Егерь 0.5

То было величайшее строение, которое видел перерожденный мир. Произведение искусства, совместившее в себе способность внушать страх и одновременно вызывать на сердце благоговейный трепет. Крепость внутри крепости, Бастион своим монструозным видом поражал воображение приезжих из соседних государств, а также вызывал истинный, дикий ужас о коренных жителей Мидгарда. Некоторые даже сравнивали обитель Корпуса егерей с тюрьмой Уиллингбрейк. Немногие могли назвать это место своим домом, но те, кто мог, охотно пользовались этой привилегией. Эсмонд был именно из того типа людей. Пересекая реку через широкий каменный мост, он немного замедлился, чтобы растянуть мгновение созерцания холодного и недружелюбного здания. Фасад был сер, был лишён излишеств в виде украшений и прочих деталей, которые бы только испортили впечатление о крепости. Черная, словно ночное полотно неба, лишенное звезд, черепица только дополняла образ могущественной, ужасной обители. Иногда Эсмонду казалось, что даже он, егерь, проживший столько времени в стенах Бастиона, не до конца познал все его тайны, скрытые ещё отцами-основателями. Он прокрутил ручку газа, мотоцикл, заревев, словно дикий зверь, завидевший добычу, рванул с места, оставив на асфальте длинный черный след от резины. Миновав величественные черные ворота, больше походившие на врата в Ад, Эсмонд оставил своего железного коня на одном из огромного множества парковочных мест, незамедлительно двинувшись в сторону главного входа. Гигантских размеров стальные двери Бастиона распахнулись, ударив в лицу снявшему шлем егерю мощным потоком прохладного воздуха. То была огромная зала, из которой вытекали сотни длинных однообразных коридоров. Повсюду сновали егеря, некоторые даже кивали в сторону Эсмонда, улыбаясь ему. Егерю не хватало тепла, хранившегося в Бастионе. Место, некогда приютившее его, ставшее для него домом, редкими картинками, но появлялось в ее грезах. Лежа на траве, созерцая звезды, он вспоминал о виде, который открывался с крыши крепости, подсознательно сравнивая любой красивый пейзаж оставшейся после Великого Выброса природы с картиной ночного Мидгарда. Эсмонд любил это место всем своим сердцем. Любил, поэтому всегда возвращался. Но, как бы это не было странно, долго находиться в стенах Бастиона он не мог. Что-то неведомое тянуло его за стены города, туда, где не ступала нога человека его времени, туда, где не ступала нога егеря. Эсмонд чувствовал тяжелую ношу долга перед восставшим из пепла миром. Сила, которой он располагал, давала бесчисленное количество возможностей, но в то же время ограничивала его душу, не давая делать то, что ей угодно. Ответственность была слишком большой, Деврим не мог закрывать на нее глаза. Однажды уже закрыл.
Он очень скоро миновал пропускной пункт, вписал свое имя в соответствующий журнал, который велся для контроля посещаемости Бастиона, и поставил напротив неё свою подпись, размашистую надпись с буквами «А» и «И». Она никак не сочеталась с концепцией подписи, которая заключала в себе наличие первых букв своих инициалов в обязательном порядке, но Эсмонд об этом и не думал. Он запомнил это легкое движение ручкой, которое отложилось в его голове на всю жизнь, а если точнее, на все две жизни. Егерь двинулся по широкой каменной лестнице, устланной такой же ширины черной ковровой дорожкой с протянутыми в виде белых вензелей полосами с обеих сторон. Его братья и сестры, шедшие ему навстречу, были одеты по-разному: кто-то, как и он, был облачен в доспехи, поношенные или новые, только от их штатского бронника, а кто-то в дорогие деловые костюмы, стоимость которых порой превышала стоимость брони. Эсмонда этот факт не то, что бы удивлял, скорее несколько возмущал: куски красиво сотканной ткани не могут быть сравнимы с величественными тяжелыми панцирями, миссия которых заключается в сохранении жизни. Он считал это одной главнейших несправедливостей их сообщества.
Все коридоры были однотипны и просты, в них не было ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом. Бастион напоминал тюрьму не только снаружи, но и изнутри. Однако егерям Корпуса все равно удавалось прочувствовать истинную красоту, скрытую под слоем строгости и желанием добиться максимальной функциональности из всего, что только можно. Удивительная способность, свойственная исключительно им.
Довольно быстро миновав бесконечный лабиринт коридоров, Эсмонд наконец остановился у одной, все столь же похожей на остальные, как и все вещи в Бастионе, представленные в количестве больше, чем одна штука, двери. Егерь вытащил из кармана брюк связку ключей, в которой выбрал один наиболее темный, тот, что выглядел сквернее остальных. Эсмонд тихо выругался. Ещё данным-давно нужно было заказать новую копию ключа, поскольку этот уже давно изжил себя, но у егеря всё никак не хватало ни времени, ни желания. Замочная скважина заскрежетала, запищала, заревела. Провернул. И ещё раз. И ещё раз. Дверь открылась. Эсмонд томно выдохнул. Он поправил на плече свою сумку, хрустнул шеей и хотел было ступить через порог своей комнаты, но вдруг ощутил чье-то прикосновение, легкое, практически невесомое. У носа загулял запах, абсолютно не типичный для Бастиона. Лилия и... карамель?

— Ты про меня забыл, я так понимаю? — протянула она ему на ушко.

Он резко перевел взгляд на неё. В его широко распахнувшихся глазах она увидела свое перевернутое отражение. Святая кокетливо улыбнулась. Её щечки живо налились румянцем, в очах вспыхнул красный огонёк.

— Обожаю твои глаза, — промурчала Рианна.

Он был лишен дара речи. Эсмонд не ожидал увидеть её здесь, в Бастионе. Он хотел застать её вечером того же дня, но только в Храме, но нисколько не утром, не при золотистых лучах солнца. Она выглядела немного по-другому. С момента их последней встречи прошло без малого месяц, но он не думал, что за это время ей захочется сменить имидж.

— Я смотрю, ты оцепенел, — издав игривый хохот, проговорила Святая. — В таком случае, я всё возьму в свои руки.

Она не солгала. Рианна взяла его за руку, силком втащила в комнату и тут же заперла дверь. Слегка замешкалась, когда искала рубильник, но затем, получив наконец холодный свет от двух одиноких лампочек, вкрученных в люстру на высоком потолке, чуть ли не вприпрыжку прошла вглубь помещения. Эсмонд не мог оторвать от неё взгляда. Порхая на высоком каблуке, она кружилась по комнате, пустив взгляд в свободное путешествие по её убранству, а смотреть было на что. Вся обитель Эсмонда Деврима была заставлена трофеями разного происхождения, разных форм, размеров и цветов: начиная от длинного, в локоть, и слегка пожелтевшего когтя лесного Обращенного и заканчивая набором цветастых металлических значков с изображением различных растений, снятых с лидеров банд разбойников за стеной, павших от его пули. Каждая вещь в покоях егеря хранила в себе хотя бы по истории, а некоторые даже могли похвастаться несколькими, как, например, осколок от изогнутого меча с пёстрой бело-синей рукоятью и позолоченным навершием, что висел на двух черных штырях над кроватью, на который Рианна и указала пальцем, произнеся при этом:

— Почему этот обрубок висит так торжественно над кроватью? По-моему, в твоей коллекции есть более достойные экземпляры.

Эс резко и отрывисто кашлянул, словно ему что-то горло попало, чем заставил Святую поднять бровь.

— Это один из клинков Масамунэ, — начал егерь, став с женщиной плечом к плечу и посмотрев на неё с теплой улыбкой, — легендарного японского кузнеца, жившего ещё задолго до Великого Выброса. Я всегда хотел найти настоящий меч мастера Масамунэ, но сумел лишь отыскать этот «обрубок».

— И чем же этот «обрубок» хорош? Даже если закрыть глаза на то, что это все ещё обрубок.

— Клинки Масамунэ, по легенде, приносят владельцу спокойствие и концентрацию во время боя, они являются атрибутами дисциплинированного и хладнокровного воина. Сам же мастер Масамунэ даже отказывался оставлять подпись на своих мечах, поскольку считал, что их невозможно подделать, — ответил Эс, тяжело вздохнув под конец. — И перестань называть его «обрубком».

Рианна рассмеялась, сделав шаг ближе к кровати.

— «Обрубок», — будто наслаждаясь, протянула она.

Женщина следила за его лицом внимательно, пытаясь выцепить хотя бы малейшее содрогание мышц на нём, но осталась разочарованной. Лик Эсмонда сохранял глупую улыбку счастливого мальчишки, как бы она не старалась уколоть его.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спросил егерь, встряхнувшись.

Рианна нахмурилась.

— А что? Ты не рад меня видеть? — надув губки, спросила Святая.

— Ты представить себе не можешь, насколько я рад, — томно проговорил он своим басом, приблизившись к ней. — Но мне всё-таки интересно...

Он не договорил. Рианна завалилась на кровать спиной, растянувшись на ней игривой кошкой. Она скрестила ноги, вытянула руки выше головы и, улыбаясь, посмотрела Эсмонду прямо в глаза.

— Тогда перестань задавать вопросы и наконец обними меня, — проговорила Святая.

Улыбка егеря стала ещё шире. Игривость Рианны, до того ей свойственная в гораздо меньшей степени, накалила температуру в помещении до предела. Дышать с каждой секундой становилось всё тяжелее, но им это не мешало. Поглощая спертый, наполненный первобытной страстью и животным желанием воздух, они наконец соединились в пылком поцелуе, лежа на жесткой кровати егеря. Они не виделись целый месяц. Было видно, что Рианна, как и Эсмонд, мечтала об этой встрече каждый день и грезила о ней каждую ночь, воспроизводя в её в своей голове в самых мельчайших деталях. Вполне вероятно, что всё произошло не совсем по тому сценарию, как они представляли, но имело ли это значение? Результат всё равно, как оказалось, был одним и тем же при любом раскладе. Совсем скоро они избавились от одежды, оказавшись на кровати лишь в нижнем белье, но и то незамедлительно улетело куда-то в сторону, едва ли не к выходу из комнаты. Эсмонд, пытаясь насладиться близостью, подметил, что Рианна стала вести себя несколько более раскрепощенно и живо, активно перехватывая инициативу из его рук. Акт любви превратился в изощренный вид боя, в котором они отчаянно пытались выиграть друг у друга главенствующую позицию в их отношениях. В ход шло всё, что они только умели. Сражаясь с тяжелым дыханием, спертым воздухом, жесткостью матраса, они всё равно получали необычайную дозу удовольствия. Даже слепец смог бы увидеть, как сильно они скучали друг по другу. Даже глухой смог бы услышать, как долго они ждали этого момента. Не существует ещё слов, чтобы описать масштаб и размеры их чувств друг к другу, а когда они появятся – их тоже перестанет хватать и понадобятся новые. Каждый звук, который она издавала, со страстью выпуская из своих сладких, как спелый персик, губ, заводил его ещё сильнее. Каждый звук, который он издавал, подводил её к моменту экстаза все быстрее и быстрее. Она хотела бы сопротивляться, но не могла. Сил просто не хватало. Он брал её за волосы так, как он любила. Он сдавливал её запястья так, как она любила. Он гладил её по спине и по шее так, как она любила. Эсмонд знал её очень хорошо, а Рианна знала его. Погруженные в омут страсти с головой, они потеряли счет времени. Круглые часы, что противно тикали в процессе их соития, были приведены ими в негодность, стоило только им слезть с кровати и перейти в вертикальную плоскость. Святая уткнула руки в угол комода из черного дуба, изогнула спину, от удовольствия задрала голову и, не смея смыкать губ, продолжила сотрясать пространство сладострастными стонами. В тот момент она и увидела те самые часы, маленькая стрелка которых уже давно пересекла полуденную отметку и двигалась к двум часам дня. Всё бы ничего, если бы не отвратительные удары при движении этих самых стрелок. Она, едва стоя на ногах, вскинула руку и, задев нижний край часов, сорвала их с гвоздя. Ударившись о комод, они затем рухнули на пол, разбившись. Святая громко рассмеялась, но затем продолжила нежить уши возлюбленного своими вскриками. Эсмонд, казалось, даже и не заметил удачного покушения на жизнь принадлежащей ему мебели. Рианна вдруг оттолкнула его от себя ягодицами, резко повернулась к нему лицом и грациозно, словно кошка, запрыгнула на угол комода, за который держалась мгновениями ранее.

— Теперь я хочу так, — томно произнесла она, сражаясь с отдышкой. — Зря я что-ли так долго ждала, чтобы посмотреть в твои глаза?

В тот момент она перестала быть святой. Эсмонд, не отводя взгляда от её аккуратной девичьей груди, послушался свою возлюбленную и принял ту позу, которую захотела она. Не мог отказать. Не хотел.

