Остров.

– Повтори, – попросил Владимир, потирая уши в недоумении.

– Мне хочется пройти путь в одиночку. Путешествовать, полагаясь на себя самого, – каждое слово давалось с невообразимым трудом, как если бы он сейчас держал на себе груз всего небосвода.

Пущей актуальности сравнению придаёт лицо говорящего – весь красный, пыхтит как паровоз. Авось, горячка? Бредит, может?

– Себастьян, ты сколько раз ему по голове бил? 

– Не знаю, – лениво пожимая плечами, покрытый синяками интеллигент встал, и отряхнулся, – Но, ты так с выводами не спеши, Влад. Дай ему сказать, быть может у него есть стоящая причина? 

Седой и кудрявый уставились на Эдварда. Даже Фиумэ, стоящий где-то там за этими двумя, приблизился, чтобы получше расслышать, чего же такого вымолвит больное сознание человека, дремавшего неделю в ряд. 

– Я не могу больше полагаться на вашу помощь. Вы и так спасли меня от лап смерти, в первый мой день здесь, – Эд, вспоминая старую рану на груди, приложил руку к шраму, просвечивающему через белую рубаху. 

– И? Раз ты так легко вырубаешься и становишься беззащитным, как ты собрался выживать в одиночку? Тебя в первую же ночь загрызут, спящий принц, – Себастьян словно стал голосом здравого рассудка, и все согласились с его утверждением, убедительно кивая. 

– Да и мы без тебя вскоре ноги протянем, ты ж у нас чуть ли не во всех битвах всё на себя брал, – добавил Влад.

– Я знаю. И, чтобы мы все дальше шли вперёд, нам надо преодолеть свои недостатки, – очевидная ложь лилась из уст Эдварда. Он не хотел подвергать никого угрозе снова, однако и не мог смириться со своим бессилием: поэтому, всеми доступными способами хотел убежать. 

Глубоко внутри, для себя тот уже определил свой путь. В единении с собой обрести цель, ради которой можно было бы достойно двигаться вперёд, не думая о причинах. 

Все эти дни, события были благосклонны к нему, давая почву для размышления о том, куда жизнь катится. 

Первые дни, простая воля к выживанию сподвигнула на риск, битву с самой природой в лице одного грифона. 

Сразу после мнимой победы, пришлось пережить упадок, ощутить близость смерти. И, следом обрадоваться спасению, коим стали люди вокруг, спасшие от бесславной погибели средь лесов. 

И, вот он, среди тех, кто разделяет схожую судьбу. Каждый из них одинок в своём безумии, их объединяла лишь слепая вера в необходимости жить. А зачем? 

Задумывалась, кажется, только Нора. 

– Я помню, как Нора явилась мне в видении, прежде чем умереть, – певец продолжил свою речь, и его перебили:

– То есть, Фиумэ не бредил, когда твердил о последней воле мертвеца? – спросил Владимир.

– Да, скорее всего мы оба стали последними свидетелями истинной Норы. Остальным, походу, до неё и дела не было, да? – полные презрения очи его пылали, а язык разил точнее копья. 

– Хватит нести чушь. Я ценил её, как и остальных. Всем было не по себе от подобного зверства, произошедшего с ней, –  возразил Райт, наклоняясь к рыжему.

– В том то и дело. Себастьян, не тебе в обиду, но тот, для кого каждый равноценно важен, скорее всего просто знает всех поверхностно. 

Между двумя пронеслась искра, и те чуть ли не заново сцепились. Благо, на сей раз разнимать их пришли все – и Бьянка, и Крис с Николь, вернувшиеся к крепости вслед за ученым. 

– Себа, вы сами начали бессмысленный спор. Ты и сам прекрасно знаешь, я тебе не слабовольный слизняк, и любом случае уйду, хочешь ты того или нет. Так коли ценишь меня одинаково с остальными, и не хочешь моей скорейшей погибели, помоги мне с моим желанием.

Райт, сплюнув кровь изо рта, тряхнул головой. Недолгие размышления в полнейшей тишине собственного сознания, и тот, наконец, одобрительно кивнул.

– Но, прежде чем уходить, может ты захочешь таки посмотреть на крепость, ради которой наши друзья возложили головы?

– Ах да, точно. А там есть на что смотреть? Как по мне, просто очень устойчивая рухлядь, и не больше. 

