Цена свободы

Стены камеры были белыми, и от этого создавалось впечатление, что Генрих попал не в тюрьму, а просто проходит лечение в одной из элитных больниц столицы. Только вот вместо улыбающегося доктора, спрашивающего о беспокоивших симптомах, здесь были камеры, прямо как дома, следящие за каждым движение. Генрих поднял голову. Осунувшееся лицо и впалые щеки, отчего острые скулы выделялись резким контрастом, глубокие темные круги под глазами и усмешка на потрескавшихся губах. Нет, вам меня не сломить, ублюдки. Как бы он не хотел отрицать всю правда, она всплыла слишком поздно: он уже успел передать важные разработки за пределы этой страны, успел поведать, что здесь творится. Такое продолжаться просто не могло. Семь чертовых лет Феликс Картер уничтожает свою страну, пытаясь сровнять ее с землей. Семь чертовых лет он убивает свой народ, считая его за скот.

Генриху Кларку надоело с этим мириться.

Он прислонился затылком к холодной стене, безразличным взглядом скользнув по противоположной, лишь на секунду задержавшись на металлической двери, а потом смачно сплюнул на пол. К черту. Все к черту. Камера тут же задвигалась, сканируя каждое движение. Плюнуть бы им в лицо, всем этим чиновникам, которые сидят там, облизывая жирные пальцы в предвкушении новой войны.

Генрих краем уха уловил движение за пределами своей камеры, заслышал, как один из солдат поздоровался с кем-то, оповестил о состоянии заключенного и отпер дверь. В проеме появилась массивная фигура полковника Хоупа в идеально выглаженной форме, которая придавала ему строгость и статность. Его непроницаемое лицо Кларк читал как открытую книгу, только прочтенное нисколько его не радовало.

– Какого черта, Генри, – прорычал Хоуп, захлопнув за собой дверь и сделав несколько массивных шагов в его направлении, остановившись посредине комнаты. – Ты совсем свихнулся?

– По мне не видно? – он криво ухмыльнулся, дернув вверх уголком губ. Забавно, даже его друг ему не верит. – Что ты тут делаешь? Где моя дочь?

Хоуп повел широкими плечами. Весь он был примером для хлипких солдат, которые смотрели на него с обожанием, травя байки, что полковник и не человек вовсе, и только Генрих знал, что послужило становлению такого Хоупа. Ричарда Хоупа.

– Она проходит курс подготовки. Я пришел образумить тебя и доказать всем, что это делал не ты, что тебя подставили, – он понизил голос на полтона, будто боялся, что камера могла записывать даже их разговор. – Так ведь?

– Прости, старина, но все обвинения, вынесенные мне, вполне оправданы, – он пожал плечами, хлопнув ладонью по смятой постели в приглашающем жесте. Ричард сделал вид, что не видел этого.

– Зачем ты это сделал? – полковник свел кустистые брови на переносице, отчего между ними залегла тонкая складка морщин.

– Потому что мы уничтожаем сами себя, – Генрих пробормотал это ни другу и ни полковнику, а будто сам себе, вновь погрузившись в раздумья. – Войны, Хламовники, голод, эпидемии, катастрофы – все это является причиной того, что мы изничтожаем Землю. Каждый взрыв причиняет ей вред, а она лишь обороняется так же, как это делаем мы. Зачем нам воевать с кем-то? Зачем захватывать территории, если в конечном итоге все мы будем гнить в одной земле? Все вместе. – Он ткнул указательным пальцем в полковника. – Подумай над этим на досуге. 

– Заткнись! – рявкнул мужчина, отчего Генрих едва заметно вздрогнул. С глаз будто сошла белая пелена, а голова противно заныла от резкого выкрика. – Мы прогрессирующее общество. Мы венец эволюции, и такие ублюдки, как ты, не смеют говорить о том, что творится в мире. Кто знает теперь, когда на нас нападут? Ты предал нас, предал свою дочь!

