Глава II. Цветущая долина.
– Безымянные странники, чьи порывы к науке просты и прямолинейны. Внемлите моим словам, Я, Себастьян Райт, приведу вас к самой крепости Каэль'мин, даже если ради этого мне придётся сложить голову!
***
Люди вокруг суетятся, разговаривают. Собирают столь ценные пожитки в рюкзаки, готовясь к длинной, изнурительной дороге.
– Осторожно, не бери на себя слишком много, – бережливо выхватывая груз со спины Джу, старший перекладывал его себе за пазуху.
– Да унесу я, не беспокойся, – борясь за каждый кусочек ткани или еды, подросток отпиралась от заботы.
– Нет уж, мне в семье горбатых и низкорослых не надо. А ну отдай! – силой дёрнув на мешок, Боб вырвал-таки его из рук малой девицы. А та, надувшись, ушла подальше, затесавшись среди других незнакомцев. Парнишка не мог сдержать разочарованного вздоха.
Лидер группы заметил это, и подбодрил новичка, похлопав того по плечу.
– Да не беспокойся, пройдёт время, и она сама станет просить тебя забрать это барахло. А ты, к тому времени, уже и не захочешь его видеть, – улыбчивый, кудрявый и с неимоверно красивыми карими глазами. Этот человек внушал доверие, оставляя настороженность в окружающих за счёт собственной начитанности: такого рода мудрецы всегда на своём уме, и с ними приходится быть настороже.
Другие казались гораздо более безобидными. Фиумэ, странный паренёк в наручах, постоянно наблюдал за Джу, не спуская с неё глазу ни на секунду. Его внимание пугало, но пока он не предпринимал серьезных действий и не показывал себя – следственно, как заявлял глава группы, "Бояться тут нечего. Кроме, естественно, тварей".
Бьянка, та беловолосая дева с воистину красивыми чертами лица. Её лицо не выказывало никаких чувств, но она часто проявляет инициативу, стараясь компенсировать своё проклятие. Кажется, в прошлой жизни её потрепало больше всех: по крайней мере, в сравнении с остальными, её история казалась чуть больше откровением, нежели плохим воспоминанием. Скорее, потому что история осталась единственной частью Бьянки, что может показать краску чувств во всём широком спектре.
Другие кажутся скучными. Влад пугает, поскольку относится к окружающим как к детям – видимое уважение проявляет к Райту, и к нему же имеет огромный список требований: за последние часов восемь, они отходили поговорить наедине раз шесть.
Не сказать, чтобы Николь с Кристофером имели какие-то особенности, но именно они приняли Джу в своё некое братство. Теперь, есть ощущение будто те двое для неё ближе, чем родной полудурок. Впрочем, он не против: главное, чтобы не обижали. Прошла та пора, когда заботливый брат старался оградить младшую от мира вокруг – и, со сменой времён, грядёт пора и Бобу поменяться.
С ходу, не успев оклематься от учебы в колледже, стал практиковаться в полевой навигации. Разбираться с почерком Иттгардца, пожалуй, главное из испытаний – буквы неразборчивы и написаны на странном языке с знакомой орфографией. Стиль размашистый, с периодическими кляксами чернил у окончаний символов. Говорят, умные люди с каллиграфией не дружат? Видимо, в правдивости утверждения радости нет: сплошь морока, особенно когда приходится читать на ходу, пока хлопчатые лямки рюкзачка натирают плечи.
Остальные проблемы казались скорее национальным колоритом. Отсутствие маркировки масштабирования на краю планировки замещалось одной строчкой текста на обратной стороне – "Каждая грань квадрата координатной сети равна сотне верст". Цветового обозначения высоты или изолиний, несмотря на как таковую научность карты, нет. Зато, каждый биомм буквально зарисован в общих деталях. Про точность отображения спорить бессмысленно, поскольку карта ручной работы. Вопрос в другом: как люди смогли изобразить объекты с высоты птичьего полёта?
– Роберт, не отвлекайся. Ты сверил направление компаса и данные секстанта? – отвлёкший от размышлений Райт казался встревожен.
– Да, конечно. Пока, движемся ровно, огибая некий Катаклизм. В который, судя по моим расчётам, уже должен войти Эдвард. Всё верно?