* * *

Собирая осколки от разбившихся часов, он улыбался. Улыбался не потому, что в его голове мелькали ещё свежие картинки его полностью нагой возлюбленной, нет, он улыбался из-за самого факта наличия оной. Эсмонд большую часть жизни посвятил убиению существ, о которых здоровый разум человека и помыслить не в состоянии. На себя времени не оставалось. Он не думал, что будет возвращаться в Мидгард не только за тем, чтобы перевести дух, насытиться атмосферой Бастиона, своего дома, и затем вновь отправиться в погоню за смертью, но и за кем. Она была его лучом света в темном царстве. Единственной и неповторимой. Он не мог представить себе более идеальной возлюбленной, чем Рианна. Во всём она была прекрасна, во всём превосходила даже самые смелые фантазии самых смелых писателей романтиков, в безумии своем гнавшихся за совершенным образом женщины. Да, это именно то слово, которое Эсмонд искал. Рианна была совершенна.
У него не было ни совка, ни метлы, поэтому найденные осколки было решено собрать в небольшую кучку и отправить в один из четырех углов. Егерь накинул на голый торс случайно выбранную из верхнего ящика комода серую кофту с длинным рукавом. Он посмотрел в сторону уборной, в которой уже второй десяток минут, восстанавливая силы, намывалась Рианна. Эсмонд вспомнил, как она, нарочито возмущенно, сетовала на отсутствие в ванной егеря подходящих женской особи средств личной гигиены. Он улыбнулся ещё шире. Эсмонд, восстановив относительный порядок в своей обители, рухнул на кровать, подложив под голову руки. Рианна вышла из ванной буквально через несколько мгновений. Шлепая босыми и мокрыми ногами по холодному полу, она, абсолютно голая, прошла мимо его кровати, виляя бедрами, и встала у черных штор, которые она по-хозяйски раздвинула в стороны. Влажная кожа женщины заблестела. Она созерцала вид буквально несколько секунд, прежде чем повернуться к Эсмонду лицом. Рианна откинула мокрые волосы назад ловким и грациозным движением, а затем скрестила руки под двумя аккуратными округлостями с торчащими сосочками.

— Подашь даме полотенце? Я не нашла его в туалете, — приказным тоном пробурчала нагая Святая, гордо задрав нос.

— Нет, — ухмыльнулся егерь, — этот вид мне больше нравится.

Комната залилась хохотом.

— Ну раз так, — Рианна покачала головой, — тогда пожинай плоды своих решений.

Она в два прыжка добралась до кровати и, словно дикая кошка, завидевшая свою добычу на водопое, накинулась на Эсмонда, завалившись на него всем своим телом. Егерь, не растерявшись, тут же обхватил свою пассию за места, в приличном обществе не упоминаемые, а затем заключил её в объятия. Они очень скоро слились в затяжном и пылком поцелуе, который, было видно, ни один, ни другая обрывать не хотели.

— Хочешь ещё раунд? — спросил Эс, наконец освободив её от поцелуя.

— Хочу, — прикусив нижнюю губу, ответила Рианна, — очень хочу, не представляешь, как хочу. Я так долго ждала тебя, очень долго! Но... давай чуть позже? Сейчас мне нужно идти. Кайла и так будет зла на меня за то, что я так сильно задержалась, не предупредив.

— Может, мне пойти с тобой? Увидев меня, она всё поймет и поумерит пыл, — егерь пожал плечам.

Рианна наконец приподнялась, а затем и вовсе слезла с кровати. Она начала одеваться, одновременно с этим приговаривая:

— Я знаю, что ты не хочешь давать меня в обиду, дорогой, даже Кайле, особенно Кайле, — говорила она, наскоро облачаясь в свою одежду, которую Эсмонд так бесцеремонно с неё сорвал, — но ты сам только с дороги, к тому же прибавь наш приятный марафон, поэтому ты, небось, устал.

Она обула свои сапожки на каблуке, а затем покончила с одеванием, накинув на плечики курточку с красной, рубинового цвета, подкладкой.

— Не неси глупости, — отмахнулся Эсмонд, тоже приподнявшись с кровати, — на это мне сил хватит.

— Нет, — отрезала властным тоном Рианна, быстро обогнув кровать и нежно толкнув его в грудь, вынуждая снова прильнуть спиной к поверхности матраса. — Это незначительные дела, которые не требуют твоего внимания, поверь. Я вернусь очень скоро, и тогда мы продолжим, Эсмонд. А пока отдыхай, ты мне нужен свеженький, как огурчик.

Святая одарила его легким поцелуем, кротко поиграв ноготками с его подбородком.

— Ладно, сдаюсь, — проговорил егерь, укладывая голову на подушке. — Только возвращайся скорее...

— Непременно, Эс...

* * *

Он открыл глаза. Понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к кромешной тьме. Он бросил взгляд на окна: солнце уже давно ушло за горизонт, оставив после себя лишь глубокий и гнетущий мрак. Егерь резко приподнялся на локтях, потер переносицу и пробежался по своей комнате глазами. Её рядом не было. Он захотел было встать, но его внимание привлек маленький кусочек бумаги, на котором жили аккуратно выведенные буковки. Эс взял записку в руки, но читать сразу не стал. Его впечатлил её почерк: каждая линия выглядела так, будто на то, чтобы ее вывести на мелком клочке бумаги, было потрачено не менее четырех часов. Он и не мечтал иметь стиль письма хотя бы отдаленно похожий на стиль Святой. Эсмонд писал быстро, бегло, не обращая внимания на аккуратность и четкость выводимых им символов. Эстетике он предпочитал практичность.

«Любимый, я прошу тебя не гневиться на меня, скромную грешницу. Я не смогла подарить тебе себя ещё раз, поскольку сил моих не хватило на то, чтобы разбудить бедную душеньку твою. Не глупа я, понимаю, сколько энергии ты потратил на своё скорейшее возвращение в стены нашего дорогого города. Я бы не простила себе наглость и эгоизма, проявленных по отношению к тебе. Ты – самый дорогой мне человек, поэтому и желаю я тебе исключительно всего самого наилучшего. Я очень хочу, чтобы эту ночь ты посвятил сну, а завтра утром желаю видеть тебя в стенах обители моей, в стенах Храма, где послушницы приняли за норму считать тебя своим старшим братом. Ты не представляешь, с каким благоговением я жду этого момента. Целую руки твои.

Твоя Рианна Монтейн».

Эсмонд, вопреки ожиданиям Святой, не гневался. Теплые чувства к ней тут же избавлялись от любого негатива, как антибиотики, запускавшие процесс антибиоза, при котором живые клетки подавляют жизнедеятельность других живых, но зараженных клеток. Егерь аккуратно сложил записку вдвое, оставил на тумбе у кровати и, перевернув подушку холодной стороной, вновь положил на неё голову. По телу медленной волной начало растекаться тепло. Мурашки маленькими армиями забегали по коже. Эсмонд закрыл глаза. Он уже и забыл, каково это, любить и быть любимым одновременно. Но, как бы то ни было, ему давно не было так хорошо, как тогда, когда лунный свет бледными полосами своих лучей проникал сквозь окна, оставляя на полу ровные, словно вычерченные рукой профессионального художника, фигуры. Прохладные потоки воздуха игриво касались его пяток, заставляя егеря спрятать их под светлого цвета пледом с длинным ворсом. Было хорошо...

* * *

По части жестокости солнце превосходило луну. Беспощадно вонзив свои лучи прямо в его глаза, оно выжигало роговицу с каждой секундой всё сильнее, вынудив Эсмонда подняться с кровати и задернуть шторы. Егерь недовольно помотал головой, но затем широко улыбнулся, словно мальчишка, увидевший на улице машину своей любимой марки. Не было ясно, с чем был связан его возвышенный настрой: с тем фактом, что он выспался, или же с тем, что грядущий день обещал быть очень насыщенным и ярким. Такого сильного душевного подъема Эсмонд не чувствовал очень давно.
Егерь недолго наслаждался картинками вероятного будущего в своей голове, очень скоро отправившись в душ. После водных процедур, занявших несвойственно ему большое количество времени, Эсмонд быстро надел на себя свою «форму», приготовил кобуру с револьвером и покинул комнату, предварительно заперев её на ключ. Егерь двинулся в соответствии со своим планом, образовавшимся сразу же, как только он открыл глаза и встретился взглядом с солнцем. Жизнь, впрочем, как и всегда, уже вовсю кипела в стенах Бастиона: всюду сновали егеря, по делу и без, о чем-то громко спорили, смеялись, ругались, радовались от неожиданной встречи. Некоторые его собратья были ему хорошо знакомы, но не настолько, чтобы тратить время на тесные и теплые приветствия. Они обменивались краткими взглядами, иногда кивали, а затем расходились, как в море корабли, в ту же секунду забывая о существовании друг друга. Эта негласная церемония устраивала практически всех егерей Бастиона.
Он ориентировался в стенах крепости так хорошо, что, казалось, и с закрытыми глазами смог бы дойти от своей комнаты до точки назначения. Шел не быстро, не медленно, иногда обращал свой взгляд к окнам, когда они подворачивались. Вид на реку и город, расстилавшийся за этой самой рекой, завораживал его каждый раз, заставляя на несколько минут остановиться и уделить ему больше внимания. Даже утром, когда солнце своим светом избавляло жителей Мидгарда от необходимости тратить деньги на свет, пейзаж не переставал быть каким-то необычным, самобытным, притягивающим. Наоборот он приобретал более четкие черты, размеры лежавших вдалеке зданий при солнечном свете становились более понятными, а небесное полотно голубого цвета только добавляло этой картине красочности. Эсмонд мог бы и дальше рассматривать вид Мидгарда с позиции Бастиона, но время было для него более важным активом, нежели эстетическое удовольствие. Он последовал по ранее намеченному пути, сохранив прежний темп. Лабиринт коридоров наконец привёл его к огромной стальной двери, украшенной прибитыми по краям вензелями. Эсмонд, жадно хватив ртом парящий кислород, трижды постучал, а затем, получив разрешение с той стороны, открыл. Помещение было гораздо просторнее его комнаты, к тому же и убранством оно могло похвастаться гораздо более изящным. В кабинете, а это был именно кабинет, повсюду были книги: на книжных полках, на маленьком столике рядом с огромным кожаным диваном, на невысокой кафедре в углу; были ли то монструозные талмуды, тоненькие романчики или же средних размеров научные пособия – они были везде, причем каждая была в очень качественном и, было видно, неимоверно дорогом переплете. За широким дубовым столом, заставленном различными орудиями труда клерка со стажем, восседая в большом, перетянутом натуральной кожей, расположилась Кайла, что, едва заметив Эсмонда, сразу же недовольно свела брови.

— Явился, — злобно протянула егерь, скрестив руки на груди.

Егерь, проходя вглубь кабинета, в недоумении поднял правую бровь.

— Как сильно ты рада меня видеть, — посетовал Эсмонд, покачав головой. — Чем заслужил такую честь?

— Либо ты прикидываешься дурачком, либо им являешься, — проговорила Кайла с ядовитой ухмылкой на лице. — Я всё-таки думаю, что вариант более правдив.

Она наклонилась в сторону стационарного телефона, трубку которого незамедлительно подняла.

— Прошу вызвать командующего в мой кабинет. Разговор срочный, — Кёрн оставила телефон в покое, затем, уставив локти в стол, положила на кулачки подбородок. Она посмотрела на егеря: — Пока Джоэл не пришел и мы не начали рассматривать другую проблему, расскажи мне, что ты выяснил на Линии.

Слегка помедлив, выдержав недолгую паузу, Эсмонд, не садясь в кресло напротив и стоя перед ней, словно студент у директрисы, поведал ей чуть ли не о каждой детали своего месячного путешествия: о сложностях перемещения от поселения к поселению на пути к Линии, об условиях жизни в крепости, о морозах, которые в реальности оказались не столь страшны, сколь о них говорили. Рассказывал долго, вогнав Кайлу в легкую скуку. Егерь с трудом сдерживала свое желание зевнуть, но в какой-то момент всё-таки сдалась, не дождавшись самой интересной части доклада. Эсмонд очень много раз прокручивал в своей голове слова, которые должны был донести до Кайлы, поэтому в основной части своей речи он ни разу не запнулся, говорил ровно, без эмоций, словно из него в ту секунду вытянули всю жизнь.

— Те егеря попали на нашу территорию с помощью тамошнего коменданта, — продолжал Деврим. — Он помогал контрабандистам беспрепятственно проходить через Линию, видимо, помог и этим двум.

Лицо Кайлы покраснело, она раздула ноздри, тяжело задышала. В глазах вспыхнуло пламя.

— Чертов предатель, — прорычала егерь, скрипнув зубами.

Она ударила кулаком по столу, затем, немного поразмыслив, задала вопрос, который напрашивался сам собою.

— Ну и где этот утырок? — рявкнула Кёрн, выразительно сведя брови.

Эсмонд ответил на этот вопрос кратко и холодно, как отрезал.

— Мертв.

— В смысле? — вспылила Кайла, подпрыгнув на стула.

— В прямом, — кивнул Деврим. — Я его убил. Он оказывал сопротивление, в пылу сражения я не рассчитал силы и... превратил его в кровавую кашу.

— Черт возьми, Эсмонд! — Кайла недовольно помотала головой. — Ну черт тебя дери! Ты должен был доставить его сюда, для суда! Так дела не делаются!

