен, я же не переживу! — она почти вскочила с дивана, но из-за живота не удалось, и она, напротив, повалилась на спину, утонув в пёстрых подушках.
— Всё в порядке. По крайней мере, так будет казаться. Эта гордость ведь…
— Не понимаю… Просто скажи, что случилось.
— Лекса, это тебя не касается. Мы не будем об этом говорить
— Неужели что-то с интарами? — Анатра нахмурилась: и о ком на сей раз говорили?
Неужели так сложно просто называть имена в разговорах?
— Нет. А теперь прошу меня извинить, — Дафрен отложил бокал на очередной проносящийся мимо поднос и поспешно скользнул к лестницам.
Арейлия там его и подловила:
— Эйлар Сэшли, извините! — Аша подскочила к нему с чисто энарийской грацией. — А где ваш сын? Ойвен?
— Привет, Аша, — кивнул мужчина и затем заметил Анатру. — И тебе привет, Ана. Ойвен ушёл куда-то, скоро должен верн… — Дафрен не закончил: из кармана туники донеслась трель звонка.
Он тут же достал оттуда маленькое чудо-зеркальце в серебристом корпусе, которое открыл лёгким движением руки.
— А вот он и звонит, — Дафрен улыбнулся и коснулся зеркала. — Да, Овэ?
— Папа, он придурок! — донеслось из устройства вместо приветствий.
Улыбка тут же спала с лица эйлара Сэшли.
— Античастицы, что ещё?!
— Он… он просто заплатил этой долбанной сестре и ушёл!
— И за что мне это всё… сейчас приду, — и зеркальце с грохотом захлопнулось. — Я дико извиняюсь, мне надо уйти. Если хочешь, Аша, иди со мной.
— Да, конечно. Прости, Ана, — Анатра даже не успела отреагировать, как её собеседники скрылись, оставив её в ещё большем недоумении стоять в одиночестве около яростно бурлящего фонтана.
Но одиночество долго не продлилось — вскоре с противоположной стороны у фонтана присела её мама, Фелисен, а вместе с ними ещё один мужчина — мэр Эстила, Олиндер Эфа. Ему было уже за восемьдесят и среди розовых коротких прядей мелькали обесцвеченные седые волоски. Фигуру же скрывало длинное бордовое платье в пол.
Любопытство снова взяло верх, и, скрывшись за ближайшим кустом и на всякий случай взяв в руки для отвода глаз стакан с водой, Анатра навострила уши. Раз уже начала вязнуть в их непонятных диалогах, можно было им уже позволить поглотить себя с головой.
— Врать не буду — мне очень боязно, — говорил хрипло мэр.
— Понятное дело, что это не к добру. Но мы ничего с этим не поделаем, — чуть рассеянно откликнулся Фелисен.
— Я мог бы. Если бы только у меня была должная свобода…
— Но верхушка вам никогда не даст, как бы ни показывала обратное, — печально констатировала мама.
— Вот именно, эйлара Лайли. Но свобода есть у вас.
— Вы хотите подключить Лайли и Соугларли? Эйлар Эфа, репутация и будущее этих семей сейчас висит на волоске и так, — чуть приглядевшись, Анатра заметила, как Ювина пнула локтём наглого мужчину в бок.
От этого ей не удалось сдержать улыбку.
— Если моя семья может что-то сделать — мы это сделаем. Но что мы поделаем с войной?
— Нам надо обезопасить наш город от решений верхушки. И обезопасить его от оскфелов.
— Мы не сможем, эйлар Эфа. Если на нас нацелятся — каждый сам за себя, — и снова мама ударилась в пессимизм.
— На нас, античастицы, нацелятся. Нас тут сильно много. Не оскфелы, так кто-то другой…
— Будьте готовы эвакуироваться. Мы ничего не поделаем, если такое случится, — как-то буднично отозвался эйлар Лирела, словно не сказал ничего страшного.
— И нам остается только надеяться, что никому нет дела до Эстила, хотя мы и знаем, что это не так, — довершила мама.
— Ох, античастицы… придумайте что-то в любом случае. И нам надо, — мэр вдруг поднял взгляд и кивнул прямо на притаившуюся Анатру, — спасти в первую очередь их. Они ничего не сделали и не заслужили того, что может грянуть.
Настойчиво отбрасывая идею бегом уйти восвояси, Анатра неловко выступила из своего укрытия, пытаясь держать голову ровно. Ну и что, что она подслушивала. Ектарланцы — не автарланцы, взъедаться на неё по поводу и без не станут.
