Остров.

Забавно, что мы, ученые, стремящиеся познать всё, в своей клятве научному обществу отрекаемся от слепой веры Небесным Столпам. Если так посмотреть, меж ними и учеными разница невелика – просто, одни рождены с тем, чего желают достичь другие. И, то ли мы отвергаем Столпов из зависти к их лёгкой судьбе, то ли боимся, что так найдём своё занятие бессмысленным. Ведь зачем познавать мир, когда уже есть те, коим известно всё? Не легче ли спросить?

***

– Как ты думаешь, зачем нам такие стены вокруг города? – вдруг спросил мальчишка, лёжа на крыше собственного дома. Его компаньон, казалось, не понял сути вопроса.

– Ну, чтобы защищать нас? – и глянул так недоумевающе на Сарвиуса. Тот, правда, сразу же отбросил тень сомнений с лица товарища, заменив её иного рода размышлением:

– Да! Но от кого?

– Катаклизмы, может? Папа говорит, они опасные.

– Да-а. Мне мой говорил о том, как давным-давно пришёл злой катаклизм Райволик и напал на город. И всех спас великий и милосердный Столп Герварт. Он даже не убил чудище, но отпустил его! – восхищенно пересказывал Сарвиус, выказывая собственные чувства не только устами, но и различными жестикуляциями рук, – С тех пор город и окружен во-от такими широкими, крепкими стенами.

– Но почему Герварт не отомстил? Сломай кто мою клумбу, я бы его мигом убил. Получается, Герварт нас не любит?

Солнечное небо на миг укрыла тень. Оказалось, её отбрасывала молодая служанка, ловко залезшая на черепицу вслед за двумя мальцами.

– Любит Герварт вас, любит. А теперь, спускайтесь, и живо обедать!

Да вот так и проходило наше детство. Мы учились, ели вместе. Играли тоже, но чуть реже: обычно, Себастьян предпочитал ухаживание за своими клумбами моей компании. Потому и я вскоре малость закрылся ото всех – как никак, детей схожего статуса в окружении было не так уж и много, а с простолюдьём играть –табу.

Шли годы, опадала листва. И в библиотеке отца становилось всё меньше и меньше книг, коих я не осилил. Средь всех произведений цепляли за душу те, преисполненные романтизма рассказы о путешествиях через весь Остров – новые переиздания биографии Каэля Вердэманна особенно завораживали. Говорящие деревья, встречи с Столпами придавали чувства новизны и нешаблонности, пока часть с поиском "Дарумы"(то бишь, нынешнего места Иттгарда) вселяли веру в то, что всё сказанное правдиво. Нет, я абсолютно точно верил в личность Каэля и подражал его величию – и тем не менее, образы из учебников и из художественных книг отличаются в деталях, заметных невооруженным глазом. Потому и неясно, кому верить, а кто фантаст. Одно точно: я жутко хочу приключений, а ради этого надо бы и выбраться за городские стены.

Не сказать чтобы это являлось сложной, невыполнимой задачей – хозяйственники жили за городскими вратами, ежегодно высаживая поля пшеницы. Правда, и у них были свои границы. В таком случае стены являются больше метафорой, нежели реальной вещью. Хотя, в существование неосязаемого контура вокруг города верит каждый, потому всё становится на порядок сложнее. 

Ясно лишь, что Иттгард, воистину, стоит обособленно от всего окружения – с Востока город граничит с солёным озером Лабба, с остальных сторон света его окружила небольшая степь, граничащая с... 

Ох, нет. В сущности, что озеро Лабба, что степи с Иттгардом находятся внутри анклава посреди Густого Леса. И в него наверняка поместился бы ещё с десяток таких, не будь он таким плотнозаселённым – доселе владения Лорда Милосердия остаются самой габаритной, разношерстной и до кучи конкурентной средой, внутри которой худо-бедно выстроен главный обитель людей.

В диких лесах вокруг города нет ни дорог, ни домов: охотники, последователи Герварта и исследователи изредка уходят в те дебри – за сим исключением, никто лишний раз по опушке не бродит.

 Нет, суваться туда законом не запрещено, просто вся затея тухлая – поговаривают, прошлый глава знатного рода Рубрум любил охотиться в глуши: раз в год он, согласно древней традиции, брал всех сыновей и шёл за дичью. Собственно, поэтому ныне их семейство находится под управлением молодой девушки – единственной дочери покойного.