— Я могу вернуться и доставить тебе его останки, — пожав плечами, ответил Эс. — Тебе как: в пакете или в коробке?

— Шутить ещё вздумал?

— Никак нет, госпожа Кёрн.

Послышался стук в дверь, затем на пороге кабинета показалась стройная и до боли знакомая фигура. Джоэл, завидев Эсмонда, переменился в лице примерно таким же образом, как и Кайла совсем недавно.

— О, а вот и ты, — гораздо ласковее протянула Кёрн вошедшему. — Ну, раз уж все в сборе, предлагаю начать!

Джоэл, не сказав вернувшемуся товарищу ни слова, прошел вглубь кабинета и по-хозяйски завалился на черный кожаный диван. Недоумевая, Эсмонд спросил:

— Вы оба не с той ноги встали сегодня? Я думал, близких друзей после разлуки встречают иначе.

— Мы рады тебя видеть, Эсмонд, правда, — начал Джоэл своим монотонно спокойным голосом, — но обстоятельства отводят радость на второй, а то и третий план.

— Ты облажался, Эс, — отрезала Кёрн, посмотрев на Деврима с ещё более недовольным лицом. — Причем так жестко, что я даже сначала не поверила.

— О чем ты? Если ты о коменданте...

— Да забудь ты об этом, — отмахнулась Кайла. — Вопрос в другом. Не смотри на меня так, Джоэл, я тебе потом всё расскажу.

— Мы знаем о твоей сильной привязанности к Рианне, Эсмонд, и о привязанности Рианны к тебе, — продолжал Лоусон, устало жестикулируя. — Лично я не имею ничего против вашей связи, даже наоборот, но...

— Я тоже не имела, — прервала его Кайла, — до недавних пор.

Эсмонд сжал кулаки, напрягся. Стал реже дышать. Это не те слова, которые он ожидал услышать.

— Нам известно, — грозно посмотрев на Кёрн, говорил Джоэл, — что ты, проводя время с Рианной, открыл ей некоторое количество наших секретов, доступ к которым имеют только егеря. Намеренно или нет – не имеет значения, факт остается фактом.

— Вы оба знаете Рианну, — сдерживая скрип зубов, ответил Эсмонд. — Она глава Святых, уж кто-кто, а она секреты хранить умеет. Я не вижу хода ваших мыслей.

Джоэл и Кайла не ответили, лишь обменялись взглядами, полными сожаления. Они поняли что-то, чего не понял Эсмонд.

— Что вы переглядываетесь? — вспылил Деврим. — Говорите уже! Я чего-то не знаю?

— Похоже, ты правда чего-то не знаешь, — ответил Джоэл, покачав головой.

— Ваши эксперименты с Рианной, — начала Кайла, смотря Эсмонду прямо в его бездонные черные глаза. — К чему-нибудь привели?

— Эксперименты? — подняв брови, спросил егерь. — Какие там эксперименты? Она взяла образец моей крови, сравнила с кровью того Обращенного, которого я завалил под Храмом, и на этом дело закончилось. Я сказал ей, что дальнейшие изыскания могут привести к ужасным последствиям, что может пострадать не только она, но и другие люди. Она хотела продолжить, но затем всё-таки оставила эту идею.

— Не оставила, Эсмонд, — опустошенно проговорил Джоэл. — Тебя обманули.

— Обманули?

— Да, — подхватила Кайла. — Она не оставила эксперименты. Я сама узнала это случайно, по её неосторожности. Вчера я вызвала её, чтобы поговорить, но она упёрлась рогом, сказала, что делает всё ради блага человечества.

— Эсмонд, — прервал Джоэл, — Рианна научилась использовать Тьму.

Егерь сглотнул слюну. Он потупил свой пустой взгляд. Каждое слово Джоэла утяжеляло его сердце настолько, что егерь с трудом уже стоял на ногах.

— Но она использует её иначе, — вновь заговорила Кёрн. — Я никогда не видела подобного. Ей не нужен Выброс, она просто черпает Тьму из окружающей среды и играется с ней, словно это магия какая-то из древних фантастических книжек.

— Ты сам осознаешь, насколько это опасно, — продолжил Лоусон. — Нам нужно предпринять меры, но перед этим мы посчитали, что может тебе удастся её уговорить бросить это дело?

— Я попробую, — отрезал Деврим.

Он не видел ничего, не слышал ничего. Развернувшись, егерь стремительным шагом вылетел из кабинета Кайлы, не сказав ни слова. Лоусон пытался его остановить, хотел что-то сказать, прокричал ему вслед, но было поздно. Кёрн посмотрела на Джоэла, грузно вздохнула и произнесла:

— Нелегко ему сейчас.

— Он на перепутье, — опустив глаза, ответил Лоусон, — с одной стороны – любовь, светлая и теплая, с другой стороны – долг, темный и холодный, но единственно верный. Я уверен, что он сделает правильный выбор.

— Молюсь, чтобы ты был прав...

* * *

Турбина издала последний свист, прежде чем впасть в долгий и мучительный сон. Егерь слез со своего двухколесного коня, опустил подножку, затем, не снимая шлема, вытащил ключ зажигания. Электронное табло погасло. Эсмонд остановился перед высокими дверьми, на которых по металлу были вырезаны поражавшие фантазию художественные сюжеты, не связанные, либо связанные друг с другом косвенно. Больше всех ему нравилось изображение высокой женщины, пропорции тела которой были умышленно искажены, с сидевшей на её плече величественной белой птицей с человеческими глазами, длинной шеей и крючковатым клювом. Рианна поведала ему когда-то истинную историю данного сюжета: у первой матери Святых Селины была птица по кличке Каладрий, которая из-за своей верности первоначально была признана символом преданности и любви. Пока Каладрий был при своей хозяйке, в Мидгарде царила нерушимая гармония между всеми слоями населения: егерями, Святыми и людьми. Но стоило питомцу покинуть свою мать, сбежать из клетки, как та, до того славившаяся невообразимой крепостью здоровья, через три дня заболела. Ни одно лечебное средство не могло ей помочь, сказывали, что даже егеря принимали активное участие в поиске лекарства, но все попытки помочь Селине были тщетны. Первая матерь Святых умерла, оставив егеря Мелкона и человека Эйдена, таких же основателей Мидгарда, как и она, править городом без своей мудрости. С тех пор Каладрий некоторыми жителями Мидгарда считается символом смерти. Есть поверье: если человек видит во снах белоснежную птицу с человеческими глазами, то его гибель прибудет в ближайшие несколько дней.
Эсмонд прошел внутрь Храма. Послушницы тут же его узнали, стали улыбаться, некоторые даже подбегали здороваться, но егерь будто был глух и слеп к ним. Бесцеремонно миновав главную залу и вызвав недоумение среди Святых, он, словно привидение, в стремительном темпе последовал по бескрайним лабиринтоподобным коридорам. Его кулаки были сжаты. Шел быстро, дышал ровно, по крайней мере, старался так дышать. Шлема не снял. Он не слышал ничего, не видел ничего. В голове была лишь дверь в кабинет Рианны, как единственная цель его жизни. Ураган вопросов не позволял разложить всю информацию в разуме по полочкам, сея хаос и разрушение.
Наконец перед ним показалась та самая дверь. Он стоял перед ней долго, смотря в одну точку, будто пытаясь просверлить в проходе дыру. Эсмонд освободил голову от тяжести шлема, сжал его подмышкой и наконец постучался. Бил по двери мягко, аккуратно, не желая выдать беспокойное состояние души своей. Услышав разрешение на вход, потянул дверь на себя. Переступил порог. Закрыл дверь. Набрал в легкие воздуха. Она сидела за столом, что-то подписывала, ставила печати, перекладывала пресс-папье с одной стопки листов на другую, в общем: была занята бумажной работой, впрочем, как и всегда. Рианна подняла свой взгляд и тут же переменилась в лице: на нём тут же появилась ласковая улыбка, искренняя и чистая, а глаза засияли, заблестели, на щеках, словно пламя зажигалки, вспыхнул румянец. Не теряя ни секунды, она встала с кресла, затем, цокая каблуками по полу, стремительно сократила между ними расстояние и заключила его в свои объятия. Они соприкоснулись губами. Эсмонд, даже несмотря на растерянность души своей, все равно не смог отказаться от поцелуя. Он был пылким, жарким, страстным. Егерь был бы и рад превратить этот поцелуй в нечто большее, но совесть ему не позволила. Оторвавшись от поцелуя, Эс посмотрел своей пассии в глаза, в её прекрасные черные глаза, глубокие и выразительные. Увидев серьезность Деврима, Монтейн тут же скрыла свою улыбку. Её взгляд выражал глубочайшие волнение и обеспокоенность.

— Что случилось, Эсмонд? Что произошло? — спрашивала она дрожавшим голосом.

Он не мог более держать в себе...

— Риа, — начал егерь, — будь со мной честна.

Святая смутилась ещё более. Не выбрав нужных слов, она кивнула.

— Я знаю, что в мое отсутствие ты продолжила эксперименты с Тьмой. Более того, я знаю, что ты достигла определенных «успехов» в этой стезе. Не отрицай, Кайла и Джоэл мне всё рассказали.

— Точно всё? — паскудно ухмыльнувшись, как обычно ухмыляется сам егерь, спросила Рианна.

Эсмонд поднял бровь.

— Я спрашиваю, — она отошла от Деврима, сменила тон на более властный, более уверенный, — точно ли всё они тебе рассказали? Они рассказали, каких именно успехов я достигла? Чего я добилась?

Поняв по лицу егеря, что он ни о чем не знает, Святая звонко рассмеялась. Эсмонд свёл брови. Вчера ему не показалось: с ней правда было что-то не так.

— Эсмонд, душа моя, — она вновь подошла к нему взяла за руку и заглянула в глаза, — позволь я покажу? Прошу тебя, позволь!

Не получив должного разрешения, она вытащила из ножен, прикрепленных к поясу егеря, его нож с крючковатым острием. Не медля ни секунды, Рианна провела лезвием по своей ладони. Из раны тут же хлынула темно-алая кровь, одинокими каплями начав падать на пол. Эсмонд встрепенулся, тяжело задышал, хотел было что-то воскликнуть, но в то же мгновение умолк, увидев, Святая остановила его жестом. Она сделала шаг назад, демонстративно выставила раненную руку вперед и, гордо улыбаясь, произнесла:

— Смотри внимательно!

Рианна посмотрела на порез, затем прикрыла глаза и направила указательным палец другой руки на рану. Эсмонд почувствовал дрожь глубоко внутри. Зов силы, что таилась в его душе. Он, не отрывая взгляда, смотрел за тем, как вокруг Святой начала образовываться знакомая ему аура, но другая, измененная. Частицы Тьмы, которые ему привычнее было лицезреть хаотично двигающимися, ровными потоками собрались рядом с раной. Он не успел и глазом моргнуть, как рана исчезла, а вместе с ней и окружавшая Рианну сила. Святая посмотрела на свою руку, затем на Эсмонда, но уже взглядом маленькой отличницы, которая готовилась поведать родителям о своей победе на международной олимпиаде. Егерь сглотнул слюну. Его собственная Тьма, сокрытая глубоко внутри, утихла.

— Ну? — спросила Святая, с гордостью уткнув руки в бока. — Впечатлен?

— Как? — спросил Эс, держа глаза широко раскрытыми. — Как это возможно? Как ты это сделала?

Рианна ласково рассмеялась, вновь сблизившись с егерем.

— Это результат долгой и упорной работы, Эсмонд, — сказала она, улыбнувшись ещё шире, чем обычно. — Долгой и упорной. Я достигла этого методом проб и ошибок. Конечный итог превзошел все мои ожидания. Помимо исцеления ран разной степени тяжести, я могу ещё столько всего, и наверняка даже больше! Просто представь, какой масштаб возможностей откроется Мидгарду и всем людям на планете, если Тьма станет общедоступна? Какие города будут построены, какие открытия сделаны! Может быть, мы даже сможем достичь того, чего не смогли наши предки! Представь, какое будущее может нас ждать!

Эсмонд тяжело вздохнул. Он всегда поражался тому, насколько сильна её вера в человечество. Егерь, может быть, и хотел бы согласиться, но не мог. Ему не позволяли воспоминания из прошлой жизни, опыт из этой. Он не понаслышке знал: чем больше у человека власти, тем больше он будет оной требовать. Концепция общедоступности Тьмы представляла ещё большую опасность, чем все катаклизмы и ужасы за всю историю человечества вместе взятые. Его душа не могла найти себе места. Её рвали на куски долг и любовь...

— Я люблю тебя, Рианна, — проговорил Эсмонд, но без должной горячности в голосе, словно скорбя о чем-то. — Я тебя люблю всем сердцем. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Я люблю тебя, но согласиться не могу.

— Эсмонд, я понимаю, это сложно! — воскликнула Рианна, взяв его за руки. — Но ты должен мне поверить! Тьма – больше не оружие. Она – нечто большее. Она – это ключ! Ключ к жизни, который искали столетиями, но так и не нашли! Мы с тобой, ты и я, Эсмонд Деврим и Рианна Монтейн, егерь и Святая, держим его в руках, в наших руках! Прошу тебя, не отстраняйся, душа моя!

