Остров.

– Равнины усеянные кратерами и вправду поют, – Роберт дивился, сверяя действительность с пометками на карте, сделанными заботливым наставником.

– Выглядят тоже ничего, – добавляла Николь, – Драконов тут и вправду нет, от того и поют.

Заявлять об отсутствии зверей в столь диком крае казалось абсурдно смелым поступком вплоть до того, пока не начнёшь обдумывать действительность, лежащую за происхождением такого ландшафта: сложно вообразить, что кочевые по своей природе существа вновь вернутся на место своего недавнего пребывания.

В таком случае вероятности играют на руку, что впрочем никогда не гарантировало чего-либо: промежуточные выводы просто давали лишний повод расслабиться; найти таковые уже есть блаженство.

– Пусть даже они ушли, это место остаётся опасным. Большинство туннелей если и не вертикальные, то просто лежат под крутым углом. Падение внутрь ничего хорошего не сулит, – твердил Эдвард, и для пущего бросил внутрь пропасти факел: ударившись с пару раз об стенки он исчез в тёмной пучине, видимо, потухши в грунтовых водах.

С опаской поглядывая на провалы в земле отряд шёл, вытянувшись непрерывной линией, огибающей рельефы местных простор. Замыкающий всея строя томно поглядывал на кромешную тьму пещер, поминая своё недавнее прошлое.

– Под землей живут и норы роют, а потом из их нор рождаются озёра... – бормотал Владимир.

А строй тем временем упёрся в стену: плотная растительная гуща виднелась ещё издали, укрывая собой горизонт до самых краёв.

– Мы правильно идём?

– Всё сходится. Мы достигли Густого Леса, я полагаю, – заявил Роберт, да только оторвал взгляд от карты, как тут же пал ниц перед величием, полностью оправдывающим звание «Густого».

Плотная, почти монолитная заросль из лозы, деревьев и кустарников создавала видимость непроницаемой зелёной преграды, чьим фундаментом выступали плотно сплетенные корни, под витиеватостями которых едва ли видна почва из которой они произрастают. Редкие животные виднеются то тут, то там – не проявляя к посторонним никакого внимания местные твари продолжают волочить собственное отстранённое существование.

Отряд идёт по лесу, хоть и с трудом: протискиваясь между рядами деревьев и прорубая тропы они открывают свой, уникальный ход внутри. Будучи первопроходцами они так или иначе обрекали себя на провал.

Долго ждать не пришлось – хоть все и ходили в плотных штанах, от укуса змеи это Джули не спасло. Вскрикнув, она схватилась за ногу – тут же подоспел Кристофер, и не имея иных вариантов стал усиленно отсасывать кровь из раны. Влад же подоспел к самой змее: продавил ей череп подошвой, да отдал на экспертизу Эдварду с Робертом; убойный дуэт являлся единственными умниками, прочитавшими Райтовскую энциклопедию по флоре и фауне Острова.

Худшие опасения подтвердились: определить вид не удалось, ровно как и отсосать весь яд: рана опухла, и фиолетовая паутина из поражённых сосудов стала стремительно ползти вверх по ноге: вовремя повязав тугую ткань удалось остановить дальнейшее распространение. Такая мера предосторожности слыла временной и ненадёжной –а потому атмосфера, царящая в неизбежном присутствии смерти нагнетала всех и вся. 

Потакая внутренней панике Роберт отказывался от своих прямых обязанностей как навигатора: он пал первой жертвой собственной человечности.

– Пойми же, если не идти дальше то Джули обречена, – Эдвард старался привести того в чувства, держа за плечи и смотря в глаза. Падший духом, в свою очередь, нервно отводил взгляд и всхлипывал.

– Всё обречено, мы не успеем! – прокричал он вдруг, далее хрипя, – Ужас какой, ой ужас...

Первым нервы сдали у Эдварда: выдав Роберту освежающую оплеуху он поднял того за шиворот, и спросил:

– Сколько дней ещё идти до города, Боб?

– Черта с два ты больного человека дотащишь, тут добрая сотня километров, – промямлил картограф, вяло держа свёрток в руке.

– Да мы всем отрядом еле укладываемся в нужный темп, а при добавочном грузе в виде больного человека ситуация и вправду становится невыносимой.

