Остров.

Предисловие.

Порой, и золото теряет свой цвет.

***

Шаги размеренные, их топот тихий и опасливый. Нет той уверенной походки, ведь никто и не видел место, куда предстоит попасть.

– Эй, а куда это мы?

– Мы идём к святыне, великому месту для каждого жителя моей родины. Не думал посещать его с вами, и всё-таки, волею судьбы нам придётся туда направиться, – ответил Райт, успокаивая взбудораженную незнакомку.

Остальные, сохранявшие молчание, также находились в неведении, что не мешало всецело довериться доброму исследователю из далеких краёв. Каждое их опасение не имело смысла, поскольку мистер Себастьян знает всё наперёд, готов к любому исходу. Будучи способным лидером, ему несвойственно ошибаться.

– А все наши боевые напарники уже там? – решила уточнить Нора.

– Разумеется. Иначе они не ушли бы толпой, следуя моим указаниям. Сейчас на совести Эдварда и ребят очистить путь от преград.

– С ним всё будет в порядке? Просто, днём ранее почти все бойцы вернулись с другой битвы, откуда некоторые вышли без сознания.

– Всё будет в порядке, – обнадеживающе уверенная улыбка покрыла веснушчатое лицо кудрявого ученого, – Ты ведь веришь в Фиумэ, Владимира, Эдварда? В нынешней среде им нет равных ни по силе, ни по прыти. 

С подозрением поглядывая на главу группы, Нора продолжила идти за ним вслед, как и остальные. Сердце в груди не унималось – наблюдая за вчерашним состоянием парней, невольно можно начать переживать насчёт того, способны ли они и сейчас выйти на передовую, не рискуя своими жизнями. 

Еще и Фиумэ, больше заноза чем боевая единица. За него, молодого дурака, беспокоиться приходится вдвойне: рыбчонок как себя поранит, так и окружающим проблем создать горазд.

– Я вижу, ты тоже волнуешься, – окликнул кто-то сзади. Оказалось, был то тихоня Кристофер, один из самых первых попавших на Остров.

– Да, есть немного, – неловко пожимая плечами, сказала девушка.

– Я вот думаю, зачем им Николь? У неё и способностей нет, и убивать она никого не станет.

– Кто знает. Сейчас остаётся надеяться на мистера Райта и его знания. 

– Да уж. Хорошо хоть до этого его голова нас не подводила. 

С трудом воспринимая происходящие странности, путники продолжили шествие вперёд, обходя бесчисленные, исполинские деревья. По пути, то и дело, попадались грубо отёсанные, старинные валуны: иногда, на фоне густой растительности не замечаешь эти покрытые зеленью камни, посчитав их за очередной куст. 

***

Мощные стволы с множеством ветвей, стремящиеся ввысь подобны облакам на небосводе – созданы чтобы загораживать свет. Разной формы и цветов, густой покров из них не даёт лучам от светила пройти сюда. Они буквально питаются светом, и кроме них его никто не получает. Такова иерархия – высочайший получает всё.

Но есть и грибы. Рожденные в тенях великих, с самых первых секунд вынужденные соревноваться за питательные вещества, право на жизнь под лучами солнца – кому как не им знать методы противостояния превосходящему противнику? Они используют недостатки, паразитируют и адаптируются, находя свой уникальный способ существования, далёкий от обыкновенных. Быть может, в сути своей грибы и люди не сильно отличаются, прямо как летающие в небесах грифоны и высокие деревья.

– Приготовления завершены? – спросила Николь, попутно мастеря еще одну пылевую бомбу. Маленький мешочек в руках сделан так, что любой более-менее серьезный урон разрушит оболочку, высвободив летучее содержимое. 

– Конечно, – Владимир, выскочивший из кустов, поспешил оповестить боевого товарища. В его зарослях уже лежат наготове по три пылевые бомбы, необходимые для дальнейших действий. Рядом с ними копьё наготове: лучшее из примитивных орудий, созданных человеком. Против диких тварей справляется получше любого меча, нанося урон точечно. 

При осмотре инструмента, на мгновение, промелькнула у Влада мысль – а получится ли на сей раз вернуться в мир прозрачных вещей, дабы поразить противника в самое подходящее место? Ему всё никак не получалось исследовать свои новые навыки, а потому, опираясь на предыдущий скудный опыт, с трудом получается строить предположения. При том при всём, желание опробовать так называемое "новое зрение" хочется. Как никак, оно есть его преимущество, подобие природного дара: и, раз грифоны не стремаются рвать его когтями, то чего бы и Владу не обнажить свои?