— Я хочу поверить, но не могу, — покачал он головой. — Это слишком сложно...

— Не будь таким узколобым! — вспыхнула Святая, отпустив его руки и сделав несколько шагов назад. Она отвернулась. — Не будь как Кайла! Не будь как Джоэл! Я знаю, ты не такой! Ты лучший из них! Ведь ты и начал всё это, ты дал мне надежду, дал мне шанс, так не отбирай же её! Будь со мной, прошу!

— Рианна, — спокойно, еле сдерживая дрожь в голосе, говорил Эсмонд. — Это невозможно. Тьма слишком опасна для обычных людей, я уже говорил. Ты знаешь, что происходит с теми, кто не справляется с ней. Они превращаются в чудовищ, в безмозглых существ, ведомых только жаждой крови, голодом и желанием убивать! Вот в кого превратятся те, кому ты хочешь даровать эту силу. Я не хочу, чтобы ты стала такой же. Не хочу однажды поднять спустить курок...

— Почему в твоем мире только черный цвет?! — спросила Рианна, приняв несколько озлобленное выражение лица. — Почему ты не веришь в людей?!

— Потому что таков мир! В нем нет светлого! В нем есть только серый и черный, и в данный момент истории преимущество у черного, — вспылил Эс, сжав руку в кулак. — Я прошу тебя понять... Как только Тьма окажется в руках людей, появятся те, кто захочет ещё больше. Начнется борьба за власть, в которой победит тот, кто будет готов принести в жертву больше другого. Этой жертвой будут простые люди. Мир погрузится в хаос, повсеместно будут разрушения. Ещё одного конца света мы не переживем...

Воцарилась тишина. Они смотрели друг на друга молча, оценивая, словно виделись впервые. Возможно, они правда виделись впервые. Этот разговор заставил их посмотреть друг на друга с других ракурсов. Напряжение между ними висело настоль серьезное, что казалось, если пустить искру, то Храм взорвется.

— Кайла и Джоэл не оставят этого, — наконец прервав тишину, начал Эсмонд. — Я прошу тебя сделать это ради сохранения твоей же безопасности. Оставь Тьму, прошу. Если узнают другие, то может произойти раскол в Корпусе, который будет способен разрушить Мидгард. Поверь, нам не нужна война, а тем более Вторая Егерская, которая уж точно не оставит и камня на камне...

— Эсмонд, уйди, прошу, — пытаясь казаться ласковой, попросила Рианна. — Я подумаю над всем, что ты сказал, и завтра вынесу свой вердикт. Мне нужно немного времени.

Она повернулась к нему спиной, медленно, но все также гордо прошла к столу и села в кресло, обратно за бумажные дела, боле не подняв на егеря и взгляда. Деврим не стал ничего отвечать. Он, опустошенный морально, еле выдерживая стук беспокойного сердца, вышел за пределы кабинета...

* * *

Явился в Бастион уже под вечер. На пропускном пункте, имевший место быть у начала моста, не промолвил жандармам, с которыми, по своему обычаю, перекидывался парой другой фраз, ни слова. Не теряя ни минуты отправился в кабинет Кайлы, дабы прояснить несколько моментов, которые мучали его и без того неспокойный разум, однако застал её в состоянии спора с Джоэлом. Она говорила громко, но не кричала, он, в свою очередь, говорил тихо, но не шепотом. Оба стояли рядом с рабочим столом, оба иногда бросали взгляд на карту, расположившуюся на дубовой поверхности, оба, с разной частотой, жестикулировали. Эсмонда впустили, но особого внимания ему не уделили. Проблема, ставшая камнем преткновения, являлась на тот момент гораздо более важной, в чем Деврим убедился сам. Вмешиваться не стал, поскольку посчитал, что это было равносильно самоубийству. Кайла, по своему обыкновению вспыльчивая, с завидной частотой перехватывала инициативу в споре, но все её потуги проваливались, стоило только Джоэлу преподнести ей противоположные доводы в свойственной только ему холодной манере. Эсмонд, до того несколько секунд бывший незаинтересованным зрителем, услышав об истинной теме их спора, неожиданно для себя оживился. Темы, как оказалось чуть позднее, их было несколько, в действительности были довольно важными, а их дискуссия по праву имела столь ожесточенный характер. Как услышал Эсмонд, первая новость заключалась в том, что на западной границе, гораздо более спокойной, нежели восточная, случилось, как бы это назвали политики, «международное происшествие провокационного характера». На егерей, бывших на границе территорий Мидгарда и Эртогрула, государства, располагавшегося на западе, было совершено нападение силами тамошних властей. Без жертв не обошлось...

— Эти дикари решили, что могут залупаться на нас, на Корпус егерей, мать твою, а ты хочешь, чтобы мы спокойно сидели и смотрели, пока они издеваются над нашими подчиненными? — говорила Кайла, с каждым словом то повышая, то понижая тон. — Кем они себя возомнили?!

— Что ты предлагаешь? — спросил Джоэл, держа от усталости веки полураскрытыми.

— Собрать большую рейд-группу, набрать оружия, провианта, — говорила Кайла, отбивая рукой по ладони в такт своей интонации, — отправиться к западной границе и показать этим макакам, что бывает, если угрожать репутации егерей! Разнести к чертям тамошний пункт, низвести до атомов, вырвать хребты тем ублюдкам, которые убили наших егерей! Я предлагаю решить вопрос силой, которой у нас в достатке. Мы не терпилы, Джоэл, и никогда ими не были.

Эсмонд ухмыльнулся, когда услышал последний жаргонизм. Иногда в речь Кайлы прорывались слова, имевшие корни из русского языка. Они звучали выразительнее, придавали фразам больше красок.

— Но мы и не армия, Кайла, — спокойно ответил Джоэл, скрестив руки на груди. — Наша основная задача – поддерживать мир и спокойствие на территории Мидгарда и его окрестностях. Ты же предлагаешь открыто объявить войну соседнему государству. Твоя вспыльчивость приведет нас к катастрофе.

— Мы – егеря, Джоэл!

— Да, егеря. Егеря, это правда, но не солдаты. Мы обязаны защищать мидгардцев, как Корпус егерей, а не как регулярная армия Мидгарда, которой мы не являемся, — его лицо приобрело более серьезные черты. — Ты не думаешь о возможных последствиях, хотя должна.

Кайла молчала. Молчала, но смотрела на Джоэла взглядом дикой волчицы, увидевшей угрозу своим волчатам в лице Лоусона. Кайла была уверена в успешности своей затеи, она была уверена в своих егерях, в своих братьях и сестрах, репутацию которых пытались испортить «дикари» из Эртогрула. Сопротивление Джоэла не только выводило её из себя, но и заставляло сомневаться в правильности своей же идеи. Она ненавидела сомнения в ком-либо, в себе тем более. Кёрн считала самой главной и важной особенностью характера в человеке – умение отстаивать свои идеи и идти до конца ради них.

— Я не задумывалась, — произнесла Кайла, паскудно оскалившись. — не задумывалась о том, каким же ты безынициативным и бесхребетным стал.

— Быть может, — проговорил Джоэл, уже куда более живо, — быть может, ты ошибалась с самого начала?

— Быть может, — повторила Кёрн.

Эсмонд посмотрел на дискуссию, свидетелем которой был, похоже, с середины, с другой стороны. Это был уже не идеологический спор, не профессиональный спор, не деловой спор. В тот момент спор превратился в семейную ссору. Последними выпадами они особенно сильно задели души друг друга.

— Я оставлю тебя, — проговорил Джоэл, сведя могучие брови в холодной ярости. — Мне ещё нужно решить, что делать с экспедицией на Лисий пик, пока ты не в себе. Вот это действительно важная проблема. Парни не выходят на связь уже который день, хотя Аливар никогда не затыкается.

— Пока я не в себе?! — вспыхнула Кёрн Лоусону в спину.

Джоэл остановился у двери, бросил ей через правое плечо:

— Все верно, — он отворил проход и покинул кабинет.

— Пошел вон, Лоусон! — прокричала Кайла, схватила со стола стеклянное пресс-папье в виде черного шара и швырнула его в сторону двери. — Пошел вон!

Стекло разбилось. В ушах Эсмонда ещё долго стоял звон. Кайла завалилась в кресло, нервно постукивая ногтями по столу. Она наконец заметила егеря, выстрелив в него взглядом.

— Знаешь, — проговорил он, пальцем указав на осколки бедного пресс-папье, — мне нравился этот шарик...

— Ты решил вопрос? — напряженно спросила Кёрн.

— Пока нет, но у меня есть свои.

— Тогда уйди отсюда, мне не до тебя. Уходи, Эсмонд, пока в тебя что-нибудь не кинула. Я не уверена, что это будет не финка...

Эсмонд не возразил. Если бы он не стал свидетелем минувшей ссоры, то, возможно, решил бы насесть на Кайлу со своими вопросами. Встав с дивана, егерь покинул кабинет вслед за Джоэлом, однако, в отличие от командующего, Деврим побрёл в сторону своей комнаты. День был тяжелым не только у него, но и у всех его знакомых. Завтрашний обещал быть ещё хуже...

* * *

Ловко маневрируя в потоке, Эсмонд выжимал из своего мотоцикла всю мощность, что в нём была. Он обожал скорость, обожал сопротивление ветра, которое приходилось преодолевать, обожал палёный запах резины, особенно в момент её пронзительного свиста. Солнце взошло совсем недавно, ещё отдавая последними золотисто-оранжевыми лучами. Он не спал большую часть ночи, обдумывал информацию, полученную минувшим днём. Хаос в голове никуда не делся, ураган мыслей с каждым безответным вопросом становился всё сильнее и сильнее. Перед тем как отправиться в Храм Святых за Рианной, егерь решил немного развеяться. Сжигая топливо в баке, он не жалел своего двухколесного друга. Рассекая меж полос, догоняя и перегоняя автомобили, он чувствовал свое единение с жизнью, некую гармонию глубоко в душе. Но, как и всему прекрасному, его бесцельным поездкам тоже должен был прийти конец, рано или поздно. Он принял маршрут, конечной точкой которого был Храм. При одной мысли об этом месте на душе стало ещё неспокойнее, как бывает одинокому кораблю средь бескрайних вод открытого океана во время шторма. Турбина, издав последний свист, некоторое время ещё булькала, рычала, словно дикий зверь в клетке, но затем умолкла, стоило Эсмонду вытащить ключ зажигания. Он вновь оказался перед той самой дверью. Ему стало холодно. Показалось, будто глаза птицы Каладрия смотрели сквозь него. Егерь стащил с головы шлем, поправил волосы, подтянул плащ чуть выше на плечах, затем вошел, слегка помедлив. Миновал длинный и пустой коридор, затем вышел в главную залу, такую знакомую и такую чужую одновременно. Зрелище, которое ему пришлось увидеть, его сильно удивило. Практически все послушницы Храма были собраны в огромном помещении: они все сидели на расставленных рядами стульях, контролируемые своими наставницами, которые, словно солдаты на построении, стояли смирно, практически недвижимо, лишь изредка жестикулируя, чтобы отругать юных дев, либо указать им на заранее подготовленное место. На него обратили внимание несколько Святых, но ничего, кроме краткого и ласкового приветствия в его сторону, от них не последовало. Они уже настолько привыкли к частому пребыванию егеря в этих стенах, что даже его вчерашняя неуважительная выходка не смогла испортить впечатление о нём. Святые, что знали Эсмонда, все равно улыбались ему и были рады видеть. Удивительной степени человеколюбие и воспитанность, свойственные только им. Егерь не удержался, а спросил всё-таки: в чем суть сегодняшнего собрания, почему оно проводится так рано и где в тот момент находилась мать Рианна.

— Мы ничего из этого не знаем, — отвечала, пожимая плечами, одна из Святых-наставниц, — известно только, что мать Рианна вчерашним вечером возжелала выйти к нам с речью. Какой тематики речь – тоже не имеем понятия, но ясно, что это очень важно для неё, соответственно, и для нас. Мать Рианна не станет с такой спонтанностью собирать всех Святых, если это что-то незначительное.

Дальше Эсмонд расспрашивать не стал. Он принялся выжидать начала выступления вместе с остальными Святыми. Гул в главной зале наконец утих, когда на невысокую сцену взошла Рианна Монтейн, а вместе с ней ещё белокурая девушка, более молодая. Мать Святых была одета в длинное белое платье с открытыми плечами и рукавами до локтей, оно было подпоясано золотым ремнем с пряжкой, в которую был инкрустирован гигантских размеров кровавый рубин в форме ромба. На полах одеяния золотой нитью были вышиты остроконечные узоры, обращавшиеся ввысь. Длинная шея Рианны была украшена золотым ожерельем с множеством бриллиантов. Девушка при ней была одета куда более скромно, но от этого не менее изящно. Вся её одежда была выдержана в едином цвете: кремовые обтягивающие брюки на высокой посадке с интересным поясом в виде золотых колец, молочного цвета корсет, кремовая атласная блуза с длинными подвернутыми рукавами. Как оказалось позднее, наряд Рианны являлся не простым платьем, а символом матери. Он был сшит по подобию платья матери Селины и надевался исключительно во время общих собраний в Храме. Все главы Святых носили одеяния в подобном стиле, начиная от неё и заканчивая Рианной. Дамы заняли центр сцены, Рианна вышла чуть вперед, в то время как её спутница осталась слегка позади.