Меня такие случаи не пугают, скорее наставляют на путь трезвого ума и прагматичного суждения. Да и, признаться, от того, что лес опасен порядок вещей не меняется: Остров до сих пор остаётся загадочной землёй, карта которой полна белых пятен. И мне полагается это исправить – таков был мой ответ родителям.

Они, конечно, боялись – как никак, мы тоже являлись частью шести знатных родов, и потеря старшего сына в таком высшем обществе стало бы сильным ударом. Благо, у меня много младших братьев: они выступили смягчающим фактором во время вынесения окончательного вердикта.

У Райта случай совсем иной. Не сказать, чтобы его не любили родители – у него их просто не было в привычном понимании этих слов. Райт старший старался максимально показать безразличие к судьбе сына, частенько отпуская ему любой поступок, ровно как и любое достижение. В этом определённо роль сыграло воспитание, и привитая им соответствующая логика, сосредоточенная в одной мудрости, коей именитый Райт не боялся злоупотреблять – "К людям схожей крови применять схожий подход означает порождение родовой уникальности, заключающейся в гарантированной гениальности потомства".

А потому, ощутимая дистанция между родственниками сохранялась, и сохраняется по сей день – ещё никогда я не видел, чтобы Себастьян и Мерцель говорили друг о друге в положительном ключе. Из этого наверное и происходит молва о том, что никто и не воспротивился решению младшего Райта о поступлении на должность ученого.

Говоря о науке, собственно. С незапамятных времён Иттгард считался "Святой, девственно чистой землёй". Дарума, найденный пилигриммами во главе Каэля Каменное Сердце, и заселённый потомками героев – мы считали своим долгом распространить наследие, заключавшееся в началах цивилизации. Поэтому, город под покровительством короля из рода Иттлинов имел претенциозные амбиции во всех возможных сферах. Среди них, разумеется, отличилась научная деятельность. 

– Уникальное местоположение Иттгарда, конечно, способствовало мирному и постепенному развитию поселения и общества. Но, у этого есть свои недостатки: мы, жившие в мирном обществе, не готовы встретиться лицом к лицу с истиной Острова, на котором живём. Наши луга не населены такими же опасными зверями, и озеро Лабба, граничащее с городом на Востоке, также безопасно – за исключением исполинских размеров местных членистоногих, воды не скрывают той же зубастой живности, коей богаты иные водоёмы. Да и крупные раки тоже не беда: они редко выходят к берегам, предпочитая прятаться в подводных пещерах. За сим, готовьтесь к краху, существуя в блаженстве.

Эту речь произносил не абы кто, но сам ректор Научной Академии Иттгарда. Пожалуй, его слова не лишены смысла, и даже наоборот – они отражают всю суть профессии, которую я с Себастьяном изучал. 

– С моими техническими познаниями мне бы в иной факультет, да вот хочу ли я проектировать котлы и станки, когда можно броситься в захватывающее приключение? – воодушевленно говорил я.

– Броситься насмерть, – не менее воодушевленно подшучивал Райт, не спуская книг из рук, – Для научных экспедиций нужна резкая причина, объект исследования. Как ты их найдешь, если у тебя нет и простейшего, серьёзного мотива стать полевым ученым? 

– А чем деньги не мотив? Да и чувство свободы, признаться, не совсем уж и пустой звон, – порой, мне кажется, что в те времена я был слишком легкомыслен. Дух Ваки'иша Странствующего на миг овладел мной, и пьяная жажда приключений затуманила рассудок.

– Как знаешь, – сухо промямлил товарищ, да погрузился в чтение с головой. А я так и остался с мыслями при себе. 

Дальнейшие года проскользали сквозь веки, улетая вместе с шелестящей листвой деревьев издале. Воистину, люди занятые учёбой теряют чувство времени, поскольку становятся подобием расшатанной шестерни – у неё есть свободный ход, и всё же свою роль она выполняет, и изо дня в день крутится, пока над нею жернова протирают пшено.