– В твоей правоте и вся проблема. Он, наверное, уже на пути, – смотря вдаль, Райт напрягся.
– И в-вы уверены в том, что нам нельзя пойти вслед? – переспросил юнец.
– Я думаю, мой друг, я думаю.
Вдали, по левую руку, виден горизонт. Там, тонкой линией очерчена золотая степь, где пески времени поднимаются ввысь, и образуют желтый туман, окутывающий всё.
Ноги невольно сворачивают к ним, неизведанный край взывает к духу исследователя внутри. Желание, воистину, непреодолимая стена.
– Я и не знаю, по сути. Когда у меня появился ты, я бы наверняка смог пойти туда сам? – только задумавшись, мужчина тряхнул головой, – Не, бред.
– Но, в самой идее разделиться есть некоторая доля здравого смысла, – перебил Боб.
– В самом деле. Тогда, я подумаю над этой возможностью. А пока, – выписав легкий подзатыльник подопечному, Райт продолжил, – Прямо и по курсу, и ни шагу в сторону той пугающей, желтой жути.
– С-слушаюсь.
Ученые продолжили собственное шествие в тишине, пока разгильдяи, бродившие в конце каравана, ожесточенно спорили о том, кто сильнее. За ними, как и за всей группой, велась тщательная слежка.
Николь, казалось, вечно недовольна собственным положением: вокруг слишком много вещей о которых забывает Райт, вследствие чего их приходится исполнять руками бывалой военной. Наблюдение за общим благосостоянием людей, корректировка темпа ходьбы и навигация кругозора для раннего обнаружения опасностей. Всё вышесказанное, а также местечковые проблемы, такие как стихийные споры между членами команды: всё решается очень дисциплинированным дежурным по фамилии Шильц.
Порой, она скучает по климату Юга Острова, да и по ушедшим товарищам тоже. Эдвард и Нора, их отсутствие сказалось на Фиумэ в первую очередь, да. Но весь их список обязанностей потянула на себя именно Николь, конечно не без помощи яркой звездочки в этом темном мире, названной Сумико.
Студентка смышленая, да и покорная. Слушает наставления охотнее остальных сорванцов, и старается быть частью коллектива. Порой слишком много плачет, да и кажется вечно растерянной, однако её можно стерпеть.
– Джули, Кристофер! Усп-п-покойтесь, п-пожалуйста, – взмолвила та.
– Да, притихли бы хоть на минуту. А то, чем больше говорите, тем больше воды пьёте. Я конечно понимаю, хочется поболтать, и всё же прошу умерить пыл, – добавила Николь, еле двигая засохшими губами.
Девочка-подросток как зыркнула вдруг, таким злобным, сщуренным взглядом. Да как заговорит:
– Старушенция, отстань, – противным, искренне ненавистным тоном вскрикнула Джу.
Терпение Николь иссякло в мгновение ока. Сверкнули пятки потрепанных берц, и побежала дама за школьницей, размашисто так.
А Джули, как самая натуральная мышь, спряталась. Но, не абы где, а за спиной недоумевающего братца.
– Спасай, Боб!
Весело. Люди общаются между собой, старательно забыв о гнетущем окружении. Иногда, такие просветы наивности, простоты становятся истинной причиной жить – редкие улыбки, тепло и уникальное чувство домашнего уюта, существующее и вне стен родных краёв.
Смотрителю со стороны редко удаётся постигнуть сие чувства, ибо сказывается разность положений. Наверное, Райт разделяет чужие радости: ему ведь небезразличны эти отщепенцы и их состояние. Но вот иным, тем чьё счастье утеряно, зависть раздирает души. Нарастает пропасть меж людьми, и понятие взаимопонимания иногда растворяется.
А пока, жизнь будет идти в мгновении, как одинокое, блеклое изображение на плёнке.
***
–Жарко ведь, хватит терпеть. Отдохни, присядь на дорожку. Хватит вредить нам обоим.
Голос в голове кажется серьезно настроенным. Судить приходится, конечно, только по содержанию слов: интонацию, даже спустя месяц сожительства, читать Эдвард не научился.
–Щелкай дальше. Сама же видишь, негде остановиться, – огрызнулся в ответ он, продолжая ступать по горячему песку.
