Глава 4
Глава 4. Ураган
...В то утро путешественники завтракали на палубе. Прошло три дня с того времени, как «Корнелия» покинула Кейптаун и миновала мыс Доброй Надежды — последнюю сушу на пути к островам Принс-Эдуард. Несмотря на то, что зима в южном полушарии стояла в разгаре, погода благоприятствовала путешественникам — было солнечно, тепло, а с севера дул постоянный попутный ветер.
Яхта шла под генакером*; парус раздувался над носом, подобно гигантскому дельтаплану, и будто бы стремился оторваться от канатов и улететь в синее, безоблачное, тёплое небо; судёнышко словно гналось за ним, скользя по невысоким волнам, блестящим под лучами недавно взошедшего солнца. И позади, и спереди, и слева по борту, и справа не было видно ничего, кроме бесконечного, искрящегося океана, смыкающегося с такими же бесконечными, глубокими небесами.
Все четыре наших героя сидели на корме за раскладным столом, попивали ароматный грушевый чай, ели печенье, бутерброды и разговаривали.
- И где же знаменитые бури Южного океана? - говорил Сергей, - у нас тепло и спокойно, как на курорте.
- Подождите, подождите, - успокоил его капитан, - мы ещё слишком близко к Африке. Вот войдём в течение Западных ветров, в ревущие сороковые — тогда нас потреплет, это я вам гарантирую.
- А до островов ещё сколько осталось? - спросил Зубов.
- От погоды зависит, - ответил Шахов, - если обойдётся без ураганов — дойдём быстро. А с ураганами — ещё, чего доброго, и курс менять придётся.
- Ну, нам, в общем-то, и другие здешние острова подойдут, в крайнем случае, — Кергелен, Хёрд**...
- Неплохо бы ещё и с землёй Харогета разобраться, - добавил Козеровский, - всю жизнь, если честно, мечтал открыть новый остров.
- Да, это интересно, - согласился академик, однако было видно, что на самом деле ничего особенно интересного он в такой перспективе не находит.
- Эх, какое же утро замечательное! - после недолгого молчания произнёс Шахов, - так бы и отдыхал весь день! Но ничего не поделаешь, нужно идти к штурвалу, следить за приборами.
С этими словами мореход встал из-за стола. За ним поднялись и остальные и разбрелись по яхте.
День прошёл спокойно; обедали тоже на палубе, а вечер выдался таким тёплым и радостно-тихим, что никому не хотелось ложиться. Академик сидел в каюте и корпел там над какими-то статьями; вместе с ним был и капитан, отдыхавший от работы и время от времени вступавший в учёные споры — с ещё меньшим успехом, чем Козеровский.
Марк стоял у штурвала — он любил в такую спокойную погоду, вечерком, сам управлять судном. Рядом расположился Сергей; он сидел на связке канатов, прислонившись к фальшборту, и смотрел на море.
...Море в эти часы было удивительно красивым. Справа по борту солнце медленно опускалось в океанские волны, обращая их в золото, вино, кровь и киноварь; свод неба на западе алел и желтел, а на востоке его уже сгущались оливковые сумерки.
...Где-то справа и спереди, чуть в стороне от солнечного диска, грудились тучи; впрочем, «грудились» здесь — слово не вполне подходящее. Они не лежали беспорядочно, но подчинялись какому-то ритму; края их закручивались, создавая подобие некой гигантской спирали. В просветах между этими облаками, серебряными и синими, виднелись лоскутья закатного неба; они напоминали языки огня, как будто за горой туч полыхал вулкан или неистовствовал дракон.
- Крылья огненного змея не затмят ли вдруг закат? Не взлетит ли, искры сея, он над нами, смерти рад?.. - задумчиво пробормотал Кошкин, глядя на небо, - кто это написал?
- Не помню, - вздохнул Козеровский, - Гумилёв, что ли...
- Красиво?
- Ага. Мне опять приснились дебри, глушь степей, заката тишь...
Вдруг заскрипели ступеньки, и на палубу поднялся капитан.
- Что, закатом любуетесь? - спросил он, жадно вдыхая свежий морской воздух.
- Да, - ответил Марк, - смотри, какие живописные тучи там, на горизонте.
- Живописные? - Василий Васильевич посмотрел в сторону облаков, - я бы сказал, ещё и подозрительные.
- В каком смысле?
- Обычно такие тучи предвещают шквал — хорошего мало. А эти ещё как-то странно закручиваются.
- Вы думаете, это смерч? - спросил Кошкин.
- Вполне возможно. Надеюсь, протянет мимо... хотя кто его знает. Сегодня ночью придётся, пожалуй, постоять на вахте — при урагане на электронику надежды мало. Будем сменяться каждые три часа.
Возражать не стал никто — безопасность плавания важнее спокойного сна, тем более ни один из наших героев не чувствовал себя усталым. Всю ночь они сменяли друг друга, поднимаясь по звону будильника, выходя из каюты и простаивая три часа у штурвала. Последним, уже ранним утром, дежурил академик Зубов — и как раз тогда, когда время его вахты приближалось к концу, на корму, зевая и потягиваясь, вышел из каюты Козеровский.