И тем не менее свет надежды пылает в глазах. Глядя на Владимира Эдвард ожидает, что тот поймёт его без лишних слов. С молчаливого согласия выраженного коротким поклоном онц       ццы оглашает собственную затею:

– Не надо нагружать весь отряд, сейчас каждый из нас может оказаться на её месте. Мы с Владом возьмём Джули и побежим наотрыв, постараемся пораньше вас добраться до города.

– Если разделимся, то умрём ещё быстрее, – решила вдруг блеснуть умом Николь, – Спору нет, надо бы вылечить малышку, да вот ставить на риск все наши жизни ради этого не стоит. Будем спешить и все по укусу получим.

– Именно, – подтвердила Бьянка, – Давай убьём её. В такой ситуации она всё равно не жилец, а так хо...

Не выдержав, Роберт было замахнулся на Бьянку, перебивая её мысль. Он без раздумий набросился на неё, и в сопротивление встретил прозрачный барьер, являвший собой проявление "дара" Бьянки.

– Ты убить её решила?! – тревожный старший братец всё не унимался, истерично крича, – Да ты ёбнутая сука! Я тебя сам порешаю!

– Вместо этого подумай как решить свою проблему, – стряхнув с штанины пыль Бьянка встала, – Ты ведь, кстати, время назад отматывать можешь. Попробуй сделать это, авось ещё не поздно.

За последнее время Роберт позабыл о своём навыке напрочь: востребованный как путеводитель, он не обращал внимание на собственные способности с тем же трепетом, что вечно охотящийся Владимир или Эдвард.

Уверенно встав на ноги он стал пытаться вызвать то самое "явление" – кричал со всех сил, молил духа явить чудо. Однако все просьбы остались без внимания: Перепутье молчит, не отзываясь на истошные вопли и бурю эмоций.

– Почему? Почему так? – сорвав себе голос Роберт пал на колени, не в состоянии более ни кричать, ни даже стоять. На глазах у всех последняя надежда спасти Джули угасла, а с ней и бойкий настрой пилигримов, ступавших по своей тропе.

Только они захотели заговорить про планы на ближайшее будущее, как лёгкая дрожь пробежалась по земле. Неугасающая и со временем нарастающая вибрация отчётливо ощущалась, да и некое её эхо слышалось где-то там, за толщей зелени и древесины.

– Топот, гул, Густой лес, – складывал вслух Эд, сопоставляя ключевые слова с прочитанным в книгах Райта.

– Стрекотуны, – продолжил Роберт, – Стрекотуны! – наконец осознав вскрикнул он. Лишь сейчас картина перед глазами прояснилась, давая понять масштаб пиздеца, в который обратилась вылазка в густой лес.

– Живо лезьте на деревья, да повыше, – велел Эдвард.

Владимир пробрался первым, и после захватил раненную Джули с собой, подтянув её наверх за руки. Дальше все лезли без разбору: карабкаясь повыше они параноидально поглядывали в сторону, откуда исходил гул.

Один Эдвард продолжал стоять на земле, ожидая скорейшего прибытия врага. Бесчисленные просьбы залезть наверх он отбивал уверенным молчанием.

Вот и проявились на горизонте первые стрекотуны – то были рептилии ростом ниже человека на пару голов, да с вытянутым туловищем и хвостом: к такому телу прилагалась трёхстворчатая челюсть и пара невыразительных лап наподобие тех у тиранозавра. С каждым щелчком пасти чудища издавали звук, напоминавший песнь ночных кузнечиков; от того и пошло столь простое название.

Стремительно маневрируя меж деревьев они поглощали всю траву и листву, до которой доставали: коли ловили животных то съедали, ибо были стрекотуны всеядны и многочисленны, словно рой саранчи.

Яркая вспышка первородного света разразилась в округе, и Эдвард предстал перед чудищами с мечом наперевес. Всё внимание приковалось к нему, покуда поток чудищ, взъерошенный вспышкой рассеялся: одни твари сбились с пути и убежали в стороны, другие же попадали с ног и стали неистово жужжать, сбившись в огромную кучу недовольного отребья.

По сторонам от контуженных зверей продолжалось шествие их братьев – стая не замечала преград и ступала, оставляя за собой пустошь, лишенную жизни; и деревья, служившие символом вечности в непокалебимой прямоте становились обгрызанными пеньками.

