Остров.

Больно. Голова раскалывается, и в тяготу не то, что встать, но и просто удерживать потяжелевшие веки от схлопывания. Сквозь послесонную слабость Себастьян поднялся, лишь чтобы увидеть себя посреди леса. Знакомая чаща,спору нет – то наверняка опушка, видневшая с северного крыла ветхого убежища, о котором тот на миг успел и позабыть. Ведь точно, намётанный глаз помнит сей лик остановившийся во времени: деревьев силуэты и тени, намалёванные ими по придавленной траве.

– Почему я зде... – думал озвучить мысли он, как оглядевшись тут же понял, что слова излишни.

Эдвард, сидевший рядом и подкидывавший веточки в костёр казался уж больно спокойным. Умиротворение, поселившееся в его образе на миг, вселяло в душу некие оттенки домашнего уюта, обычно присущего камину или кровати – но уж точно не рыжему болвану с мечом, старающемуся пожарить грибы на ветке. Признаться, от его потугов подгоревшая корочка скукоживается, оставляя мякоть под собой едва пригодной для пищи.

– Ох, Эдвард. Как непривычно видеть тебя в здравии, – думал было протянуть руку для приветствия, так тот и не отреагировал вовсе.

– Себастьян. У меня к тебе достаточно вопросов, – сдавленный голос выдавал еле сдерживаемые чувства, что отделяли его от неминуемого срыва. 

– Какое совпадение, я также имею к тебе парочку, – деловито сложив руки, Райт с пару мгновений промолчал, лишь чтобы уточнить, – Быть может, я начну? Не хочешь рассказать, как мы тут вдвоём оказались, здесь и сейчас?

– Ну и ну, так даже из таких мозгов порой удаётся выбить часть дряной памяти. Быть может, это освежит тебе память? – задрав подол дырявого плаща, Эд обнажил небрежно перевязанную рану на боку, под которой ещё виднелись свежие подтёки крови. В туманных воспоминаниях воспроизвёлся шум выстрела, и не одного – последний, кажется, был сделан вслепую.

– Я попал в тебя? – догадавшись, с глупым озарением вопросил тот.

– Именно, кретин безбашенный, – выругался мечник, стараясь вновь скрыть ранение за одеждой. И поразился, завидев как его схватил за руку Райт.

– Твоя обработка ни на что не годится. Предоставь своё благополучие мне, пока не получил заражение крови.

– Только обойдись без сидраэфты, – едко отшутившись, больной обессиленно лёг наземь в ожидании лечения.

Себастьян промолчал: знал, что отвечать на такого рода провокацию стало бы рисковым ходом. Закапывать себя преждевременно уж точно не входило в планы такого дальновидного умника.

Затягивать раны пришлось той же тряпкой, коей Эд их и прикрывал – разумеется, промыть и обтереть её благоухающими травами стало минимально возможной помощью, исходившей из перечня располагаемых ресурсов под рукой. Обследование и определение рисков, в свою очередь, являлось больше советом на дальнейшие действия в отношении ран.

– И как же при таких навыках самолечения ты выжил? Мне было бы интересно знать, как прошло время в разлуке от нашего общества? – с поучительным тоном в голосе виднелась и капля чистого научного интереса, что перемежала чувства Райта к Эдварду, не давая крайностям взять верх.

– Жутко, – кратко отозвался Эд, выдавая своим надрывающимся голосом собственную усталость, – Как же жутко, что только тебе это и интересно. Чёрт...

В бессильном ударе рукой о земь прослеживалась чувственная отдушина – вместе с тем, ручьи бесформенных слёз протекали до самой земли, рассеиваясь в мшистой почве. 

– Значит, ты так и не разобрался в себе, как хотел? 

Эдвард молча кивнул. Он не желал казаться слабым перед Райтом, но в сути осознавал – когда-то озвученного желания не достиг, и чувство вины сжигало изнутри, мешая трезво рассуждать о себе. Кто этот Эд Вельч, так и не понявший себя? 