– Чего в облаках витаешь? Иди в укрытие, готовься к нападению. Они могут прибыть когда угодно, особенно когда ты не ожидаешь увидеть их сейчас, – предостерегая товарища, указала Николь. Сама же решила удостовериться в боевой подготовке другого напарника, и отошла. 

Небольшая поляна, окруженная кустарниками и деревьями наилучшим образом подходила на роль места проведения битвы: находится недалеко от руин, и заросли вокруг достаточные, чтобы спрятать в них людей. И всё равно, полное превосходство достигается иным путём – жертвоприношением. 

– Это жестоко! – возмущался стоящий рядом Фиумэ. Именно ему довелось подвешивать птенцов: он сделал крепчайший узел наверху не из чувства боевого долга, но чтобы эти шерстистые клубки в случае чего не упали на землю. Сеточный мешочек, из которого то тут, то там торчат маленькие лапки, находится в паре метров от земли, и пошатывается из стороны в сторону от движений грифонят внутри.

– Заткнись и мигом в кусты, – стоило женщине пригрозить кулаком, как юнец спешно убежал в предназначенное место.

Осталась одна. Одна посреди поля, где польётся кровь рекой. С легким ветром и песнью листвы, воздались криком тихие воспоминания о былых подвигах, совершенных ради чьих-то целей. Раскату грома подобны разрывающиеся снаряды над головой, единые в песне, известной как война. Песнь с немелодичным мотивом, непонятными идеалами. Текст без использования букв, начерчен пятнами крови и яростными возгласами.

– Интересно, это моя последняя битва? Кто знает, – прошептала хрипло, взбираясь на дерево.

Копьё в руке сидит крепко, глаза и уши навострены. Пришла пора томительного ожидания.

***

За спиной ни рюкзака, ни ножен на бедре. Безоружный мечник ступает прямиком к стенам крепости, отбросив последние частички страха. Он убежит не из дрожи в коленях, но ради тактического преимущества. И каждый шаг вперёд его, тем временем, для этого и вымерен: лишь бы на отступлении чего путь не преградило. 

Весь горизонт заняли руины, покрытые вековыми слоями пыли, мха и лозы. Оборонительные стены давнего форпоста человечества держатся на добром слове, некоторые их участки порезаны, обтёсаны. Уничтоженные стрелковые башенки давно не видали баталий – с них некуда стрелять, вокруг одни деревья. 

Где-то там, за камнями и стенами слышится грифона рёв. Парочка из них видны даже на подходе к крепости. Еще трое только скрылись за руинами. И, наконец, двое залезли наверх развалин, и пристально наблюдают. Что-то не так? Может, их всех надо привлечь громким звуком?

Так подумал Эдвард, и решил крикнуть во всю.

– Поймай меня, птичка! – воздался крик. И шорох тихий стал слышен вольный. Пернатые отродья обратили внимание, но наступать не стали. Секунд десять.

Как вдруг, одновременно все хлынули в направлении к Эдварду. Успех? Неважно, сейчас лучше бежать, да побыстрее. В лес, а оттуда как получится.

Слышны взмахи крыльев за спиной, топот тяжелых лап. Они всё ближе и ближе, не отстают ни на шаг. А ленточки яркой ткани, размечавшие тропу, проносятся мимо глаз – видно, до сих пор удача сопутствует людям, и мечнику в частности: ведь всё идёт по плану.

Вдали виднеются знакомые деревья, рядом у которых висит мешок с грифонятами. Место ловушки выглядит готовым: ни одной души не видно, значит можно приступать к делу.

Собрался с мыслями, сделав глубокий вдох. В голове одно лишь желание – пусть явится меч, и всё закончится побыстрее.

«Отказываюсь. Ты не выдержишь.»

Как гром посреди ясного неба прозвучало в голове, обламывая ожидания. Это, безусловно, меняет положение дел, ухудшая общий расклад: теперь, мизерный шанс на выживание сравнялся с ничем. 

– Бросай, – отчаянно воскликнул Эдвард, не зная что делать. Из зарослей вокруг вылетели небольшие мешочки, явно направленные на зверей позади. Не все из них, конечно, достигли цели, но и парочки стало достаточно: выигранное время поможет, в лучшем случае, разобраться с половиной. В ход пошли копья, заготовленные утром.