Но как бы она ни пыталась убедить себя, что сгорать от стыда бессмысленно, атмосфера стала давить — взрослые замолчали и просто переглядывались между собой, порой бросая взгляды и на неё. Не выражали никакого недовольства, а эйлар Лирела и вовсе прикрывал весёлую ухмылку рукой, но Анатра всё же ощущала, как груз стыда стал тянуть её голову и плечи вниз, а пальцы рук переплелись за спиной.
Надо было что-то сделать.
Рывком выпрямившись, она улыбнулась, пытаясь спародировать привычную мамину улыбку, и заговорила:
— А что может грянуть?
Взрослые вновь переглянулись, и заговорил эйлар Эфа:
— Последние новости открыто сообщают об эскалации конфликта. Конечно, вполне возможно, что нападение было единичным и такого не повторится, но мы теперь наготове ко всему.
— Но почему эскалация началась сейчас? Война длится десять лет уже, но всё было нормально… — хотя на душе похолодело, когда ей прямо в лицо признались о возможных опасностях, но упускать шанс узнать побольше не захотелось. А мэр Эстила щедро делился мыслями.
Мама, хотя и молчала, никак не возражала. Лишь, почти не моргая, наблюдала за ней.
— Доподлинно нам неизвестно, мы сами в шоке. Но есть несколько предположений… — эйлар Эфа, тяжело выдохнув, достал из кармана платья платок, чтоб утереть пот со лба.
За него продолжил Фелисен, бросив какой-то странный взгляд на маму. Ювина тотчас опустила глаза в пол и закинула ногу на ногу, но вновь ничего не сказала.
— И одна из теорий говорит, что в произошедшем косвенно виноват твой отец, — произнёс мужчина, чуть сгорбившись.
Анатра оторопела. То отец её подруги разглагольствовал о потере их семьёй влияния, богатств и всего остального, то ко всему предшествующему добавил совсем абсурдную теорию, что папа как-то причастен к кошмарам, что обрушились на Лролнул?
Безумие и только.
Губы уже разомкнулись, чтоб выразить своё недовольство, но голову резко вскинула мама и выставила усмирительно ладонь вперёд.
— Фел прав, — шок вмиг стал ещё сильнее. — Война длится уже десять лет, такое положение сводит людей с ума. Все хотят победы своего народа, абсолютно неважно какой ценой.
— Но при чём тут папа?! — вспылила Ана и, вне собственного ведома, спрыгнула через диван в овраг, приземлившись перед собеседниками. Приблизившись поближе к ним, ей уже едва удавалось сдерживать слёзы.
— Как я уже сказал, он косвенно причастен. Ты же знаешь, что Дейлен пропал?
Анатра недоумённо поморгала. Конечно, она знала! Папа всегда пропадал, а после возвращался. Мог неделями не выходить на связь, а домой не возвращаться по полгода. Он же исследователь, такова его работа! И никогда это не вызывало никаких резонансов.
— И что с того?
Фелисен хмыкнул, но ответил за него мэр города:
— В последний раз твой отец выходил на связь два с половиной месяца назад. Такого ещё никогда не происходило… теперь он официально признан пропавшим.
— Значит, папа очень занят…
— Мы и не спорим, но Дейлен один из лучших исследователей в мире, — вновь заговорил Фелисен.
— Лучший… — тихо прошептала Анатра, пока мужчина продолжал:
— И его пропажа беспокоит не только нас. Когда мы потеряли человека, который должен найти чудо-мир, чтоб он достался нам, остальные страны нам не верят. Они думают, мы его прикрываем по каким-то причинам или он и вовсе уже нашёл этот мир. Положение Энарии на международной арене после его пропажи стало очень шатким — нам больше не доверяют, считают, мы начали нечестную игру.
— Оскфелы могли напасть на Лролнул в месть за нашу якобы нечестную игру. Просто удивительно, что они попали в жилой район, где ничего стратегического нет. Это нас сбивает с толку. Возможно, так выглядит «предупреждение» по их мнению. Нам неизвестно, — печально поведала мама.
— Скорее всего, причин для нападения было много. Но я почти уверен, что пропажа Дейлена — одна из них, — заключил Фелисен.
Анатра пыталась обдумать слова собеседников, но это всё равно звучало абсурдно, даже после пояснений. Оскфелы атаковали Лролнул, жилой район. Под удар попали обычные люди в столице Энарии. Про политиков или кого-то ещё важного ни слова. Просто какой-то терроризм, но в нём искали логику.
И считали, что одной из причин для этого мог стать пропавший Дейлен… хотя папа никак не был связан с Лролнулом. Разве только оскфелы решили, что он спрятался в обычном спальном районе? Или хотели так повлиять на правительство?