– Не смей говорить о моей дочери, – Генрих стиснул кулаки, отчего костяшки пальцев побелели. – Не смей заикаться о моей семье.

– Ты монстр, Генри, и ты это знаешь, – Ричард развернулся на пятках черных сапог, дошел до двери и ухватился мозолистой ладонью за ручку. – Ты уничтожил единственную связующую нас нить, Кларк.

Генрих на секунду опешил, отчего сухие губы немного раскрылись, и только потом кинулся к полковнику, путаясь в одеяле, падая на пол и вставая вновь, будто хотел ухватиться за своего друга, хотел остановить его. Он боролся с самой судьбой, которая явно потешалась над его жалкими попытками. Дверь грузно захлопнулась, отчего в ушах зазвенело, и Генри прижался к ней всем телом, скребя пальцами по металлической поверхности, а ошалевший взгляд бегал из стороны в сторону.

– Я не убивал ее, Ричард, не убивал! Это был эксперимент, а она просто не перенесла внедрения! – он кричал так, что горло сводило спазмами, захлебывался слюной и бился в закрытую дверь. – Я не тот монстр, которым ты меня представляешь!

– Повторяй это себе перед тем, как увидеть в кошмарах ее бледное лицо. Удачи, Кларк.

Генрих Кларк не монстр. Так он думал.

  ***

– Что ты видишь на этой картинке?

–  Черное пятно.

Доктор Джеймс устало потер веки, откложив очередную картинку на стол. Я скрипнула зубами, поерзав на своей койке. С завтрашнего дня должны были начаться симуляторы, и я чертовски нервничала. Шея нещадно болела, но зато я осталась жива, что меня обрадовала, когда я распахнула глаза и едва могла сказать хоть слово онемевшим языком. Чип – это, своего рода, один из первоначальных тестов. Когда его вшивают в тело, то он цепляется за шейные позвонки, прирастая к ним. Организм должен привыкнуть к новому инородному телу, но, однако, чип создан для того, чтобы отбирать более сильных кандидатов. Происходит трансформация. Он запускает процесс внедрения, когда щупальца начинают цепляться за несколько отделов позвонков, чтобы подчинить себе тело человека. Позвоночник – основа человеческого тела, его стержень, на котором крепятся все органы. В случае неудачного внедрения чип активирует заряды тока такой мощности, что все органы начинают дисфункционировать.

Доктор Джеймс сказал, что я одна из той половины «счастливчиков», которые оклемались. Хотя меня уже хотели списывать, потому что все остальные очнулись уже через день после внедрения, а я только на третий. У меня тогда вырвался нервный смешок, а затем я разревелась, как пятилетняя девчонка, у которой отобрали любимую куклу. Вспухшие синие вены по всему телу еще напоминали о том, что внедрение не окончено до конца. Когда уже я могла говорить, хоть это и было довольно трудно, первое, о чем я спросила доктора, навещал ли меня мой отец. Этот вопрос благополучно замяли снотворным, и я вновь провалилась в сон.

– Флэй, я должен понять, есть ли у тебя расстройства, – он хмыкнул.

– А как вы думаете? Моего отца арестовали, мне нельзя с ним видеться, моего друга убили прямо у меня на глазах, а мне вшили какой-то чип, из-за которого я могла сдохнуть. Да я здоровее всех здесь присутствующих! – съязвила, почувствовав, как ком встал поперек горла.

Правда жгла глаза слезами, которые собирались в уголках. Всю сознательную жизнь я убегала от этого как могла: спотыкалась, падала, но вставала и убегала. А Центр подготовки всегда был рядом, прямо под боком, просто дожидался своего феерического выхода. И, наконец, он добился своего: ухватился за меня цепкими пальцами с неоновыми зелеными глазами, в которых бегущей строчкой можно было прочитать имена всех тех, кто попался. И теперь мое имя было среди них.