В это мгновение, сердце исследователя из далёких краёв ёкнуло. Такой комментарий показался непростительным актом неуважения к истории стоящей за сим святилищем, но Райт нашёл в себе силы сдержаться от рукоприкладства. 

– Не говори, пока не узнаешь повесть, высеченную мечом на стенах крепости Каэль'мин.

Когда все вокруг убедились в том, что двое не убьют друг друга, они отпустили их. Себастьян и Эдвард, едва освободившись, вместе двинулись к предназначенному месту.

В одном из уцелевших помещений, похожих на небольшой, продолговатый зал, стояло пять колонн, подпиравших обломки старинного каменного потолка. Их поверхность усеяна символами, что, казалось, должны сложиться в единую историю. Но, всматриваясь в надежде увидеть последовательность, в глаза бросаются лишь обрывистые фразы, не имеющие смысла.

– Время вода, шестиглазый призрак, несуществующий обитель. А, я это как-то неправильно читаю? 

– Нет, всё правильно, – Райт также всмотрелся в столпы, и сказал, – просто это не то, что я хотел тебе показать. Эти столпы так и остались нерасшифрованными, поскольку их построили не сами жители сего места. Их привезли с ещё более древних руин, чтобы позже вмонтировать в этот зал. Но, мы не за этим пришли. Да и, говоря начистоту, привёл я тебя не сколько чтобы показать, какое красивое это место.

Одного взгляда в его глаза было достаточно, чтобы понять намёк. 

– Лишние уши?

– Именно, – расправив руки вширь, ученый вдохнул полной грудью, – Они так мешают, знаешь. Приходится задумываться о их волнениях, страхах, и даже глупых ожиданиях. Впрочем, не создавай я себе образ всезнающего, мне бы не пришлось сталкиваться с подобными проблемами. 

– Вот уж тут ты прав, дурень. Играть в гения ты горазд, я и опомниться не успел, как стал выполнять за тебя грязную работу, – белокурый поправил свои длинные, волнистые локоны, упавшие на лицо. Наконец, повязал их в хвост бинтом, снятым со своего же предплечья.

– Да ну, давай не об этом. Я действовал не из корысти, а просто потому, что доверяю тебе, – кудрявый фальшиво улыбнулся, будто бы сквозь силу.

– Ага, плети дальше. 

– Ты не веришь? Тогда, почему ты ещё не связан, как малыш Фиумэ? Он, знаешь ли, тоже предпринимал попытку сбегать. И не раз, прошу заметить, – раннее выражение лица плавно перетекало в ехидный оскал.

– Что, прости? – ошарашенный Эдвард широко открытыми очами уставился на собеседника.

– Что слышал. Один раз, подслушав наш с тобой разговор, постарался смыться в лес вместе с Норой. Следующим днём, сразу после битвы, исчез. Видел те цепи, одеяния? Это наш символ недоверия и заботы к нему.

– Какая это забота? Насильно удерживать против его же воли.

– Ну, хватит. Единственный, кого ты пытаешься обмануть, это ты сам, – Райт решил было положить руку на плечо дружка, но резко одёрнул её, ощущая недурное напряжение, – Прекрасно ведь знаешь, что иного решения нет. Психологическую помощь никто предоставить не смог, вот и решили понадеяться на то, что со временем его состояние пройдёт. Но, ладно, долой пустые разговоры. Хочешь знать, почему я доверяю именно тебе? 

– Выкладывай, – приказным тоном рявкнул Эд.

– Изначально, мне были известны причины, по которым ты собирался нас покинуть. Я просто удостоверился, а заодно и подыграл другим, показывая твою важность как человека для меня. Говоря начистоту, спокойно отпустил бы тебя в ту же секунду, и по своей инициативе выдал бы всё нужное. Ты ж не Фиумэ, живцом продержишься. 

– Не понял, честно, – от недоумения тот просто всматривался вдаль, почесывая репу. 

– Говоря кратко, я отпускаю тебя, так как ты вернёшься живым. Не то, чтобы ты был особенным, просто у тебя, кажется, есть веский повод жить, несмотря ни на что. 

– Интересно знать, какой? 

Ученый бессильно развёл руками.