...Море в этот день так сильно отличалось от вчерашнего, что можно было подумать, будто яхта прошла за одну ночь несколько сотен миль. Ледяное дыхание зимней Антарктики наконец-то дало себя почувствовать: всё небо было затянуто серыми облаками, а с запада дул сильный, промозглый, пронизывающий ветер. Справа по борту виднелось то же самое скопление туч, но теперь оно стало гораздо ближе, а тучи — куда темнее.
Академик стоял у руля, кутаясь в дождевик и поёживаясь от холода.
- Что ж, похоже, шторма нам не миновать, - произнёс Марк, - ну, теперь увидим Южный океан во всей его красе.
- Честное слово, мне таких красот совсем не нужно, - проворчал в ответ учёный, - ну и веселенький будет финал у всего этого дела, если мы здесь опрокинемся!
- Может быть, тогда вы уже не будете говорить, что всё на свете есть фикция? - весело ответил Козеровский, и в тот же миг внезапно налетевший порыв ветра сорвал с головы путешественника шляпу и унёс куда-то в серый океанский простор.
Тут же на палубе появился капитан, а за ним и Сергей Кошкин.
- Вот те на! - с порога воскликнул Шахов, - ветер-то усиливается! Надо спускать генакер, пока ему трындец не пришёл.
- Уже пришёл, - угрюмо заметил разом потерявший всю свою беззаботность Козеровский.
Капитан взглянул на нос. Огромного крыла-паруса там больше не было, остались одни обрывки канатов; а где-то далеко-далеко впереди, между волнами и облаками, колыхался большой зелёный воздушный змей — улетевший генакер.
Тем временем ветер становился всё сильнее и сильнее; яхта ходила ходуном, и уже становилось трудно устоять на месте.
- Ёлки-палки! - вскричал Марк, - немедленно спускаем стаксель, а не то мы останемся без парусов!
Капитан вместе с Козеровским бросились к мачте и начали спешно убирать оставшийся парус. К счастью, им удалось сделать это довольно быстро; но зато только они успели закончить работу, как сильнейший ветер сбил всех с ног и захлестнул палубу холодной водой.
То, что было дальше, больше походило на кошмарный сон, чем на явь. «Корнелия» падала то на правый, то на левый борт; то она зарывалась в воду носом, то под волнами скрывалась её корма. Ветер выл и ревел; мачта скрипела, ванты стонали, канаты лопались. Разбушевавшийся океан перебрасывал крошечное судёнышко с одной волны на другую, как человек перебрасывает мяч из руки в руку.
Чудом нашим героям удалось не свалиться за борт в первые минуты этого столпотворения: они ползком ретировались с палубы и укрылись в одной из кают, задраив люк. Таким образом путешественники были спасены от волн, грозящих уволочь их в пучину; но, с другой стороны, они потеряли всякое управление своим судном. Снова выйти на палубу и добраться до приборов было невозможно; поэтому оставалось только сидеть в каюте, где всё падает и перекатывается, и надеяться на лучшее.
Шторм продолжался очень долго, гораздо дольше, чем полагалось бы обычному шквалу.
Всё это время четверо мореплавателей сидели в своей небольшой комнатке, пытаясь понять по доносившимся до них звукам, что происходит наверху. Бывало,там что-то гремело или громко лязгало; и тогда все содрогались, думая, что это рухнула мачта или проломился борт. Говорили, спали и ели наши герои мало, а всё больше сидели, вслушиваясь в гул и грохот волн. Между современной яхтой и каравеллой великого Магеллана мало общего; но в такой шторм не имеет значения, пользуешься ты секстантом или GPS, сидишь в кожаном кресле или качаешься в гамаке, ешь солонину или чипсы — смерть в океанской бездне одинаково близка и страшна для тебя и в том, и в другом случае.
...Ужасный ураган длился чуть не двое суток; а на третьи путешественники почувствовали, что волны стали ниже, ветер — тише, а яхту качает уже не так сильно.
Тогда капитан наконец открыл люк и поднялся наверх; за ним вышли и все остальные. Действительно, шторм почти совсем закончился; волны, хотя и были высокими, через фальшборт уже не перекатывались, а ветер, хотя и дул изо всех сил, большой угрозы больше не представлял. Небо пока ещё было покрыто тучами, однако далеко впереди уже виднелись голубые просветы.
- Кажется, пронесло, - пробормотал капитан, осматривая яхту и с радостью замечая, что на ней нет никаких особенных повреждений.
- Все живы — и здорово, - улыбнулся Марк Сигизмундович, к которому снова вернулась его былая бодрость.
Академик разгладил бороду, вдохнул полной грудью и прошёлся по палубе.
- Смотрите-ка! - неожиданно заметил он, - в море плавает какая-то красная чушь.
- Что? - удивился Козеровский, - какая ещё чушь... красная?
Он поглядел туда, куда указывал Борис Львович. Действительно, там, в глубине, виднелось огромное бордовое пятно странной формы.
- Интересно, что бы это могло быть... - задумчиво проговорил он.