–Посмотри правее, или левее. Может есть где привал?
Последовал инструкции, и, что неудивительно, ничего кроме плывущих перед глазами миражей не заметил. Горизонт казался тонкой линией между голубой пустошью над головой, и желто-коричневой под ногами. И даже эта линия стала бугриться, растворяться.
–О-хо, как неожиданно. Мы ведь точно не в пустыне, и тут явно должны были быть шатры, – усмехнулся рыжий, да отхлебнул пару глотков из грязной, кожаной фляги.
Это ли долина возжеланного Мегерана? Коли это герой, разве у него не должно быть замка, как у Каэлля?
–Постой. Я точно заметила нечто, выделяющееся из общего рельефа. Левее, где-то по правую руку от того сухостоя.
Человек! Различимый облик двуногой сущности движется прямо, пока шарф на его шее развевается в направлении ветра. Желтая дымка мешала разглядеть детали, и даже так, виден инструмент в руках ремесленника: поразительных размахов палица, округлая голова чья источает знакомый оттенок света, особенно белого. Нет, не сказать, что сияет – при дневном свете его почти и не заметно. Скорее всего, только Эд, коему повидалось иметь дела с таким освещением немало раз, станет разражаться на такого рода замечания: глаз, хочешь не хочешь, а навострился.
Путники сблизились аки дуэлянты, остановившись друг от друга на расстоянии, предположительно достаточном для развернутого нападения. Эдакая грань между опасением и предубеждением, вычерченная опытом битв.
Смотря в глаза незнакомцу, различима муть. Болотная топь бессознательности очерчена в коричневых глазах, давая понять: это не тот, кто разразится тысячей слов, как Райт. Оступаться, иметь наглость молить о пощаде смысла, стало быть, нет – походу, битва неизбежна.
– Я взываю к тебе. Явись, – приказным тоном заявил Эдвард.
– Будь осторожнее, нашим силам и связям не удалось восстановиться еще с вчерашнего вечера. Станет туго, так бросайся в бега.
Призыв к битве был услышан, и мир вновь возымел честь лицезреть снисхождение сияющего орудия: пески стали белыми, и вмиг всё потеряло объем. Гора, равнина, и даже водная гладь перед светом этим едины.
Белизна отступила, вернув мир на круги своя. Оглядываясь вокруг, стало заметно: незнакомый враг и не шелохнулся. Его старинный одеяния, местами обнажающие загорелые рельефы тела, обрамлены иероглифами и символикой, еле читаемой и всё-таки знакомой. Вероятно, очередной старинный транскрипт нынешнего языка попаданцев? Не в этом суть, да и прискорбно глядеть на костюм врага, нежели на него самого, жаждущего вступить в схватку.
Палица двинулась. Нет, скорее узоры, покрывшие её серую плоть, пришли в движение. Глаза не обманывают, цельная структура и вправду способна так перетекать, меняться?
Голова кругом от сие вида. А символы на идеальном шаре всё крутятся, обращаясь в единый поток подвижных, продольных линий.
Взмах. Враг не задел ничего, кроме воздуха. Просто провёл орудием по диагонали, и застыл, закинув его на плечо.
Эдвард, боясь потерять возможность для нападения, ринулся вперёд. Резкий, манерный для его стиля боя рывок был вымерен идеально, чтобы оказаться прямиком перед врагом. Однако, несмотря на расчетную точность, оказался левее. Как?
Движется. Этот неуклюжий бугай способен передвигаться так же быстро, как и Варгриф? Что с этим миром не так?
Попытался снова сократить дистанцию, но уже с мечом наготове, дабы встретить нежеланное сопротивление. Стоило сделать шаг, и палица встретилась с клинком, раздавшись звонким отголоском смерти.
Поначалу тихий, этот звон вскоре нарастал, за мгновения поглотив сознание. Ничего кроме него не слышно. Остаётся полагаться на глаза, но и те разочаровали: сконцентрироваться не удаётся, всё валится с рук. Вот и меч упал, а за ним и ноги подвели. Голова так сильно болит, что и страх притупился. Остаток, одиноко лежащий в глазах – очарование, подобное проклятию: окостеняющее суставы, затормаживающее реакцию.