Владимир и Фиумэ незамедлительно выпрыгнули из густых кустарников, и направили острия копий в глотки рядом стоящих грифонов. 

Николь, с небольшим опозданием, также вышла из укрытия: а заодно и бросила Эдварду копьё. 

– Чего стоишь? Вперёд! – прокричала та пронзительно, бросаясь на толпу. 

Боевая женщина, в отличие от остальных, не была вооружена ножом на палке: в её руках лежали простые, армейские штыки, не внушающие доверия. Это, правда, не помешало ей прыгнуть на спину к ослепленному, злому грифону – железной хваткой держась за спину, Шильц настигла шею, и хотела было вскрыть, как тварь перед ней встала на дыбы, и попыталась стряхнуть с себя лихую охотницу. 

Быстрая приспосабливаемость действующего военного, впрочем, спасла положение: Николь додумалась воткнуть ножи в затылок, а там уж лезвия, следуя пути наименьшего сопротивления, скользнули в щель между позвонками. Тут-то тварь стала брыкаться как в последний раз. Пришлось в скорейшем порядке "спешиться", и тем не менее победа человека над зверем казалась очевидна: особенно, когда Николь решила добить бедное животное ещё парой глубоких ножевых.

Остальные, тем временем, также старались быстро покончить со всеми зверями вокруг. Фиумэ особо выделился среди всех, так как использовал свой остроконечный хвост чаще, чем копьё. Он не старался уклоняться от лап или клювов, скорее уверенно стоял на ногах, да подставлял под удар острие плавников, рассекая плоть врага. Когда те теряли бдительность, старался наносить колющие удары в область шеи – часто промахивался, ввиду отсутствия опыта в обращении с таким инструментом для убийства. Да и что-то в его движениях выдаёт в рыбном мальчике то дикое животное, коим он однажды стал.

Владимир орудовал копьём как нагинатой: вместо прямых ударов, использовал размашистые взмахи, оставляя длинные и изящные порезы. Так, расправившись с двумя огромными зверьми, он встретил преграду – ненадёжно привязанный к палке нож не рассчитан для большой нагрузки, а потому, при попытке напасть на третьего грифона, дал осечку, отвалившись от древка. Находившегося в замешательстве воина тут же настигла лапа с когтями, и швырнула в кусты.

Эдвард за всем этим наблюдал, бегая вокруг поля битвы. Он и не пытался сражаться, поскольку изначально понимал, что ничем другим, кроме меча, пользоваться не способен. Нет, это не из-за плохой точности, или прочих проблем – меч, относительно короткий и тяжелый, просто очень напоминал гитару, коей рокеру доводилось махать. 

– Оарфиш, я знаю ты слышишь! Я не выдержу, и ладно. В этот раз сделай одолжение, прошу!

«Опять хочешь лежать без сил, мёртвым грузом? Да и буду честной, не знаю, останешься ли ты живой, так зачем мне рисковать и жертвовать силами?»

– Если ты не поможешь, то я точно не выживу! – замолвил Эд. 

 «Ты можешь убежать, пока остальные отвлекли тварей. Как ты видишь, еще двое стоят на ногах. »

– Я не брошу их ради себя!

« Ладно, это бесполезно спорить с тобой. Пока я тебя слышу, и ты меня, скажу пару вещей.» 

– Какие? – обрадовавшийся благосклонностью голоса в голове, спросил Эд.

« Из-за слабости уз между нами, после такой уступки они и вовсе порвутся, так что следующие тридцать лун ни ты меня, ни я тебя не услышу. А еще, сейчас у тебя будет всего десять-пятнадцать мгновений на решение своих проблем. Больше мне сказать нечего. »

Долго ждать не пришлось: как голос стих, так свет озарил округу, ослепляя обе враждующих сторон. Каждый защурился от яркости исходившего свечения – его зарь была столь сильна, что вещи теряли вид и объем, оставляя перед глазами одну неразличимую белоснежную пустошь, обжигающую зрачки.

Когда свет отступил, грифоны с их чувствительным, острым зрением еще секунд пять отходили, давая фору бойцам людского фронта. Отсчёт времени начался здесь. 

Первые пять секунд. Рывками разрывая дистанцию, Эд, не рассчитав силу, споткнулся и покатился по земле кубарем, навстречу одному из ослепших зверей.