Какую логику там преследовали?
И почему в таком случае не пострадал Эстил? Ведь папа связан только с их родным городом…
Вдруг Анатра ахнула, в ужасе от того, куда привели её мысли. И от предположений, настоящих уродцев, которых они рожали.
Кажется, стало нечем дышать, а на голову приземлилось что-то тяжёлое…
— Вы поэтому и думаете, что на нас нападут? Нарлазия может нацелиться на нас… из-за п-папы?.. — на последнем слове ей не удалось сдержать испуганный всхлип.
Мама резко вскочила на ноги и подлетела к ней. Заключать в объятия не стала — просто опустилась на колени и осторожно взяла руки Анатры в свои. Тепло маминой кожи вмиг чуть отогнало страх, но лишь самую малость.
— Это всего лишь предположение, — затараторила мама.
— Но хорошо, что ты о нём узнала. Если наши предположения верны, ты в наибольшей опасности, — не стал утаивать мэр Эстила.
От его признания на душе легче не стало.
Одна слезинка, полная страха и непонимания, скатилась по щеке, и Анатра даже не стала её утирать. Какой смысл прятать свои эмоции, когда одни из важнейших людей в обществе открыто признавали, какая напасть могла грянуть? И если раньше подобное прозвучало бы абсурдом, недостойным внимания, то ныне это безумие пугало. После нападения на столицу можно ожидать чего угодно.
— Но поскольку, скорее всего, причин для нападения было намного больше, то заявлять, что ты в наибольшей опасности — неверно. Мы все в огромной опасности. Просто как случайные жертвы и как цели оскфелов. Любой, кто обладает влиянием, сейчас может им как-то мешать, — менее гнетущим тоном добавил уже Фелисен, но и от этого откровения никак в душе не полегчало.
— Именно поэтому нам просто всегда надо быть начеку. Если случится несчастье… ты знаешь, что тебе делать, — шёпотом добавила мама.
Кажется, впервые намёк про необходимость спрятаться на Автарлане не вызвал отторжения и презрения. Он даже неприязни не вызвал. Если есть возможность скользнуть в портал и благодаря этому выжить, неважно, что придётся вновь оказаться в неполноценной среде, коей как-то удалось стать миром.
— Давай ты уже пойдёшь в свою комнату? Приём скоро закончится, и я поговорю с тобой, — ласковому голосу Ювины удавалось её успокаивать. К тому же впрямь хотелось наконец спрятаться в своём уголке, где не снуют туда-сюда взрослые с пессимистичными разговорами о реальности. И даже не хотелось беседовать о чём-то с мамой после приёма.
Но не получилось сообщить о своём нежелании говорить.
— Хорошо… — Анатра отошла от матери и кивнула её собеседникам, — до свидания! — и ушла шагом, почти переходящим в бег.
Её жилище — это огромный особняк, где под высокими потолками тянулись помпезные помещения. Белые, бежевые и иногда кофейные стены разбавляла яркая мебель, узорчатые ковры, орнаменты под потолком, пёстрые шторы и абстрактные картины. Предметы роскоши — всякие статуэтки в человеческий рост, позолоченные перегородки, гигантские аквариумы, фонтаны и целые маленькие пруды с мостиками. В остальном дороговизну выдавали лишь размеры помещений, а так разноцветные диваны, кресла, пуфы, необычные столики и комнатные растения всевозможных форм и расцветок в полупустых комнатах встречались везде. В Нарии не любили наляпистость, а ценился простор и удобная мебель.
Анатра побежала на широкую лестницу на второй этаж, где и разместилась её комната. Уже почти поднявшись, она зачем-то, словно так хотела отогнать неприятные мысли, подпрыгнула, вытянув руку. Кончики пальцев колыхнули один из пяти огромных плафонов, подвешенных над лестницей на почти невидимых нитях. Люстры напоминали гигантские бу­тыл­ки от шам­пан­ско­го и выделялись си­ним, крас­ным и жел­тым глян­це­выми цве­тами, диковинными для Нарии. Глянец издревле предпочитали эйварины, и он в жилищах других национальностей служил неким вызывающим акцентом.
Маленькое баловство и впрямь чуть улучшило настроение. Не до улыбки, но глаза больше не намокали от просящихся на волю слёз.
В свою родную обитель, в гнёздышко в са­мом кон­це правого крыла, она вошла чуть в приподнятом расположении духа. В нём было куда приятнее созерцать залитую лучами-ступеньками комнату, где словно поместилось всё — от паркета в ви­де ин­те­рес­ных ге­омет­ри­чес­ких фи­гур, соединивших в себе хаос и гармонию, до вы­хода на бо­ковой бал­кон, откуда открывался вид на двор и соседний особняк.
