Остров.

Только те, находящиеся со мной на равных высотах, способны разглядеть надвигающийся пейзаж. Узри же, старый мир: то будет мой собственный узор красок индиго.

***

От чистого поля усеянного болотисто-вязкими кратерами веяло запахом свежескошенной травы. Вперемешку с бьющим в голову озоновым ароматом, это место порождает невиданное ранее смешение серой действительности и бодрящего последождевого духа, неряшливо помешанного вместе с адреналином, разгонявшим кровь по усталым, венозным ногам. 

– Надвигается. Сарвиус, влево, – непривычно слышать, как Фиумэ кричит в указательном тоне. Однако, стоит глянуть чуть выше головы, так сразу станет ясно: сложившиеся обстоятельства вынуждают его покинуть пределы ожиданий окружающих, выступая шумным координатором действий группы во имя её же безопасности.

Аномалия "Великанья Лейка" давно бушует в здешних краях – пробуждаясь в позднюю весну, дождь из гигантских капель обрушивается и преследует вплоть до позднего декабря, под конец обращаясь в убийственный град ледяных валунов. Хорошо одно – плотность обстрела невысокая, и при должной снаровке чуткий слух способен превзойти все невзгоды, предупреждая об опасности задолго до непосредственного столкновения. 

Мгновенные перегруппировки удавались не всегда – порой, шум воды глушил свист летящих водных масс, тем самым давая пространство для системной ошибки в нашей стратегии. Именно по этой причине все мы старались в первую очередь рассредоточиться по наиболее широкой территории для наличия пространства и маневренности – хотя, делали это также чтобы в случае чего одна капля не поразила сразу нескольких, и оставила возможность спасти поражённого при помощи окружающих. Как раз по такой причине все и кружились именно вокруг двух фигур: одной из них был Эдвард, другой Влад. Эти двое безусловно могли бежать и с чужой тушей на спине, соответственно доверять им – признак рационального мышления.

Пересечь всё в один забег не удалось по большей части из-за наличия в рядах женщин и слабых бегунов – как оказалось, кучка случайных проходимцев не способна совершить марш-бросок даже при наличии двухмесячного опыта независимого путешествия. 

Вестник конца: завалившийся горизонт, и следующие с ним лесные массивы, погружённые в воду. И, хоть до известного Сарвиусу перевала пришлось доплывать пару метров, никто и не думал сбавлять обороты – страх умереть под дождём сокрушал дух, не давая и малейшего права на ошибку. 

– Перевал Гудзона приветствует нас. Сейчас мы посреди бушующей водной стихии, что бесперебойно наводняла эти края уже тысячи лет, – усевшись на деревянный пол, учёный выдохнул, – И, что неудивительно, Райт нас опередил и здесь. Лодок вокруг не видно, да?

– Да-а. А они должны были быть? – спросила Бьянка, смотря на водную гладь сквозь край платформы.

– Естественно. Что раньше, что сейчас пешие путешественники постоянно оставляли лодки, дабы вернуться домой в целости и сохранности, возвращаясь через эту же базу. Да и дурным тоном было не помочь своим преемникам в деле, оставив у старого Гудзона пару целых шлюпок. Ну а для него это, пожалуй, очередная мера предосторожности, – Иттгардец грозно сжал кулак, поминая своего старого знакомого.

– Ну-ну, не стоит отчаиваться. Фиумэ, ты ведь у нас плавец? Разыщи-ка останки шлюпок, – вмиг стараясь сгладить углы, Эдвард стал искать решения вместо того, чтобы вновь вскрывать старые обиды. 

Последние дни как на иголках: как Сарвиус проснулся, так сразу весь мир ему очерчен в тёмных тонах, и в такой негативе у него один извечный виновник, причастный даже к участившемуся дождю. 

Протяжным зудом в голове отдаются позывы ненависти, но Фиумэ старается забыть, перебиваясь постоянными небольшими поручениями. Сейчас вот ему удалось проскользнуть подальше в воду, где голоса стихают вместе с шумом непрерывного дождя.

Тонкой нитью запахи и силуэты пронизывают округу, разрисовывая уникальное полотно, видное одному лишь Фиумэ – одарённый сонарным зрением, он видит рельеф по отражению звука. Конечно, точности у такой проекции пока нехватает, и тем не менее сама возможность видеть сквозь мутную толщ позволяет найти желанные суда.

Подплыв, увидел в каждом из них по паре пробоин, да камней горстку посередине: незначительные повреждения не помешали поднять шлюпку со дна – а там уж и остальные подтягивались, лихо забрасывая суда на сухую платформу, именуемую Перевалом Гудзона.