– Я не знаю всех вещей в деталях, но глаза меня не обманывают. Я смотрю на тебя, и вижу отражение прошлого себя, начавшего это путешествие до крепости, – в то мимолётное мгновение, свет его очей казался необычайно пугающим. Устрашал не оттенок безумия или блики, но сама эмоция, поразительно знакомая. Отчаянием от него так и веяло.

– А ведь год назад, в Иттгарде, не я один решил ступить по тропе к великим руинам. Иначе, зачем мне, спрашивается, столько бумаг? – уголки рта его, да чего уж, вся рожа искривилась в жуткой, поломанной улыбке. 

– То бишь, все они? 

– Да, все. Их записи до сих пор пылятся у меня в подсумках, иногда я читаю их, поминая усопших благой памятью. Прекрасно, да? 

Двое замолкли, стоя посреди пяти колонн. В темном помещении слышен лишь лёгкий треск огня одинокого настенного факела. Свет, падавший на лицо, рассеивался в одинокой слезе, скатывающейся по коже Райта.

Эдвард ощутил неприятное чувство во рту. Не ком, и не тошнота вовсе. Но мерзкое послевкусие, как привкус застывшей рвоты. 

В руках ощущалась слабость, еле ощутимая дрожь мешает сосредоточиться. Всё так и норовило его сказать слова, что пристали к устам.

– Это, извини, – почёсывая затылок, выдавил из себя Эд, – За сегодняшнее утро. Я и не знаю, что на меня нашло.

– Да хватит, что было – то было. Я полностью понимаю, чем ты руководствовался. А теперь, давай наконец пойдем вглубь крепости, там есть воистину интересная картина.

Дуэт неторопливо ступал в темноту, рассеивая тени факелом в руках. Вдали порушенного коридора, держащегося на добром слове, виднелся аккуратный проход, сохранившийся в идеальном состоянии. 

За ним располагался зал. Алый фабрик под ногами разложился за века, и рвётся от малейшего касания. Базальтовые потолки, и гранитные стены совсем иные: неподвластные времени и стихии, они будут стоять, пока жива память о их создателе. 

На извечных изваяниях выцарапаны буквы, различимые и читаемые исключительно под направленным светом от огня. 

На них написана история, исповедь. И заглавье, высеченное крупными и размашистыми взмахами, настораживало.

Прощай навеки, Каэль.

***

Время, место совсем иные. 1008-ой год по Христову календарю, я помню день как худший в своей жизни. Убитый и униженный варварами с севера, я был бесчестно предан земле, находясь в долгих предсмертных муках. 

Первый, кого я встретил после смерти, был зверь. Меня это, честно, бросило в смутные мысли – я ожидал встретить помазанника божьего, и вот его лик? Десятки рук, и безглазый лик. Тела у чудища совсем не видно, одна длинная туша, как у змеи. 

Не успел я толком поговорить, как то существо поставило меня перед фактом. Я не могу рассказать о том, какой контракт мне подсунули: одно из условий обязует меня молчать до скончания дней. Знаю лишь, что я оступился с путей божьих.

В пристанище потерянных мне суждено было провести остаток вечности. Таким как мне, прощения не видать. Иисус не станет страдать за наши грехи, покуда мы отклонились от истины.

Нас терзали неземные твари, бросало из огня в лёд. Мы шли, не зная куда. Без понятия, зачем мы стремились найти покой в месте, где суждено нам страдать за грехи свои. Но, братья и сёстры по несчастью, мы шли бок о бок, поддерживая друг друга.

Грифоны, гарпии. И неведомые сущности, чей вид растворял душу глазами. Все они поели плоти людей вокруг, и ряды наши сократились. 

И средь отчаяния да разрухи, мы нашли своего героя. На горизонте показался тот, чей меч стал спасением, а щит – родиной. 

Герцог Каэль, несмотря на наши сословия и души, встал на защиту наших душ. Сперва, он показался мне мессией, посланником Высшей Воли среди проклятой долины. Видимо, радости слёзы затуманили мой рассудок.

Тогда ещё юноша, он отвёз нас в свою строящуюся крепость, дал кров. Меня пристроил своим советником, поскольку среди всех, грамоту на достаточном уровне знал один я. Так, моими руками сотворены десятки книг о подвигах наших бравых рыцарей, присягнувших на верность "Каменному Сердцу" Каэлю.