– Ну, знаешь, мы существа непостижимые. А ты того сложнее, поскольку попаданец. Будь менее критичен к себе, твои ошибки на пути лишь высекут ненужные движения, оставив единственный, истинно правильный маршрут открытым, – напутствия казались лишними, и всё же ученая голова не придумала ничего лучше, чем он мог бы утешить давнего друга.

– Да иди ты, – вновь скинув желчь на душе, Эд таки собрался с собой, дабы дать себе отчёт о том, куда он дошёл со своими авантюрами.

Вышел долгий, жуткий рассказ. Поочередно проводя обезображенными, мозолистыми пальцами по телу в поисках давно затянувшихся ран, оставшихся единственными записями о прошедших битвах, оставивших боль. Других у Эдварда и не случалось – такова трагичность пути человека, осознанно ступившего по лезвию меча. 

– Тут я сразил Семирамиду простым ножом. Дырень кровоточила долго, толком и забыл уж. Не подумай я её зашить подручными средствами, то совсем-бы и не затянулась, – поминая худший опыт, кончики пальцев с призрачной болью вздрагивали от простого прикосновения к шрамам.

– Да и умер бы от кровопотери, – добавил Райт, с умным видом кивая.

А Эдвард неустанно проводил экскурсию по рельефам своего слаженного, крепкого но в край разодранного туловища. Наконец, дошла череда до детали, беспокоившей Себастьяна больше всего.

– Глаз. Уже и не помню, кажется минул месяц, как я без него остался – счёт времени, как ты понял, я совсем потерял. Помню зато, отчётливо, что отнял моё зрение тот жуткий грифон, прикончивший Нору, – гневный оскал смешался с разочарованием, отражая на лице истинное чувство гнева беспомощного, жалкого человека в отношении превосходящей силы. Неспособный ничего поделать, отчаянно сражавшийся всем, что было под руками – и, при всём при том, окончательно сломленный внушительной пропастью меж собой и необьяснимой природой, не поддающейся логическим мерилам.

– Варгриф, значит. Как неожиданно для короля – ты, видать, стал его любимчиком, – бестактно подметил Райт, тут же пожалев о своём высказывании – Эдвард резко схватил того за воротник, и, подтянув к себе, громко вопросил:

– Чего тут, блять, хорошего ты увидел? – опьяненный собственными травмами, Эд сорвался с цепи, толком и не поняв сути слов.

– Успокойся, Эдвард. Я лишь сказал, что тобой заинтересовался Столп. Хорошего ничего не вижу, да, но тебе следует признать это. Хотя бы для себя, чтобы осознавать риски, – добиться от собеседника внутреннего умиротворения, разумеется, не удалось – дальнейшие расспросы про тяготы пути, вероятно, обнажили бы ещё больше. Поэтому-то Райт наотрез отказался слушать дальше.

Нужна была тишина. Хрустящие во рту подгорелые грибы к ней и не располагали, конечно, да вот отказ от пищи стал бы большей угрозой, нежели вложением: больному нужны микроэлементы и витамины, иначе тут он и сляжет со своими несчастными пулевыми. 

В тишине прояснялась свежая память – Себастьян наконец разглядел, как на него вмиг бежал Фиумэ, принявший свой совсем свежий облик "морского чудища" – новая плоть слегка свисала с боков, но ряды зубов и отроские когти казались достаточно угрожающими, даже несмотря на собственную новоявленность.

Стоило лапам замахнуться и зверю прыгнуть вперёд, как изображение размывается: появляется Эдвард, с необычайной легкостью столкнувший зверя с прицела мушки. Сам-то, впрочем, с него уйти не пытается – Себастьян успел лишь рефлекторно отвести ружьё правее. Далее, в него одновременно ударила как отдача, так и ничуть не контролированный удар под дых, выбивший его из сознания.