По дну неряшливо раскинули трёх – все из них целыми подняты, перевёрнуты и в ожидании своего ремонта. Опасаясь пропустить ещё чего интересного, Фиумэ вновь прочесал округу: и, хоть дно оказалось чистым, на водной глади заприметилось что-то крупное. По силуэту – шлюпка, унесённая течением прямиком в ловушку из корней давно мёртвых, гниющих деревьев. 

Стоило подобраться поближе да срезать путы остроконечным хвостом, как целая и невредимая посудина стала дрейфовать по невидимым тропам местных течений.

Из интереса Фиумэ взглянул на содержимое единственной лодки, оставшейся на плаву. И, когда глаза упали на смиренно сложенный, совсем невредимый труп девушки, в голове вновь прошлась волна безудержного зуда, вздыбившего кожу. Прилив жутких ощущений ослабил хватку, и мальчишка стал падать в глубины мутного водоёма, толком и не сопротивляясь: сейчас, в голове звенел страшный голод до определенных проступков.

Насилие? Чревоугодие? Жуткое желание творить разрушение и сеять хаос, необьяснимый порыв пожирающий изнутри – непохожий на иные чувства, он не имел за собой логики или обьяснений. Простая тьма, зарождающаяся в пустоте?

Нет, нет. Это пустая иллюзия: собственноручная попытка забыть часть собственных желаний во имя чего-то свыше. Столького стоило возвращение сознания и человеческих чувств, что и не хочется вновь испытывать пороги, порождающие забытый, давний образ. Да, все эти зуды и неприязнь в теле: тени прошлого, старающиеся очернить. Фиумэ не глуп – он отбросит их и пойдёт дальше.

Приведя целую лодку с трупом внутри к перевалу Гудзона, хвостатый разведчик сошёл на платформу, не забыв перед этим стряхнуть с себя и своей одежды излишки воды. Остальные, тем временем, оживлённо обсуждали находку.

– Ещё одна бедная жертва Райта? Тут к гадалке не ходи, всё начерчено кистью по ясному небу, – вновь усмехнулся Сарвиус, размахивая концами своих туго повязанных пут. 

– Необходимости проверки это никак не отменяет, – незамедлительно парировала Хоуша, что на пару с Эфмой ловко вытащили тело и стали проверять его на наличие ран.

В глаза бросался отчётливый след шрапнели, разлетевшейся по всей площади брюшной полости. Чуть менее заметным казалась несовместимая изношенность одеяний, в которых лежала почившая – покуда раны будто были сделаны пару дней назад, костюм, судя по стёршейся бирке на воротничке, относится к прошлому веку.

– Значит, полая? – Эфма вдумчиво вглядывалась в тело, и было чувство, мол даже глаз её, укрытый растением, моргал. 

– Она самая. Думаю, Райт причастен, но будь на его месте я, то навряд ли сделала бы иначе, – с горечью пустоты за словами, неспособная повлиять на ход событий Хоуша едва прикоснулась к руке почившей, как та укрылась белым пухом плесени, что постепенно пророс в полноценный рассадник грибов.

– И пусть жизнь твоя ушла вовек, потерянная ты душа, не плачь. В тебе найдётся место для другого пламени, что продолжит упорное шествие в этом мире, – сложа руки в молитвенном жесте, жрица культа Герварта почитала память.

– И духом мы устремимся в край, где сходится всё сущее и несущее, – в унисон прошептали Хоуша с Эфмой.

Тишина назрела у Перевала – попаданцам невдомёк о традициях местных священников, от того и стоят поодаль, молча созерцая и стараясь повторить молитву: особенно выделялся Эдвард, чьи сложенные руки тряслись, но не опускались.

Молча стоял и Сарвиус – видно, как учёный свет презренно глядит через плечо на слепую веру, но мешать и не пытается, поскольку чужие обычаи ему вреда не приносили.

А тело умершей, тем временем, уж растворилось средь горстки грибных, обратившись в землю, которую впоследствии рассыпали по воде, возвращая её великому циклу жизни.

– Герварт, Владыка. Давно я его не видела, да и связи у нас, как у вас с ним, совсем уж нет. Эфма, ты уж передай Высшему, что я спешу вернуть свой давний долг, – под конец сказала Хоуша, чей миролюбивый лик озарял округу поярче света солнца, коего путники не видели уже давно. 