Все боготворили Владыку, его молчаливую мудрость и разящую честность к каждой живой душе. Разумеется, и святая мощь, коей он был наделён, также укрепила веру во всемогущество его. Мы все тоже владели таковой, но только ему суждено было развить её до непостижимого предела, способного посягнуть на законы этого грязного мира.

Хвастаться своим могуществом Каэль не любил. Как я позже выпытал, для него меч подобно проклятию, которое равноценно отнимает что-то каждый раз, когда решает даровать благословение. Эту тайну он доверил мне одному, а я её вверяю сквозь времена и невзгоды тебе, мой друг.

Мы с Каэлем путешествовали по всем известным землям, в поисках сокровищ и небывалых долин изобилия. Я записывал каждый поход в журнал, который хотел бы сделать летописью о подвигах и трудностях, коих мы одолели. Надеюсь, книги вечны: и мои труды достигли вас.

Наши странствия не ушли зазря. Пройдя сквозь Великий Лес, в глубинах Долины вод, что восточнее Аргдрангира, мы отыскали рай. Тихий край, и берега богатые на соль. Место, чистое от следов огромных зверей, пометили на карте как наше "дарума", великое сокровище. 

Наш путь не заканчивался там. Волей Каэля было обойти весь свет, сделать карту, запечатлеть всё. Во время долгих дорог он выглядел всяко счастливее, чем в крепости, а потому мы все следовали воле нашего, тогда еще молодого Владыки. 

У Долины Великанов, названной мной за поразительные размеры местной фауны, произрастали каменные деревья, чьи белые плоды укрыты костяной оболочкой. Место, как оказалось, станет нашим первым случаем контакта с другим королевством. 

Стоило мне прилечь у корней одного из деревьев, как в голове заиграли голоса, ничуть не человеческие. Это не походило на ощущение звука, это казалось прямым потоком мыслей. Конечно, слегка глуховатый, но ощущался достаточно сильно, чтобы у меня закрались подозрения, идеи.

Оказалось, деревья умеют думать! Наш всезнающий Владыка коснулся кончика надломанной ветви, и смог услышать голоса сознания. Следом, они беседовали долго и бурно, в тишине иллюзорной слившись в единый, думающий оплот. Тогда, я был искренне благодарен господу, и мог лицезреть самую искреннюю улыбку своего господина.

С легкой руки нашего лидера, мы остались в заснеженных краях надолго, поселившись в местных карстовых пещерах. Жгли мы сосну и пихту, ведь стоило нам замахнуться на каменное дерево, как поток мыслей смягчал мышцы, мешал тронуть каменные деревья. Их власть над разумом, безусловно, исключительна. 

Наконец, долгие переговоры подошли к концу. Я пытался вникнуть и послушать истории древесных существ, но даже с пересказа Владыки я понял лишь малую часть. Подземные плоды это их сознания, души. И когда плоды перезревают, их затмевают худшие мысли, так рождается безумие. С ним, как я понял, они и борятся, спрятавшись в холодных краях, где земля промерзает, и волнения покидают их быстрее.

Взяв с собой росток дерева, названного Базальтовой Сетригой, мы двинулись по своему пути, освещенному звездным небом. Позже, крохотный росток стал извечным другом всей крепости, посланником доброй воли из далёких земель.

Дома бойцов встречали как героев, я же на долгие месяцы засел за письменный стол, дополняя и улучшая свои записи о странствиях.

 В одну из таких рабочих ночей, Каэль вызвал меня прогуляться за стены. Отказывать у меня права не было, да и сам я не посмел бы отклонить приглашение.

 Освежающий ветер смыл с меня духоту, свойственную подвальной библиотеке. Я спросил у своего синьора, в чем необходимость вызывать такого, как я, на ночную беседу. Ту беседу у костра я помнил как самый жуткий сон.

– Я видел огромного грифона, коего мой меч не поразил. Он летел низко, прямиком к нашим небольшим рощам. 

Давно я не видел такой отчетливый испуг, отпечатанный на обличье Владыки. И, больше никогда я не видел его счастливого лица, исчезнувшего в вехах истории. С тех пор каждый взор у него источал сытость сомнениями, терзающими сожалениями. Как человек, следящий за ним чутко, я заметил что он с тех пор и спать толком не мог.