— Сестры, — начала мать Святых, раскинув руки в стороны. Её голос эхом пронесся по зале. Не требовался даже микрофон. — Я приветствую вас, а также прошу прощения за то, что подняла вас в такую рань, милые мои душеньки!

Послушницы молчали, но Эсмонд видел, как сильно они подавляли в себе желание криком выразить свою любовь к Рианне.

— Я собрала вас здесь, чтобы объявить о новой вехе в новейшей человеческой истории! Много столетий мы жили в относительной гармонии, являясь последним оплотом гуманизма, альтруизма и свободы в этом мире. Мы были теми, кто несет свет в тёмное царство! Мы помогали этому царству по мере возможности, но, так уж несправедлива жизнь, помочь всем в этом мире нам не хватало сил! Сил, которыми располагали другие. Но «другие» не хотели пользоваться ими во благо, предпочитая созиданию разрушение и хаос. Теперь всё будет иначе!

Она встала боком к аудитории, взмахом руки подозвав спутницу к себе. Та неспешно подошла, затем, получив от Рианны немое согласие, расставила ноги по ширине плеч. Она раскинула руки в стороны, задрала подбородок и закрыла глаза. В тот момент Эсмонд почувствовал жжение в груди, вибрацию в виска. Сердце забилось с утроенной частотой. Он чувствовал Тьму. Вокруг девушки образовалась темная аура, которая впоследствии, собравшись в небольшой сгусток, приобрела форму шара. Энергия была послушна: Эсмонд искренне не понимал, откуда в Тьме столько подчинения. Спутница Рианны щелкнула пальцами. По всей зале раздался звонкий хлопок. Воздушная волна подняла волосы всех сидевших послушниц. Энергетический сгусток в одно мгновение преобразовался в водяной шар, ровный и гладкий, словно он был из тающего, но не сильно, льда. Одним движением пальца она заставила его приобрести форму длинной горизонтальной линии, которая растянулась по все длине сцены. Затем, вновь щелкнув, подняла руку ладонью вверх, после чего полоса приняла форму монструозных размеров древней колонны. Послушницы с благоговейным волнением в глазах наблюдали за выступлением, тем временем Эсмонд смотрел за фокусами с сильнейшим беспокойством. Помощница Рианны хлопнула в ладоши: колонна исчезла в одно мгновение, выпустив в пространство залы множество частиц Тьмы, которые спустя пару секунд растворились в воздухе.

— Спасибо, Эда, — улыбнувшись, проговорила Рианна. Она повернулась лицом к Святым: — То, что вы увидели – мною было названо магией Святых! Теперь каждая из вас сможет прикоснуться к этой силе, превратив её в своего верного товарища, который будет помогать вам нести свет и просвещение в это темное царство! Обучение начнется в ближайшее время, вашими преподавателями станут...

Рианна начала перечислять список имен Святых, которые, судя по всему, уже имели некое представление о Тьме и могли ею пользоваться хотя бы на уровне создания водяных колонн, раз уже заимели статус учителей. Эсмонд сжал кулак. Ритм сердцебиения не замедлялся. Он почувствовал зов из глубин его души. Зов отчаянный, дикий. Голова егеря закружилась, он потерялся в пространстве, чуть не упал. Тьма рвалась наружу. Эсмонд впервые так сильно ощущал её влияние на свой разум. Ему впервые пришлось переводить дыхание, чтобы возвратить себе ясность. Он утопил Тьму внутри себя, но... на сколько этого хватит? Он пришел в себя тогда, когда перед ним появилась Рианна, в полный рост, на расстоянии вытянутой руки. Она самодовольно улыбалась, но в глазах можно было прочитать легкое волнение. Святая впервые увидела Эсмонда в настолько беспокойном и отчаянном состоянии: по его побледневшему лицу градом шел пот, взгляд был диким, цеплялся за любую пеструю деталь, а дыхание сбитым, словно он пробежал расстояние от Бастиона до Храма.

— Ты был здесь с самого начала? — спросила она, взяв его за руку.

Егерь, увидев её, несколько успокоился. Взгляд перестал бегать туда-сюда в безумном марафоне. Эсмонд посмотрел ей в глаза.

— С самого начала, — кратко отрезал егерь, наконец прервав долгую паузу.

Он осмотрел залу: послушниц уводили их наставницы, помещение постепенно пустело, даже спутницы Рианны не было видно. Выступление окончилось.

— Слышал всё?

— Всё.

— Понял что-нибудь?

— Понял.

— И что же?

— Ты выбрала свой путь.

— Выбрала. Он отличен от твоего?

Эсмонд не ответил. Рианна грустно улыбнулась:

— Отличен. Эсмонд, ты должен понять...

— Я пытаюсь. Не получается.

— Так пусть получиться.

— Легко сказать...

Рианна отпустила его руку.

— Эсмонд, я многое вчера переосмыслила.

— Что именно?

— Мы с тобой – люди долга. Ты держишь долг перед своим народом, я – перед своим. Ты должен сохранять своих людей в безопасности, я – своих. Наши с тобой картины схожи по одной детали, но общая концепция – разная. Твоя миссия, твой долг, твоя ответственность – сохранять безопасность остатков человечества всеми доступными способами; моя миссия, мой долг, моя ответственность – поддерживать жизнеспособность этих остатков человечества всеми способами. И этот способ я вижу как наиболее эффективный, уж прости. Тьмой я смогу вылечить больше людей, Тьмой я могу построить больше домов для нуждающихся. Если этот способ может помочь, то я обязана им воспользоваться, иначе я не смогу простить себе факт своего бездействия. Ты меня понимаешь?

— Понимаю.

— Принимаешь?

— Не принимаю.

— Почему же?

— Потому что являюсь Тьмой. Знаю, что она на самом деле из себя представляет. Поэтому прошу... остановись. Ещё не так поздно.

Она покачала головой.

— Уже поздно. Уходи. Прошу, уходи.

— Не прогоняй меня.

— Уходи.

— Не прогоняй.

— Уходи, говорю!

— Если я не могу спасти тебя от себя самой, то я хочу спасти тебя от других! Кайла и Джоэл рано или поздно узнают об этом, и они церемониться не станут, поверь. Это может плохо кончиться...

— Не волнуйся, я разберусь. Уходи. Не вынуждай меня...

— Опомнись, дура!

— Уходи!

Её глаза вспыхнули кровавым пламенем. Вокруг неё в мгновение собралась знакомая аура. Кровавый рубин на пряжке засверкал. Эсмонд вновь почувствовал зов, но тут же приструнил его, хоть и с большим трудом. Он увидел, как заблестели от влаги её глаза. Егерь развернулся к ней спиной, молча, не произнеся ни слова, двинулся в сторону выхода. Его душа, раздираемая на части долгом и любовью, умолкла...

* * *

Они встретились не в кабинете, а в холле. Вынужденные общаться по долгу службы, им, на удивление, разговаривать друг с другом было трудно. Обида за вчерашнее никуда не делась, и, видимо, не собиралась уходить. Однако Эсмонда они оба встретили с улыбкой, вымученной, усталой, но улыбкой. Ему этого не хватало. Егерь был сам не свой, хоть и отчаянно пытался не показывать своего состояния, но Джоэл и Кайла слишком хорошо его знали, чтобы от них можно было что-то спрятать, в особенности душевные переживания. Только завидев неуверенный взгляд Эсмонда, Кёрн всё поняла, но решила не наседать.

— Рианна не отказывается от своих изысканий, — обреченно проговорил егерь. — Она будет их продолжать. Святая уверена в своей правоте, переубедить её мне не удалось.

Джоэл и Кайла переглянулись.

— Что будем делать? — спросила Кайла у Эсмонда.

Деврим недоуменно поднял брови, посмотрел на Кёрн.

— Ты спрашиваешь у меня? — спросил он, тяжело выдохнув. — Я не имею малейшего понятия. Я пришел и рассказал всё, что узнал. Дальнейшие решение на вас, но...

— Что «но»?

— Но я хочу попросить вас обойтись с ней мягко. Я не прошу освободить её от ответственности, она повинна в своей идеологии лишь отчасти, но я прошу правосудия. Я хочу, чтобы вы решили что-то относительно меня. Я должен понести ответственность и наказание за свою глупость, за то, что раскрыл наши секреты по неосторожности. Так будет справедливо.

Кайла свела брови. Казалось, будто слова егеря её ни на шутку возмутили.

— Ты же понимаешь, что мы не можем никак тебе навредить? Как у тебя хватает совести просить о таком?! — вспылила Кёрн.

— Да будет так, — отрезал Джоэл, за что словил взгляд своей пассии, полный презрения и ненависти. — Мы примем решение относительно твоего дела, но только после того, как ты поможешь нам покончить с Рианной.

— Да что с вами! — вспыхнула Кайла, раскинув руки в стороны. — Во что вы превратились?! Два идиота! Джоэл, Эсмонд – наш друг, он – твой друг, черт тебя подери!

— Но он такой же егерь, который должен понести наказание. Как командующий Корпуса егерей, я имею право решать, кто виновен, а кто нет. В данной стезе мои полномочия превышают твои, Кайла, поэтому не забывайся.

— «Не забывайся»?! — повторила Кайла, паскудно рассмеявшись. На неё с ужасом начали коситься мимо шедшие егеря. — Да ты, Лоусон, эти два дня всё остришь и остришь, я смотрю! Вспомни, сколько раз Эсмонд вытаскивал нас из передряг, сколько раз он лично спасал твою бессовестную задницу! Вспомнил? Нет? Позволь напомнить...

— Кайла! — рявкнул Эсмонд.

Кёрн замолчала, переменив конечную точку своего сурового взгляда.

— Не мешай, — попросил Деврим гораздо спокойнее. — Дело уже решено.

Кайла вновь рассмеялась.

— Ну, раз решено, значит, решено, — она саркастично пожала плечами. — Если я проведу ещё минуту с вами, кретинами, то сойду с ума. Удачи!

Она ушла, зацокав каблуками по каменному полу, оставив их вдвоем.

— Рианну нужно арестовать, — проговорил Джоэл, проводив Кёрн взглядом. — Причем, чем скорее, тем лучше.

— Позволишь мне?

— Ты уверен?

— Это моя ошибка, — ответил Эс, — я должен принять её последствия.

— Воля твоя, но я отправлюсь с тобой.

— Не нужно, справлюсь сам.

— Я не спрашиваю твоего разрешения, — уверенно произнес Лоусон. — Мы отправимся вдвоем, сделаем это вместе, а потом решим, что дальше. Нам ещё понадобится предупредить жандармерию...

— Нет, — отрезал егерь, отмахнувшись. — Я не хочу, чтобы на первых парах в это дело были вмешаны посторонние. Мы сделаем всё сами, а уже затем согласуем всё с жандармами.

— Это незаконно, Эсмонд, — проговорил командующий.

— То, что законно – не всегда правильно.

— Я понимаю, но...

— Джоэл, пожалуйста, верь мне. Я знаю, что делаю.

Нехотя, но командующий согласился. В глубине души Эсмонд был рад, что с ним поедет Джоэл. Его стальные уверенность, хладнокровие и спокойствие – качества, которые в этом деле были важнее всех остальных. Эсмонд располагал ими тоже, но в тот момент не был уверен, что сможет воспользоваться их благами. Лоусон был ему необходим.
Они выдвинулись сразу же, стоило только Джоэлу завершить свои немногочисленные дела. Лоусон сменил дорогой костюм-тройку на неформальные одеяния темного оттенка: кожаная косая куртка, белоснежная хлопковая рубашка, черные брюки, лакированные туфли с чуть острым носом. На парковке при Бастионе между ними возник спор: Джоэл пытался убедить Эсмонда, что практичнее и проще было бы, если бы они поехали на одном транспортном средстве вместе – на его громадном внедорожнике, который, несмотря на свое название, кроме гладких асфальтированных дорог ничего не видел, Деврим же не хотел оставлять свой мотоцикл. В итоге Лоусону удалось склонить егеря на свою сторону, и они отправились в Храм Святых на его машине...

* * *

Машина остановилась. Егеря переглянулись. Поодаль, у тех самых высоких дверей, стояли несколько Святых. Черты их матовых и чистых лиц, у каждой, как на подбор, аккуратные и ровные, выточенные, словно они были скульптурами, не выражали ничего. Они ждали чего-то. Или кого-то. Смотрели на них пристально, не отрывая взгляда.

— Не нравится мне это, — проговорил Джоэл, открывая водительскую дверь.

Егеря покинули автомобиль, но далеко от него отходить не стали. Расстояние между ними и Святыми было достаточно приличным, чтобы они не услышали друг друга при разговоре на обычных тонах. Пришлось повышать голос.