– Полагаю, твоя очередь задавать вопросы, – огласил Райт.

– Так значит, – нервно прошипев, Эд совсем слегка сморщился, якобы думая, – Так ты всё знал с самого начала? Про Эстераду эту, да и аномалию?

– Именно. Не так много, конечно, но достаточно, чтобы знать наверняка – оттуда ещё в живых никто не уходил. А вы прям застали меня врасплох. Поздравляю, превзошли все мои наивысшие ожидания, – едва ли слышимые хлопки наполнены собственным разочарованием и подавляющим его учёным интересом.

– Да ты хоть знаешь, чего нам стоило оттуда выбраться, а? – рявкнул собеседник.

– Нет. Мои знания об Эстераде скудные, о ней известно лишь из уст редких цитат Варгрифа. И то, в них это место упоминается как могила Мудрости, из которой никто не уходил. Теперь, судя по всему, все эти научные сведения безнадёжно устарели. Не без вашей помощи, разумеется.

– К чёрту знания. Ты хоть понимаешь, чего натворил? – схватив Райта по плечам, Эд пересёк все границы личного пространства, крича ему чуть ли не в лицо, – Помнишь ли ты имена тех, кого отправил в Эстераду? 

– Разумеется, – Холодная, практически ледяная ухмылка спокойствия укрыла за собой жуткую картину, – Эсмеральда, Герта, Луи, Джезас, Дальци, Ума, Сарвиус и Назго. Полагаю, выжил один – смутно помню, как с вами на берег вышел тощий, патлатый и рослый мужчина. Полагаю, мой старый товарищ Сарвиус, кому-ж как не ему выжить в невесть-каком аду, – надменная аналитика давила под собой всё, оставляя за собой единственную истину, не прописанную детально, но неоспоримую в своей подвешенной за ниточки логике. 

– Так ты помнишь их всех, гад. И как тебе, жить с грузом чужой жизни за спиной? – брызжа слюнями, Эд не переставал изображать яростного цепного пса, сдерживаемого тонкой уздечкой собственных чувств, так и закапывающих прямо под саму земную твердь.

– Эдвард, ты по-моему забыл, кто я. Себастьян Райт, ведущий учёный Академии Иттгарда. На моём пути часто приходится иметь дело с потерями, и брать за них ответственность стало обыденностью, нежели ношей, – глаза его принимали стеклянный блеск, и в паре с неподвижной мимикой казалось, будто лицо имело кукольные черты – вылепленное из фарфора и вырезанное из стекла чудище, походящее на человека.

– Знаю, да. Только вот прежде чем быть учёным, ты являешься человеком, так? Какой, блять, человек в здравом уме отправит своих знакомых и друзей на верную смерть? 

– Человек, имеющий на то вескую причину, я полагаю? – следом за агрессией со стороны Эдварда, Себастьян также решил незначительно повысить свой тон, заодно сорвав с себя обмякшую хватку мозолистых рук, – Сдаётся мне, ни гнилая головешка Сарвиуса, ни ваши котелки об этом не подумали. Так пойми же, я не псих, Эдвард. Просто, пока у тебя есть белый меч, решающий твои проблемы, у меня за душой ничего – и, ради своих целей я вынужден прибегать к тому, чего без причины делать бы я ни в коем случае не стал. Понимаешь?

Тишина. Двое замолкли в ожидании обьяснений друг от друга – одному, правда, за словом в карман лезть не пришлось. 

– Давай прогуляемся, а я уж попутно и расскажу, в чём соль, – предложил Райт. Эд молча кивнул, начав следовать за Себастьяном по пятам. 

Перед глазами проползают деревья – каждые из них растут по-своему. Одни, беспрепятственные владельцы своих судеб, прямиком тянутся ввысь, пока остальным приходится изгибаться перед недвижимыми преградами, вроде камней или других, сгнивших деревьев.