В бледных тенях и иллюзиях виднелись очертания древнего, сплошного узора, покрывающего металл. На изделии, виднеющемся в видениях, нет ни единого изъяна. И следа человеческой руки тоже: творение, казалось, хранитель собственного первозданного величия, сотворённого без единой ошибки.
–Ты тоже это видишь, Оар? Что это?
–Неважно. Вправо, живо!
Эд прыгнул в указанном направлении, и, покатился кубарем по твердой земле, усеянной песком. На месте, где он ранее был, раздался рёв дикого ветра – и, песчаная дымка укрыла горизонт.
Едва встав на ноги, попаданец стал ожидать дальнейших действий от врага. Какого же было удивление, когда ноги его оторвали от земли, а взор перед глазами отдалялся. У затылка чувствовалась слабая, почти трясущаяся хватка чьей-то крошечной руки. На ней одной, похоже, и держится жизнь Эдварда.
Не желая упасть, повернулся в поиске опоры, поручня. А увидел лишь подол чьей-то длинной юбки, да пару белых ног, скрестившихся вокруг деревянного стержня. Не найдя ничего более подходящего, попытался смахнуть ткань, закрывающую взор. И то, лишь затем, чтобы потом ухватиться за...
– Метла? – не скрывая собственного замешательства, вслух спросил Эд.
– Что? – незнакомка, не расслышавшая вопроса из-за шума ветра, обернулась.
Невыразительные черты лица выдают в ней подростка – тонкая, нецелованная шея и округлое лицо с небольшой родинкой под глазом ну совсем не выглядят зрело. Помимо прочего, интересно выглядели слегка удлинённые ушки с заострёнными концами. Особенно милыми они кажутся на фоне коротко стриженных, бледно-салатовых волос, слегка завивающихся у концов.
Молодая особа не оценила пристального взгляда Эдварда, и, поправив свои очки в круглой оправе, сосредоточилась на полёте. Завожаривает зрелище, бесспорно: поглаживая кольчатки на стволе метлы, ведьма регулировала скорость, направление и даже высоту. Изредка, она шептала про себя слова на неизвестном языке. Не улавливающий смысла Эд мог лишь с очарованием подслушивать.
Когда же приземлились, мечник внезапно для себя осознал: всё это длительное время его правая рука держала вес всего тела, и не дрогнула. Видимо, постоянные битвы с мечом сделали своё – похвальный прогресс остался в виде крепкой хватки.
–Не знаю как ты, а я бы на руку не засматривалась. Если уж хочешь самоудовлетвориться, вон, используй девочку. – колко подметила Оарфиш.
– Эй, нет! Я не из этих, – вслух возразил Эдвард, и незамедлительно получил встречный вопрос. Нет ,не от голоса из головы, а от недоумевающей девочки перед ним.
– Ты о чём?
– Да так, неважно. И, спасибо, наверное, – мечник, приветливо улыбаясь, протянул руку собеседнице, – меня зовут Эдвард, а тебя как?
– Я? Ох, – задрав подбородок, та горделиво заговорила, – Первая послужница Герварта среди второго цикла, Эфма! Нахожусь у могилы Бога Мудрости в поиске знаний, погребённых средь песков. Оглянись, грязный иноземец, и узри красоту этих краёв!
Земля под ногами покрыта трещинами, разнящимися от места к месту. Вдали виднеются останки древних строений, тщательно обработанные временем и здешними песчаными бурями. В этом большом разломе посреди пустыни, кажется, когда-то обитало множество людей.
Девушка рядом, кажется, не так увлечена местными пейзажами. Вместо этого, она судорожно поглядывает на небосвод, где горделиво восстаёт жаркое, летнее солнце.
– Опоздали. Скоро, совсем скоро придётся уйти, – напряженно твердила девочка, и тряслась в безумном одре. Крупная шапочка на её голове укрыла личико в тени, и вмиг раздался звон.
Чистый, металлический звук. Его эхо глумится над понятием звука, и пробирается гораздо глубже. Нет, это не просто удар латуниевого колокола на верхушке церкви: пока те удары длятся мгновение, у данного колокольчика звуковая волна, казалось, длинная до абсурда. Тут и стук сердца, да и чувство жизни отступало на задний план, рассеиваясь в амбиенсе погибели.