Она не человек – разделившая тело с частичкой Владыки Герварта, она являлась средним звеном между Столпом и простым существом. Ей, как и Эфме, хватало сил заделать дыры в шлюпках выращенными стеблями деревьев – однако истинный размах она имела при грибах, что могли принять любую форму, стоило им только попасть под руку такой умелой женщины. 

– Осмелюсь предположить, эти грибы это тоже исключительно ваше творение? Эдакие защитнички? – поинтересовалась Бьянка, пальцем тыкая в антропоморфные грибы, неуклюже бегавшие у ног Хоуши. 

– Возможно. Может и я породила их, будучи во сне. А может это колония грибов, решивших помочь мне – мы ещё не сильно разговорились с ними, чтобы знать истину.

Мирная жизнь протекала у Перевала – в ожидании подсыхания лодок все решили поспать. Небо уже как пару дней неизменно серое, отчего биологические часы выпадали в осадок, не понимая когда стоит прилечь и отдохнуть. За сим, потерянное чувство времени вынуждало полагаться на усталость как индикатор начала и конца дня.

Отведав скудной похлёбки на рыбе, отряд задремал – столкнувшиеся с стихийным гневом, они хотели найти покой средь Ока Бури.

В ночи растворяется и без того потемневшее лицо реальности. И, проходя сквозь призму истинного человеческого сознания, этот суп из изображений и воспоминаний принимает облик снов.

Для Фиумэ такой коктейль принял форму долины, разделенной рекою – по одну сторону долина нескончаемой боли и тяготящих чувств, покуда там, за рекой, лежит давно знакомая земля, где нет ничего, кроме приятной пустоты.

Всепоглощающее, мягкое и светлое ничего, из которого состояло то место, частенько отражалось в глазах Фиумэ – стоило ему побуянить в реальности, как облако белой пыльцы прилетало в лицо, разъедая картину перед глазами и отправляя изнурённое, безумное сознание в путешествие по всеобъемлющему «ничего».

Освободившись от сковывающих чувств и обид, ныне «разумный» мальчишка до сих пор не может отпустить тоску по столь простому, глупому но приятному чувству нахождения в белой пустоте. Потому и просыпается в холодном поту каждый раз, когда спит чуть больше двух часов – такая вот пытка, мешающая выспаться: такие как Эдвард, что привыкли спать неделями, не поймут и части тех страданий, что переживает Фиумэ всё это время.

Вот и вновь, пока других утянуло в царство Морфея, бедный человек-рыба остался наедине со своим диагнозом. Правда, вскоре компанию составил и связанный по конечностям Сарвиус, чей сон казался ещё более жалким: взрослый мужчина скорчился калачиком и тихо сопит, дрожа и приговаривая чужие имена. Среди бреда просачивались и короткие фразы, явно связанные с длительным нахождением в Эстераде – никогда ещё Фиумэ не слышал столь обиженного, но в то же время тихого мата в сторону Мегерана.

Когда мальчишка из собственного интереса коснулся того хвостом, ученый вмиг проснулся: гримаса немого испуга проявилась на его лице, и исчезла с мгновением осознания происходящего.

– Прости, нервы всё шалят и шалят. Вроде и сбежали давным-давно от той песочной дряни, а я беспокоюсь так, что и сплю неважно. А ты-то чего на ногах? Сказали же, дежурить не надо, – исследователь аки червь подполз рядышком, да сел на колени.

– Тоже со сном проблемы. Правда, совсем по другой причине, – впервые под тусклым светом старой керосиновой лампы Сарвиус разглядел чёрные круги, что очертили пол лица Фиумэ. Видно, неполадки с отдыхом берут корни из давних событий.

– Да ты, если правильно глянуть, на наркомана сходишь, – небрежно рявкнул Иттгардец. В ответ собеседник протёр сонные глазки, да стал вслушиваться в последовавшие далее объяснения.

– У нас, в Иттгарде, лекари да аптекари с давних пор собирают свои травы за пределами городской черты, отправляясь самостоятельно или нанимая кого-то. Исход, впрочем, один – из-за опасности выхода загород итоговая цена добычи сырья растёт значительно, отчего приходится мириться с двумя вещами: все травы надо реализовать в виде лекарств или препаратов, и цену отбивать стоит любыми средствами. Вот, как помню я, ещё до моего ухода они стали втридорога толкать порошок сидраэфты – чудодейственное успокоительное, помогающее людям с порогом сердца и прочим безнадёжным. Очевидно, в нём имелась и доля наслаждения: вот местные и стали нюхать такую травную смесь без видимых причин и рецептов. И, как увижу джентльмена в баре, так по тремору в руках, бледному лицу и недосыпу могу опознать наркомана, что давно не принимал своё «лекарство». И, хоть в родных краях я не был давно, а вид знакомый узнаю везде, – с ноткой тоски по родному краю, в далёкой глуши раздались последние слова его краткой истории.