— Здравствуйте! Мы хотим пройти к матери Рианне! — воскликнул Лоусон, подняв руки в знак своих добрых намерений. — У нас есть к ней срочное дело, которое требует такого же срочного разрешения! 

Святые молчали. Казалось, что ни один мускул на их лицах не дрогнул. Егеря вновь переглянулись. Небольшая площадь, на которой они находились, была пуста. Не хватало перекати-поля. Эсмонд начал замечать, как об брусчатку стали разбиваться микроскопические водяные капли, летевшие с неба. Голубое полотно скрылось за белой, местами темно-серой, пеленой. Легкая прохлада нежно касалась лица Эсмонда.

— Так и будем стоять? — закономерно спросил Деврим. — Уже даже как-то неловко...

— Такое ощущение, будто это не Святые, — пробурчал Джоэл. — Они как словно одержимы.

— Чем?

— Понятия не имею, — командующий помотал головой. — Полно, пошли.

Шагая медленно и неспешно, егеря двинулись в сторону входа в Храм. Эсмонду показалось, что Святые те даже не моргали. Девриму и Лоусону было не по себе от них, даже несмотря на приятную наружность стоявших у входа дам. Они знали Святых как учтивых, воспитанных, неимоверно вежливых, дружелюбных и разговорчивых. Те, что стояли у дверей, не вписывались в идеальный портрет Святой. Они молчали, диким взглядом, тянувшимся прямо в душу, разглядывали их с ног до головы, не отрывая его, не двигались, словно их сковали невидимыми цепями.
Егеря вдруг остановились. Женщины разошлись, словно солдаты на построении, пропускающие своего командира. Эсмонд сглотнул слюну, предательски скопившуюся в ротовой полости. Джоэл свёл брови. Она вышла в том самом церемониальном платье, в каком тем же утром выступала перед послушницами. Демонстративно откинув волосы назад, Рианна уткнула руки в бока, выпрямив стан и задрав подбородок. Её уверенность переходила все границы возможного.

— Здравствуйте, господа, — произнесла она громко, выразительно. — Не грешите на нас за столь нерадушный прием.

— Здравствуй, Рианна, — начал Эсмонд, опередив Джоэла, который уже был готов завести длинную и официальную речь.

— Давно не виделись, — пробурчала она, закатив глаза.

— Ты знаешь, зачем мы здесь? — продолжал он, подняв бровь.

— Догадываюсь, — отрезала Монтейн.

— Мы можем поговорить наедине? — спросил Эсмонд, перед этим набрав в легкие побольше воздуха.

Рианна отрицательно помотала головой, став к нему боком.

— Всё, что ты мог сказать, ты уже сказал, дорогой мой, — она пожала плечами. — Предоставь слово Джоэлу, я думаю, у него уж точно найдется в рукаве парочка лестных слов обо мне.

— Рианна, — говорил Эсмонд, проигнорировав последнее предложение Святой, — ты совершаешь большую ошибку. Огромную ошибку. Прошу, обдумай свои действия ещё раз.

— Мы все совершаем ошибки, Эсмонд, — она раскинула руками, паскудно улыбнувшись. — Например, вы сейчас.

— Рианна, — холодно проговорил Джоэл, выдав могучий подбородок с ямочкой вперед, — Эсмонд прав, не отнекивайся. Твои эксперименты с Тьмой не могут быть признаны Корпусом егерей и не будут никогда. Твой путь – путь без света в конце тоннеля, в нём будет только гнетущая темнота, разрывающая душу и пожирающая разум. Пойми, мы пытаемся тебе помочь, пытаемся направить тебя на путь истинный.

Святая рассмеялась, повернувшись лицом к своим соратницам. Она театрально смахнула невидимую слезу, затем обратилась к Джоэлу, захлопав в ладоши.

— Очень поэтично, командующий, очень! Признаюсь, произвёл впечатление. Кайла может гордиться тобой. А если серьезно, я не понимаю, о чем вы оба говорите. Вы отчаянно пытаетесь сделать из меня сумасшедшую, пытаетесь продать мне лекарство от безумия, словно я старая бабка с деменцией. Я не сошла с ума, мальчики, ни в коем случае. Наоборот, я прозрела! Тьма открыла мне столько новых путей, столько тайн, которые предстоит раскрыть, столько загадок, разгадать которые, я знаю, мне по силам! Я вижу так четко, так ясно! Теперь я понимаю, что до этого была до ужаса слепа. И от этого мне становится ещё страшнее, потому что вы, имея эту силу, являясь этой силой, по сути, так бездарно её использовали! Так безответственно, так пренебрежительно! Вам должно быть за это стыдно, господа, не мне!

Егеря вновь, в какой уже раз, переглянулись.

— Мы пытаемся помочь, — холодно проговорил Джоэл. — Не отвергай руку помощи.

— Пойми, дура, — сжав кулаки, прорычал Эсмонд, — ты погубишь не только себя, но и множество других! Ты погубишь своих же людей! Где твое благоразумие?!

— Моя Тьма не навредила никому и не навредит, — язвительно усмехнувшись, ответила Рианна. — А скольких убили вы? Скольких убил лично ты, Эсмонд? Десятки людей? Сотни? Я не сомневаюсь, что и до тысячи дойдет, если считать с самого начала. Мой закономерный вопрос: кто с наибольшей вероятностью может погубить жизни других, ты или я?

Эсмонд умолк. Он почувствовал тепло внутри себя. Зов, впервые явившийся утром того дня, вновь дал о себе знать. Егерь положил руку на сердце, прикрыл глаза и опустил голову. Рианна перестала улыбаться, стоило ей только увидеть состояние Эсмонда. Она чуть приподняла руку, но тут же осеклась, встряхнувшись. Нельзя было показывать слабину.

— Рианна Монтейн, — громогласно объявил Джоэл, достав из кармана штанов жетон с выгравированным изображением широкого дерева, раскинувшего свои могучие ветви, — именем первого егеря Мелкона, первого мужа Эйдена и первой Святой Селины, ты арестована и обязана пройти с нами в Бастион для дальнейшего расследования. Стой на месте, не двигайся.

Эсмонд с отчаянием посмотрел на Джоэла, который начал свое медленно приближение к Рианне. К тому моменту Деврим справился с таинственным зовом внутри себя, но слабость, вызванная им и неожиданно поразившая его в самое сердце, осталась. Святая с паскудной, как у Эсмонда, улыбкой посмотрела на командующего и усмехнулась. Она пожала плечами. Вспышка. Грохот. Земля затряслась. Егерь, в тот момент моргнувший, вернув себе зрение, уже не обнаружил Джоэла на прежнем месте. Высоко поднялись клубы дыма. Повернув голову, ему удалось лишь застать Лоусона летевшим в сторону автомобиля на неимоверной скоростью. Грохот. Лязг металла. Капот их автомобиля превратился деформированный кусок металла. Джоэл, глухо застонав, сразу же предпринял попытку подняться, но тщетно. Удар был слишком силен. Посмотрев наконец на Рианну, Эсмонд ужаснулся. Ещё секунду назад она стояла на земле, иногда цокая каблуками туфель, теперь же она левитировала, окруженная потоками Тьмы. Её глаза, словно два кровавых рубина, таких, какой был на пряжке её ремня, беспорядочно стреляли взглядом из стороны в сторону. Она вдруг задрала голову, оскалилась, улыбнулась, а затем властно рассмеялась. Егерь инстинктивно откинул плащ в сторону, опустив руку к кобуре, но ему что-то помешало, что-то, что заставило его на мгновение оцепенеть. Этого мгновения хватило, чтобы Рианна расценила положение Эсмонда как опасное. Она оскалилась, в ярости вскинула руку и что-то прокричала. Он не разобрал, что именно она прокричала. Вспышка. Грохот. Мощный поток энергии ударил по нему с силой, подобной силе удара сверхскоростного поезда. Во рту загулял металлический вкус крови. Ему показалось, что он услышал треск своих ребер. Его отнесло далеко, дальше Джоэла, рядом с высокими металлическими воротами, ограждавшими площадь Храма от проезжей части. Перекатившись несколько раз, егерь, слух которого был потрясен нескончаемым звоном, сплюнул кровь на асфальт.

— Приготовьте девочек! Срочно! — голос её был подобен грому и был слышен даже с места, где в состоянии шока валялся Эсмонд. — Назад пути нет...

Святые с недоумением посмотрели на свою наставницу, но когда та вновь зыркнула кровавыми огнями вместо глаз, они послушно и спешно вбежали в двери. Егерь, ценою нечеловеческих усилий, наконец поднялся, сплюнув ещё литр другой крови. Он окинул взглядом возможное поле битвы: брусчатая площадь без каких-либо укрытий. Плохо дело. Джоэл, отправленный Рианной в свободный полет ещё ранее, тоже пришел в себя. Он посмотрел на Эсмонда: лицо его источало немыслимую решимость и уверенность в своих силах. В тот момент егерь понял, что проиграл. Все его усилия решить данную проблему мирным путем пошли прахом. Пути назад не было...
Лоусон вскинул правую руку вверх, согнув её в локте. Пространство вдруг потеряло все краски. Грянул гром. Взрыв. Грохот. Прорезав надвое автомобиль и уничтожив его окончательно, из багажного отдела вылетел огромный каплевидный щит, сверкавший темно-фиолетовыми молниями, что хаотично били по земле, но аккуратно касались тела Джоэла. Вокруг него собралась Тьма, отличавшаяся от Тьмы Рианны беспорядочностью, свирепостью, но даже в таком состоянии она полностью подчинялась своему хозяину. Почему? Джоэл стал Тьмой. Он стал молнией. Рианна, глядя на это представление, усмехнулась, но в глазах её появился легкий налет страха. Она впервые видела истинный Выброс, Выброс свирепый, Выброс беспощадный. Она держала маску стойкости, готовности принять любого противника, но сама чувствовала, как когти ужаса вонзились в её душу. Эсмонд последовал за Джоэлом. Револьвер покинул кобуру, покинул свою тюрьму. Егерь вскинул его над головой, закрыл глаза. Он почувствовал, с каким буйством Тьма захватывала каждую клеточку его тела, он почувствовал, с какой силой она высвободила свои частицы в окружающую среду. Кроваво-красные, они были хаотичнее грозовых. Аспект Крови многими считался самым ужасным, самым страшным, самым пугающим. И на то были причины. Взрыв, похожий на выстрел из огромной пушки. Револьвер перестал отдавать серебряным блеском, вспыхнув, словно спичка, черно-красным, который постоянно переливался из одного в другой. Два егеря, выпустившие свою Тьму, превратили самодовольную мину на лице Рианны в выражение напуганной лани, встретившую хищника в открытом поле. Мужчины переглянулись.

— Сдавайся! — искаженным Тьмой голосом прокричал Эсмонд, взяв Святую на мушку.

— Ты не справишься с нами, — подхватил Джоэл, держа щит в боевой позиции.

— Не справлюсь?! — кричала она, подняв обе руки перед собой. — Вы недооцениваете мою мощь!

Рианна, сложив ладони, закрыла глаза, начала шептать себе что-то под нос. Через несколько секунд из её рук хлынул разрушительный поток энергии, из-за которого её немного отнесло назад. Грохот. Земля дрожала. Джоэл рванул в её сторону, Эсмонд же готовился произвести выстрел. Разрушая землю, оставляя от брусчатки лишь пыль, она водила невероятной мощи поток по площади, пытаясь выцепить ловко вилявшего по ней, словно кузнечик, Джоэла. Деврим держал её на прицеле. Он положил палец на спусковой крючок, чуть надавил на него, но дальше продвинуть палец не смог. Ему что-то мешал. Тело не слушалось его. Тьма, собравшаяся вокруг него, ждала лишь команды, чтобы превратить Рианну в горстку пыли, став пулей револьвера. Но Эсмонд не мог. Он оцепенел. В глазах потемнело. Рианна, опьяненная силой, увидела стоявшего на одном месте Эсмонда и без церемоний повела свой поток энергии к нему, поставив Джоэла перед выбором: побежать дальше и попытаться нанести ей хоть какой-то вред или отправиться на выручку товарищу. Она плохо знала Лоусона. Джоэл по природе своей был таким человеком, обе свои жизни, который без мысли рухнет на гранату, чтобы спасти товарища. Перед ним на поле боя никогда не вставал выбор между целью и жизнью друга, потому что жизнь и безопасность друга он ещё данным-давно провозгласил своей главнейшей ценностью. Лоусон оторвался от земли, направил щит в землю и, воспользовавшись ударной волной от взрыва молнии, обрушившейся на землю, подлетел к Эсмонду и вскинул свой Титул перед собой. Он прорычал, почувствовав давление заблокированного потока энергии. Щит, словно дерево, по-хозяйски раскинувшее свои ветви, стал источником молний, образовавших барьер, что не пускал Тьму Рианны. Джоэл пошатнулся. Он окликнул Эсмонда, вернув его из забытия.

— Стреляй, пёсья кровь! Стреляй по ней, мать твою! — прокричал командующий сквозь стиснутые зубы. — Не стой! Это наш шанс!