И лишь за спиной у Эдварда остался клочок леса, нетронутый прожорливой ордой. Перед ним же расстелилась гора несуразных тел, раздавленных под собственным весом. Немногочисленных живых благословляли правом на быструю смерть – их кровь растворялась в зари могучего клинка.

Внезапное нападение сбило панику по поводу яда: хоть Джули и бледнела с каждой секундой, её состояние страдало более от окружения и стресса, нежели от самого токсина.

Едва задумываясь в голову приходит обнадёживающая мысль о беспочвенности переживаний на фоне простого укуса, несущего не больше угрозы, чем пара заноз.

– Да тут волдыри проклёвываются, – Кристофер внимательно осматривал рану, перед тем промыв её с пару раз; он без лишних раздумий отдавал воду из своей фляги, оценивая как риски со стороны Джули, так и собственную угрозу остаться обезвоженным.

– Значит, всё? Конец?

– Подозреваю, что так, – стоило только Кристоферу выпалить такое, как тревожный Боб мгновенно вырубился: упал на ровном месте в странное подобие сна с открытыми глазами, больше походящего на отдельный случай апатии, нежели эмоциональный перегруз.

Положение дел сводилось к общей неразберихе – пока одни думают как обходиться без основного навигатора, остальные стараются разобраться с надвигающейся смертью одной из своих людей.

Будь то смиренная судьба человека, намеренно шедшего в бой – так тут всё наоборот! Чахнет ребёнок, едва ли достигший зрелого возраста: благословленная второй жизнью лишается её без видимого шанса на спасение.

Во всей окружающей суете настоящим событием стало то, что Джули, несмотря на серьезность полученного ранения встала на ноги; и только навострённый взор смог рассмотреть едва заметных мошек-светяшек, поднявших её.

Мгновением позже их увидели все. Джули было пыталась отмахнуться или уйти, однако рой был всеобъемлющ: с каждой секундой насекомых стягивалось всё больше, а вскоре девочка и вовсе исчезла из виду, растворившись в плотной дымке из попеременно жужжащих мошек: любой намёк на силуэт исчез за сотней крыльев, стремящихся прямиком к солнцу – улетая они оставляли за собой тишину, разинутые рты и полное непонимание происходящего.

Может ли то быть магия служительниц Герварта, решивших забрать девочку к себе? Или то есть проявление самого Герварта, Лорда Милосердия – золотые руки царя природы выглядели бы достаточно органично.

Всё оказалось проще – вспомнив заметки Райта Эдвард развеял пустые ожидания, ведь были те злаченные мухи плотоядным роем. Когда с неба начали падать кости и лоскутки другие также прониклись, хоть и слишком поздно.

– Чудовищная стая, чующая кровь за версту, – горьким привкусом во рту отдавалась смерть невинного человека, даже неуспевшего осознать собственную кончину. Вот оно мгновение – а вот и конец.

Тут каждый испытал тяжкий удар: Эдвард сложился пополам и стал шепотом проклинать себя, а Кристофер и вовсе взвыл по-волчьи, едва справляясь с разрывающим чувством утраты.

– Ты-то почему не плачешь? Вроде тут только я лишена чувств сверхестественным путём, – Бьянка ткнула Николь в бок, а та продолжила стоять, возвышаясь над горюющими.

– Я ожидала такого исхода. Чудо, что на тропе войны с самой природой подросток смогла выжить чуть дольше пары дней. Чудо умерло в лесу близ хижины.

Эдвард прекрасно услышал эти слова, особенно понимая кого подразумевают "чудом". Каждый последующий шаг давал задуматься о том, правильным ли было решение убивать Себастьяна – и смерть Джули не стала исключением. Будь тут Райт, допустил бы он такой случайности? Пошли бы мы другой тропой, или остались средь пустыря в ожидании неминуемой гибели?

Вот жуки прилетели за стрекотунами, и также унесли их далеко в небесный чертог. Мог бы Райт остановить такое? Какие меры предпринял бы ученый?

И ведь вся его мудрость в их распоряжении – переданная через рукописи, она вела их по сей день. Чего же недостаёт, чтобы достичь его безошибочного суждения?