Центром помещения служила огромная кровать с бель­ём нежного лилового оттенка. Мягким изголовьем постель прижималась к простенку лишь немного шире, чем она сама. А спереди к кровати прислонился ко­мод, в котором пряталась выдвижная чудо-картина — более древняя альтернатива автарланскому телевизору, но не менее практичная.
Окна то­же бы­ли необычными — под некоторыми теснились ма­лень­ки­е у­ют­ны­е ди­ван­чи­ки, а на ос­таль­ных место подоконников занимали вмес­ти­тель­ные ак­ва­ри­умы до по­ла. Во­да в них при желании подсвечивалась все­ми цве­тами ра­дуги. Са­мих под­водных обитателей — не­обыч­ных ры­бок — это не бес­по­ко­ило. А Анат­ре нра­вилось. Осо­бен­но ес­ли с кар­ни­за окон падали тон­кие и ров­ные, слов­но стру­ны, струи ис­кусс­твен­ных во­допа­дов, что так­же мог­ли под­све­чивать­ся.
А за пе­рего­род­кой за кро­ватью не таилось ничего ин­те­рес­но­го — лишь скры­тая под бе­лый пла­тяной шкаф дверь в ван­ную, да пол­чи­ще обыч­ных шка­фов для одеж­ды. И трель­яж с боль­шим зер­ка­лом с об­ратной сто­роны простенка. Ана счи­тала эту часть сво­ей ком­на­ты са­мой уны­лой и не­ин­те­рес­ной, хотя лю­бая де­воч­ка мог­ла по­зави­довать раз­ме­ру её гар­де­роба.
К шкафам она и приблизилась — не разгуливать же целый день в платье, найденном впопыхах на Автарлане? В таком даже не совсем удобно прыгать по крышам домов.
Недолго думая, Анатра переоделась в короткие шорты в новомодную разноцветную клетку и в контрастную бежевую улду с открытыми плечами и широкими рукавами, а ступни скрыли бежевые босоножки на толстых лентах.
Уже в нормальной одежде Ана приземлилась на один из многочисленных диванов и, сбросив босоножки, забралась туда с ногами. Поджав их к груди и положив между какую-то яркую подушку, она задумалась.
— Напоминание: через час назначена встреча с друзьями в «Фолнере», — вдруг донеслось прямо из комода, где пряталась чудо-картина.
Радость от скорой встречи с друзьями вспыхнула в душе лишь на мгновение, прежде чем мысли захватили её с новой силой.
Как ектарланцы смогли оказаться настолько жестокими? Почему всем так важно добраться до этого таинственного чудо-мира, что они готовы уничтожить друг друга, словно расходный материал? Неужели ради рая можно спускать ракеты на мирный квартал?
Разве оскфелы могли так взъесться на целую страну из-за её пропавшего отца и ещё каких-то причин? Как кто-то мог хотя бы допускать мысль, что оно того стоит?
Почему её любимый, её родной мир резко повернулся к ней спиной? За что обычное возвращение домой вынудило все яркие цвета Энарии потухнуть?
Как мечты о безоблачном будущем потерялись за явившейся из ниоткуда стеной страха нападения?
Неужели спокойная жизнь людям наскучила?
И, — главное, — что, если папа пропал не из-за затянувшегося исследования, а попал в неприятности? Или и вовсе умер? И больше никогда он не объявится среди дня или ночи на пороге дома, с какой-то забавной фразой или шуткой вместо приветствий? Больше никогда не поцелует маму в губы и не возьмёт Анатру на руки, дежурно заявляя, как она выросла, даже если это не так?
Или он, как обычно, вернётся домой, но уже там его некому будет встречать? Только брошенные дома или развалины?
Вдруг даже укрытие на Автарлане не сможет спасти её и маму от смерти или от похищения оскфелами?
Ана прижала коленки поближе, вдавив многострадальную подушку себе почти под рёбра.
— Внимание: есть одно сообщение от Колфи, — вновь заговорил комод, вырвав Анатру из мыслей. Словно она тонула в холодном горном озере, а кто-то её, как кошку, вытянул за шкирку на сушу.
— Озвучь его, — Ане не хотелось даже вставать, чтоб достать своё чудо-зеркальце и прочитать послание от подруги. Не удавалось отнять колени от груди, хотя и размышления отступили. Настроение от резкого возвращения на землю никак не улучшилось.