Хотя, мы как-раз таки больше на жернова и походим – мелим, ломаем, раскрываем новые грани себя. И, стачиваем острые грани: за последние пару лет, я сильно охладел к идее приключений, длиной в жизнь. Зато, взамен пришли грёзы о карьере кабинетного учёного. Об этом подробнее.

Элли, свет моих очей. Прекраснейшая особа высшего света города, частая гостья местной библиотеки – в ней она вверяла блеск своих голубых глаз пожелтевшим записям о Иттгарде. Я, признаться, разделял её фанатизм года два назад, то бишь в таком же возрасте. Потому и знал, как её заинтересовать в себе: посредством светской беседы при чашке свежего отвара лесных трав. 

Дама с наиприятнейшей, девственно-чистой внешностью поселилась в подкорке моего ума. Её утонченныё, изящные формы без излишества дополнялись белоснежной кожей – настолько чистой, что под определённым углом виднелось лёгкое, лунное сияние, исходящее от неё. Покорить сердце Элли, разумеется, стало величайшим желанием. На фоне лелеющей ум фантазии о благом, семейном будущем ранняя грёза о путешествиях стала идеей фикс.

Так бы и закончилась моя история жизни: простой мальчишка голубых кровей, также просто поженился с младшей дочерью короля, да зажили они припеваюче. Изумительно, ведь так? Хах, да уж. 

Всё изменил он. С тех самых пор я впервые невзлюбил Себастьяна Райта в самой глубине души.

***

– Безымянные странники, чьи порывы к науке просты и прямолинейны. Внемлите моим словам, Я, Себастьян Райт, приведу вас к самой крепости Каэль'мин, даже если ради этого мне придётся сложить голову! Давайте же вместе продолжим дело Ваки'иша Странствующего!

Заголовок приглашения, пришедшего нам двум, казался уж больно претенциозным. Конечно, на момент Райт уже стал диктовать моду всему научному свету города, и тем не менее провозгласить себя вторым Ваки'ишом казалось высшей степенью наглости – герой города Странствующий Ваки имел слишком сильный авторитет.

Говоря о нём. Человек, подаривший городу будущее – это про него. Проектировщик городских стен, основатель современной кемии(ремесла смешивания и создания новых веществ) и горной промышленности. И ведь все его начала были сделаны не путём бесконечного восседания в кабинете – свои собственные заметки Ваки воплощал в путешественническом дневнике, коим делиться не торопился. 

В один ужасный день, Ваки'иш Рубрум, учёный при королевском дворе, исчез. В его покоях нашли массивный, подробный план по развитию города на следующие две сотни лет, предсказывающий все невзгоды, что в будущем обрушатся на Иттгард. Именно благодаря нему город смог спастись от нападения Райволика в срок(конечно, потери среди мирных людей остались, зато их удалось свести к десяткам вместо ожидаемых разменов по сотне). На основе "воли Ваки'иша" построилась система городских труб, снабжавшая теплом все дома внутри стен. 

Учёный свет особо чтит его потому, что случай Ваки'иша породил нехилый интерес к миру за Лесом: покуда всё из его изобретений черпало вдохновение от тварей и трав, исследователи получали неограниченный гонорар на развитие собственной отрасли.

Экспедиция Райта снабжалась именно этими деньгами – от отца своего помощи юное одарение не ждал, ибо знал: дома его ждёт лишь пущая тоска и мрак, окружающий фигуру старшего Райта. А называлась операция как раз с отсылкой на последние строки из "воли Ваки'иша". Коли я правильно помню, строки звучали так:

"Я не исчез, и свет ума моего продолжит путешествовать сквозь рамки времени. А пока, исчезнет Вак до тех пор, пока не зацветёт синяя-пресиняя Сидраэфта."

Шутка ли – цветы у сидраэфты чернющие, с лёгким оттенком синевы. Это, впрочем, никак не помешало назвать отряд Себастьяна "Синяя Сидраэфта".

Приглашения были отправлены не всем, лишь богатым отпрыскам или выдающимся учащимся академии. Отказаться, разумеется, никто и не думал – кроме меня. 

Элли, будучи уже женой скучающе глядела на изящную, рукописную открытку, приглашающую пойти к месту её давних грёз. Каэль'мин, безусловно, её интересовал – в нашей небольшой, домашней библиотеке с появлением Элли даже появилась целая полка с тематическими книгами, и эксклюзивными оригиналами книг оттуда, принесёнными давними предками. 

