Цена свободы

Кук уехал в тот же день. Коротко с нами попрощался, кинул, мол, не творите дел без меня, и исчез за металлическими воротами Центра подготовки, оставив после себя лишь форму, какую-то книгу на прикроватной тумбе с закладкой и фразу, все еще звеневшую у меня в ушах.

Он просчитался на твой счет, объект.

Значение этой фразы осталось для меня загадкой. Я бы могла истолковать ее в том смысле, что Бен переоценил меня, но там фигурировал мой отец, а не имя командира моей команды. Все утро мне боролись две противоположности вплоть до самого выхода из коридора Центра: либо я была нежеланным ребенком, либо отец ошибался в том, что откупал меня от армии, что меня пора было сюда давно отправить, избавив от девчачьей сентиментальности и инфантильности. Я выросла цветком, который всю жизнь провел в теплице, полностью зависящая от человека и его возможностей. А потом ураган сломал мое убежище, вырвал с корнем и посадил в истощенную почву, приказав выживать. Я только приспособилась, начала медленно пускать корни.

Когда открылась дверь и в лицо ударила морозная свежесть, я пожалела, что так легко оделась. Мерзкий декабрь дохнул на меня острыми снежинками, отчего я инстинктивно вжала голову в плечи. Рута маячила впереди, разминаясь. Гибкое тело легко поддавалась любым манипуляциям: девушка, сцепив руки в замок за спиной, наклонялась то к правой ноге, то к левой, едва ли не касаясь носом земли, которую медленно начинал укутывать снег. Я на секунду замерла на месте, не решаясь потревожить ее. В голове всплыл и разговор с Джеком, и ночное признание Руты, что она долго ждала кого такого же в команде, чтобы делиться с ним своими секретами. Я глубоко вздохнула, направившись к ней.

- Чего ты там замерла? – звонко откликнулась она, не отвлекаясь от своей тренировки.

- Не хотела тебе мешать, - ответила я и едва заметно улыбнулась. Девушка начала бегать на месте.

- Не слишком ли легко ты оделась? Нам здесь два часа торчать.

- Да, я тоже об этом подумала, - я натянула рукава форменной ветровки до самых пальцев. – Закалка и все такое.

- Флэй, - вдруг резко остановилась Рута и шагнула вперед ко мне, встав напротив. – Тебе не стоит переживать по поводу Кука. Я заметила между вами, м-м-м, искру?

Я нервно передернула плечами. Это была не искра, а любопытство. Я находила между нами что-то общее, но не могла объяснить никому, что именно. Даже себе. Чувство привязанности укоренилось во мне слишком быстро – остальная часть команды оставалась для меня еще малознакомыми людьми, которые пытались найти со мной контакт, приобщить к общему делу (спасение страны, убийство моего отца), но именно Куку я начала доверяла, даже несмотря на тот факт, что он лгал мне все это время. Просто мы провели с ним столько времени бок о бок... Нужно было сразу заметить, что новобранцы не были такими. Он отличался от них четким построением своих действий, хорошей концентрацией внимания и навыками самообороны, когда почти в восьмидесяти процентах новобранцами были подростки, которые никогда не держали оружие в руках и не ломали кому-то позвоночник.

- Нет, - произнесла я, почувствовав, как холодный ветер щупальцами скользнул за ворот моей ветровки. – Мы просто...

- Сблизились? – перебила меня Рута. Я неосознанно кивнула головой. Она почему-то нахмурилась. – Флэй, послушай. Кук не из тех, кто быстро с кем-то сближается. Он осторожничает в выборе своих союзников.

- Именно поэтому, - я понизила голос до шепота, продолжив смотреть на нее, - вы хотите, чтобы именно Кук занял место Бена, и пытаетесь этому поспособствовать?

Она пулей подлетела ко мне. Пускай Рута была ниже меня, но один ее взгляд – такой взгляд, от которого поджилки начинают трястись – произвел на меня неизгладимое впечатление. Я вспомнила тот день, когда солдаты убили Курта. У той девушки был другой взгляд – ей было весело.