Вдох-выдох. Корить себя за случившееся можно долго, да вот Густой Лес не терпит промедлений – собрав в охапку нытьё и спящего Роберта отряд двинулся по курсу, установленному Эдвардом: Ему доводилось видеть карты и работать с местной системой координат, а потому установить примерный маршрут стало делом простым.

С трудом давалось преодоление дистанции – как остановишься так облепят комары, а уж ринешься вперёд так будь готов встретить кого похуже: тихой поступью удалось обойти уже пятого медведя, однако каждая такая встреча всё ещё остаётся вопросом удачи; порой вместо медведя на месте оказывались колоссальные слизняки Лехичи, чьи раковины умело имитировали то опавшие поленья, то крупные валуны. Убегать от улиток-переростков удавалось без особого труда, что придавало некоей беспечности по отношению к зверям, в сути способным растворить человека без каких-либо остатков: слизь расщепляет органику для дальнейшего поглощения её телом.

Бежали словно в ужасе, не оборачиваясь и едва ли останавливаясь на передышки или обед. За спиной оставались километры сплошного леса, и порой сложно отличить место откуда пришёл с новым горизонтом.

Ночь сменяла день, а безумцы всё идут, несмотря на боль в мышцах и тяжесть век. К тому времени Роберт успел проснуться и вновь впасть в бессознательный бред – видать, тело и разум отказываются принимать потерю, а потому и вырубаются назло товарищам и самому Бобу.

Привал устроили в найденной охотничьей хижинке: хлипкая избушка стала одним из нескольких следов рядом лежащей цивилизации. Обжить столь тесную комнатушку удалось не всем, а потому в дежурстве остался тот, кому места под крышей не нашлось. Сегодня таким счастливчиком стала Бьянка.

Держа в руках факел она наматывала круги близ хижины и костра, отпугивая ворон и считая пролетающих мимо сов.

– У-у, – говорила сова.

– Угу, – отвечала вслед Бьянка, оставляя прочерк на мшистом бревне. Так и проходил счёт совушек, решавших одарить её своим вниманием. 

Были среди них и ушастые мальцы, и громоздкие филины. Все, впрочем, оставались предельно осторожны – несмотря на попытки показать себя как безопасную Бьянка едва ли доходила до дистанции в метр как тут же оставалась одна.

А факел угасал, рассыпаясь и извергая свой последний, тусклый миг. 

Далёкий, неземной свет тут же подхватил эстафету, растворяя тьму вокруг и даруя чувство домашнего уюта. На мгновение Бьянка даже задумалась о том, откуда исходила такая благодать средь томной ночи – небрежный взгляд в сторону от себя прояснил всё быстрее всяких слов.

Тонкий стебель вытянулся во всю длину, удерживая на конце светящийся бутон размером с луковицу – а её в руке придерживал исполин, замеченный чуть позже. 

Весь покрыт плотной зарослью с завитками, из которой выступал крупный гуманоидный силуэт. Редкие проблески сероватой кожи ороговели, а в глаза ему не подняв голову не посмотришь: таковых размеров был неизвестный, решивший составить компанию Бьянке. 

– А вот ты нихуя не совушка, – вовремя прокомментировала Бьянка, покуда тело её постепенно окутывал сферический купол. 

– Именно. Ведь я Герварт несущий свет, – удивительно, как столь хриплый голос лучился дружелюбием. Быть может, тому вина улыбка, не слезающая с его уст?

– Вот оно как. Не очень уж ты разрушителен для Столпа, так ли?

– Ох, с чего вдруг ты решила, что все мы несём за собой бремя разрушения? – легкий смех сливался с шумом листвы, покуда великан медленно сел на колени пред Бьянкой, чуть ли не опуская светило к земле. 

– Мы уже встречали Варгрифа с Эвергрином, вот я и подумала, что встреча с третьим Столпом также обернется потерями. Не то чтобы я не привыкла, честно говоря, – сознание уже вырисовывало картину с уничтоженной хижиной да убитыми знакомыми; ожидания, даже несмотря на титул "Лорда Милосердия" были наихудшими. 

В подтверждение опасений из-под земли стремительно вылезли ростки. Постепенно вытягиваясь они, на облегчение попаданки, обрастали цветочными бутонами, что по воле Владыки обращались в яркие цветы, чей аромат дополнял ночную свежесть благородными тонами. 