Я поджала губы в тонкую линию, а доктор Джеймс вновь достал одну из своих картинок с черными кляксами, которые теперь формировались в целую картину. Клякса приобретала форму лица Курта, немного округлую, с едва выступающими скулами. Два белых пятна напоминали пустые глазницы, и я на секунду зажмурилась, а когда услышала голос доктора, который повторял мое имя и спрашивал, что я вижу, то как мантру твердила только одно:

– Черное пятно. Черное пятно. Пятно. Черное.

Доктор вздохнул, а я ощутила пульсирующую боль. Проступившие сквозь тонкую кожу вены, разветвленными фиолетовыми полосами вились на шее, уходя под ворот больничной рубашки. Воспоминания взрывались разномастными огнями в сознании, а я упрямо пыталась их подавить. И отца, который почти никогда не улыбался, и стройную Марию с ее грустными глазами, и Курта с Чарли, которые были почти отражением друг друга. И даже маму, такую неестественно прозрачную, словно призрак, запомнившуюся мне лишь ночными колыбельными и запахом корицы, забивающимся в нос. Эти воспоминания надо было стереть вместе с внедрением чипа, тогда бы они не причиняли такую сильную боль. Но я держалась за них, потому что они связывали меня с той беззаботной жизнью, в которой единственной трудностью было лишь проскочить мимо патрульных незамеченной.

– Вам хорошо, мисс Кларк?– Доктор коснулся моего лба своей шершавой ладонью, и я отпрянула назад, вжимаясь в мягкую подушку. Он смотрел на меня сверху вниз, будто на загнанного олененка, который потерялся. Я не потерялась, я просто умерла.

– Да, – прохрипела я, сжав в пальцах одеяло. Джеймс кивнул мне головой, вернувшись на свое место и убрав картинки. Я сверлила взглядом его затылок, а затем соскользнула на шею, пытаясь разглядеть шрам от внедрения, но ворот рубашки скрывал это от меня.–  А у вас тоже чип?

– Нет, – ответил доктор Эванс и обернулся ко мне, растянув губы в легкой улыбке.– Им не нужен чип, чтобы меня контролировать.

– Почему? – вопрос вырвался у меня быстрее, чем я смогла о чем-либо  подумать. Мужчина продолжал улыбаться, но во взгляде читалась скорбь.

– Потому что у них есть другие способы контроля надо мной.

– Например?

– Например, моя семья.

И между нами повисло молчание. У меня во рту все пересохло, а доктор уперся ладонями в стол, опустив голову.

Нам говорили, что теперь мы свободная страна. Нам твердили, что каждый свободен. Нам забивали голову ложной информацией. Камеры в домах – не для контроля безопасности людей. Армия – не для защиты наших границ. Нас контролируют, регулируют порядки, а мы слепо верим в слова нашего президиума.

– Думаю, теперь вы обо мне другого мнения? – Он произнес это будничным тоном, развернулся резко и взмахнул руками. Полы белого халата разлетелись в стороны, и мне померещилась пена океана, набегающая на песок.

– Возможно, – коротко ответила я, откинув в сторону одеяло.

Ноги свело и покалывало, будто тысячи иголочек вонзились в кожу. Коснулась ступнями прохладного пола и оттолкнулась от койки, встав. Меня немного повело в сторону, голова закружилась, все-таки три дня дали о себе знать. Я вцепилась пальцами в спинку стула, на котором аккуратно сложена моя форма. Электронные часы показывали полдень, а это значит, что собеседование начнется через полтора часа.

– Флэй.

Я подняла взгляд на доктора – совершенно беспомощный, растерянный. Я боюсь того, что будет дальше.

– Если ты хочешь выжить здесь, то тебе придется драться за свою жизнь. Раздирать зубами каждого, кто посягнет на тебя, а таковых будет немало. Сражайся, борись, проливай кровь, но докажи всем, что ты можешь постоять за себя, иначе тебя сровняют с грязью, уничтожат, как многих других. Теперь ты боец, а бойцы идут в бой с высоко поднятой головой. Здесь иначе нельзя, поверь. 

