Мертвое дитя

Что-то в этом рассказе стало слишком мрачно, как раз когда мне захотелось выйти на балкон, затянуться, почувствовать лёгкий, тёплый ветерок, щекочущий лицо... Простите за мою сентиментальность, просто вдруг в голову пришло. Но давайте вернёмся к нашему герою, который уже давно освежился, почистил свои ровные зубы и оделся, стоя перед зеркалом. Был тот день, когда Михаил возвращался в школу. Да, в ту самую школу, где учатся эти наглые и беспечные дети, которые делают всё, о чём не стоит даже говорить. Стоя перед зеркалом шкафа, он заметил свой шрам на шее и, невольно, пальцы потянулись к его рубцам. Михаил вспомнил ту ночь, вспомнил, как тогда не хотел умирать. Он крепко сжал шею, как будто пытаясь вернуть себе власть, и тихо произнёс:

— Я уеду.

Он пропустил, как принимал лекарства, что назначил доктор, и как отсутствовал за завтраком. Он даже не упомянул, как опоздал в школу, но теперь, вот стоя перед дверью своего класса, слышал, как учительница оживленно ведёт урок. Простояв так минуту — да, он странный, наверное, просто такой характер — Михаил вошёл в класс и сказал:

— Вперёд.

И тут не произошло ничего особенного, как, возможно, могли бы подумать многие. Но есть несколько нюансов, о которых я вам расскажу. Учительница, заметив его, остановилась, удивлённо взглянув на Михаила. От него не было ни слуху, ни духу целый месяц. Одноклассники тоже смотрели на него с удивлением и даже злостью, будто он каждому задолжал кругленькую сумму. Но дальше всё будет ещё интересней.

Учительница, наконец, спросила, где он был так долго, и Михаил в ответ красиво рассказал, что они с отцом уезжали по семейным делам. На уши он вешал лапшу, конечно, но она приняла его слова, не особо веря, и сказала ему сесть на место. Михаил прошёл через парты, ощущая, как каждый взгляд сверлил его, словно оставляя невидимые чёрные дыры злобы. Он сел на заднюю парту, и с каждым мгновением атмосфера в классе становилась всё напряжённей.

Урок закончился, учительница вышла, и тут все обратили свои взгляды на него. Михаил встал, громко произнёс:

— Да, я вам не приятен. Да, я вам ужасен, но выкусите один факт: я! Здесь! Не виноват! И я, — он указал на каждого из присутствующих, — буду твердить это всегда!

И тут кто-то громко и медленно начал аплодировать.

— Ой, как интересно, — сказал он, вставая и медленно подходя к Михаилу. — Но знаешь, есть одна загвоздка в твоих словах, говнюк. Ты никогда не изменишься в наших глазах, — он подошёл совсем близко, злобно смотря ему в глаза. — Знаешь почему?

— Не интересно.

— А я всё равно скажу тебе, говнюк. Потому что ты! — он ткнул пальцем в грудь Михаила, — ты убил её! Правильно, ребята? — обратился он к остальным, получив одобрительные кивки и возгласы.

Он самодовольно поднял голову, гордо оглядывая всех, а Михаил, холодно взглянув на одноклассников, ответил:

— Я больше повторяться не буду, друзья, и если кто-то этим не доволен — мне глубоко насрать.

Ситуация накалилась, казалось, вот-вот начнётся что-то серьёзное, но в класс вошёл парень невысокого роста, радостно поприветствовав всех, а увидев Михаила, вскрикнул:

— Миша!

Он подбежал и крепко обнял его. Михаил был в ступоре от такой встречи, но всё же почувствовал облегчение и положил руку на его голову.

— Где пропадал? — спросил парень.

— По делам, — ответил Михаил.

Звонок, и все снова вернулись на свои места, с некоторым неохотным настроением, понимая, что впереди их ждёт скучный урок. Однако атмосфера тяжести не исчезала, и Михаил всё ещё ощущал себя изгоем. Почти изгоем, ведь был один человек, который знал всю правду о происшедшем в классе и, несмотря на всё, продолжал стоять на стороне Михаила. Это был Никита, тот самый блондинистый парень низкого роста.

И вот, школа прошла спокойно, если так можно сказать. Примерно в конце последнего урока ему подкинули записку: «Чтоб ты сдох, убийца!» Михаил лишь спокойно пожал плечами, зная, что половина класса будет желать ему смерти после того рокового дня.

Теперь он дома, где всё так же было темно. Отец сидел на диване и смотрел телевизор. Михаил не зашёл к нему, потому что ему было больно и мерзко смотреть на этого человека. Тот продолжал оставаться в своём состоянии, инфантильном и довольном, с меланхоличной улыбкой, не сходящей с его лица.

На следующее утро всё повторилось: утренние ритуалы, уроки, злые взгляды одноклассников и тяжёлая атмосфера, которая давила на плечи юного Михаила. Но он стойко всё это переносил, как настоящий самурай. В столовой, за обедом, он беседовал с Никитой, когда тот вдруг сказал:

— Я не могу больше этого терпеть!

— Что именно? — недоумевал Михаил.

— Как что? Их свинское поведение к тебе, Миша!

— Всё нормально, — отмахнулся он, попивая какао, — когда они станут старше, поймут, насколько их юношеский максимализм был туп, поверь.