– Признаться, вы первый случай на моей памяти, что вживую увидал трёх Столпов, при том оставшись целой и невредимой. О стойкая душа, твои опасения оправданы, но почти полностью лишены смысла – покуда другие скованы обязательствами я свободен в своем миролюбии.

– Значит, ты совсем никого не убиваешь?  Или, ты скорее нас не убьешь? – уточнения имели смысл как продолжение самого разговора, однако как мера безопасности они уже не служили – прозрачная сферическая вуаль спала как только Герварт обозначил собственные намерения.

– Было бы глупо любить мир, и при этом быть избирательным в своей любви. Скажу больше – я прибыл сюда лишь чтобы сопроводить вас к назначенному месту. 

***

По утру сложно было представить реакцию остальных на прибытие столпа – одни стояли настороже, другие дрожали со страху и лишь разъяренный Роберт, не оправившись от собственного горя бросился на Лорда с ножом, обвиняя его во всех мыслимых да немыслимых грехах.

– Бей. Ты ведь собрался это сделать, верно? 

Долго удара ждать не пришлось: с пару десятков раз вонзив лезвие в самые глубины заросшего тела Роберт постепенно облокачивался на объект собственной ненависти, в конечном итоге бессильно рыдая у его ног.

Милосердие принимает разные формы, по итогу складываясь в единое определение, известное не иначе как бескорыстный положительный мотив. Вновь цветочная поляна расцветала, покуда кровь хлестала из новоявленных ран – Герварт не бессмертен, и тем не менее показателен в беспечности к своей собственной жизни. 

– Я приму твою обиду на природу как её представитель. Роберт, твоё доблестное имя мне нашептали шальные листья клёна. Я же стану их устами, и в пути до Природного очага поведаю тебе давнюю балладу. 

Знаешь, а ведь давным-давно люди были храбрее. Поселившись по всем побережьям озера Лабба, они смело бросали вызов природному порядку, отвоевывая у леса своё укромное местечко. 

Да вот буду ли я стоять смирно, когда столько жизни истребляют? Душою леса дышит моё сердце, и от неё же до меня доходит вся та боль, что они успели принести. 

Я не мстителен, мои клыки да когти стёрлись о вуаль времени. Бесчисленные ножи пронзали мою плоть, и я стерпел – методом моей благодетели кровопролитие не будет; сквозь свет учений я доведу мантры до умов. 

Думаю, имя Хоуша вам знакомо, а с ним и Эфма. Они и есть одни из множества семян милосердия, посеянных во имя мирного стазиса.

– Да ты ничем не отличаешься от других, – решил вдруг перебить Эдвард, – Вновь преследуя великую цель могучие Столпы возлагают свои надежды в руки хрупких людей. Удивительно, как эти же навязанные грёзы губят жизни последователям Лордов.

– Грубо однако, – заключил Герварт, – И справедливо. Я уверен, мои мотивы противоречат природным порядкам заложенным внутри как людей, так и простых существ. 

Ступая средь лесной гущи он пробивал себе путь, раздвигая растительность и вводя в ступор зверей, что при ином раскладе растерзали бы путников: хищные твари пятились со страху или шорохались, формируя живой коридор безвольных. 

– Мне это нравится. Думаю, будучи достаточно сильной большая рыба сделала бы также, – Бьянка, всматриваясь в расступившихся зверей дивилась, поскольку никогда прежде не видела существ кроме себя, что по чужому наказу отказались бы от столь желанного первобытного насилия. 

– Большая рыба, я так понимаю, это твой контрактный дух? 

– Если это так называется, то да, – средь всех попаданцев, шедших с Гервартом лишь Бьянка да Эд активно навязывали диалог; некоторое напряжение на фоне страха перед силой сковывали остальных.

Николь с Кристофером то и дело перешептывались о том, стоит ли им доверять очередному всесильному чудищу, что явилось по их души. Фиумэ же давно для себя решил, а потому стоял подальше, да с когтями наготове. 

Тропа витиеватой лозы проводила их вглубь леса, и в перерывах между длительным шествием питались они своими заготовками да ягодами, предоставленными от Герварта. Сам он, судя по всему, в еде или вовсе не нуждался, или имел крайне скудные требования: открывал рот он по делу, да и только. 