И он ушел. Закрыл за собой дверь совсем тихо, будто пытался не спугнуть меня. А я стояла и просто молчала, потому что он прав, он действительно хочет мне помочь. Любой другой бы человек не сказал бы мне ничего, кроме как «не сдохни», и это было равносильно тому, что он плюнул в меня, посчитал никчемной. А доктор Джеймс хочет, чтобы я выжила. И это немного отличает его от других.

Больничная рубашка полетела на койку, а эластичный бинт лег на грудь, и я начала заматывать его вокруг грудной клетки. Затем идут камуфляжные штаны, носки, сапоги. Майка прилипает к телу, но я лишь втянула ртом воздух, сделав глубокий вдох. Сражаться, сражаться, сражаться. Я должна выжить, потому что хочу узнать, к чему это меня приведет.

***

Спустя час по всему этажу разнесся пронзительный звон, оповещающий всех, что до начала собеседования остается полчаса. За мной зашел солдат, все тот же– с непроницаемым выражением лица – и безмолвно кивнул головой. У меня внутри все скрутилось в тугой узел, но я лишь поднялась со стула и пошла следом, вскинув подбородок вверх. Волосы едва доставали мне до плеч и пришлось потрудиться, чтобы хоть как-то собрать их в хвост, чтобы они не лезли в лицо, но отдельные пряди и так вились возле висков.

Мы повернули направо, и это совершенно новый коридор. На стенах тут висят какие-то рамки с вставленными в них фотографиями людей в армейской форме. Это похоже на галерею славы, которая есть в каждом музее столицы. Солдат поторопил меня, а я цеплялась взглядом за лица, попытавшись узнать хоть кого-то. Но эти люди мне совершенно не знакомы, и я уже хотела испустить отчаянный вздох, как наткнулась на голубые глаза, которые всплыли в моем подсознании слишком явно. Я знаю их, видела уже однажды.

Такие были у убийцы Курта.

Я не успела прочитать даже инициалы убийцы,  как солдат распахнул металлическую дверь. Яркий свет ударил по глазах, отчего я прикрыла их ладонью, сощурилась, попытавшись разглядеть хоть что-то. Каждая комната – это что-то новое для меня. Я все еще помню те стеклянные лабиринты, врачей в белоснежных халатах, и мальчика, кричащего и упирающегося, которого уносили солдаты.

Но это обычный кабинет. Стены обшарпанные, что слишком резко контрастировало со всеми металлическими коридорами Центра подготовки. Посредине белоснежный стол с двумя стульями, один из которых занят женщиной. Она бросила на меня едкий взгляд серых глаз, поправив сползшие на кончик носа очки, и уткнулась в какие-то бумаги.

– Объект №42000? – Голос у нее высокий, и я поморщилась. 

– Да.

Солдат пропустил меня вперед, и я прошла мимо него, пронаблюдав за ним. На его лице ни единой эмоции. Ощущение, что он просто статуя, которую оживили для того, чтобы она выполняла приказы.

– Три минуты, – коротко бросает он.

Я прошла в помещение, и дверь за мной закрылась. Женщина указала мне на стул, который стоял напротив нее, и я села, положив руки на стол. Она еще с несколько мгновений просматривала бумаги, перелистывая их, а затем резко вскинула голову, отчего я рефлекторно дернулась, сжав пальцы в замок.

–Вы обязаны говорить мне только правду, объект.

Обязаны. Не имеем права. Так выражалась та рыжеволосая девчонка у меня дома. Здесь все как роботы.

– Хорошо, – кивнула я.

– Итак, я капрал Форман. Ваше имя, объект? – Она открыла какую-то папку и посмотрела на меня.

–Флэй Кларк, – ответила я без тени сомнения.