Десять секунд. Еле встав на ноги, вознёс тяжеленный меч над головой, и обрушил удар: неудачно, поскольку грифон подставил лапу, не давая попасть по торсу. Пришлось отвести меч в сторону, и горизонтальным взмахом заново попробовать прорубиться, на этот раз успешно.

Пятнадцать секунд. Ринулся вперёд, и уже готов был сокрушить следующего грифона. Колющий удар пронзил глотку, оставалось провести лезвием вниз и рассечь. Правда, не судьба, ибо время вышло. Меч растворился в воздухе, оставив после себя пустоту. А тварь упала, безжизненная и опустошенная.

Оглянулся. Из всего множества осталось двое грифонов, и те, кажется, не выглядели готовыми к схватке: один, урвав себе мешок с птенцами, умчал прочь, в обратную от крепости сторону. Второй издавал истошный, утробный рёв, и пятился назад при виде Николь, шагающей в его сторону. 

– Всё закончилось? – не веря своим глазам, задался вопросом Эд, и стал оглядываться. Тут же послышался тихий плачь. Пойдя навстречу звуку, пробираясь сквозь кучи еле живых, испускающих дух тварей, нашел Фиумэ, сидящего посреди поляны в слезах. Вид у него не из лучших, тут и там по телу расположились рваные раны, исходящие на кровь. Их, по хорошему, стоит обработать. Быть может, раны так болят, что плакать хочется?

– Эй, ты в порядке? Пойдём к нашим, тебя подлатают. Давай, – Эд слегка прикоснулся к мальчишке, желая поднять того на руки. Руки сразу же обдало жжением, коликами: видно, Оарфиш не зря предупреждала, последствия от использования меча теперь и вправду серьезнее прежних. От внезапных болей Эдвард упал рядом с молодым другом, не в силах двинуться.

До этого, наверное, тело находилось в состоянии болевого шока. Как сам рокер слышал, это пара секунд после сильного шока, при которых рецепторы тела отключаются, позволяя двигаться, удивляться свежести и приливу сил. Видимо, эта пара мгновений пролетела, и нахлынула волна боли.

Отдышка такая, будто последние минут пять не дышал – тело жаждет кислорода, жадно глотает его. В глазах временами мутнеет, и мысли путаются. Среди всего урагана чувств подозрительно ясно послышался голос Фиумэ:

– Я не знал, что им так больно. Это неправильно, почему их слышно? – словно безумец, он говорил в пустоту, не прекращая ронять слёзы. Ни с того ни с сего, стал бить землю со злости: этот мальчишка явно не плакал из-за своих ранений. 

Чувствуются шаги. Кто-то, похрамывая одной ногой, подошел к Фиумэ с Эдвардом.

– Эдвард, ты живой? Эй, вставай друг, не время лежать, – заботливо подняв рыжего с земли, Влад взвалил его себе на целое плечо. 

Русскому, признаться, тоже сильно досталось: левая рука опухла, плечо и локоть сильно ободраны, вся рана в грязи. И даже так, он не находит времени на бессмысленные движения, слёзы и прочие нежности. Только прикусил губу, и терпит.

– Фиумэ, битва закончилась. Пойдём обратно, нам всем нужно отдохнуть. 

– Устами истину глаголишь. Меня вот чуть не вспороли, – задрав верх своей одежды, Николь засветила подобие бронежилета, на поверхности которого виднеются следы вмешательства, – Силища у грифонов завидная, тонкий кевлар от их лап еле спас. Сниму его, а под ним наверное еще и синяки остались. Ну и жуть. 

***

Взвалив на свои уставшие спины по одному товарищу, Николь и Владимир с трудом доковыляли до назначенного места встречи с группой "Ядро".  Едва увидели людей за деревьями, так те помчались навстречу, встретили воистину горячо. 

Нора, волоча за собой Бьянку, прибежала и стала заматывать раненых воинов бинтами. Влад, несмотря на своё плачевное состояние, отказался от обработки ран и помощи. Другие же охотно приняли предложение – неприступная Николь даже упала 

– Эдвард, Николь, Фиумэ, Владимир. Вы оправдали мои ожидания. Воистину прекрасный результат, – громко хлопая в ладоши, отозвался Себастьян.

В глаза ему страшно смотреть. Пустой взор, ужасающе натянутые эмоции предельно копируют настоящие. Трудно найти грань между его ложью и правдой, что делает из ученого прекрасного актёра. Порой поражаешься, чего еще такого Райт умеет?