– Ох так вот чем оно было, – наконец, картина складывалась воедино: и, с осознанием сие печальных обстоятельств кровь в жилах вскипала – вновь проявлялся тот странный зуд в голове. Есть ли он вестник ненависти к Райту, подпитываемый страданиями?

Закончив с ночными беседами, Фиумэ хотел отвлечься от всего – кинулся за борт платформы, исчезая средь желтовато-болотной гущи, где жили косяки рыб да витиеватые водоросли.

– Мы ведь ненавидим Райта? Этот подонок, он ведь и вправду стал причиной всех наших страданий?

Прозвучал голос в голове. Да, бесформенный дух воды, когда-то приведший Фиумэ в мир Острова решил дать о себе знать, причем не в первый раз: в мгновения забвения именно сей Вестник Истины управлял обезумевшим мальчишкой, с его позволения направляя тело по пути насилия.

«Но если пытаться мстить, то мы потеряем расположение мисс Хоуши» – вмиг подумал Фиумэ, тем самым отвечая.

– Так ли нам оно важно? Тех, кто хочет смерти Райта гораздо больше тех, кто старается найти мирное решение. Но, что иронично, все без исключения признают виновность Себастьяна в его зверствах.

«Н-но Эдвард...»

– Ох, да. Эта его философия избегания убийств людей людьми. При всём твоём фанатизме к такому отчаянному герою, не находишь это пустой глупостью? Вижу, да, ты уважаешь Эдварда и его есть за что любить. Только вот как глава отряда он не удался – раз убежать из Эстерады без убийства Мегерана он не смог, то даже собственные идеалы ему защитить не под силу. Малыш, мы точно должны послушать его сейчас? Кто гарантирует, что по итогу он не решится убить Райта? Просто, пока этот рыжий ублюдок будет колебаться, могут пострадать невинные люди – а мы лишь сократим риски, коли будем действовать оперативно.

«Да. Мы устали смотреть, как люди страдают ни за что...» – в унисон прозвучали два голоса, соглашаясь в собственной вере.

– Спорить бессмысленно, лишний раз поднимать вопрос мы не будем, малыш. Лучше уж давай как раньше, станем едины в мгновение, когда увидим Себастьяна, – предложил дух.

«Это когда ты вырастил мне...»

– Да-да, малыш. Это когда я вырастил поверх тебя новое тело. Когда мы захотим убить Себастьяна, я постараюсь среагировать моментально: в твоих руках будет достойное оружие, главное чтобы твоя рука не дрогнула.

В предвкушении тихой мести во благо себя и всех, молодой попаданец рывками проплывал средь вод, захватывая одиноко плавающих рыб в свою зубастую пасть. В своих переговорах Фиумэ постиг единственно верную истину для себя – Райт, кто бы что ни говорил, должен встретить погибель немедленно.

Тихая ночь под неизменно серым небом подходила к концу. Сонные путники вставали один за другим, и готовились к отплытию. По окончанию утреннего приёма пищи они принялись решать то, как рассадить всех по шлюпкам.

Фиумэ стал замыкающим, что прикрывал бы все лодки сзади, и изредка помогал судам лавировать в местных рельефах.

Ослабевшая Хоуша стала компаньоном Эдварда – благодаря постоянным тренировкам с мечом его сил хватало, чтобы грести неустанно. Также на ещё одной лодке вместе ютились Влад с Сарвиусом: безумец в кандалах скучающе глядел на то, как лицо его бледного товарища заливалось потом.

Роберт с Бьянкой будучи слабейшей из пар плыли первыми: так они задавали должный темп для остальных, а заодно корректировали траекторию в соответствии с запланированным маршрутом. Рядом, играюче проскакивая меж деревьев погружённых в воду, летела Эфма на метле.

В тишине группа продвигалась вдаль, опасливо поглядывая на водную гладь. В тихом омуте то и дело выступали крупные силуэты: как сообщал Фиумэ, местные водные драконы и вправду зарились на лодки, но подходить боялись, поскольку древесина суден была пропитана особым раствором мочевых выделений гораздо более опасного дракона.