В лесу слышны пения птиц, отдалённо напоминающие те, с родных земель – вроде и воробьи, а тон другой, и нет того сладостного чириканья. Чужие голоса в знакомой обёртке.

Вот и белка вроде лежит, мёртвая: видно, соскользнула лапа и упала головой на камень. Будь смерть насильственной, хищник от такого зверька не оставил бы и лоскутка. Райт проявил особый интерес к трупу – рассевшись рядом с ним, он достал свой походный нож, и стал увлечённо исследовать внутренности несчастной зверушки.

– Чего творишь, садист херов? – грубо вопросил Эдвард.

– Тоже самое, что и Влад с самого начала нашего с ним знакомства. Только вот его жертвы, знаешь ли, были отнюдь не белочками. Иначе с чего вдруг в мире, где попаданцы падают прямо под ноги, наш отряд так и остался при старом числе участников? 

– Откуда такая уверенность? 

– Да всё просто. Я ведь и сам ему с этим помогал. Без меня бы он не прожил столько: безнадёжно спалился бы перед вами, да и только, – разводя руками, говорил Райт, – Я препарировал пойманных им людей, кровь и плоть доставались ему. А знаешь, чего общего от всех этих операций? – на лице учёного сверкнула ехидная ухмылка.

– И что же? – в глубине души Эдвард был сильно потрясён такими вводными, однако сдерживался с похвальным успехом, дабы не сорваться раньше положенного.

– При препарации белок, питавшихся корнями ядовитой гарапуджи, учёные смогли найти способ нейтрализовать действие токсинов из растения. И, так как гарапуджа была сорняком, травились ей часто, почти сезонно – за сим, исследование стало прорывным, и на момент моего отбытия из города лекарство от зло-травы получило сильный спрос.

– И какое противоядие ты хотел найти в ничем, блять, ниповинных попаданцах? – кулак гнева с каждым словом сжимался всё сильнее.

– Величайшее, разумеется. Вы, дорогие иноземцы, храните в себе ключ к спасению всего Иттгарда, – фанатично вскинув руки к небу, Себастьян улыбнулся, обнажая свои безумные, горящие глаза на всеобщее обозрение.

Такого и Эдвард вскоре выдержать не смог – вдарил со всей дури по лицу, сбив учёного с ног. Тот, схватившись за покрасневшую щёку, лишь продолжил лыбиться.

– Да что за спасение, а?!

– То, ради которого я изначально затеял весь этот театр. 

Синяя Сидраэфта собрала в себя весь учёный свет, дабы найти среди них достойных лиц, что поддержат мои идеи и загорятся ими также, как и я. Так, поиск сообщников был первой целью, и авантюра треснула по швам почти моментально – бездуховные свиньи, мечтающие о приземлённых мечтах сродне денег или собственного счастья мне в товарищи не годятся.

Себастьян встал, и редкие лучи солнца, просачившиеся сквозь кроны деревьев озарили часть его лица, скорчившегося в жуткой агонии – смесь отчаяния и принятия расплылись по лицу в ужасной гримасе, пока учёный стоял, раскинув дрожащие от волнения руки.

Второй параллельной целью был поиск поддержки от уже оправданного союзника – Мария Рубрум, нынешний аспект из шести. Если бы Синяя Сидраэфта смогла совершить благополучную экспедицию до крепости Каэль'мин и обратно, общественность Иттгарда потеряла бы тот многовековой страх покидать городские стены. 

Распущенные руки прижались к груди, стоило лишь ему продолжить свой рассказ с жуткой, неестественно яростной ноты, неприсущей Райту в его привычном амплуа.

Свиньи! Безграмотные, жадные черви: я слышал, как они меня осуждали, только и думая, что убить меня, да отправиться обратно. Как же, однако, жалко с их стороны было думать, что они одни такие умные – я просто оказался слегка быстрее и решительнее в убийстве. Ничем они не лучше, Эдвард!

– Да как же так, – в ужасе Эд молча слушал, не в состоянии ни возразить, ни поддержать, ни даже добавить.