— Эй, Ана, ты как? Я только что проходила мимо твоего дома, тогда как раз мои родители вышли оттуда. В скверном расположении духа. Они там об этом нападении на Лролнул разговаривали, ведь так? — докончил женский голос из комода.
— Отправь ей ответ: «Я в порядке. И да, они говорили об этом», — устройство пообещало, что исполнит её просьбу, и Ана вновь соскользнула с ненадёжного клочка земли обратно в холодные воды дум.
Хотелось отвлечься от них, но не получалось. Доколе она не побеседует с мамой и не сможет побежать на встречу с друзьями, мысли не могли оставить её в покое. Хотя вскоре, вероятно, когда опасения не подтвердятся, а разговоры о Лролнуле утихнут, Анатре вновь удастся оставаться наедине с собой, не поджимая колени к груди от страха.
Но для этого потребуется время. И явно больше, чем понадобилось, чтоб вынудить её тонуть в водах кошмаров.
Вопросы о происходящем трансформировались в непонятное месиво из разрозненных дум, где разобрать ничего не удавалось. Только удушающий мрак разных оттенков и агрегатного состояния. Словно в холодное озеро страхов спустили тонны отходов.
И вновь спасительная рука голоса из комода вырвала её оттуда:
— Срочно. Мамуля зовёт тебя в летний зал, — устройство всегда озвучивало контакты так, как Анатра их у себя назвала. Иногда это смешило, а порой раздражало.
Возможности дальше погружаться в кошмары не нашлось, и, через силу отбросив от себя подушку и свесив ноги, Анатра попыталась встать. Хотя душа просилась остаться сидеть на окне целую вечность, и виски нестерпимо засаднило. Ворох мыслей тянул её обратно, вынудив подтянуть колени обратно к груди.
Захотелось просто опустить на них голову и сидеть так, пока мама не придёт к ней в комнату лично.
Но внезапно боль отступила: Ану наполнило силой, радостью и диковинным желанием наслаждаться жизнью… буквально за мгновение. Быстрее, чем откровения взрослых опустили её в этот кошмар.
Необъяснимым притоком энергии послужило голосистое пение птицы, доносящееся из-за приоткрытой двери балкона. Оно излучало яркую, мощную энергию. Казалось, пение могло как вынудить заниматься каким-то делом и самого отпетого лежебоку, так и вывести человека из депрессии. Анатра ещё никогда не слышала такого восхитительного птичьего щебетанья. Даже на Ектарлане. Должно быть, эта птица из другого, ещё не виданного ею края. Откуда-то из воистину чудесного места. Возможно, она прорвалась прямиком из третьего мира.
Позабыв о былой боли в голове и обо всех мыслях, девочка спрыгнула с дивана. Её влекло на балкон, хотелось найти чудесное животное. И почему-то она пребывала в полной уверенности, что только переступит за порог, как увидит существо, чьё пение увело терзающие думы куда-то в недра разума.
Кралась на балкон Анатра специально медленно и настороженно, боясь спугнуть животное.
Но это не помогло — только девочка вышла на террасу, пение внезапно прекратилось, а птицы не наблюдалось нигде в обозримых окрестностях. Но чудесное щебетание беспрерывно продолжало звучать в голове, заряжая энергией. Даже печаль из-за исчезновения животного прошла в считанные мгновенья. Анатра тотчас забыла о том, как жаждала узреть птицу вживую. А осознание того, что ей бы не помешало уже пойти к маме, а не тратить время попусту, возросло в разы.
Анатра спохватилась и поспешила вернуться в комнату, откуда бегом бросилась к маме в летний зал.
Опустевшее помещение, как обыч­но, встре­тило её слегка дур­ма­нящим аро­матом цве­тов, ещё не выветрившимися запахами еды и то­нень­ким, но го­лосис­тым пе­ни­ем ка­кой-то пти­цы, скорее всего, фомика — они в Энарии чаще воробьёв в умеренных широтах Земли встречались. Хотя после пения того прекрасного существа тоненький голосок этой небольшой птички с белой спинкой, голубой грудкой казался пресным.
Да и оно блекло в тени другого, могучего звука: громкого «вы­доха» бур­ля­щего фон­та­на.
Ря­дом с ним на диване си­дела в полном одиночестве ма­ма Аны, нап­ря­жён­но и за­дум­чи­во глядя, как из пас­ти ка­мен­но­го дра­кона с ог­лу­шитель­ной си­лой вы­рыва­ется во­да. Она всег­да так де­лала, ког­да наедине с собой о чём-то за­думы­валась — го­вори­ла, что этот фон­тан по­мога­ет сос­ре­дото­чит­ься на собс­твен­ных мыс­лях. Юви­на мог­ла иног­да ча­сами си­деть, прос­то гля­дя на вырывающуюся струю во­ды, что яв­ля­лась для неё «мос­том» в мир раз­мышле­ний.