Скука заразила умы, уставшие грести в тишине. Так, мирное шествие стало рассадником странных разговоров между личностями, до сей поры ни разу не контактировавшими.

– Влад, вы ведь тоже с Райтом путешествовали? – интересовался Сарвиус.

– Давненько, но да-с, – с неизменной безмятежностью в глазах отвечал иноземец. Хоть характер и не позволяет закричать, это не означало отсутствие какой-либо реакции: само по себе неизменное, тихое и в то же время напряженное лицо выдавало оттенок напряжения нервным тиком у век.

– У вас к нему претензии есть? – продолжил навязываться Иттгардец, плавно покачивая головой.

– Ну, может и есть. Тебе на кой ляд о них знать? – меланхоличный тон придавал словам искренности, хоть в сути слова и не являлись таковыми в полной мере.

– Если я правильно поминаю маршрут, мы совсем скоро наткнёмся на Райта. Буду честен, в свете таких событий я ищу себе партнёров по интересам.

– Ох, нет. Прости уж, но в чужой мести я руки пачкать не стану.

– Ну тут уж скорее не месть, – ехидная ухмылка расплывалась по уголкам лица Сарвиуса, – А предотвращение дальнейших опасностей. Инвестиция в будущую безопасность всех нас.

– Больно нужна гарантия безопасности от того, кто нас за людей-то не считает. Сдаётся мне, ты большая опасность, нежели паинька Райт, – подметил старик, не упуская вёсел из рук. 

Видно, как мокрые рукояти проскальзывают меж пальцами, чуть ли не падая в воду. Старый так и старается поспеть за Эдвардом, чей катер умчался с отрывом.

Там, в чуть отдалившейся шлюпке мечник без устали болтал и не забывал грести – лёгкие от такого разрывались в жгучей агонии, но тому уж всё равно, пока хорошая компания сглаживает углы.

– Хоуша, я вот встречал уже двух Столпов за жизнь, и каждый из них казался уникальным. Как же выглядит Герварт в вашей памяти? – задал направление разговора он. 

– Ох, Владыка Герварт. Он, знаете, нелицеприятный гигант, чуть больше грифона и весь укрыт беспорядочной растительностью. Не сказать, чтобы внешность выдающаяся, чего не скажешь о безграничной доброте за ней, – почёсывая гриба, что запрыгнул на ручки, Хоуша с трудом вспоминала лик своего непосредственного начальника.

– И насколько же добродушен Лорд Милосердия? – Эд перебивался краткими ответами, поскольку явно выдыхался, стоило ему лишний раз открыть рот.

– Герварт не позволяет убийств ни себе, ни сущностям вокруг. Хоть Владыка и понимает естественность хода вещей и смерти в том числе, он отчаянно старается воспротивиться насилию вокруг: я бы не могла назвать ни одной живой души, что также бездумно стала бы тушить в началах любое насилие или ненависть. Поглощая людские и живые желания, Герварт благословляет всех вокруг, но отравляет себя всей собранной гнилью души. Ой, – пошатнувшись, сидевшая на коленях Хоуша внезапно облокотилась на борт шлюпки, другой рукой держась за лоб. 

Эд мигом спохватился помочь ей, да вот та отбивалась, говоря:

– Просто внезапно голова заболела. 

Перед глазами мелькали образы и картины реальности, чьи края подгнивали от слоёв плесени, покрывших их даже на уровне сознания. Размытые до неузнаваемости руки тянулись к ней, проглатывая тьму в глазах и погружая в страшный сон.

– Вспомнила. Меня перед походом благословил Владыка, вот я и не помню часть себя, – странно видеть, как человек с улыбкой поминает то, как у него отобрали частичку воспоминаний о самом себе. 

– Разве это правильно? – возмутился Эдвард.

– Да. Ведь лишилась я, видимо, эгоистичных желаний, что могли бы отравить мир вокруг. Чем меньше я знаю о таком, тем чище намерения и яснее образы, – будто бы говоря об очевидном, она с поучительной манерой кивала.

– И ты смиришься с этим? Тебе и вправду легче жить без цели? – словно не понимая её, Эд в страхе оглядывался, глупо хлопая глазками.

– Нет-нет. Просто, мои цели задаёт Герварт. Я отказываюсь от своего эгоизма в пользу общую, – спокойно рассуждая, Хоуша взяла Эдварда за руку и подтянула её к своей груди, – Эд, разве не поэтому ты отказываешься от мести Себастьяну? 