Заметила, как женщина поморщилась, стукнув ручкой по белоснежной бумаге.

– Ваше имя, объект, –она повторила тягуче медленно, будто стараясь втолковать мне значение этого выражения.

 – Флэй Кларк, капрал. – Я дернула плечом, ощутив легкое жжение на шее.

Она цокнула языком, поправила (скорее всего уже по привычке) очки в темной оправе, и размеренно проговорила:

– После внедрения у вас нет фамилии, объект. Только имя и номер. – Женщина растянула бескровные губы в улыбке, отчего все черты ее лица исказились, и сейчас она вселяла в меня опасения.

– Флэй, №42000,– исправилась я, отметив, что капрал это записывала.

– Ваше бывшее местоположение?

–   Пятая внешняя квадра. Округ Уинстон.

Она записывала это быстро, отточенным движением руки. То и верно, у нее таких, как я, были тысячи, она уже приноровилась. Я скрестилась лодыжки под столом, прижав друг к другу коленки и пронаблюдав за ее движениями. Капрал Форман спокойна, на лбу у нее сеточки тонких морщинок, которые при таком ярком освещении невозможно разглядеть.

– Что вы помните о своем последнем дне прошлой жизни? – проговорила она.

Они разграничивают жизнь. Та, чтобы была до внедрения – прошлая. Та, что сейчас –  настоящая. Флэй Кларк умерла, на смену ей пришла Флэй, объект №42000.

– Моего лучшего друга убили на моих глазах солдаты.

Она подняла на меня пронзительный взгляд, сощурилась, разглядывая меня, а потом с расстановкой повторила:

– Что вы помните о своем последнем дне, объект? – Чуть ли не прошипела она, стиснув в тонких пальцах ручку.

Я обязана говорить правду.

– Моего лучшего друга убили солдаты. А отца арестовали.

Она чиркнула ручкой по бумаге, недовольно что-то произнеся себе под нос, и вновь принялась листать какие-то бумаги с расчерченными таблицами. Я ждала следующего вопроса, и он незамедлительно разрушил образовавшуюся тишину:

– Вы посещали запретные территории? Хламовник, оружейную базу или другие объекты, которые находятся под наблюдением правительства и Центра подготовки?

– Нет.

Шею начало нещадно жечь, и я приложила к ней прохладную ладонь. Ощутила, как на спине появились мурашки, а я недовольно зашипела сквозь плотно сжатые зубы. Капрал смерила меня взглядом, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, наблюдая за мной. Вены на шее пульсировали, а сердце зашлось в учащенных ударах.

– Хламовник. Я бывала в Хламовнике. Всего пару раз.

Чип не умеет считывать воспоминания, он ориентируется лишь на повадки тела человека, так сказал доктор Джеймс. И когда капрал спросила меня о запрещенных территориях, я дала себе слабину: сжала кожу на внутренней стороне ладони, нервничая. И он понял, что я лгу. Живой механизм.

– Объект, Генрих Кларк предатель? – Капрал смотрела на меня пронзительно, дожидаясь ответа. Я раскрыла рот, моргнув.

– Это ведь не часть собеседования.

 –Вы не на работу устраиваетесь, объект. Это допрос. Мы должны знать наверняка, что ваша прошлая жизнь закончилась, раз вы пережили внедрение. Вы обязаны отвечать на все мои вопросы, включая личного характера.

Она потешалась надо мной, ей доставляло удовольствие наблюдать за тем, как мне больно. Я сжала губы, прикусив щеку изнутри с такой силой, что почувствовала на кончике языка солоноватый привкус крови. Форман ждала моего ответа, а я знала, что если отвечу ей «нет», то, как минимум, потеряю сознание от разряда тока, потому что обязательно выдам себя чипу. Чем больше ложь, тем больше разряд.