— Не смешно! Вообще! — обиделся Никита. — И да, ты наш ровесник, а говоришь как какой-то старик.

— Ты прав, я старик, просто хорошо сохранился.

— И как это? — весело спросил Никита.

— Ежедневная мастурбация и морковный сок.

— Фу, мерзости ты говоришь!

— Так говоришь, будто бы не дрочишь.

— Всё, хватит! — смутился Никита. — Не за столом такие темы обсуждать!

Михаил тихо засмеялся:

— Прости, я забыл, что ты чувствительный к таким вещам.

Они продолжали молча есть, пока Никита не задал свой вопрос:

— Ты и дальше намерен уехать отсюда?

Настроение Михаила мгновенно изменилось, будто кто-то выключил свет. Никита, нервно сцепив пальцы, ожидал ответа.

— Да, — ответил Михаил.

Никита сразу погрустнел:

— Далеко?

— Далеко.

— Надолго?

— Навсегда.

— Но...

— Прости, мне нужно в туалет, — перебил его Михаил.
Он не хотел поднимать эту тему, так как сам разговор всегда вёл его в уныние, да и пронзительные голубые глаза блондиночки вели его в тоску. Убрав всё за собой, он направился в туалет, где неожиданно столкнулся с тем парнем — тем, кто разговаривал с ним накануне того дня. Их взгляды пересеклись, и Михаил заметил в его глазах лишь омерзение и злобу, которые тот даже не пытался скрыть.

— Здаров, говнюк.

— И тебе привет.

— Строишь из себя пофигиста, знаешь, тебе не идёт.

— Я учту твоё замечание. Что-то ещё?

— Да.

— И что же?

— То, что ты должен был быть на её месте, говнюк. Я не устану тебе это повторять.

— Вот как, но прости меня, что я живой.

Высокому парню не понравилось, что Михаил ведёт себя так, как будто ему всё равно. Его слова, произнесённые с таким снисходительным тоном, как ему казалось, разожгли в нём ярость, как летний пожар. Схватив Михаила за воротник, тот был готов ударить его, пуская молнии из глаз.

— Ты... Ты должен был её остановить! Остановить, когда Геля говорила тебе! Должен был отобрать у неё эти гребные ножницы! Но нет! Ты очканул! Назвал её сумасшедшей, а потом довёл её, паскуда!

— Ничего уже не исправить! — через силу выговорил Михаил, чувствуя, как воротник душит его. — Всё уже сделано, прошлое не вернёшь, я знаю это! И ты знаешь!

Тот ударил его по лицу. Михаил отлетел на пол, лицом вниз.

— Какой ты всё-таки ушлёпок!

Парень резко ушёл, оставив Михаила одного, лежащего на полу.

— Больно, — выдохнул Миша, трогая свою щеку. — Больно, твою мать...

Он встал, слегка пошатываясь, ощущая, как темнеет в глазах. Вцепившись руками в умывальник, Михаил прижал свою щеку к холодной струе воды. Через несколько секунд боль начала стихать. Он внимательно посмотрел на своё отражение в зеркале и не заметил следов удара. В голове закрались сомнения, но Михаил отбросил их, решив, что ему просто показалось. Всё, что происходило, — слишком реальное, чтобы быть плодом его воображения. Но чувство какой-то внутренней силы, той самой, о которой он говорил с доктором, не покидало его.

Невозможно, — подумал он. — Всё это невозможно.

Зерно сомнения начало прорастать в его сердце, и оно обещало стать тем, что изменит всё. Завтра, как раз в тот момент, когда случится один маленький казус в школе.

Утро следующего дня. Всё как обычно: чистка зубов, умывание, переодевание в школьную форму. Ритуалы. Но был один нюанс, который Михаил проигнорировал: он забыл принять лекарства. И это стало его ошибкой.

В школе, на уроке биологии, учительница вещала о генетических заболеваниях, передаваемых по наследству. Урок был скучным, и половина класса уже мирно засыпала под её магический голос. Но Михаила мучила странная головная боль. С каждым мгновением она становилась всё сильнее, как будто молот бил по его черепу.

Когда урок закончился, ученики с облегчением выдохнули. Никита сразу подошёл к своему другу, заметив, как тот держится за голову.

— Ты как?

— Голова гудит.

— Принести тебе лекарства? Я быстро сбегаю в медпункт.

— Не стоит, я сам.

Юноша встал и вышел из класса, Никита — следом. Они шли по коридору, и Михаил чувствовал, как голова начинает пульсировать, а перед глазами мелькают вспышки света. Он прокусил губу от боли и шагал вперёд. Подойдя к лестнице, Михаил почувствовал, как всё вокруг теряет фокус. Никита пытался его поддержать.

— Какой донести меня?! — сквозь зубы проговорил Михаил, нервно смеясь, но каждый смех отдавался в голове резкой болью. — Ты же дохляк!

Вены на лбу пульсировали, а лицо стало красным, как у человека, который вот-вот взорвётся от боли. И вдруг Михаил увидел что-то странное. Белые вспышки, как в тумане. И голос. Женский, одинокий, грустный:

«Найди меня, освободи меня.»

Он не мог сдержать ужасный, протяжённый крик боли, который эхом отдался в коридоре и до ужаса напугал Никиту. Михаил потерял сознание и, катясь, рухнул с лестницы.