- Ты не понимаешь, о чем говоришь, - прошипела она, стиснув пальцами мое запястье. Я чувствовала холод ее пальцев даже сквозь плотную ткань. – Бен... Он на исходе. Он долго был альфой пятой команды – почти семь лет. Для его возраста, а ему всего лишь двадцать четыре, это непозволительная роскошь. Он сменил три гаммы, четыре эпсилона, дельт... Ты третья, Флэй. Но бета, - она внезапно переменилась в лице, на месте непроницаемой маски проступило сожаление, - бета у нас только вторая. Кук второй человек, которому Бен открылся после...

- После кого? – выдохнула я. Я устала от этих тайн, я устала от всего, что меня окружает. Я устала доказывать самой себе, что могу стать стойкой и крепкой, что я могу быть наравне с ними. Что я значу больше, чем «дочь предателя».

- Неважно, - отмахнулась девушка, отступив от меня на два шага назад. – Тебе стоит забыть о том, что я сказала, но помни, что ты теперь часть нашего общего механизма. Это твое место по праву.

По какому праву? Праву, что я ребенок мужчины, который разрабатывал оружие, которое косило целые нации? Праву, что он стоял на какой-то определенной верхушке, до которой другие не могли до нее дотянуться? А затем он оступился, рухнул вниз, и, в знак того, что он делал для страны, меня поставили на его место? Это было его право, это была его ошибка, я не хочу быть на его месте.

Я стиснула зубы. Десны противно заныли от давления, поэтому я невольно расслабила челюсти. В голове горела фраза Руты о том, что я какой-то там идеальный солдат, но я не решилась спросить этого у нее. Она не скажет, промолчит, отмахнется, переведет тему. Каждый из них – Бен, Рута, Джек, Ник. Единственный человек, который объединит все мои пазлы в одну целостную картину, уехал к своей семье, чтобы забыть обо всех ужасах, которые ему пришлось пережить здесь, в Центре подготовки. От этого места разило кровью невинных – кровь детей, кто остался без имени, но под номером, кровью людей, которым приходилось убивать друг друга, держась за собственную жизнь, потому что в таких местах она возвышается в цене, становится безмерно дорогой, и каждый хочет ее сохранить. Сохранить, чтобы стать кем-то другим. Безвольной куклой в руках президента, в чьих глазах плещется жажда власти и полное безразличие к собственному народу.

- Я выпросила нам два травматических пистолета, - донесся до меня голос Руты, и я резко вырвалась из своих мыслей. Она стояла чуть поодаль – тонкая и прямая, словно натянутая нить, которой никогда не суждено порваться. – Мы ведь здесь ради того, чтобы увидеть, какие еще таланты сокрыты в твоей голове, верно?

Я кивнула головой. Таланты. Чужой голос, который говорил со мной. Голос, что помогал мне сконцентрироваться. Если таланты у меня и были, то только в том, как обходить патрульных и сидеть дома, буравя взглядом телевизор с записью смерти президента Макклоу. Все остальное – не мое. Чужое.

Тело – тоже.

Эта мысль посетила меня именно в тот момент, когда холодный пистолет лег в мою руку. Я не ощутила ничего, кроме родства с ним, словно мы были давно знакомы, но затем нас разлучили, а теперь вновь предоставили шанс наладить контакт. Он легко лежал в ладони, не отягощал больше руку и не пугал своим черным дулом, в котором жила смерть. Как иронично: они дают мне пистолет, чтобы раскрыть мои потаенные резервы тела, а я думаю о том, что это дуло идеально прижмется к моему виску. Сколькие здесь срывались? Сколькие смотрели в эту черную дыру, готовую поглотить все живое, и срывались, прижимали его к себе, не считали до трех, а просто давили на курок. Отдача била в плечо, но пуля уже проделывала дыру в теле, поэтому было все равно. Наступало спокойствие. Больше не было симуляторов, команд и чипа в шее. Была лишь благодатная тишина и собственное легкое тело.