Эсмонд посмотрел на Джоэла и встряхнулся. Он взвёл курок, вновь направил револьвер на Рианну и прикрыл глаза. Мир для него в то мгновение перестал существовать. Частицы Тьмы, словно пчелы на мед, начали слетаться к его револьверу, соединяясь с ним, пока тот совсем не почернел. В то мгновение он открыл глаза, в очередной раз возложил палец на спусковой крючок и набрал в легкие больше воздуха. Страх возможного будущего сковывал его, сжимал глотку в тисках. Нужно было сделать всего лишь одно действие, чтобы закончить этот кошмар. Одно движение пальцем.

— Стреляй! — кричал Джоэл.

С каждой секундой Лоусону становилось все тяжелее сдерживать поток энергии. Его мышцы деревенели, а количество воздуха в легких уменьшалось. В глазах темнело. Он вновь посмотрел на Эсмонда, который уже был готов произвести выстрел, но вдруг сила, противодействовавшая ему, исчезла. Джоэл жадно хватил кислород ртом, выпрямился, затем, посмотрев Девриму в глаза и увидев в них сильнейшее недоумение, повернулся лицом к Рианне. Женщина тряслась, её руки опустились. Тьма вокруг неё перестала изображать спокойный поток частиц. Святая рухнула на землю, лишившись сил. Молча, без единого звука. Егеря в очередной раз переглянулись.

— Она выдохлась? — спросил Джоэл, тяжело дыша.

— Похоже на то, — ответил Эс.

Скопившаяся в револьвере Тьма высвободилась одинокими светлячками в воздух. Усиленного выстрела не случилось. Егеря выдохнули.

— Человеческое тело не может справиться с такой силой, — помотав головой, подытожил Лоусон. — Она истратила всю энергию.

— Переборщила, — подхватил Деврим.

Но егеря вновь приняли боевые стойки, когда Рианна неожиданно поднялась на ноги. Несмотря на то, что Тьма отступила от неё, её глаза не перестали гореть двумя рубиновыми камнями. Она улыбалась. Её голова дергалась, накренялась. Святая без устали моргала. Её кожа стала подобна мелу.

— Пожалуйста, не продолжай, — прошептал Эсмонд, сжав рукоять револьвера обеими руками.

Она резко задрала голову, неестественно вскинула руки вверх и закричала так пронзительно и громко, что егерям даже в Выбросе пришлось закрыть уши.

— Это же...

Рианна рухнула на колени. Она начала плеваться кровью, черной, как уголь. Выгнув спину, как дикая кошка, Святая истошно захохотала. Казалось, будто она лишилась рассудка. Постепенно на её спине, разрывая испачканное в пыли платье, стали появляться два нароста на месте лопаток. Её лицо искривилось, стало острее. Глаза впали глубоко в череп. Подбородок стал настолько острым, что ни один нож не мог с ним сравниться по остроте. Губы порвались, выпустив наружу не аккуратные белые зубки, а длинные изогнутые клыки сверху и снизу. Она наконец поднялась. Ноги её удлинились, туловище тоже. На руках появились огромные наросты. Тело приобрело болезненный белый оттенок. Наросты на спине разорвали кожу, явив миру пару огромных нетопыриных крыльев. Она стала выше егерей в три раза, больше в четыре, свирепее в десять. Безумный человеческий хохот сменился на визг чудовища, голодного до крови чудовища, разъяренного чудовища.

— Это Обращение... — со страхом в голосе окончил Джоэл.

Её длани с длинными когтями оказались вскинуты к небу. Она оттолкнулась от земли и воспарила, взмахнув крыльями.

— Эсмонд, стреляй! — прокричал Лоусон, но будто в пустоту.

Егерь, завороженный зрелищем, опустил револьвер. Обращенная несколькими взмахами крыльев отдалилась от Храма, отдалилась от них, скрывшись меж многоэтажных зданий. Со стороны проезжей части послышались крики пронзительные, крики полные страха и ужаса. Выброс обоих егерей утих. Мир вновь вернул себе свои краски. Джоэл похлопал Эсмонда по плечу, вновь возвратив его в сознание.

— Скорее, нужно вернуться в Бастион и обдумать новый план действий. Срочно, пока Обращенная не натворила дел! — проговорил Лоусон, тут же двинувшись вперед, к дороге.

— Обращенная, — с шоком в голосе ответил Эс...

* * *

— В СМИ уже говорят об огромной летающей твари, которая терроризирует воздушное пространство города, — говорила Кайла, возмущенно жестикулируя, — а теперь позвольте объяснить мне, что произошло, мать вашу?!

В кабинете Кёрн их было четверо, как в старые времена. Эсмонд, молча сидевший на диване, лишь слушал разговор своих товарищей: Кайлы, Джоэла и Шона.

— Мы отправились на задержание Рианны, но, — холодно и немного виновато говорил Лоусон, — но всё пошло не по плану.

— Облажались вы, ребятки, знатненько, — рассмеялся бугай.

— Это не объяснение, Джоэл! — воскликнула Кайла.

— У нас нет времени что-то друг другу объяснять сейчас! — впервые прокричал командующий. — Нужно решить проблему, а кости друг другу пересчитать мы успеем потом. Для меня дико, что ты этого не понимаешь!

— То есть, ты обосрался, а виновата я?! — крикнула в ответ Кёрн.

— Эй! — влез Шон. — Если дело правда настолько серьезное, то сейчас точно не до ваших семейных дрязг. Сколько у нас проблем конкретно?

— Две, — успокоившись, ответил Джоэл. — Одна связана с Храмом и тамошними Святыми. Эсмонд сказал, что не только одна матерь Рианна располагает такими способностями. Нам нужно арестовать их, а особо буйных и сопротивляющихся ликвидировать. Нельзя, чтобы нашим людям угрожала опасность.

— То-то! Им не будет угрожать опасность, если они будут драться в полную силу! Позволь мне возглавить операцию, Джоэл! — самодовольно говорил Шон.

— Использовать силу только в крайнем случае. Помимо опасных субъектов, в Храме есть ещё маленькие девочки, послушницы Святых. Их взять под стражу тоже, но мягко. Если узнаю, что кто-то хоть пальцем тронул хоть одну послушницу – я лично вырву сердце того егеря, тебе ясно, Шон? — жестко произнес Джоэл.

— Ясно! — ответил Тардуэл. — Я соберу людей.

— Отправляйтесь сразу же, тянуть нельзя, — вставила Кайла.

— Согласен, — подхватил Джоэл. — Поспешите.

Шон ткнул кулаком Эсмонду в плечо, двинулся в сторону выхода, но вдруг остановился.

— А с матерью Рианной что делать? — спросил он.

Джоэл посмотрел на Деврима, что глядел в пустоту и, как ему показалось, не слышал ничего.

— Матери Рианны там не будет. Она сбежала, но мы уже напали на её след, не волнуйся, — ответил Лоусон.

— Иди уже, Шон! — махнула рукой Кайла.

Тардуэла третий раз просить не пришлось. Он вышел из кабинета, оставив тех троих в полнейшей тишине, которую Кайла, спустя несколько минут, прервала.

— Где Рианна?

— Она предприняла попытку сопротивления, — начал Джоэл, глядя на Эсмонда, — вступила с нами в схватку, но затем рухнула на землю, обессиленная. Мы уже было подумали, что победили, что всё закончилось, но она вдруг поднялась на ноги... поднялась и... обратилась.

Кайла, неожиданно для себя, раскрыла рот от удивления, поспешив его вскоре прикрыть ладошкой.

— Та летающая тварь – не существо, созданное Святыми, а Рианна. Я не знаю, на что она способна, не знаю, как сила в ней таится, но знаю, что если мы её не остановим в скорейшем времени, она может принести столько вреда, что потом устанем считать жертв, — устало говорил Лоусон.

— Я её остановлю, — сказал Эсмонд, поднявшись с дивана.

— Эсмонд, — обратился к нему Джоэл, неспокойно помотав головой.

— Моя рука не дрогнет, Джоэл, — перебил его Деврим. — Я знаю, что подвёл тебя. Знаю, что подвёл нас всех, поставив в такое положение. Это время искупления моих грехов. Я понимаю, что вы будете против, но хочу, чтобы вы знали, даже если вы не дадите мне добро на эту операцию, я сам отправлюсь по её следам, сам всё сделаю. Вам не удастся меня остановить, знайте. Я отправлю Обращенную в могилу, обещаю. Это моя вина. Я виноват перед вами, я виноват перед ней, я виноват перед самим собой. Мне противно от моего же состояния в данный момент. Я сделаю всё так, как надо, так, как правильно. Просто поверьте мне, поверьте в меня.

— Эсмонд, я верю в тебя, — проговорил Джоэл, — но ты должен понимать, насколько опасна эта миссия. Ты видел, какую силу в себе хранила Рианна в человеческой форме, теперь ты можешь представить, насколько она могущественна в виде Обращенной? Она ведь не самая обычная Обращенная, с которыми мы имели дело. Это слишком опасно.

— И я не самый слабый егерь, — ответил Эс. — Ещё раз, моя рука не дрогнет.

— Я не знаю, — влезла Кёрн, — не знаю, насколько сильна Рианна, но если она хотя бы на долю так страшна, какой её малюют, я вынуждена согласиться с Джоэлом.

— Вы не даете добро?

— Нет, — сказали они одновременно.

— Тогда я повторю, чтобы вам было понятно: вам не запереть меня, я отправлюсь за ней, даже если вы сможете усыпить мою Тьму. Я зубами разорву любые оковы, головой пробью любую стену, но пойду по её душу. Я должен это сделать, поймите. Обязан.

Кайла и Джоэл переглянулись. Они спокойно попросили Эсмонда оставить их наедине, на что егерь, хоть и нехотя, пошел. Он покинул кабинет, прильнул спиной к стене и уставился в дверь, взглядом пытаясь проделать в ней дыру. По коридору туда-сюда сновали егеря, гораздо более обеспокоенные, чем обычно. Шон, судя по всему, уже устроил переполох за такое короткое время. Или Эсмонду так казалось. Егерь вытащил из внутреннего кармана своего плаща карманные часы, подаренные некогда Рианной, или той, кем она была раньше, до Тьмы. Нажав на кнопку, он открыл их. Стрелки застыли, перестали двигаться. Егерь закрыл глаза. Закрыл часы. Открыл их вновь. Закрыл. Открыл. Закрыл. Открыл. Закрыл. Открыл. Тяжелая дверь со скрипом распахнулась. Из неё, двигаясь подле друг друга, вышли Джоэл и Кайла, встав чуть после перед Эсмондом. Егерь спрятал часы за спиной.

— Мы даем добро, — проговорила Кайла, сглотнув слюну.

Эсмонду показалось, будто Кёрн волновалась, произнося эти три слова.

— Но ты должен пообещать, что не будешь её жалеть, ты должен пообещать, что сделаешь всё возможное, чтобы устранить её и вернуться в Бастион живым. Обещай, что не погибнешь, — холодно говорил Джоэл. — Обещай.

Они знали, насколько для Эсмонда ценно обещание, данное им. Знали и воспользовались, как слабостью. Егерь, набрав в легкие больше воздуха, произнес.

— Обещаю...