– Отравит ведь, отравит, – пошептывали Роберт с Фиумэ, видимо отказываясь от предложенных фруктов да ягод; несмотря на некоторую ознакомленность с записями Райта ни одно из диких яств не выглядело знакомым, отчего опасения имели определенное, хоть и сомнительное обоснование. 

Такие мелочи Эдварда, впрочем, не волновали – смерть ему не в радость, однако ждать её от простого дикого яблочка он не думал, ведь по словам  Эфмы "последователям Герварта такие подлости несвойственны". 

День сменил ночь, разговоры сменились предсонной тишиной – вместо привычного костра был светочь, выглядящий как плотный стебель с крупной каплей желтоватого люминисцентного нечта на конце; габариты с среднего мужчину, впрочем, едва ли отражали не лучшую освещаемость.

В таком нейтральном, тёплом свету спалось удобно: да и плетенные стены из лозы давали уюта, позволяя усталым путникам перевести дух – первым свалился с ног Роберт, до сих пор терзаемый угрызением совести. Не успел Владимир оглянуться, как все кроме него дружно решили лечь спать, оставляя ношу дозора на него да Герварта; справедливости ради, трусливый Фиумэ держался дольше всех. Но и тот сдался. 

– Не твоих ли рук это дело, Лорд? 

– Может и так. Не жди с меня корысти, я лишь помог им отдохнуть получше, отпустив их терзания и чувства, – гигант присел у светящейся капли, прямо напротив Владимира, – А вот ты интересен, почти уникален. Тебе подобных я вижу впервые. 

– И чем же я так приглянулся? – вопросил Володя, бегло оглядывая себя на предмет чего-то странного. Конечно, он понимал о чём говорил Герварт; но подыгрывать дурачка хотел чуть больше.

– Ты тигель душ. Я не вижу в тебе единого разума, в тебе нечего подавить, – разводя руками Герварт чуть-ли не сбивал кроны деревьев.

Ожидаемо. Очередное поминание о бесчисленных съеденных не будоражило разум, оно скорее неприятным образом напоминало про прошлые грехи. Вот и Владимир разочарованно вздыхал, отводя взгляд.

– Теперь и ты будешь мне нотации читать? – предвкушая предложения о помощи он держал резкий и категоричный отказ наготове. 

– Едва ли я вправе тебе причитать. Скажу лишь, что для стольких гневных душ ты хорошо держишься – должно быть, твоя собственная воля ужасно сильна.

– С-спасибо, – толком и не зная как ответить он нервно молчал, покуда в голове фоном звучали еле различимые голоса.

– Расскажешь чего? Я послушаю, мне сон не нужен.

Владимир отмахнулся, посматривая на лоскутки ночного неба, еле видного за густой растительностью. Ветви неторопливо разошлись и лунный свет окутал поляну.

– Воздержусь, – говорил он, глядя на полную луну.

***

Природный очаг отвечал требованиям собственного названия: был он соткан из десятка деревьев, органично построенных в огромный куполовидный храм с дверной аркой да колоннами внутри. Пол тут усеян переплетенными корнями, а в воздухе витает несводимая свежесть; эталон природного аромата с нотками хвойного зноя и древесным ароматом. 

От количества молодых девушек в такой глуши становится не по себе; шальные мысли о похабном характере Лорда то и дело пробивались в голове, постепенно сталкиваясь с страшной реальностью и растворяясь в мыслях о непостижимости настолько могущественных. 

Было здесь много последовательниц, и все они кланялись в приветствие. Да вот среди них всех не видно ни Хоушы, ни Эфмы; будучи единственным кого это волновало Эдвард напрямую спросил о них.

– Они отстранились от веры в милосердие и вернулись в Иттгард, – кратко пояснил Герварт, –  Думаю, дело в том, что они усомнились во мне и моих методах. А ведь я искренне верил в их успех на означенных миссиях, почти предсказывая триумфальное возвращение. 

– И ты их просто взял и отпустил? 

– Да. Ты ожидал от меня чего-то другого? – ни единой мысли за словами, столь чистым было зеркало его души. Так почему же в идеальном нём хочется сомневаться всё больше и больше?

Привычка то была, зияющая как рана на беспокойной душе. Сила таковой не позволяла оставаться в божественном обителе надолго: странный зуд велел покинуть место, не задерживаясь ни за что – а ведь шанс поговорить с столь надоевшими столпами выдаётся нечасто.