Мир вокруг незаметно менялся. Песчинка к песчинке сходилась, покуда в небе солнце и луна устроили бешеную чихарду, сменяя день и ночь тысячу раз за один тик.
Закончилось, наконец. И, в тот же миг вокруг возникла толпа местных, неизвестных лиц. Броско одетые – некоторые облачены в восточные балахоны, другие же с ног до головы облепились броской бижутерией с элементами одежды. И все, как один, жужжали бред про "меченого" и странную девушку.
– Эй, что за чёрт? – резонно воскликнул Эд, на что ему тут же ответила Эфма.
– Хватайся за метлу, пока не поздно, – скомандовала она, запрыгнув на свой аппарат.
Едва рука, покрытая шрамами схватилась за древко, как двое взмыли вверх, покидая пределы разлома.
А там, на уровне земли, раскинулся роскошный сад. Мелкая растительность, граничащая с редкими деревьями, перетекала в ущелье гармонично. Давние пейзажи, выцарапанные песком, приобрели свой первозданный вид: тысячи красок эндемичных цветков стали мозаикой, бесконечно красивой что вблизи, что поодаль руки.
Доселе незаметное дерево-гигант теперь казалось центром композиции. Его могучая тень раскидывалась вдаль на километры, и мирно колышащая листва на ветвях служила символом вечности, заточенной в земле. Сколько бы не менялся покров, стержни остаются: бессмертие во плоти, определяемое стойкостью.
– Это и есть мудрость. Акеллан, великий из Шести. Единственный из небесных столпов, встретивших смерть.
– Но как, если вот он, перед нами?
– Не знаю. Исследуем, – сухо ответила девушка.
Парочка приземлилась посреди благоухающих трав, и Эд тут же стал докучать малышку своими вопросами, коих у него накопилось предостаточно.
– Слушай, вот не хочу быть дотошным, и всё же кто такие послужники Герварта? Кто ты такая, и почему ты здесь?
– Ты реально не знаешь о Герварте? – жуть отразилась на лице девушки. Лыба, казалось, преисполнена внезапным отвращением.
– Ну, я слышал от друга, конечно. Правда, мне вот вообще это ничего не дало. Думаешь, грязному иноземцу есть дело до далёкого бога?
Внезапно, в момент тишины, Эдвард решил поправить криво свисающий плащ, как вдруг заметил ступор на лице Эфмы.
– Кто такой бог?
– Оу, ну. Хороший, бля, вопрос, – нервно почесывая грязные, блестящие от жира волосы, Эд выдал, – Всесильная сущность, вера в которую рождает прецедент?
Задумчиво вглядывая в глаза Эдварда, девушка тряхнула головой.
– Герварт не бог. Владыка Леса давно потерял своё могущество во имя высшей цели, – Эфма сняла с себя ведьмину шляпу с широкими полями, убрав извечную тень со своих глаз. Один из её очей, ранее казавшийся нормальным, был украшен побегами лозы, тонкими как нить. Они обвивали глазное яблоко и впивались в кожу вокруг глазницы. Казалось, такой аксессуар должен вызывать дискомфорт, однако девушка ни капли не тревожилась.
– Ранние последователи, возжелавшие больше сил Герварта, отобрали его части корней и погибли, даже будучи обремененными частичкой его бессмертия. С тех пор мы, малые последовательницы, жертвуем своими глазами нашему Владыке, давая ему возможность увидеть и исследовать мир. Взамен, я могу слышать голос его мудрости. Правда, в этой Пустыне я застряла надолго, и теперь голос стих.
– Почему ты называешь это место Пустыней, если вот мы, посреди трав сидим? – возмутился рыжий, рассевшись на земле.
– Ты не понимаешь, это всё иллюзия, ложь.
– Почему? – еще более настойчиво воскликнул он. Сорвав с земли цветок, Эд показательно сжал его в руке, – Они реальны, разве нет?
– Тогда почему это дерево ещё здесь? Почему Акеллан, Лорд Мудрости, всё ещё жив перед нами, когда весь свет знает о его смерти? – воспротивилась Эфма, кончиком метлы указав на растительного гиганта, милосердливо распустившего тень на путников.
– Ты мне поведай. Я тут и дня не пробыл!