Кайла обняла Деврима крепко, даже слегка передержав и переборщив со временем объятий, принятых в приличном обществе. Джоэл же пожал Эсмонду руку, затем тоже заключил его в объятия. Они верили, что всё пройдет гладко, но всё равно прощались так, словно Деврим отправлялся смерти в самую пасть. Но кто знал наверняка? Вполне возможно, что это так и было. Эсмонд, покончив с прощаниями, двинулся по пути выхода из Бастиона. Он не знал, откуда начинать доподлинно, но доверял своему сердце. Среди Святых было поверье, что влюбленная душа всегда найдет свою вторую половину. Эсмонд хотел выяснить, правда это или наглая ложь. Он спустился в главную залу, откуда хотел добраться до своего мотоцикла, но остановился, увидев толпу егерей, возглавленных Шоном, что смирно двигались в сторону выхода. Деврим скрылся за углом, дабы Тардуэл его не заметил. Несмотря на его искреннюю дружескую любовь к Шону, в тот момент он не был настроен на язвительную беседу с здоровяком. Он дал им пройти, а сам двинулся следом, но вновь прервал свой путь, увидев на большом экране, висевшем в главной зале, изображение существа, очень похожего на то, рождение которого им с Джоэлом довелось лицезреть. Она хозяйничала на электростанции, которая находилась вне черты города, но очень близко к стенам. Егерь медлить не стал.
Он разминулся с длинной колонной егерских транспортных средств, отправившихся на задержание Святых. Кто-то из егерей двинулся на личном транспорте, кто-то поехал на машинах Корпуса, но все они держали один маршрут, по которому раньше ездил и Эсмонд. Он несся по дороге, словно ужаленный. Эсмонд любил быструю езду, любил маневрировать между автомобилями, любил адреналин, что подскакивал в тот момент в крови, но тогда он и не задумывался об этом. Егерь ехал быстро, выжимая все соки из своего железного друга, потому что не хотел опоздать на встречу с судьбой. Встречу, которая должна была определить дальнейший вектор развития его жизни. Встречу, на которую в глубине души он не хотел попасть. Встречу, на которую его толкала ответственность за его преступления против своих же сородичей. Он обязан был быть там вовремя. Благодаря скорости его двухколесного коня, егерь очень скоро доехал до пропускного пункта и миновал его же. Дорожное покрытие сменилось на пыльную проселочную дорогу, которую не асфальтировали из-за экономических соображений. В Совете решили, что тяжелые транспортные средства, которые, в основе своей, и передвигались по этому пути, нещадно бы уничтожали асфальт, что повлекло бы за собой необходимость ремонтных работ. Невыгодно ремонтировать дорогу каждые несколько месяцев, поэтому её решили оставить пыльной. Но, благо, небольшой дождик, имевший место быть несколько часов назад, избавил Эсмонда от пыли, даровав ему грязь.
Смеркалось. Егерь включил фары. Однообразные пейзажи пустырей не привлекали его внимания. Лишь овраги по обе стороны дороги опасно крутились перед его глазами, пугая своей глубиной. Эсмонд чувствовал, что был уже близко. Его догадки подтвердились очень скоро. В скором времени перед ним показался огромный комплекс, погруженный во тьму. Вдали был виден вертолет, круживший над мертвой электростанцией. Видимо, с него и поступала картинка на экраны телевизоров жителей Мидгарда. Эсмонд ускорился. Двигатель гремел, грязь под колесами булькала. Он подъезжал. Стремительно. В какой-то момент главное здание комплекса, издалека казавшееся маленьким, как игрушечный домик, стало темным левиафаном возвышаться над ним. Совсем стемнело. Вертолет оставался его единственным ориентиром. Своим светом прожектора он указывал ему на цель, что скрывалась среди леса генераторов и вышек. Егерь бросил свой мотоцикл, перелез через высокий забор и двинулся внутрь комплекса. Только через него можно было попасть на внутренний двор, где, по устрашавшим звукам, и находилась Обращенная. Он шел напролом, минуя комнаты управления, производственные блоки, отделы разработок и прочее. Было пусто. Персонала не было. Наконец, держа револьвер в руках, он вышел к внутреннему двору электростанции, где находились основные генераторы, связанные между собой. На него вдруг упал свет прожектора, ослепив привыкшие к кромешной темноте глаза. Эсмонд накинул багряный капюшон, прокрутил оружие в руке и окинул местность взглядом, как вдруг его оглушил пронзительный визг. Она почувствовала его. Либо почувствовала кипевшую внутри него Тьму. Стоя на ногах, передвигаясь резко, дергаясь, словно рыба, попавшая на сушу, она вышла к нему. Свет перевели на неё. Она стала больше. Окровавленная, она будто улыбалась. Клыки были в крови, руки были в крови, даже крылья были в крови. Эсмонд начал догадываться, куда делся персонал электростанции. Она смотрела на него, изучая. Ей было интересно.

— Беги, идиот! Беги! — послышалось громогласным эхом.

Обращенная наконец посмотрела на вертолет, висевший высоко над станцией. Она в один прыжок настигла его, вцепилась в днище. Вертолет накренило. Обращенная одной рукой пробила лобовое стекло, сорвала пилота и, откусив ему голову, швырнула вниз. Послышались человеческие крики. Эсмонд вскинул револьвер, но было уже поздно. Вертолет, кружась в бесконтрольном падении, рухнул наземь, взорвавшись буквально через несколько секунд. Тьму озарил яркий оранжевый свет от пламени, раскинувшийся на весь внутренний двор. Обращенная, грациозно приземлившись, вернулась на прежнюю позицию.

— Я подвёл тебя, Риа, — сказал он, прокрутив револьвер на пальце. — Я подвёл тебя, душа моя...

Но она, как бы Эсмонд не хотел, не понимала его. Егерь церемониться не стал. Он тут же вскинул оружие к небу. Взрыв. Мир потерял краски. Оранжевый свет пламени стал белым, как мел. Обращенная завизжала, оторвалась от земли и воспарила в небе. Егерь крепко ухватился за рукоять револьвера, поднял голову наверх и сосредоточился. Воцарилась тишина, изредка нарушаемая треском искр от разрушенных генераторов.

— Не прячься, — приговаривал Эсмонд, озираясь по сторонам.

Он услышал визг. Вскинул револьвер в его сторону и выстрелил. Пуля Тьмы прорезала пространства и ещё надолго осталась висеть белой полосой воздухе. Она не достигла своей цели. Обращенная, совершив бочку в полете, спикировала на егеря и, выпустив сконцентрированный шар энергии из рук, приземлилась рядом с горевшим вертолетом. Эсмонда откинуло взрывной волной в один из генераторов, но, стоит поблагодарить Выброс, он очень быстро пришел в себя. Обращенная поспешила сократить расстояние и уже своим телом оттолкнула егеря в сторону. Эсмонд отлетел в стену, пробив её своим телом. Во рту повис вкус крови. Он выпустил из рук револьвер, что остался снаружи. Тварь налетела на ошеломленного егеря и схватила руку, подняв в воздух. Эсмонд, лишившись опоры, не растерялся. Он вытащил из пояса нож и вонзил его Обращенной прямо в грудь, отчего та завизжала. Клинок с крючковатым лезвием хоть и не являлся Титулом, но был значительно усилен Выбросом своего хозяина. Когда оба рухнули на землю, егерь вытянул руку и в неё, прокрутившись несколько раз в воздухе, прилетел револьвер. Эсмонд выстрелил. Попал, но не туда. Попал в крыло. Тварь истошно завизжала, закрутившись на одном месте. Она задела егеря здоровым крылом и откинула его в сторону, отправив в свободный полет до другого конца кафетерия, в котором и происходил бой. Он рухнул на землю.
Обращенная одним прыжком покинула здание и вновь оказалась на улице. Эсмонд, испугавшись, что она поспешит сбежать, незамедлительно двинулся за ней, перепрыгивая препятствия. Обвинив в спешке своего врага, он поспешил сам, за что и поплатился. Обращенная налетела на него сверху, ногой ударив прямо в грудь. Егерь рухнул на землю, чем тварь и воспользовалась. Она приземлилась рядом с ним, припала на колени и, схватив Эсмонда за глотку, раскрыла пасть, чтобы насладиться свежей егерятинкой. Егерь не растерялся и в этот раз. Он выстрелил ей в пузо. Тьма прошила её насквозь. Обращенная оглушила его своим визгом, заставив руками закрывать уши. Она отпрыгнула в сторону, по-человечески попытавшись закрыть свою рану руками. Используя, видимо, последние силы, Обращенная длинный прыжок в сторону, скрывшись за генераторами. Эсмонд, сплюнув черную кровь, поднялся на ноги. Шатаясь и используя разрушенные генераторы как опору, он двинулся по следу.
Боль постепенно начала нарастать. Для второго Выброса у него было очень мало энергии, поэтому ему осталось не так много. Если тварь выжила, её нужно было поскорее добить, чтобы успеть до окончания Выброса и реализовать весь потенциал, или в хотя бы большую его часть. Он вышел к месту крушения вертолета, где неподалеку, чуть левее, располагалась гора трупов, изуродованных до невозможности. На её вершине гордо восседала Обращенная, державшая в пасти чью-то обгоревшую руку. Вот и персонал. Тварь активно направляла частицы Тьмы в свою рану. Егерь видел, как она затягивалась. Джоэл был прав, когда говорил, что эта Обращенная отличалась от других. Возможно потому, что она и егерем-то не была. Эсмонд вскинул револьвер и выстрелил, долго не думая. Тварь увидела в тот момент, когда он готовился к атаке, поэтому с легкостью и грацией увернулась от сконцентрированной в виде пули Тьмы. Она воспарила, затем резко спикировала на егеря, выбив из его рук револьвер. Она ударила по его груди плечом, затем полоснула когтями, едва не вскрыв нагрудник. Эсмонд попытался дать отпор, но восстановившаяся Обращенная имела больше силы. Она схватила его за шею, подняла, затем раскрыла пасть и приготовилась оторвать ему голову. Вид окровавленных Зубов пробудил в егере тягу к жизни. Он вытащил ранее вонзенный ей в голову, ниже подбородка. Егерь смог разглядеть острие крючковатого клинка из недр пасти твари. Она завизжала, выпустила Эсмонда из своей хватки и поспешила избавиться от ножа в челюсти. Егерь, жадно хватив кислорода, притянул к себе револьвер, собрался было выстрелить ещё раз, но теперь зная о своем преимуществе, однако не сумел. Обращенная схватила за глотку вновь, но уже обеими руками, затем одним прыжком взлетела в небо. В глазах Эсмонда потемнело. Во рту вновь появился металлический привкус. Но это его не сломило. Обращенная пыталась поднять его повыше, а только потом уже хотела решить, каким образом избавиться от ненавистного егеря. Эсмонд же, теряя воздух, собрал последние оставшиеся силы. Его Тьма, хаотичными потоками, еле поспевая за ним из-за высокой скорости полета, перебралась в револьвер, преобразив его. Оружие полностью почернело. Егерь, видя вместо отвратительной морды Обращенной милый лик Рианны, наконец нажал на спусковой крючок. Выстрел. Взрыв. Визг. Два тела полетели вниз. Пространство разорвалось на две половины. Белая полоса ещё долго висела в воздухе. Усиленный выстрел наконец случился. Сотрясаемые воздушными потоками, оглушенные ветром, подхваченные им же, они рухнули на землю двумя булыжниками. Эсмонд потерял сознание...

* * *

Он открыл глаза. Тьма не ушла. В забвении был недолго. Эсмонд попытался встать, но не смог. Всё тело ныло и болело, словно им выстрелили из пушки. Рядом, пыльный и грязный, покрытый каплями черной крови, неизвестно чей, его или Обращенной, в небольшом углублении валялся револьвер. Мир вернул себе свои краски. Егерь попытался встать вновь, но всё тщетно. Он усмехнулся, вспомнив резко строки, некогда прочитанные им в каком-то случайном журнале по пути в Мидгард из очередной вылазки: «Если ты чувствуешь, что у тебя что-то болит, значит, ты ещё жив. Если не чувствуешь, значит, ты сдох». Егерь был рад осознать, что он всё-таки жив. Эсмонд попытался встать ещё, на этот раз успешно. Еле стоя на ногах, он окинул поле боя: весь внутренний двор электростанции разрушен, покрыт литрами крови, черной и алой, повсюду трещали искры, полыхало пламя. То был Ад на Земле. Но всё это меркло на фоне того, что он увидел секундами позже после своего подьёма. Рианна, абсолютно нагая, окровавленная, бледная, валялась рядом с горой трупов, но, благо, не в ней. Шатаясь, Эсмонд подошел к ней, рухнул рядом, снял шлем и отбросил его в сторону. Он приподнял её к себе на колени, полами плаща вытер лицо от крови, смешанной с грязью и пылью. Эсмонд проверил пульс. Не было. Он окинул её взглядом с ног до головы: она была вся к крови и ранах, а на конечностях все ещё виднелись следы некогда существовавших наростов. Крылья, некогда поражавшие своими размерами, теперь представляли из себя лишь окровавленные воспаления на спине. Не такой он хотел её видеть. Не такой он хотел её запомнить. Не такой. Егерь, не дыша, поднес свои губы к её лбу. Поцеловал нежно, кратко. Он почувствовал внутри себя зов, которых не в силах был сдерживать. Выброс произошел резко, без его ведома, такой разрушительный, что раскидал трупы неподалеку по всему двору, такой разрушительный, что потушил пожар от разбившегося вертолета, такой разрушительный, что отобрал из его мира краски и не вернул. Он закричал. Пронзительно, истошно. От всей своей черной души. Крик отчаяния. Крик боли. Крик мужчины, который потерял свою любовь. Крик искренней ненависти к себе за совершенное преступление против самой жизни. Она была лучом света, который верил в людей, верил в человеколюбие и был готов на любые жертвы, лишь бы люди жили в гармонии. Он же оказался темным тоннелем без конца в её жизни. Бездной, которая поглотила её светлую душу. Он оказался змеем-искусителем, сам того не подозревая. Теперь он должен был заплатить за свой грех. Худшим наказанием, как посчитала судьба, стала вечные скорбь и сожаление, а также безумная ярость на самого себя и мир. В тот момент судьба вернула того, кто долго спал внутри Эсмонда и кто ещё будет спать, но рано или поздно проснется...
Егерь, не возвращаясь в Мидгард, забрал с собой тело Рианны. Он шел до самого рассвета по бескрайним равнинам, пока не отыскал прекрасное место, которое, как он посчитал, понравилось бы его возлюбленной. Руками, не используя никаких подручных средств, егерь выкопал для неё глубокую могилку, расположившуюся под одиноким деревом в степи, и там же похоронил, ножом вырезав на дереве её имя. Грязный и окровавленный, раненный, уничтоженный морально, он ещё долго не уходил с того места, стоя недвижимо, как вкопанный. Прячась под ветвями деревьев, он не хотел, чтобы она увидела его слёзы с небес. Не хотел. Поэтому, вытерев последнюю слезу с щеки, он пошел прочь, оставив её покоиться в тишине, лишь изредка нарушаемой песней ветра и шелестом травы...