– Мы уходим, – поспешно заявил Эдвард вразрез с ожиданиями остальных, – В обителе твоем мне нет покоя. 

– Как грубо, – поговаривали девушки-последовательницы, столпившиеся в сторонке. 

Мечнику не было дела до пустого трёпа мелких девочек – он лишь глянул на своих знакомых сквозь плечо, да думал тронуться в путь; едва ли в его планах было увидеть, как перед ним вырастает плетённая стена лозы. 

– Герварт, а я ведь чуял, что вы все одного помёта, – вдруг оскалился Эд, почти рефлекторно призывая меч – яркой вспышкой он спугнул местных обитательниц, оставшись почти наедине с Лордом. 

Другим попаданцам на месте стоять не приходилось: Володя тянулся встать между Гервартом и Эдвардом, а Роберт уже было собирался броситься на чудище с топором наперевес; волею способности Кристофера топор вдруг стал неподъемно тяжелым, что вмиг убавило пыл бойца. 

– Одна стена, а столько шуму, – гигант скучающе оглядывал попаданцев, чей гнев казался излишним, – Я думал, что наши разговоры дали ясно понять мой путь ведения дел. Я не собирался вам вредить, лишь думал остановить для разговора, коего вы избегали всеми силами. 

– Так чего не попросил словами? – вмиг возразил Эдвард, не спеша убрать меч в ножны. 

– Прекрасно ведь знал, что тебя словами не остановишь. Думаешь, я сквозь пальцы смотрел на воспоминания Эфмы о тебе? 

Едва ли Герварт упомянул воспоминания как в памяти всплывали все те мгновения, когда глаз цеплялся за пустую глазницу, обросшую странными ветвями. 

Решение выслушать бога пришло с общим желанием сложить оружия. Меч растворился в небытие, покуда Герварт смутно поминал знакомый запах.

Поражала исключительность Столпа в выборе собеседников – отобраны трое, остальным велели подождать за ширмой из ветвей. Да и избранных вели на диалог по-одиночке. 

– Ах да, кто как ни я. Думаю, сейчас ты расскажешь про...

– Думаю, для начала стоить поприветствовать тебя в полной традиции. Воспоминания юной Эфмы подсказали, что мне не стоит раскрывать твои секреты твоим же компаньонам, потому я отложил формальности до индивидуальной встречи. Теперь же, позволь приветствовать тебя с почётом, второй герой из живых и семнадцатый в веках, признанный Варгрифом Эдвард Благословленный. 

Присев на одно колено он кланялся, покуда на теле прорастали новые ветви, освежавшие внешний вид тухловатого чудища – листья складывались в роскошную тиару, и стебли сплелись воедино в посох с янтарным камнем на конце; Герварт старался подобать своему величию, выложенному в веках существования.

– Семнадцатый? И второй живущий? – каждое слово из уст Столпа оставляло Эдварда в недоумении, коего было достаточно чтобы на его фоне забыть о базовых манерах ответа на приветствия. Впрочем, Герварт не был из тех, кого бы это оскорбило.

– До поры до времени был бы третьим из живущих, но ты постарался сделать так, что второй герой человечества встретит достойный конец. Мава Урунуш и Мегеран засчитались как двое, Каэль же слыл седьмым. Коли тебе интересно, скажу сразу – шестнадцатый признан не мной и не Гервартом, но самой Ленорой, хоть живёт он и в Иттгарде. Просветлённый Зальгуя мне противен, честно говоря, – наконец Герварт показал собственную личность; ранее казалось, что помимо общих табу за его душой не было ничего – поразительно, как простая неприязнь добавляет человеческих черт тому, кто стоит выше людей. 

Разумеется интерес Эдварда рос с каждым словом. Коли Зальгуя жив и был признан неизвестным Лордом, был смысл поговорить с ним на предмет информации о всей этой "героической" клоунаде; но на момент больше всего интересовала причина ненависти Герварта.