По­это­му, увидев, что ма­ма о чём-то раз­мышля­ет, Анатра соб­ра­лась от­сту­пить на­зад в дом и избежать разговора. И предыдущих известий с головой хватило.
Только она с умиротворённым вздохом вернулась в здание, как мама окликнула её чуть отрешённым тоном.
Пришлось вернуться.
Анатра стала медленно, с опаской приближаться к оврагу, пока мама вновь замолчала и пронзала фонтан задумчивым взглядом.
Но когда её нога ступила на первую ступеньку, голос Ювины окатил её чем-то ледяным, заставив пошатнуться:
— Я им всем лгу, — начала мама, уже вполне трезво.
Промолчав от изумления, Анатра медленно рас­по­ложи­лась на мягком ди­ване в мет­ре от ма­тери, непроизвольно хмурясь. Впрочем, было ожидаемо, что взрослые врут друг другу и устраивают целые спектакли лжи. Даже Анатру этому учили с детства — за все года она так и не рассказала никому, что живёт на два мира одновременно. Даже тем, кому доверяла чуть ли не больше, чем родителям.
— Знаешь, твой отец не одобрил бы то, что я хочу тебе сейчас сказать. И не одобрил бы того, что ты подслушивала на собрании, чему я не стала мешать, — мама выдержала паузу, глубоко вздохнув. — Я просто не могу больше смотреть на твоё незнание. Не после случившегося.
На это Анат­ра не наш­ла ответа, только бро­сила за­ин­те­ресо­ван­ный взгляд на маму. И почему папа мог что-то не одобрить? Обычно он одобрял всё. Хоть идею полежать на гвоздях, уехать в лес с крохотным узелком провизии или закидать овощами дверь соседей.
Ана продолжила молчать, только склонила заинтересованно голову.
— В первую очередь ты должна знать, что твой отец не пропал. Он намеренно исчез от общества.
Анатра в одночасье испытала радость, почти вселенского масштаба, — папа в порядке! — и ужас от осознания, что в таком случае он своим решением невольно обрёк невинных людей на смерть.
— Но… но зачем?.. Зачем он скрылся?..
— Так надо, поверь. Это долгая история…
— Ну так расскажи!
— Потом, Анатрушка, потом… — невнятно произнесла мама, едва не вызвав волну негодования, но быстро продолжила: — Тебе пока будет достаточно знания, что Дейлен никогда не искал чудо-мир по своей воле. Его заставили, как и других исследователей.
— Как исследователей можно заставить?.. — очередное абсурдное заявление за этот день.
У Анатры от них уже болела голова.
— Как ты знаешь, это работает… раньше работало так: по­ка спрятанную древними колдунами территорию кто-то по спе­ци­аль­ным ори­ен­ти­рам не на­ходит, на её мес­те ничего подозрительного не будет. И сколько там ни бро­ди или ни пла­вай, прос­то так но­вая мес­тность не об­на­ружит­ся. Только исследователи это сделать могут. А после они могли прис­во­ить её се­бе, ну или про­дать государству за хо­рошие день­ги. Но пос­ле на­чала вой­ны каж­дый ис­сле­дова­тель стал обя­зан ра­ботать на пра­витель­ство, ина­че все его вла­дения за­бира­ли и ос­тавля­ли бан­кро­том. А у Дей­ла на тот мо­мент бы­ла ма­лень­кая ты, и он прос­то не мог не сог­ла­сит­ься на эти ус­ло­вия, ведь мы оказались бы на ули­це без еди­ного гро­ша.
— Папа пошёл на это из-за шантажа?.. — как такое возможно? Казалось, отец не зависит ни от кого, все его исследования — полёт вольной души, наделённой этим генетическим талантом.
Ана и допустить не могла мысли, что он далеко не всё искал по своей воле.
— Не будь он отцом такой хорошей дочери, он бы отказался. Послал бы шантажистов к античастицам, — произнесла мама едва слышно. — Но он никогда не жалел о своём решении. Он счастлив, что подчинился, чтоб вырастить тебя во всём наилучшем.
— Но сейчас папа уже не выдержал? И именно поэтому эйлар Лирела говорил, что наше влияние и богатства угаснут?.. — озвучила премерзкие рассуждения друга семьи Ана, и поморщилась, но больше от строгого взгляда мамы: кажется, Ювина не знала, что и тот разговор она подслушала. Лучше бы Ана озвучила его слова мэру, что их репутация висит на волоске.