 – Он представился Варгрифом, хранителем битв и порядка. В ту ночь, он собирался уничтожить всех внутри нашего обителя, и я еле отговорил его. Вместо вас, я предложил бесчисленные битвы с собой, а потому скоро я стану постоянно уходить надолго и в одиночку, дабы вы не страдали. 

– Но, зачем ему уничтожать нас?

– Он говорил о себе как о пятом небесном столпе, короле грифонов. С его слов, каждый глаз любого из его народа связан с ним, и, пришла пора мстить за убитых сахки. Как я понял, сахки на его языке означает "воин".  А полный титул его, как тот сам мне поведал, Сахкишатгун, то бишь "Праотец всех воителей". И его долг как Праотца, это почтить каждого воина великой битвой, или равной по цене жертвой. 

В тот день, Каэль поведал мне суть. Он открыл свою душу, излил свои страхи и переживания, лежащие каменным грузом. Зарыдал, приглушенно хныкая мне в плечо.

Оказалось, среди воинов он был одинок, поскольку не видел цены подвигам, покуда те не являются подарком будущим поколениям, коим надо обеспечить прекрасное место для жизни. И честь ему лишь звонкое название. Зачем же, тогда он оберегал нас, вёл вперёд своих сахки? Как сам Каэль сказал, это его долг перед человечеством, брошенным на произвол в проклятых землях.

Так наша ночь подошла к концу. Последующие года Владыка отдалялся от нас, больше сражался и всегда возвращался израненным, истощенным от бесчисленных нападок, как он заявлял, "могучих монстров". Один я удостоен был истины, а потому с болью на душе смотрел, как тело моего героя усеивалось рваными ранами, множественными шрамами. Это так походило на узор смерти.

Когда раны стали слоиться втрое, минула декада. Каэль вызвал меня посреди ночи к своей постели, и выгнал всех за дверь. 

– О, преподобный, я...

– Не стоит. Дай мне быть кратким.

Я с уважением отнёсся к воле своего идола.

– Я боюсь, отплатить все наши грехи мне одному перед Варгрифом не удастся. Завтра я объявлю всем страшную правду, ты поддержишь меня? 

Что за глупый вопрос. Я не мог не быть на стороне спасителя, чья душа чиста, и помыслы священны. 

Когда солнце взошло над горизонтом, все собрались во внутреннем дворе Каменного Сердца. Две сотни ушей внемляли в речь, которую я удосужился записать от начала до конца.

– Я, Каэль Вердэманн, рыцарь Каменного Сердца, хочу тысячу и один раз извиниться перед всеми вами. Потерян счёт тому, сколько я вам врал, стараясь уберечь худшую истину от вас. Я думал взвалить всё на себя, но не смог пересилить грехи, совершенные нами. Король грифонов Варгриф, чьих воинов мы убивали, способен стереть с лица Острова нас, словно мы ничто. И, с целью отсрочить кару божью, я преподносил себя ему в жертву. Однако, настал час, когда я не смог более защищать вас, за что извиняюсь. В следующие семь дней сюда прилетит немыслимо великая армия крылатых, и мы должны отдать жертву.

– Зачем? Не легче ли сбежать? – спросили массы.

– Бежать бессмысленно. Они быстрее, догонят вмиг.

– Значит, мы все умрём, не оставив ничего после? – поинтересовался паникующий солдат.

– Да, скорее всего нас раздавят в пыль. Так, кто готов ступить со мной в бой, наперекор судьбе? Я не гарантирую победу, честь или райские сады после смерти. Но и заставлять никого не могу. Желающие сбежать могут пойти с сэром Иттлином, моим доверенным рыцарем, в далёкие края. Сражавшиеся здесь, их честь и кровь, сложенные головы станут гарантом вашей безопасности.

– Что будет, если сбегут все? – решился спросить мальчишка из толпы.

– Я приму бой один, чего бы мне это не стоило. А вы отправитесь жить в будущее, в котором не надо будет беспокоиться о риске исчезнуть без следа. Я приму ваш выбор, поскольку вина за всё лежит именно на мне.

В тот же день, почти все воители крепости ополчились за именем Герцога, обязав себя отдать жизнь за Каэль'мин – с языка каменных деревьев, "Воля Каэля".