Иттгард, мой родной город, весьма и весьма болен. Бездуховность, рабство и всеобщая необразованность стали корнями всех сотен проблем, мешающих мне гордо называться гражданином. И, единожды опробовав ношу чужой жизни на своей душе, я не смог оторваться. Каждому убитому я обещал, что их героизм спасёт мир, и имя их останется в истории!

***

– Да ты ебанулся! – наконец, собрав всю волю в кулак, Эдвард не побоялся этим кулаком воспользоваться, залпом выбив из Райта всю его волю толкать громкие, откровенные речи.

Прокатившись по земле кубарем, Иттгардец впечатался спиной в трухлявый пень, да остался лежать, ещё будучи в сознании. Тяжело дыша, и без улыбки на лице он стал хрипло повторять:

– Мы с тобой, Эдвард, похожи. Ты ведь тоже хочешь спасти всех вокруг, да? Ты ведь хочешь защитить свой маленький, миленький сад, – сквозь выбитый зуб и кровь во рту, его слова звучали жалко.

– Да. Безусловно, чёрт возьми. Правда, так низко как ты я опускаться не хочу, – наконец, признавшись самому себе, Эд упал на колени пред Райтом. 

Вспышка озарила лес, распространяясь далеко за его пределы – и белая дымка, следовавшая за мечом везде и всюду, поднялась на миг у опушки, лишь чтобы раствориться в лучах утренного солнца. И, подобно сигнальному огню, она повторяла каждой живой твари в округе одну единственную истину – я здесь! 

Клинок вонзился в землю, подпирая еле сидящего мечника.

– Я убил человека, Себастьян. Мне противно, совсем наизнанку выворачивает. Думаю, в жизни я больше не захочу никого убивать. Таков уж мой путь, ибо в преемники тебе я, блять, идти не собираюсь, – тяжёлая отдышка перемежала короткие фразы, единые в своём однозначном посыле.

– Тогда, зачем ты достал меч? 

– Ну, сколько раз ты на него в своих планах полагался, а ни разу так и не увидел. Думаю, дай тебе хоть перед смертью покажу цену своих страданий, высеченную в реальности, – Эд хоть и отшутился, но улыбаться не решил: уж больно паршивое на то настроение.

– Ох, смерть. Ожидаемое решение, да вот лучше ли ты меня, раз убить решил? – наконец, и Райту предоставилась возможность задеть своего обидчика.

– Нет, ни капли. Ты, правда, убивал невинных ради своего блага, я же положу тебе конец ввиду общего желания. Даже несмотря на то, что пользы с этого вообще никакой, – сухой, и наглядный вердикт – худшая подводка к смертной казни, наводящая на экзестенциальный кризис.

Себастьян стал метаться, оглядываясь – оцепления в лесу нет, да и связать его по рукам не удосужились. Быть может, нарочно оставляют право сбежать?

В глубине леса слышался треск листвы и веток, суливший о худшем. Протяжной вой зверя, несущегося на всех парах навстречу жертве, казался монструозным, совсем непохожим на человечий. А ведь в глубине туши скрывался самый что ни на есть мальчишка-человек, чья душа так и кричит, желая погибели своему давнему обидчику. 

Свободный, способный бежать и сражаться, Райт стоял в ужасе, неспособный двинуться. Хотя, в ужасе ли – или, сей миг просветления он посвятил принятию неизбежного? Важности то не играло, ведь, как бы то ни было, слова ему никто не предоставит.

Обратившийся в шестипалое чудище, Фиумэ жадно набросился, придавив жертву весом туши. Прокатившись на его спине по земле и песку, зверь содрал кожу и тут же вызвал истошный крик – вероятно, жуткая, жгучая боль поразила всё тело.

В слепой, почти бесперебойной ярости зверь стал срывать остатки походной одежды, за ней и мешки с травами. Так бережно хранившаяся сушёная сидраэфта распылилась на Райта, едва ли облегчая приносимые ему муки.