– Генрих Кларк–  предатель? – Она подалась вперед, уперевшись острыми локтями в поверхность стола, и линзы очков поймали яркий свет, полностью скрыв от меня ее серые глаза. Ее губы растянулись в хищном оскале. Я разлепила губы, облизав их, и издала смешок. Пошла ты к черту...

– Объект.

– Я... Генрих Кларк...

Металлическая дверь резко распахнулась, и уже знакомый солдат появился на пороге.

– Время,–  бросил он коротко и отошел чуть в сторону, освободив мне проход.

Я резко закрыла рот. Форман чертыхнулась, закрыла папку, ударив ладонью по столу, а я выдохнула чуть не слетевшее с губ «...не предатель», пеплом осевшее на языке. Вопрос про моего отца был внештатным, это не входило в цель допроса, я уверена, но ей приносило немыслимое удовольствие наблюдать, как во мне борются две стороны: дочь и солдат. Она не задавала это каждому объекту, я уверена. Только мне. Капрал Форман знает моего отца и ненавидит его за что-то.

– Блок С, – воскликнула она, пулей вылетев из кабинета. А я засмеялась, уперевшись лбом в поверхность стола. Из носа потекла кровь.  Это была моя первая маленькая победа.

***

Блок С представлял из себя один из жилых корпусов для новобранцев. Они слонялись вверх вниз по этажам, скатываясь по перилам лестниц, громко смеясь. Пытаются отвлечься от предстоящих симуляторов, которые будут проходить почти две недели, выявляя самых сильных кандидатов для армии, а остальные не выживут. Я сглотнула вязкую слюну, когда солдат указал мне на дверь.

– Я буду жить здесь?

Кивок.

–Это спальня для девушек?

А в ответ молчание.

Меня пробил озноб, и я вжала голову в плечи. Кто знает, что тут может произойти: убьют ночью, задушив подушкой, прирежут ножом или отравят. У каждого свои таланты. Здесь выживают, а не живут. Это должно стать моим девизом еще на пять месяца.

Ручка приятно холодила ладонь, и когда я надавила на нее, потянув на себя дверь, то приготовилась к самому худшему. Нужно всегда быть начеку, озираться по сторонам и наблюдать за всеми. Твой друг может оказаться врагом, а враг – другом.

– Привет, – я замерла на пороге комнаты, а Ноа закинул ноги на спинку кровати, вскинув вверх бровь. На меня смотрели еще две пары глаз, и я беспомощно раскрыла рот, не в силах что-либо произнести. Здесь два парня, один из которых Ноа, и девчонка с голубыми волосами, наблюдающая за мной с верхнего яруса кровати.

– Привет, – откликнулась я, переминаясь с ноги на ногу. Они смотрели на меня, будто я какой-то инопланетянин, свалившийся на их головы. Парень с коротко стриженными волосами, сидящий за столом, поскреб в затылке, девчонка подложила руки под подбородок и улыбнулась мне безупречной улыбкой. Молчание между нами напряженное, и только Ноа решился нарушить его.

– Я же говорил, что мы еще встретимся, Флэй, –  дернул уголком губ вверх, будто пытаясь заставить себя улыбнуться, а затем соскочил с постели, подойдя ко мне почти вплотную и положив свою ладонь мне на плечо. – Знакомьтесь, ребята, это Флэй Кларк, дочка именно-того-Кларка.

По комнате разлетелось шелестение тихих разговоров и перешептываний, цепкие взгляды заскользили по мне, а Ноа сжал своими пальцами мое плечо и хорошенько встряхнул. Девчонка уже собиралась что-то сказать, как ее прервал голос из динамиков, подвешенных в углах комнаты. И мы подняли головы.

– Новобранцы, завтра в полдень состоится первое испытание модуля. Одна четверть вас не выживет после завтрашнего симулятора. Мы возлагаем огромные надежда на ваш набор. И помните: вы - избранные.

В комнате раздался гимн страны.

Завтра мы начнем умирать.