Глава 6
Глава 6. Предел Вселенной
Марку Козеровскому потребовалось совсем немного времени, чтобы одеться и наскоро позавтракать; когда же он вышел из палатки, то был столь потрясён всем увиденным, что уже больше не сомневался в истинности всех ночных происшествий.
Во все стороны тянулся неширокий пляж, чистый, охристо-жёлтый. Море, прозрачное и блистающее, было почти совершенно спокойным; только лёгкая рябь ходила по его поверхности.
Над морем возвышался горный хребет; палатка стояла как раз у его склона. Горы поднимались высоко, но не настолько, чтобы их вершины терялись в облаках; по склонам виднелись белые и серые скалы, выступы и обрывы.
Горы были покрыты лесами, действительно, сплошь яблоневыми. Яблони заполонили всё вокруг: они взбирались вверх по крутизне гор, спускались в глубокие расселины, яблони росли у горных вершин и на дне узких долин и ущелий; яблоневое безумие захватило всю землю, от кромки пляжа и до горных вершин. Запах спелых яблок висел в воздухе, как на дачном огороде в конце августа — да что там, как в церкви на Преображение.
- Ну и ну, - только и выговорил Марк Сигизмундович.
Никто из путешественников уже не пытался найти всему происходящему какое-то разумное объяснение; никто не мог даже предположить, куда же всё-таки их занесло. Поэтому решено было просто взобраться на одну из гор и осмотреться кругом — а дальше действовать в зависимости от обстоятельств.
- Быть может, сверху мы увидим всю эту землю целиком и поймём, наконец, что-нибудь, - сказал капитан.
Марк хотел было рассказать о своём ночном приключении, которое понять было вообще крайне затруднительно, но потом решил не беспокоить друзей зря — и так уже никто не знал, куда спрятаться от вездесущих неожиданностей и несуразностей.
Итак, не тратя времени на лишние разговоры, наши герои собрали все необходимые вещи — запас еды на случай непредвиденной задержки, походный топорик и винтовку, - и двинулись вперёд.
Сперва шли вдоль берега; затем, когда путешественники уже успели отойти от палатки довольно далеко, капитан заметил удобное место для подъёма на гору — нечто вроде лощины с пологими краями, выходящей к морю.
...Впереди всех пошёл Козеровский — он имел большой опыт походов по горам. За ним следовал академик; позади него шёл Сергей, на которого возложили немаловажную обязанность нести мешок с едой, а замыкал колонну Шахов, державший наготове топорик и верёвку.
Они покинули песчаный пляж и вступили под полог старых, развесистых яблонь. В лесу, переполненном терпким яблочным духом — в сочетании с запахом солёной воды он давал неповторимый, пьянящий аромат, - стояла торжественная тишина, нарушаемая одним лишь ветром да глухим шумом прибоя. Всё было пронизано солнечным светом; он проникал сквозь кроны деревьев, разбрасывал блики по земле и скалам; яблоки на ветвях, красные, жёлтые и зелёные, блестели и напоминали стеклянные ёлочные шарики.
...Путешественники вышли из ложбины и взобрались на косогор; затем довольно долго они карабкались по безлесному каменистому склону, а потом ещё дольше снова шли по лесу.
- Интересно, есть ли тут дикие звери? - нарушив долгое молчание, спросил Кошкин.
- Есть, конечно, - ответил Козеровский и осёкся.
- Откуда вы знаете? - удивился Сергей.
- Да так... видел ночью что-то странное... во всяком случае, нужно помнить об осторожности.
Все снова замолчали. Склон между тем становился всё круче, а яблоневый лес сменился хвойным.
- Араукария, если я не ошибаюсь, - проговорил академик, взглянув на деревья.
- Возможно, - согласился Марк, - хотя больше похоже на ливанский кедр.
Затем лес начал редеть; впереди показался широкий просвет. Путешественники ускорили шаг и через несколько минут вышли на свободную от деревьев вершину горы.
Прямо впереди, за неширокой долиной, поднимался ещё один хребет, впрочем, куда ниже первого; за ним возвышалась и третья гряда, тоже невысокая. Все три хребта тянулись направо и налево, насколько хватало глаз; первый, прибрежный, всюду был покрыт яблоневыми и хвойными лесами, а два других — лугами с редкими деревьями.
За последней, третьей, грядой, не было видно ничего, кроме небесного свода. Это не метафора — то был действительно свод, прозрачный, но вполне реальный, твёрдый — нечто вроде стекла, только во много раз чище и крепче. Он смыкался с землёй там, где заканчивался третий хребет, а вверх уходил отвесной стеной; где-то за ней светилось что-то ярко-жёлтое, почти белое — видимо, солнце.
С другой стороны от горы, за узкой полоской берега, плескалось море. Оно лежало сплошным бирюзовым ковром, без скал и островов; а где-то очень далеко этот ковёр заканчивался, словно обрывался; дальше простиралось уже не море, а бесконечное чёрное пространство космоса; в нём виднелись звёзды, планеты, галактики и туманности; все они находились очень далеко, но видны были хорошо; ни одна из них не была известна никакому астроному на свете.
...Наши путешественники стояли на вершине, на ветру, глядели по сторонам и не решались вымолвить ни слова.
- Это нечто... - минут через десять выдавил наконец из себя Марк Сигизмундович.