Желай она путешествовать, я бы сопроводил её. Да вот не решалась моя голубушка, метаясь при каждом разговоре от заинтересованного взора до меланхолично опущенных глаз.

– Беременна я, Сарвиус, – вдруг призналась она за обеденным столом. Родители уж обрадовались, стали поздравлять с настигшим счастьем. А я остался стоять по правую сторону от обеденного стола, глупо проливая вино за края бокала.

Я был на седьмом небе от счастья. У меня будет семья, мы заживём. Мечта об офисной работе, канцеляр при короле...

Да вот жена уж больно сильно грезила о Крепости. "Я не прошу больше, кроме одного камушка с той земли". А мне два раза говорить не надо – ради желания любимой я готов смириться с тем, что ребёнка своего я увижу уж очень поздно. 

С чем мириться я не собирался, так с Себастьяном в роли управляющего. Вспоминая, как помешан он был в детстве на своей клумбе, я ожидал худшего: переработок в поле, перегруженных рюкзаков и скотского отношения.

Как же я был удивлён увидеть его приветливым, открытым человеком. На миг, я и поверить не мог, что тот же самый кудрявый мужчина раньше был самым жутким пессимистом, живущим без единого луча света. 

При таком настрое я, казалось, был готов свернуть горы. Позабыв о разногласиях, пошёл навстречу – как и другие мои знакомые, коим довелось присоединиться. Нас было тринадцать.

– Ваши стремления к науке просты и прямолинейны. Преследуя собственные цели, мы сошлись вместе под моим началом: за сим, я стану вашим проводником в мир за стенами, – провозгласил Райт, и мы, сопровождаемые радостной толпой, вышли через городские врата, прямиком на тропу, ведущую к густым, неприветливым дебрям. 

Первые пару суток пришлось обойтись без сна – покинуть Леса и выйти на степи жизненно важно, поскольку задержаться означало подвергнуться опасности: да, так уж повелось, что в пути до Крепости Каэль'мин сложнее всего пройти первые 67 верст густой заросли. 

Пришлось бежать с факелами, отбиваться этими же факелами от роя насекомых – и, соответственно, в такой рутине аристократических кровей учёные быстро выдохлись. Завидев обнадеживающие степи впереди, мы наперекор приказу Райта двинулись со всех ног к злаченым, осенним холмам. Стоило двум вырваться вперёд и взобраться на возвышенность, как земля под их ногами разошлась, и бескрылый, длинный земляной дракон вырвался, дабы закинуть их себе в пасть. С громким щелчком пасти по округе разлетелись малочисленные конечности, не успевшие спуститься ниже по глотке зверя. 

Мы с опаской оступились, пока Себастьян, замахнувшись, бросил в дракона зажжёную динамитную шашку. Со взрывом я, сквозь звон в ушах, расслышал приказ бежать, и последовал за толпой. Мы, широкой дугой огибая разъяренное чудище, вышли к Срединным степям. Там впервые и остановились на полноценный отдых, перед этим не забыв проверить округу на наличие "гнездовых драконьих кругов", указывавших на наличие твари под ногами. 

Минули месяца, и каждый такой случай безсознательного неповиновения становился поучительным: потеряв двух, мы стали тщательнее вслушиваться в приказы Райта. Когда же нас стало восемь, дрессировку можно было считать законченной – обученные горьким опытом, мы не боялись лишний раз переспросить, дабы не стать жертвами жуткой судьбы. С тех пор я и заметил одну вещь.

Тот жизнерадостный, приветливый Райт исчезал за прежним его образом мальчишки-садовода. Я и не успел заметить, как стал подобен комнатному растению: у меня отняли ноги, и корни мои не распускаются дальше горшка. 

Апофеозом стал тот злосчастный день. Утро, 17 ноября, 2021 года. 

Согласно распорядку дня, я перебирал собранные травы, пока остальные готовили поесть, или расписывали полевые дневники. Один лишь Отто беззаботно жевал сухостой, изредка поглядывая на бушующую вдали песчаную бурю.