- Там десять пуль, - сказала Рута и подтолкнула меня в направлении мишени. Раньше я ее даже не замечала. – Давай попробуем. Мы здесь одни. Можешь кричать и визжать от радости, если все получится.

Но в итоге ничего не получилось. Я прицелилась, выстрелила, но пуля лишь ласково мазнула по голове мишени. Потом она попала в руку, ногу, плечо. Куда угодно, но не задела жизненно важных органов. Девушка тоскливо наблюдала за мной, каждый раз выпячивая нижнюю губу, когда пуля не попадала в назначенную цель. Я, напротив, ощущала себя намного лучше, чем в той кабинке, когда попала в сердце мишени.

- Ей просто нужно сосредоточиться, а не слушать твои вздохи, - сказал появившийся и неоткуда Бен. Я опустила руку с пистолетом, поморщившись. Рута невольно взмахнула руками.

- Что я еще могу сделать? – фыркнула девушка.

- Например, помочь ей, - сказал Бен и подошел ко мне со спины.

По телу пробежался электрический разряд тока, но исходил он не от чипа. Меня едва заметно трясло, тело отзывалось странными вибрациями на тактильные ощущение, связанные с командиром. Когда он тронул мою руку – легко сжал запястье, коснувшись кожи огрубевшими пальцами – я невольно выдохнула.

- Боишься? – спросил он. Бен поднял мою руку точно так же, как я держала ее минутами ранее, и накрыл мою ладонь своей, аккуратно переместив мой указательный палец на курок.

- Волнуюсь, - прохрипела я. – Волнуюсь, что ты разочаруешься во мне, как в своей дельте. Я... - Голос предательски дрогнул. – Я не хочу возвращаться в блок С. В тот ад.

- Поверь мне, - он склонился к моему уху и прошептал, опалив его горячим дыханием: - здесь везде ад, просто у нас более комфортабельные котлы.

Он заставил меня надавить на курок. Я послушалась, и отдача ударила мне по руке, затухая где-то ближе к плечу. Я не моргала, даже пошевелиться боялась, смотря на то место, куда пришелся выстрел. Это было сердце мишени, а в скором времени будет сердце живого человека. Дыхание застряло где-то в горле, грудная клетка напряглась, и я стояла, не смея пошевелиться. Другая рука Бена легла на мое плечо, сжала ободряюще, словно дала позволение выдохнуть, а затем сделать спасительный глоток воздуха.

- Отлично, - проговорил он, и я чуть повернула голову в его сторону, чтобы увидеть легкую улыбку на губах. – Тебе просто стоит больше концентрироваться на мишени. Потом такие выстрелы станут для тебя автоматическими, рука сама будет знать, под каким градусом направлять пистолет.

- Такие?

- Да, - Бен взглянул на меня. Сердце пропустило удар. Я уже видела это лицо. – Насмерть.

Он так легко сказал это. Насмерть. Чувствовал ли он себя Богом, когда забирал очередную жизнь на зачистке? Ощущал ли себя судьей, решая, кто должен остаться в живых, а на кого направить пистолет?

- Да, - отозвалась я, завороженная той мыслью, что он и был Богом для этих людей. Но не все люди до конца уверены в правоте Бога, поэтому поворачиваются к Дьяволу, внимая его речам. – Станут.

Он улыбнулся еще шире, став мальчишкой. Беззаботным и смешным, не говорившим мне только что о том, что убивать – это сначала сложно, противно и мерзко, а потом, когда в кожу впитывается кровь, становится все равно, словно ты забиваешь очередной скот. Ему лучше не знать, что когда в Хламовнике рубили курей, я стояла спиной и считала до десяти, лишь бы не видеть, как человек делает замах и обрывает чужую жизнь, пускай и дарованную для того, чтобы стать чьим-то пропитанием. Ему лучше не знать, насколько я далека от этой жизни и насколько проблем он себя обрек. Лучше ему не знать, что призрак той девушки из первого симулятора до сих пор преследовал меня, хотя я готова была убить Ноа и даже чувствовала в этом некую необходимость. Две грани.