– Ну так и я здесь недолго. Кажется, недельку тут была, – задумавшись о чём-то, ведьмочка поникла в тишине, – Правда, здешние события не дают продыху, так что я и со счёта сбилась. Но да, дней семь я в этом аду маринуюсь.
– И, чего можешь поведа...
Сзади послышался грохот. Обернувшись на шум, Эд мигом попятился.
– Ты! – закричал он, – Жуткий тип!
– Что, прости? – высокий, загорелый мужчина вскинул палицу на плечо, и бросил презрительный взгляд на рыжего оборванца в плаще.
Эфма, казалось, не была встревожена. Её взор отдавал лёгкой неприязнью к лицу перед ней стоящему, но не более.
– Мегеран, ты помнишь меня? – с долей подозрений спросила она.
– Эфма, как тебя не помнить? Достопочтенный гость Эстирада, пришедший пару дней назад, твой лик всё не сходит с моих глаз.
– Мегеран? – Эдвард встал и отряхнулся, правда всё так же шорохается от самого вида воина, пришедшего недавно. Страх перед образом безмолвного чудища, сметающего перед собой всё, кажется свежим на памяти.
– Долой окольных вопросов. Да, я Мегеран. А как мне звать тебя, меченый? – поинтересовался тот, постаравшись шагнуть поближе к Эдварду. С каждым его шагом Эд делал аналогичный в обратном направлении, сохраняя дистанцию, достаточную для обороны.
– Эдвард. И с чего это вдруг для всех я меченый?
– Так сказало древо. Акеллан заметил тебя, и ты показался очень ярким.
– А как это связано, чёрт возьми? – злость от недопонимания вскипала внутри Эда, вот-вот готовясь хлынуть единым потоком, выраженным в мече.
– Усмири свой пыл, воин. Иначе, ты так и останешься в дураках. Настанет время, и ты поймёшь. Ну а пока, я оставлю тебя наедине с иной путницей, авось чего додумаете, – сказал мулат, и в мгновение исчез, одним прыжком взмыв в небеса.
Двоим чужеземцам, оставшимся в компании друг друга, хватило пары секунд чтобы оправиться.
– Я тебя понимаю, попаданец. Дай мне рассказать о том, что я пережила тут, прежде чем ты меня убьёшь.
– Да не убью я тебя, – возразил в очередной раз Эд.
– Ох, точно. Ты ведь не ощущаешь, дурак. Ну и ладно, давай к делу. За последнюю неделю я видела такое, ох... – подросток ехидно улыбнулась, – В общем, мы в ловушке радиусом в 30 верст. Я пыталась покинуть это место, и не раз, однако всё тщетно. А ещё, каждые тринадцать часов происходит та чертовщина, при которой место обращается из Пустыни в Цветущий Край, и обратно. Город и Дерево воскресают примерно одновременно с этим. Это общая картина, надеюсь ты понял? Грязным попаданцам два раза объяснять у меня нет ни желания, ни сил, – высокомерно фыркнув, юная леди сквозь полуоткрытые глаза глянула на своего собеседника. Такое поведение, естественно, немного настораживало. Нет, на самом деле оно выводило Эдварда из себя!
– Да зачем заостряться на том, что я попаданец?! – резко схватив юную деву за плечи, тот стал яростно всматриваться в её глаза. В них отразился неподдельный страх, на уголках прелестных век накатывались слёзы.
– Руки прочь, чудище! – воскрикнула она, влепив Эдварду метлой по промежности.
Молодой человек мигом пал на колени, а потом и вовсе слёг посреди трав. Его спутница, в тоже время, решила оперативно свалить, продолжая бормотать что-то обиженно.
– Себастьян вроде говорил, мол Варгриф милосерден. Сук, так и знал, этому Иттгардцу верить...
Именно эти слова, сказанные Эдвардом, остановили Эфму. Самому мечнику, впрочем, уже было глубоко всё равно на окружающее. Он лишь хотел прилечь и отдохнуть, слившись с мирским покоем.
Сквозь царство Морфея он ощущал, как его тело то несли, то ласкали порывным ветром. Наконец, истощенное тело укрытое шрамами, кажется, нашло покой в чём-то мягком настолько, что все прошлые невзгоды забылись как ужасный сон.