Срывали плоть, и без единого намёка на хирургическую точность: в ход шла животная кровожадность и безразличие, от которого в стороны разлетались неразборчивые ошмётки кожи, грязи и мяса, вперемешку с кровесносными сосудами и самой кровью.

Остроконечные пальцы, аки бронированные перчатки безжалостно хватали внутренности, попутно оставляя на них дыры и порезы. Всё лишнее, всё то "зло" из брюшной полости Себастьяна небрежно выбрасывали куда подальше, срывая от еле живого тела вместе с сосудами. 

Погибла жертва ещё до окончания всей процедуры – когда же пыл зверя поубавился, то в дело пошёл и Эдвард, чей меч застоялся без дела: ударом кровостока по лбу мечник выбил из Фиумэ всё звериное, а оставшегося хрупкого мальчика закинул себе на плечо, отправившись обратно. 

Домой?

У таких, как он, дома отродясь нет – есть лишь место временного перевала, где и удаётся редко перевести дух, обдумать скудные планы на завтра и подготовиться к дальнейшим свершениям. 

Дом там, где люди близкие и на душе тепло. За сим, для Эдварда домом стало то место, куда решат отправиться его друзья – будь то далёкий город за сотни верст, или вершины заснеженных скал, он будет рад разделить эту ношу с ними, проживая всё в единстве. 

Похолодавший труп Себастьяна останется гнить в глубинках, похорон он недостоин – его могилою станет собственная мечта о величии, построенном на фундаменте из чужих костей. 

А записи его, тем временем, одиноким грузом лежат средь комнаты на домике у холма. И там, средь бесчисленных свитков и рапортов одиноко уложен конверт, подписанный коротко и ясно – "На случай, если умру".

***

Я с дальних земель вам пишу, и эхо души разносит привет.

Коль погибель я не в Иттгарде найду, откроется данный заветный конверт.

Это была долгая, насыщенная жизнь. Полагаю, есть много вещей, которые я бы очень хотел осуществить – мои амбиции будут преследовать меня и после смерти, как клеймо позора. 

Ещё будучи совсем юным, мне довелось провести прекрасную беседу с Иттгардским ополченцем-попаданцем Иваном Чергышевым – старый джентльмен открыл для меня своё видение проблем, скрывающихся под подолом Иттгардской власти, народа и истории. 

В своём долгом путешествии за городскими стенами я искал лекарство от Иттгардского недуга, метаясь от идеи к идее. Наконец, я таки смирился с тем утверждением, сказанным Иваном – лишь люди, никогда не жившие в Иттгарде смогут привнести в него изменения, что принесут свежести в жизни и избавят народ от известных мук. 

За сим, мои дорогие иноземцы. Николь, Кристофер, Джули, Влад, Фиумэ, Роберт – вы особенные. Я оставляю на вас свои высочайшие надежды, что приведут вас к городу "Дарума", Иттгарду. Станьте моей предсмертной волей, и сделайте невозможное.

Город старается убить всех попаданцев, но я знаю, кто вам поможет. Под покровом ночи, пройдя в город через озёрный порт найдите путь к притону "Красная Заря". Закажите у бармена коктеиль "отвёртка", не забыв добавить, что оплачу его вам я. Дальнейшее происходящее будет на совести у Готье, я же сделал для вашей революции достаточно.

Знаю, некоторые из вас винят в смертях товарищей меня – немалое количество доказательств указывает на это, и я не стану отрицать их правдивость. И тем не менее, это никогда не говорило о моей ненависти или презрении: не хочу опорочить свою чистую любовь к науке в ваших глазах, но все мои нечеловечные риски и греходеяния так или иначе приближали меня к миру и процветанию, что наука даровала бы сему свету.

С наилучшими пожеланиями и сильной скорбью, ваш дорогой Себастьян Райт. Берегите себя, и стремитесь к звёздам.