Неловко получилось.
Потупив взгляд, Анатра попыталась выдавить улыбку, но не удалось — и в этом уже оказались повинны страхи за свою семью.
— Фелисен не знает, что твой отец скрывается намеренно. И никто не знает. А если он пропал — это не повод для правительства лишать нас всего. Пока неизвестно, что с ним случилось, нас не тронут. А Дейлен намерен скрываться до тех пор, пока война наконец не закончится…
— А война закончится?..
— Я не знаю, Ана, не знаю, — мама развела руками и её глаза чуть намокли. — Дейлен знает больше. Когда-нибудь война и закончится, но… на это могут уйти годы.
— И всё это время папа будет неизвестно где? — сердце от ужаса заледенело. Нет, Ана не могла долгие годы жить без отца, не зная даже, где он прячется. Это ведь… это невозможно! Жить несколько месяцев, да хоть полгода или даже год без него — это терпимо.
Но никак не годы!
— Да, дорогая, — кивнула печально мама и осунулась.
— А как война может закончиться? Она может закончиться в ближайшее время?
Ювина вновь подняла на неё взгляд, чуть покрасневший, и прикусила губу, сдавленно кивнув.
— Конечно. Если одна из стран найдёт третий мир, остальные подпишут капитуляцию, а выигравшая раса уйдёт в тот мир. По плану война закончится так.
— И никто не будет воевать за уже точно существующий мир? Все расы резко перестанут мечтать о рае?.. — эта мысль промелькнула едва заметно в голове, но Анатра успела за неё ухватиться. Это шло вразрез с легендой о рае, которую писали в каждой статейке, но ведь в легенде необязательно написана полная правда. Если мир найдут, народы могут попробовать проверить, можно ли отбить себе право жизни там.
Хотя о таком думать не хотелось.
— Нет, но война для твоего отца закончится. Для мира же… — мама выдержала паузу, переведя взгляд на фонтан, пронзив его всей своей душевной болью. — Для мира это может стать крахом. По легенде, конечно, мир будет принадлежать лишь тем, кто его обнаружил, другие насильно им не завладеют… но легенды часто видоизменяются.
— И в таком случае война продолжится… — Анатра ощутила, как к горлу подступил удушающий комок, не позволяющий ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он просто, вероятно, хотел оборвать её жизнь до того, как война по-настоящему станет чем-то осязаемым и ужасным.
— Но я не верю. Я не верю ни в какой рай. Наверное, это обычный мир, даже если он и существует. Может быть, он уже населён и нам там нечего делать. Может, там ничего нет. А может, там просто пустыня безжизненная. Или он для нас ядовит и чужд, даже более, нежели Автарлан. Но этого не выяснить, пока этот мир кто-то не найдёт. Или пока всех исследователей не перебьют и мир искать будет некому.
Анатра нахмурилась — фраза мамы, которая началась с весьма позитивной мысли, вмиг повернула не туда и обрела мрачные оттенки. Убийственные…
— А легенды о тайных исследователях? Людях с талантом исследователя, что этим занимаются тайком, вне ведома государства? Вопреки всем законам. Что, если тайный исследователь обнаружит этот мир? И, даже если там рай, он успеет всё переделать и показать пустыню? А после, не знаю… запечатать его? Показать, что этот мир ничего не стоит. Так война закончится? — Анатра не знала, откуда в её голове созрела эта нелогичная мысль. Наверное, хотелось просто верить в хорошее, даже если оно до очаровательного глупое.
На пару минут мама замолчала, не отводя взгляда от фонтана и медленно потирая ладони друг о друга, прежде чем с её уст сорвался ответ:
— Сейчас ходит слух, что твой отец как раз нашёл этот мир и сейчас он там чем-то мается. Как видишь, такое ни к чему хорошему не приводит.
— Но тайные исследователи?.. Там никто и ни о чём знать не будет.
Мама вздохнула.
— Их существование — попросту легенда. А коль они и существовали, среди энатров больше нет тайных исследователей.
— Почему?..
— Со вчерашнего дня. Вышел закон, позволяющий стать исследователем кому угодно. Чтоб все искали этот мир без проблем с законом.
— Но разве это плохо?..
Неожиданно мама отрезала:
— Это очень плохо. Этот закон должен помочь найти чудо-мир, но это ведь так не работает. Его будут со спокойной душой искать все, но каждого человека отныне, которого заподозрят в поиске этого мира, будут ловить и регистрировать в системе. Вне подозрений только дети. И то, не факт. Тайно искать этот мир всерьёз и не попасться — отныне это почти невозможно.