За первым приемом пищи Себастьян сделал объявление:

– Сейчас мы проходим достаточно безопасный участок пути, потому, пользуясь случаем, я пойду и с возвышенности сделаю набросок карт. Вы же идите по маршруту на карте, прямо через бурю. Используйте плащи чтобы укрыть дыхательные пути от песка, и двигайтесь вместе, держась за руки.

Я, черт его дери, в то время беспокоился больше за Райта, и даже спросил,мол как он в одиночку-то выживет? У него, разумеется, был ответ, рассеивавший тень сомнений. 

Кучка безымянных странников, укрывших лица, устремились сквозь непогоду, пока одинокий Райт потащился вместе с Отто в другую, гораздо более тихую местность. 

Я шёл, не зная куда. Глаза и уши не видели ничего, кроме желтой дымки, а руки ощущают дрожь товарищей. Но я сильнее! Я верю в Райта, и я делаю всё ради семьи. Я обязательно пройду, и крепость Каэля предстанет у моих ног. 

Когда вернусь домой, меня встретит Элли. Через пару лет она наверняка похорошела, приобрела взрослые черты и соответствующий шарм. Она встретит меня у порога, крепко обнимет и поцелует в шею. Следом, выбежит мой сын, или дочь – к тому времени ему будет года два, три? Надеюсь, он или она назовёт меня папой: это станет величайшей наградой за пройденное. За года без сна, крыши над головой и семьи. 

Я обязательно дойду – подумал я, и тут же песчаная дымка осела. Пронзительный, объёмный звон латунного колокола разрезал пространство, и все вокруг вмиг забыли о том, что надо держаться за руки: вместо этого, они заткнули уши и скрипя зубами пали на колени. Вмиг позабыв о всех мечтах, я захотел одного – пусть это всё прекратится. 

С окончанием сие покушения на наши уши, мы заметили себя посреди поля битвы. Тот, кого мы знали лишь по старым наброскам путешественников, занёс ногу над нами, готовясь раздавить. Эвергрин, Лорд Солнца во плоти, бросал на нас тень. 

Одному бедолаге не повезло коснуться листика, упавшего с Небесного Столба – вмиг, его румяное лицо иссушилось, жизнь покинула тело: он обратился в мумию, а одежду с тела унесло ветром, разрывая ветхую материю на хрупкие лоскутки. 

Умирая со страху, я бежал невесть сколько. Сквозь Пустоши к Разлому в земле: там я прятался в домах, вырезанных в скалах. Это делали и другие люди, разодетые в старинные, странные костюмы. Мы сидели, ждали, пока за окном, посреди песчаных дюн, разрушительный луч встречал не менее уничтожительный ураган. Казалось, Небесные Столбы схлестнулись в битве – но кто сражался против Эвергрина? 

Минули бесчисленные циклы падения и процветания Эстерады, а я всё ещё не знаю полной правды о том, кто такой Мегеран и почему он противостоит сразу двум Столбам. По сей день я живу в страхе бесчестной смерти, коей удостоились мои давние друзья, что как и я, были достаточно глупы, чтобы стать рабами Райта. 

На сечатке моих очей, помимо песчаных дюн, отпечатались и кровавые сцены расправы. Как народ города из расщелины закидал камнями желанную дочь Рубрумов, и как звери из далёкой долины высасывали живьём двух бедолаг, потерявших стремление к жизни. Средь всех страдальцев оставались двое – я и давний мой знакомый Хафтар. Вскоре и его поразила страшная напасть: переживая двенадцатую битву меж Мегераном и Столпом, его поразил всеиспепеляющий луч света. Я помню то мгновение как если бы оно прошло вчера – дыра в животе Хафтара зияла далеко и глубоко в саму каменистую породу, отсвечивая багряным, раскалённым светом плавленной скалы. И где-то в самом конце пропасти, оставленной сим проявлением божественной силы, лежит прах и кровь моего друга.

Так я и остался один. Тут и я умер для себя самого, а заодно и для всего мира.

***

– Именем своего благочестивого предка Магнуса Карулума я, Сарвиус Карулум признаю себя мертвейшим из живых, – завершил он рассказ.

– Давай не торопись с титулами. Тут многие потеряли семьи, и ты не единственный не можешь вернуться в свой мир. 

– Да. Да ты хотя бы знаешь где твой мир, твой дом! А где мы? – поддержал Эдвард.