Словно отвечая на его вопрос, пятно приблизилось к поверхности; теперь было видно, что это какая-то мягкая, но не бесформенная масса, вся покрытая рубцами и пупырышками. Внезапно из этой массы выросло длиннющее щупальце и прикоснулось к борту «Корнелии».
- Спрут! - воскликнул Марк, - это же самый настоящий спрут!
- Такой громадный? - недоверчиво взглянул на него Кошкин.
- Тут удивляться нечему, - с учёным видом пояснил академик, - в холодных водах головоногие достигают громадных размеров.
- Как и остальные животные, - согласился Козеровский, - из-за замедленного метабо...
Путешественник замолчал и уставился на спрута. Головоногое, похоже, приняло яхту за огромную - вследствие, понятное дело, замедленного метаболизма - рыбину и пыталось опутать её своими щупальцами.
Судно было, конечно, крепким, но осьминог, вероятно, отличался немалой силой: доски потрескивали под его напором. Дело принимало опасный оборот: навряд ли у спрута хватило бы сил утащить «Корнелию» под воду, но изрядно попортить ей борта он вполне мог.
- Стойте здесь, я сейчас,.- крикнул Козеровский и скрылся в каюте.
Через минуту он появился снова с длинным багром в руках. Марк зацепил этим багром одно из щупалец чудовища и попытался оторвать его от яхты; но сделать это оказалось не так-то просто.
Видя, что избавиться от спрута при помощи багра не получается, капитан Шахов тоже побежал в каюту и вернулся с топором.
Капитан перегнулся через борт и, размахнувшись, перерубил щупальце.
Однако ничего хорошего из этого не вышло - спрут почувствовал боль и вцепился в судно ещё крепче; доски затрещали. Козеровский приналёг на багор; академик попытался пнуть головоногое ногой, но сам чуть не свалился за борт.
- Тьфу ты, - огрызнулся капитан, - Сергей, беги в каюту, притащи огнетушитель и попробуй врезать им по голове этому чучелу!
Кошкин выполнил всё в точности: приволок тяжёлый огнетушитель и метнул его в спрута. Тот слегка ослабил хватку.
- Ещё бы чего-нибудь тяжёлого! - сказал Шахов, - тащи гирю, что ли?
- Может быть, лучше двустволку? - спросил Марк, который всё ещё боролся с осьминогом при помощи багра.
- Верно, - согласился Василий, - самое то.
...Но репортёр не успел выполнить новое поручение: спрут вдруг разжал щупальца, послышался громкий всплеск, и животное скрылось в глубине так же внезапно, как и появилось оттуда.
- Похоже, ему просто надоело, - заключил Козеровский, печально глядя туда, где только что был багор: осьминог утащил этот полезный инструмент вместе с собой.
- Одно мне здесь непонятно, - переводя дух, сказал капитан, - я понимаю, холодные воды и всё такое, но кто же это видел гигантских осьминогов? Огромными обычно бывают кальмары, спруты в разы меньше.
- Ну, нужно помнить, что ещё не открыто и малой доли всех обитателей моря... - произнёс Марк, - ох, как же я устал!
Остальные почувствовали то же самое: они все ужасно устали. Поэтому решено было сейчас ничем сложным не заниматься, а только определить примерно направление пути (нет нужды говорить, что необходимые для точного определения устройства нуждались в починке) и медленно идти на моторе; завтра же местоположение должно было быть определено с точностью и, исходя из этого, принят план дальнейших действий.
Вскоре мотор запустили, и «Корнелия» медленно двинулась вперёд, на юго-восток. К большому счастью для наших измученных героев, с ними не произошло больше никаких приключений; к вечеру ветер почти совсем стих, а небо полностью очистилось от туч.
Всю вторую половину дня путешественники отдыхали и убирались в каютах, а поздно вечером вместе поднялись на палубу. Уже сгущались сумерки; было довольно тепло. Мореплаватели потоптались на корме; потом капитан прошёл на нос, вскрикнул и жестом подозвал к себе остальных.
...Прямо впереди, недалеко, была видна земля. Над морем поднимались высокие, скалистые горы, уходившие направо и налево, насколько хватало глаз; на склонах гор виднелись леса, похоже, буковые; разглядеть их получше было нельзя из-за темноты.
- Это не могут быть острова Принс-Эдуард, - сказал Козеровский, глядя на землю, - слишком большая суша. Наверное, нас отнесло к востоку, и это Кергелен.
- Насколько мне известно, буки на Кергелене не растут, - возразил Шахов, - скорее, это Земля Харогета.
- Тогда нам просто необходимо тут высадиться, - произнёс Марк, - сделаем это прямо сейчас.
- Так и быть, - согласился капитан, - вроде бы, берег безопасный.
- А вы, Борис Львович, можете хоть этой ночью провести свои наблюдения, - обратился Козеровский к учёному.
- Да, - кивнул тот.
...Шахов встал к штурвалу и начал маневрировать, ища удобного места для высадки.
*Генакер - широкий яхтенный парус, закрепляется в передней части мачты и на носу.
** Кергелен, Хёрд - острова к югу от Африки.