Академик сел на траву и схватился за голову; потом он поднялся, тряхнул бородой и произнёс со странным сейчас спокойствием:
- Господа! Вы были правы, а я не прав. Не нужно теперь никаких наблюдений. Вселенная устроена совсем не так, как думал я.
- Да, - кивнул Козеровский, - она...
- Она лучше, чем мне казалось.
Все замолчали. Потом Марк проговорил:
- Это край Вселенной...
- Куда мы идём теперь? - ни к селу ни к городу спросил только что опомнившийся Сергей.
- Не всё ли равно? Спустимся назад, на берег.
Люди начали спускаться. Шли молча; то, что они увидели, было настолько невероятно, что никто не решался говорить об этом вслух.
Пожалуй, даже попасть с Земли на какую-нибудь другую планету было бы не так удивительно, как загадочным образом перенестись на край всей Вселенной и увидеть там море, горы, яблоневый лес и хрустальный купол неба.
Через некоторое время, когда все шли по пологому лесистому склону, Козеровский вдруг обратил внимание на одно довольно странное обстоятельство:
- Постойте-ка, - сказал он, - вам не кажется, что здесь кто-то уже прошёлся до нас?
Действительно, трава тут была примята, а кусты кое-где поломаны.
- Звериная тропа, - предположил Василий Васильевич.
- Возможно, - не стал спорить Марк.
Вскоре наши герои увидели, что тропинка — если то была тропинка — поворачивает куда-то в сторону, проходя сквозь заросли молодых яблонь. Так как путешественникам было не так уж важно, каким именно путём спускаться, они дружно свернули туда и почти сразу очутились на широкой светлой поляне.
Посреди поляны стоял дом, вернее, небольшой домик. Это было невысокое сооружение из больших неотёсанных камней с крышей из веток; внутрь вела грубо сделанная деревянная дверь.
Козеровский, недолго думая, подошёл к ней; она была не заперта. Марк Сигизмундович остановился и на всякий случай взвёл курки у своей винтовки.
- Откуда здесь взялся дом? Разве тут могли оказаться какие-то люди кроме нас? - раздался за его спиной голос Кошкина.
- Н-не знаю, - пробормотал Марк и осторожно толкнул дверцу; та медленно отворилась.
Козеровский, а за ним и остальные, вошли в здание. Внутри царил полумрак; свет проникал только через дымовое отверстие под самой крышей. Посреди домика был выложен очаг; недалеко от него стоял большой дубовый сундук; сверху на нём было устроено нечто вроде постели из ветвей и шкур.
Рядом с сундуком возвышался грубой работы стол со стулом, сделанным из большого пня; на столу стояли глиняный кувшин и деревянный ковш.
В стороне от стола, в углу, лежал большой бурдюк, от которого пахло вином, и стоял ещё один сосуд из глины.
- Здесь кто-то живёт, - проговорил академик.
...В следующую минуту откуда-то из леса послышались странные, громкие, мелодичные звуки; ещё через мгновение наши герои сообразили, что это - песня на непонятном языке.
Козеровский, человек, как уже говорилось, в языках разбиравшийся, прислушался; но когда он смог что-то понять, то был попросту ошарашен.
- Вы знаете, на каком это языке? - воскликнул он.
- Не важнее ли узнать, кто это поёт? - возразил академик.
- Это на древнегреческом! - словно не заметив возражения, ответил Марк на собственный вопрос, - на гомеровском диалекте!
Песня звучала всё громче; конечно, Козеровский многого не мог разобрать, да и слушал её не с начала, но примерно слова были такими:
Царь Минос -
Длинный нос,
Голова — как абрикос,
Взгромоздился на трон,
Попирает закон!
Погоди-ка, тиран -
Попадёшься в капкан!
...Вскоре уже можно было услышать чьи-то шаги, а затем дверь в домик распахнулась, и на пороге появился человек. Это был пожилой мужчина невысокого роста; его загорелое лицо обрамляли рыжие волнистые волосы, перехваченные голубой лентой, и короткая рыжая борода.
Одет незнакомец был в просторную льняную тунику, подпоясанную верёвкой, и какую-то обувь вроде сандалий. За плечом у него болталась деревянная клюшка, в которой Козеровский не без удивления признал боевой лук, а в руке человек держал куропатку, очевидно, только что из этого лука подбитую.
Этот странный человек, увидев, что в дом вторглись четверо каких-то посторонних типов, так и замер на пороге, выпучив глаза; однако он быстро совладал с собой и заговорил — но заговорил на том же языке, на каком пел, на языке, которым сейчас пользуются разве что какие-нибудь специалисты на своих симпозиумах.
- Ποιος είσαι εσύ*; - спросил он с видом человека, всю жизнь болтавшего по-ахейски.
Козеровский не нашёл ничего лучше, кроме как, покопавшись в глубинах своей памяти и припомнив изученный им когда-то язык, ответить вопросом на вопрос на том же архаическом наречии:
- Και ποιος είσαι εσύ**;
- Εγώ εμί Οδυσσέας Λαέρτης, ο βασιλιάς της Ιθάκης***, - с достоинством ответил незнакомец.
* Кто вы? (греч.)
** А вы кто? (греч.)
*** Я - Одиссей, сын Лаэрта, царь Итаки (греч.)