- Мы можем потренироваться с тобой, - произнес он, кивнув Руте. Я заметила, как она замялась, раздумывая над тем, оставить нас или нет, но в итоге ушла. – Ты ведь не против, Флэй?

Могла ли я сказать своему командиру, что против? Могла ли сказать ему, что мне было плевать на нашу связь с ним – по крайней мере, мне говорили, что у нас с ним есть определенная связь, но я плохо ощущала ее. Он был далекой звездой для меня, которая кажется досягаемой, но стоит протянуть руку, как окажется, что она за тысячи километров от Земли.

- Нет, конечно, - произнесла я, всмотревшись в его черты лица. Бен, чье фото висело на той стене рядом с мертвыми солдатами. – Я была бы рада, если бы ты потренировал меня. Я не хочу больше быть обузой. Я хочу стать сильнее.

Он наклонил голову вбок, позволил мимолетному смешку сорваться с его губ. Голубые глаза сощурились, изучая мое лицо. Мне захотелось отступить назад и склонить голову. Я была дельтой, а он – альфой. Он был моим командиром, которому я должна подчиняться. Между нами тремя – я, Бен и Кук – связь. Нужно это запомнить.

- Ты мне кое-кого напоминаешь.

- Кого?

- Одну девушку, - задумчиво проговорил он, вдруг запрокинув голову назад. Я и не заметила, что пошел снег. Пара снежинок упала на лицо Бена, тут же растаяв. – Девушку, которая была очень сильной. Которая была намного лучше меня, всех здесь. И это ее сгубило.

- Агата, - сорвалось с моих губ.

Он не ответил. Стоял все так же, подставив лицо снегу. Прохладный ветер коснулся моих щек, заставив их покраснеть. Я боялась сделать лишний вздох, я надеялась, что он раскроется передо мной.

- Начнем с боевых искусств, - выдохнул он, скинув с себя ветровку.

И тут я отступила назад.

«... Он на исходе».

К его шее подступали черные линии. Витиеватыми узорами они скользили по рукам, едва достигая запястий. Он был мрамором с черными прожилками.

Вот почему его фотография висела там.

Он был живым мертвецом.

***

Весь оставшийся день меня била мелкая дрожь. Увиденное все еще стояло перед глазами: идеальное тело Бена – крепкие руки, под кожей бугрились мышцы, грудь, обхваченная черной тканью майки-борцовки, и черные вены, вздувшиеся и казавшиеся мне ожившими змеями, которые медленно ползли по телу командира. Он хотел, чтобы я видела. Он хотел показать мне, к чему приведет чип. Он не хотел давать мне надежды, что меня ждет счастливое будущее, Бен просто показал мне правду – страшную, изъедающую и неминуемую.

- Я уже сбился со счету, какой у меня чип, - сказал он мне, когда мы – уставшие и разгоряченные – шли по коридору в наш блок. – Я сбился со счета, сколько членов своей команды похоронил. Эта - последняя. Я верю им.

«Но они уже не верят в тебя».

Но я лишь улыбнулась. Они сами обязаны ему это сказать, а не я, потому что я здесь пока что никто. Я новенькая, я бездарна, я только встаю на ноги, словно неокрепший щенок.

Теперь я сидела на своей койке, закутанная в одеяло, ощущающая себя настолько бессильной перед своим будущим, что комок негодования застрял где-то в моем горле. Мне хотелось домой. Мне хотелось достать деньги – кучу денег – отдать их всем, кому только можно в этом Центре подготовки, лишь бы они отпустили меня. Сейчас симуляторы казались мне лишь небольшой преградой перед ближайшими годами моей написанной кровью жизни. Я буду убивать людей, а чип будет убивать меня. В этом была справедливость.