– Себастьян, признателен за твою похвалу. Извини, если отвлекаю, но можешь мне на руку шину поставить? – попросил Влад.

– Конечно. Пройдём за мной.

Мужчины, прихватив с собой пару палок и спирт с бинтами, уединились поодаль от команды, судорожно обсуждавшей произошедшее. Святым долгом каждого не видевшего сражение стало гадание, кто больше убил, и кому больше досталось. От их трепета, слившегося в единый гул, удалось скрыться только уйдя на сотню-другую метров в сторону.

Первым делом, промыл раны водой из фляги. Грязь и песок пришлось вытаскивать тщательно, они буквально втёрлись в плоть. Белобрысый проявил верх терпимости, не издав ни звука. А ведь открытая рана очень, ну до жути раздражалась, заставляя ощущать доселе невиданные грани боли как явления: от такого глаза на выкате, пот льётся градом.

Следом, обеззаразили спиртом. После первой процедуры, прижигание показалось манной небесной – хоть и больно, но в сравнении с предыдущим терпимо.

Райт, проверив перелом на руке наощупь, стал фиксировать кость ветвями дуба, отличающимися малой пластичностью. Под конец процедуры рука выглядела как дубина из ткани и древесины. Зато, действенно и гарантирует фиксацию кости. Наверное.

– Эй, Себастьян, не спеши уходить. Ты собираешься продолжить, несмотря на состояние группы "Корона"? – окликнул Влад ученого, собиравшегося вернуться к попаданцам.

– Директива не гласит, и всё же, ежели появится необходимость в защите попаданцев, я буду готов выстрелить из ружья. Не думаю, что мне будет трудно одолеть жалкие остатки от общего числа грифонов.

– А ты уверен, что их там осталось меньше? Сам же говорил, не меньше десятка присутствует, – Владимир, ощущая неготовность группы, считал разумным отступление.

– Это был блеф, чтобы вы отнеслись с большей ответственностью и готовностью к экстремальным нагрузкам.

– Забавно. А что ещё ты решил умолчать?

– Не начинай, пожалуйста.

– Ладно, – разведя руками, русский встал, – До этого твои планы сбылись, не вижу повода усомниться в тебе. Идём дальше, – седовласый под сопровождением Себастьяна направился обратно, слегонца прихрамывая на левую ногу.

***

Шумно. Вокруг люди словно стараются перекричать друг друга, повышая тон разговора. Голоса мешают спать, расслабиться по окончанию тяжелой работы. Пересиливая боль, пронзившую тело с головы до пят, он поднялся на колени. Следом, и на ноги. 

Лихорадка ломит, мешает твёрдо встать и осмотреть округу. Видно, как все суетятся и готовятся идти, а рядом с Эдвардом, кажись, все спорили кому придется тащить его тушу на себе. Когда же спящий встал, вопросы ушли в сторону, люди разошлись. Одна Нора осталась рядом, встревоженно пялясь на рыжего.

– Чего не так? – удивленно похлопав сонными веками, спросил молодой человек.

– Ты как? 

– Как с похмелья. Голову ломит, ноги дрожат, и блевать тянет. А ты?

– Я то не сражалась, со мной всё хорошо. Думаю, помогать ли тебе ходить, или сам справишься.

– Чтобы ничего плохого не случилось, давай лучше придерживай меня.

– Без проблем, – сказала Нора, и быстро расположилась под плечом Эдварда, поддерживая руку на весу. 

– Слушай, а что с другими? – поинтересовался Эд.

– Николь вырубилась на минут пять, сейчас бодрячком. На полчаса отключились только ты и Фиумэ. Последний встал совсем недавно, у него всё тело в бинтах. Эд-ди, тебя мы ждали, чтобы выдвинуться в путь. Пойдем уже, давай не задерживать остальных. 

Смутно соображая о происходящем, Эдвард бездумно согласился. Шагает по лесу с большим трудом, неуклюже перебирая ногами. Частенько опирается на окружающие объекты, явно страдая от некоторых нарушений вестибулярного аппарата, среди которых как помутнение рассудка, так и рябь перед глазами.

Коричневые, серые мыльные разводы отходят в сторону, под ногами расстилается сплошная зелень. Земля, ранее ровная, теперь наклонена, с каждым последующим шагом приходится карабкаться выше. Образ впереди сильно выше линии горизонта, и на его вершине большое серое пятно. Что это? Додуматься сил нет: головная боль не унимается, отчего размышлять удаётся с трудом, и не вдаваясь в комплексные идеи, структуры. Про то, чтобы вспомнить какой-то важный факт, речи не идёт.