– Вечный судья Зальгуя, Зальгуя Лико Правосудия. Удивительно, как народ Иттгарда принял за правосудие правила, во главе которых сплошь ненависть, стремление дрессировать народ жестокими наказаниями да страхом. Мелкие и до тошноты абсурдные детали в законных сводках кажутся гнусной попыткой пошутить, и ведь такие лица как Зальгуя смелятся заявить, что их правосудие будет получше божественной дедукции. Эдвард, я не буду просить тебя о многом, и жестокости я не приветствую – и тем не менее, твоя позиция в виде героя мне будет благосклоннее того подонка. 

– Слушай, ты ведь знаешь зачем нужна позиция героя. И даже так ты рассуждаешь, будто мы не кровные враги? – Эд недопонимал позицию Герварта, отчего не улавливал суть ведомого разговора. 

– Ох Эдвард, Эдвард, – разочарованно вздыхая гигант плавно махал головой, – Я был предельно категоричен в своем заявлении о том, что путь войны мне чужд. Конечно, Варгриф и Аваргарин, а то и леди Ленора чтят роль героев как воинов Перепутья. Однако вы мне будете близкими друзьями, ведь наша битва будет исключительна – сразимся мы без кровоприлития, да лишь тогда, когда придёт мой час. 

Такова была истина Герварта, коей он следовал; мечнику пришлось принять её как данность. 

– А теперь, позволь мне задать вопрос, – учтивый Лорд дождался одобрительного кивка, чтобы продолжить: – Помнишь ли ты хоть единственное условие из тех, что Оарфиш поставила перед тобой ради перерождения? 

– Нет, – вырвалось из уст. Эдвард отчётливо понимал, что было то ответом самой Оарфиш, на мгновение взявшей контроль над телом. Разум потрясала мысль о том, что в любое мгновение она может взять управление в свои руки; а ведь когда-то малейшее злоупотребление мечом сулило обрывом связи с ней. 

– Это говорит о глубине вашей связи. Оарфиш, давно не виделись. Сдаётся мне, Перепутью не терпится сохранить мировой порядок, – Лорд обращался напрямую сквозь Эдварда.

Разговор прервался не на лучшей ноте – отказавшись от дальнейших переговоров Эдвард ушёл за ширму, пока следующий из попаданцев отправлялся на аудиенцию. 

Нежное прикосновение длани, покрытой рубцами да корнями казалось поразительно теплым; на самом деле, Фиумэ ожидал, что Герварт по своей тактильной сути будет ближе к почве близ деревца, нежели к живому существу. 

– Я не думал говорить с тобой, хоть ты и интересен своим прошлым. Я просто благодарен тебе за то, что сквозь тебя я смог прикоснуться к нему, – Герварт казался счастлив, а ведь он просто положил руку на лоб Фиумэ. 

– С чего вдруг? К кому это вы прикоснулись? – растерянно вопрашивал он.

– К Акеллану. Я чую в тебе его благословение, частичку выжившую и сбежавшую из-под надзора Мегерана. Она не проживет и не вырастет из тебя, однако останется как отпечаток, больше походящий на благословение. Поверь, его присутствие лишь укрепит твой дух, – расплываясь в довольной ухмылке бог подержал руку с минуту, а затем, поговорив с Фиумэ о его самочувствии попросил его привести следующего.

Владимир был категоричен и прост – уселся напротив и молчит, выслушивая повторяющиеся мантры о "тигеле", коим стала его душа. Постепенно водянистые баллады Герварта перетекли в что-то стоящее минут через пять:

– Думаю, тебе стоит обучиться искусству манипуляции душ у Эдварда.

– Пардон? – навострив уши воскликнул Володя.

– Еще с визита Эстерады твой друг научился сжигать души. Думаю, сжечь парочку лишних тебе лишним не будет, – вглядываясь в душевную суть, лежащую глубоко внутри тела Герварт кривился: – Как бы ты себя не сжёг в попытке. Тут нужен тонкий контроль или же очень подходящая ситуация. Думаю, ты сам поймешь, когда настанет твой момент. 

Запасшись продовольствием попаданцы покидали Сады Ихтимиды, покуда древнее божество молилось им вслед. Герварт прекрасно знал об отношении к попаданцам в Иттгарде, однако это не было для него поводом останавливать амбициозных приключенцев; глубоко внутри он верил в их успех и готовность к трудностям. 

И тем не менее он остерегал весь их дальнейший путь по лесу, стараясь впредь не подпустить к ним опасных зверей наподобие хищного роя.