Рута бабочкой впорхнула в нашу комнату – в легкой рубашке и штанах, со счастливой улыбкой на губах. Глаза ее неистово сверкали.

- Ты такая счастливая, - буркнула я, - аж тошно.

- Ах, - притворно выдала она, - просто у нас с Джеком был романтический ужин.

- Он откупорил спрятанную где-то бутылку вина?

- Нет, просто приготовил мою любимую тыквенную кашу.

Я скривилась. Ненавижу тыкву.

- А ты не очень добродушна, - заметила девушка, рухнув рядом со мной на постель. – Мы же обещали говорить друг другу все, потому что мальчишки – остолопы, они не поймут. А мы, девчонки...

- Бен показал, что с ним делает чип.

Рута разомкнула губы, словно намереваясь что-то произнести, а затем сжала их в одну тонкую полоску. Я буравила взглядом стену. Не нужно мне было себя так вести. Я впервые видела Руту такой счастливой – не натянутая улыбка или не фальшивые нотки радости, а истинное счастье. Джек делала ее другим человеком. Он делал ее девушкой, а не солдатом, а она так нуждалась в этих минутах близости с ним, в этих минутах, когда она не должна исполнять чьи-то команды. Она была свободна, а я огорошила ее своим настроением и своей фразой.

Я устало потерла переносицу, вздохнув.

- Извини меня, я не должна была так себя вести. Я рада, что у вас все хорошо.

- Угу, - кивнула она. – Я тоже рада. Мне так хорошо с ним. Я имею в виду, что он понимает меня, разделяет мои чувства и мысли, мы словно были созданы друг для друга. Хреново, что встретились здесь, а не на каком-нибудь курорте.

Рута обняла меня за плечи, прижав к себе. Прижалась горячими губами к щеке, отчего я вздрогнула. Меня никто не целовал, кроме Курта. Даже отец. Я всегда избегала его внезапных проявлений заботы - они были как гром среди ясного неба, словно у него что-то щелкало в голове, и из ученого он превращался в самого заботливого папочку в мире. Поэтому когда Рута поцеловала меня, я дернулась, но она крепче сжала мое плечо. Я сидела неподвижно, боясь разрушить этот миг. Мне было хорошо и тепло, мне было приятно ощущать ее рядом со мной.

- Именно Кук ввел понятие «спасительного круга» в нашу команду, - прошептала она, не отстранившись от меня. – И именно он сказал нам, что ты потеряла своего человека. Каждый в Центре подготовки кого-то потерял и кого-то лишился, каждый здесь сломан, каждый думает, что его невозможно починить. Флэй Кларк сломали, но не убили. Она жива, просто где-то глубоко в тебе. Она спряталась, ей страшно. Помоги ей показать себя. Она должна стать воином, а не солдатом.

Ее слова проникали в меня, наполняли меня и отзывались эхом в ушах. Флэй Кларк жива, но почему-то я заживо похоронила ее, когда на моей руке появился штамп с цифрами. Что Рута имела в виду под «воином, а не солдатом»? Нас штампировали, заставляли проходить медицинский осмотр и чипировали ради того, чтобы стать солдатами, чтобы слушаться приказов, исполнять их. Подчиняться указам президента.

- Мы воины, - прошептала девушка, ее глаза пылали.

- Мы солдаты, слушающиеся приказов, - выдавила я.

Она покачала головой. Я гоняла в голове мысли. Солдаты-солдаты-солдаты. Убийцы, захватчики, ратники. Воин и солдат – это синонимы, между ними нет разницы. Это две стороны одной медали. Предположение вспыхнуло в голове именно в тот момент, когда в комнату ворвался Ник, стараясь отдышаться.

- Какого черта, - прошипела Рута, отпуская меня.

Ник поправил съехавшие с переносицы очки и взглянул на меня.

- Флэй, твой отец хочет видеть тебя.

И в комнату ворвались солдаты, нацелив на меня винтовки.