Изначально, никто из рыцарей не хотел бежать, поджав хвост. Однако, в таком случае, некому было бы защищать женщин и детей. Тогда, были отобраны шестеро, и те возглавили шествие, ушедшее в Долины Вод, "даруму".

Безумцы, держащие оружие в руках, остались в пределах каменных изваяний. Смирившиеся со смертью, они попрощались с жёнами и детьми – им нечего терять.

Возглавлял ими всеми воин, чей покров был сдёрнут, чувства открыты. Наконец, сердце его забилось в унисон с народом. Как жаль, вскоре ему пришлось застыть навсегда. 

Вдали виднелось чёрное облако из малых колыхающих частиц. Без сомнений, это войско Варгрифа.

Я спрятался, поскольку обещал. Я обещал! Остаться в живых, и передать подвиги их массам, поведав о каждом. И о Сиглидаде, убийце сотни тварей, и о Вигнате бородатом, одолевшем дракона вручную. Я дал слово каждому, сделать их героями! 

Видел падение каждого. И как стены падали, но не под натиском врага. Нет! Каждый взмах меча Каэля уничтожал всё за его спиной, разрезая саму суть пространства, а потом и вещи. От строения и камня на камне не осталось бы, не окружи он часть крепости своим щитом.

В середине побоища, остались мы вдвоём. Грифонов десяток вертелся по округе, пиршествуя своими же товарищами. Затхлой крови вонь застыла в воздухе, вызывая тошноту.

Варгриф. Я узнал его по размаху крыльев, той самой могучей ауре. Одного его вида достаточно, чтобы сказать наверняка: Каэль не выстоит против него. Когда же тот стал летать, буквально растворяясь в воздухе, в пору было бы предполагать, как долго герцог выстоит, будучи неспособным и разок поразить врага.

Так я думал. Пока, не увидел, как опадают огромные перья, состриженные ровной линией. Следом, полилась редкая кровь. 

Я порывах ликования я и позабыл, что однажды мне сказал Каэль. Каждое упущение, геройство стоит свою цену. Вмиг, герой согнулся от боли, и битва кончилась. Варгриф, возвышаясь над поверженным человеком, стоял в ожидании его смерти. 

– Сахки, достигший своего последнего путешествия. Твой дом, и люди твои убиты. Одни оды останутся о свершениях ваших, и будут они разносить бессмертную славу. Ты доволен?

Голос. Поразительно глубокий, освобожденный от какой-либо эмоциональной окраски, он соответствовал сути Короля грифонов как одного из великих Пяти. 

– Нет радости большей, чем уверенность в будущем народа моего. А потому, я всегда был готов принять такую участь для себя, умереть бесславно мне не жалко. Лишь бы остался дух и стремления моих людей, тогда и я буду жить вечно.

Его слова, и лик. Беззубая, лёгкая улыбка, источающая тепло, подобное весеннему Солнцу. И беззаботная, непринуждённая манера речи. Я, всхлипывая, стоял и внемлял словам его.

– Азлатри. Среди всех семи героев человечества, коих Столпы сразили, ты единственный, чьё сознание грехом не преисполнено. Даже Мавурун, Погибель Мудрости, тебе в подмётки не годится. Я, Сахкишатгун Вара, признаю твою ценность как высшую Волю, и желание твоё сокровенное будет сохраняться до скончания веков. 

Слова не достигли ушей Каэля. Он умер, стоя на ногах, и опираясь на свой меч. 

Героя душа покоится здесь, в стенах скорби, укреплённых кровавой пеленой. О странник, с тебя я ничего не захочу. Пред тем, как мир покину я, ты знай. Человечество продолжит сражаться с небесным порядком, покуда тот желает ограничить стремление к жизни.

***

История о Седьмом герое, как и остальные записи, стала покоиться в закромах рюкзака Эдварда. Сам он, будучи глубоко поражённым историей, пуще прежнего уверовал в необходимость одиночного путешествия. 

Повязав окровавленные бинты на левый глаз в память о павшей подруге, тот оглянулся разок, и улыбнулся руинам, чей скорбный лик провожал его взглядом. 

Кивнул он им, да ринулся бодро. Наконец, перед ним стояла чёткая цель – выжить одному, собраться с мыслями. Ради неё, собственно, не жалко и отдать себя всего.