Нет! Нет, и ещё раз нет – вот чего хотел сказать он. Эдвард далеко не слепой, и ему уж точно видно, чего хочет общая польза: коли уж говорить о ней, то все, как Сарвиус и говорил, "едины под знаменем мести Себастьяну". 

В таком раскладе Эдвард преследует путь мира не из-за абстрактного общего блага, но именно из собственного желания которое он так и не понял: одно лишь странное предчувствие твердит ему о том, что с мгновенной смертью Райта может случиться необратимое.

– Я отказываюсь от мести далеко не ради других. Давай отложим это на потом, – охладев к разговорам, Эдвард оттянул руку от женского тела и вновь стал грести, теперь выступая в роли догоняющего, коим ранее был Владимир.

Наконец, спустя десяток часов якобы бесцельных блужданий косяк из четырёх гребных лодок вышел из поймы реки в её непосредственное русло. Течение сопровождало их, давая задубевшим рукам капельку желанного отдыха.

По оба берега – зелёные холмы лишённые дождя, над которыми расстелилось чистое закатное небо, по которому оказалось так легко соскучиться. Облачные легионы протягивались вдаль по градиентному небу, и Солнце бронзовыми лучами отсвечивало по водной глади – глазам услада, и душе покой.

– А наша остановка, как я правильно понял, стоит прямо на вершине холма. Видишь, Бьянка? – спросил Боб, указывая на крупное домишко, что сильно возвышалось над береговой линией.

– Да, вижу. Там и наших дурачков в лохмотьях видно. Вон, кажется, Николь развешивает простыни на верёвке, – сщуренным взглядом сверля дальние пейзажи, Бьянка радовала каждым своим словом.

Роберт казался в предвкушении увидеть свою сестру: как и обещал, он вернулся и догнал их. Не умер и не исчез, как все родные в их жизни – это лишь подтверждало его образ как лучшего в своей семье, самого заботливого и честного средь всего сброда.

Усталые лица не могли ликовать: они лишь слабо улыбались, медленно приближаясь к берегу. И, пока течение неспешно подводило к встрече, у берега столпились все – шумные, они разжигали теплейшие чувства в душе одними улыбками и криками.

Когда же шлюпки сошли на берег у рукотворного причала, средь поздравлений и визга послышался отчётливый, размеренный шаг. Вдали ото всех шёл один, размеренно спускаясь со склона холма к самим низам.

Прозвучало ровно два щелчка рычага ружья – двухстволка пришла в боевое состояние, и вмиг праздное настроение сошло на нет. Николь, Крис и прочие сопровождавшие Райта находились в недоумении, пока пришедшие из Эстерады всё прекрасно знали и понимали.

Послышался точный, вымеренный выстрел – и не успела Сумико вскрикнуть, как свинцовая болванка размозжила её голову, не оставляя и малейшей надежды на спасение. Чуть ли не обезглавленное тело пало на колени, а затем и полностью: конвульсии охватили его, пока всех вокруг охватывала лишь глубочайшая паника.

Мушка наставлена на Джули. Учёный, не теряя бдительности, наконец заговорил:

– Это был долгий путь, и я крайне рад вашему успеху. Вы и вправду уникальны в своём естестве, а потому прошу вас лишний раз не дрогаться, – хладно выдал Райт, уверенно прижав к себе ружьё.

Кровь Роберта вскипала – вот его сестра, и наконец им суждено разделить радость после долгой разлуки. Так это ли та сцена, коей Боб желал: угроза смерти, и нескончаемые муки одни за другой? 

Прошла пора, и терпеть более нельзя. Поминая незримые длани и всё то обещанное духом брат, чьи глаза залились светом отчаяния воскрикнул:

– О дух Истины, обрати же вспять, – сказал было он в мгновение, когда Райт нажал курок.

Доли секунд – не успей чудище услышать раньше порыв его души, то было бы слишком поздно. В момент обращения времени вспять пуля лишь краем проткнула кожу: затем, её вернуло в дуло, и даже порох пересобрался из воздуха, возвращая снаряд в исходное положение. 

Следом, способность отмотала и смерть Сумико – правда, пускай тело и восстановилось до целости, но души-то более в нём нет. Следовательно, Боб лишь спас Джули, да отдал Райту его две пули – в сути это звучало как мелкое спасение в обмен на крупный риск. Да и пусть: стоило Роберту выиграть время, так двое других встали на боевые исходные. 

Белый свет ослепляющий саму суть и разъедающий глаза поглотил холм, предшествуя появлению меча Оарфиш. Попутно уши завяли от звериного рёва, что с зудом отдавался в ушах.