— И девушки, — отметила с печалью Анатра.
Вроде ученые доказали неприятную, оскорбительную истину: де­вуш­ки ап­ри­ори не спо­соб­ны на­ходить но­вые зем­ли. Считали так даже не из-за предрассудков, а потому что за всю историю ни одна девушка не нашла ничего скрытого магией. А если некой особе это удалось, исторические хроники и летописи молчали об этом. И никакие исследования обратного не доказали.
— И девушки, — кивнула мама.
Смешанные, но неприятные эмоции давили на голову Анатры, едва не разрывая череп на части. Столько информации, столько мыслей… но никакой определённости. Никакого понимания, что происходит. Лишь осознание, что всё плохо, больно ударялось о череп.
И что как бы ни хотелось это закончить, спасти папу и всю семью — это почти невозможно для того, кому по природе не дано быть исследователем. Оставалось только попробовать во всём разобраться, узнать всё доподлинно, найти выход, не будучи исследователем.
Всё, что угодно, чтоб эта война прекратилась.
— Значит, это всё будет длиться ещё очень долго. И, возможно, закончится только тогда, когда человечество вымрет, — выдала свою самую ужасную мысль Анатра. Но не озвучить её — невозможно.
От­ве­том ей пос­лу­жила ти­шина. Уг­не­та­ющая ти­шина. Да­же гром­кий хлёст бур­ля­щей во­ды не разрушал безысходность молчания. Не­воль­но в го­лове у Анат­ры про­нес­лось — это единс­твен­ное, что ос­та­нет­ся пос­ле этой вой­ны, ес­ли она вов­ре­мя не прек­ра­тит­ся. Только безмолвие, на­рушаемое лишь зву­ками оди­нокой при­роды.
И в этот са­мый мо­мент ти­шина бы­ла прервана вне­зап­ным гром­ким хрус­том.
От не­ожи­дан­ности девочка под­ско­чила с ди­вана, ока­зав­шись в по­луша­ге от фон­та­на. Её нес­коль­ко ис­пу­ган­ный взгляд под­нялся на мес­то, от­ку­да раздался хруст, и уло­вил не­боль­шое зе­ленолистное де­рево, од­на вет­ка ко­торо­го была серь­ёзно над­ло­мана — хруст из­да­ла яв­но она. Рас­смот­реть эту ветвь Ана не ус­пе­ла — толь­ко она взглянула на вет­ку, как та, из­дав ещё один за­тяж­ной треск, упа­ла на­земь. Анат­ра смор­щи­лась — это бы­ло од­но из лю­бимых зе­лено­лис­тных де­ревь­ев её ма­тери.
Она ожи­дала, что Ювина силь­но расс­тро­ит­ся, но нет — по­вер­тев го­ловой, девочка об­на­ружи­ла маму на ступеньках. Она с едва заметной, чуть радостной тоской глядела в сторону растения.
— Упа­ла, — еле слыш­но про­гово­рила Ювина, пос­ле че­го, слегка кач­нув го­ловой, продолжила: — Ну что ж, дав­но по­ра. Эта вет­ка давно состарилась. Го­ворят, ста­рые вет­ки ока­лара ру­шат­ся под гнётом боль­шо­го ко­личес­тва грус­тных или дур­ных мыс­лей. По­хоже, что это так. Правда, Ана? — мама вдруг улыбнулась, совсем безмятежно и очаровательно.
Словно они и не беседовали ни о каких ужасах давеча. Словно всё произошедшее — не больше, чем морок, бредовая галлюцинация. И никаких проблем с отцом, неразрешимых войн и третьих миров…
— Думаю, тебе пора на встречу с друзьями, дорогая. Не то опоздаешь, — и вновь всё сказано так буднично, так нормально и привычно, что показалось неправильным.
Оно не вписывалось в новую картину мира, которой хватило всего половины дня, чтоб пустить корни и созреть.
Но хотелось верить, что всего этого не было. И улыбаться, как мама.
— Да, я тоже так думаю, — Анатра вышла из оврага, не прощаясь.
Да и зачем прощаться? Это всегда больно. И напоминает об отце. С ним расставаться труднее всего.
Больше ни с кем не хотелось прощаться и расставаться. Всегда быть вместе, рядом. Знать, что все близкие рядом и невредимы.
Наверное, это единственное, что важно, когда война стучится в окна.
Больше ничего не сказав, Анатра вышла на балкон. Только напоследок не сдержавшись и бросив маме взгляд с вымученной улыбкой, она просто, без всяких мыслей более, перемахнула за ограждение в бездну.