Внезапно стало так холодно. Кожа стала смачиваться, и чистое небо над головой исчезло. Небеса плачут, их слёзы смывают твердыню – теперь сложно двигаться, подошва кроссовок скользит. Как хорошо, когда Нора помогает стоять, держит за руку.

Мгновение, и кроме её руки всё перестаёт существовать. Внушительная сила подняла их двоих в небо, стараясь оттолкнуть от серого силуэта вдали. Кто?

***(Перспектива Норы)

Где-то там, за камнями и древесными стволами, лежал пустырь. Одинокий холм возвышался посреди леса, и на нём не росло ни одно деревце. Земля с виду плодовитая, за многие века травой поросла. Но кроме каменной крепости, на возвышенности ничего крупного не вырастало. А вскоре, и крепость погибла, оставив после себя разрозненные руины, где поселилась пустота и тоска. К ним попаданцы и шли. 

Сжав руку Эдварда покрепче, одноглазая решительно пошла вверх по холму, с целью не отстать от других. Они, поди, уже на полпути к стенам странным, старинных руин. А вдруг, пока их там не будет, случится ужасное? 

Как оказалось, не случится. Оно произошло со всеми одновременно, настигнув из ниоткуда. Поначалу, усилился дождь, присутствие которого до сей поры мастерски скрывали деревья в лесу. Дёрн обратился грязью, и подошвы обуви погрязли в ней, не в силах более двигаться дальше. 

На небе, укрытом серой облачной пеленой, прекрасно виден одинокий грифон, парящий над холмом. Удивительно, как до этого им приходилось лицезреть крылатых в небе исключительно в горизонтальном положении, когда те стремительно рассекают воздушный простор. Этот же индивид, подобно ангелам с картин, стоит вертикально, будто на земле. И изредка взмахивает крыльями, поддерживая себя на одном месте. 

– Он больше обычного, – подметил Владимир, сощурив глаза в попытке рассмотреть неопознанный летающий объект получше, – И на передних лапах у него странные побрякушки. Как браслеты, или тому подобное.

Немного погодя, Влад, желая услышать от Райта объяснений, посмотрел на кудрявого. Его немое выражение ужаса, скрытое за широко раскрытыми веками, сказало всё само за себя – удивление у ученого не меньше чем у остальных. 

– Альберот, Гразис, Вейрат, Мондальер, – вслух перебирал тот, сильно переживая. 

– Себастьян, сейчас не время для бреда. Почему у грифона золотые украшения, и почему он на нас не нападает? – встревоженный Владимир пару раз ударил друга по плечу, в надежде на отклик.

Он не реагировал. Совсем. Такой ответ подробнее любых разъяснений давал инструкцию на дальнейшие действия – ежели Себастьян сломлен, остаётся полагаться на простую логику. Согласно ей, ежели перед тобой громадный зверь: беги!

– Бежим, ребята! Обратно в лес! – заорал белобрысый русский, ринувшись прочь.

Поздно. Секунда, и уши взрываются от порыва ветра, нахлынувшего с вершины холма. Уши от такого сами свистят, разрываясь в предсмертной агонии. А тело, внезапно, становится невероятно легким, и, оседлав ветер, устремляется в тартарарам: прямиком к лесу. 

Ветки больно хлестали по лицу и коже, оставляя царапины и ушибы. Недавно нанесенные бинты прохудились, и оголённая плоть под ними также пострадала. 

Следом, падение. Когда тебя проносит сквозь заросли, это не так больно, как если бы ты падал на каждую деревяшку своим весом, проверяя что прочнее: молодые побеги орешника или кости, уже пережившие смерть однажды. 

Как оказалось, кроме пары рёбер всё тело прошло проверку на твёрдость. От этого легче, конечно, не стало – после падения ни встать, ни оглянуться. Невольно теряется сознание, хочется уснуть и забыть этот день как кошмарный сон.

– Эдвард, эй! Ты живой? – прозвучал звонкий голосок Норы. Они рядом, и хоть она цела – такой расклад позволил Владимиру расслабиться, и погрузиться в долгожданный сон.

Одноглазая дама, тем временем, усердно прикладывает своё ухо к груди рыжего, лежащего неподвижно. Слабое биение в его груди, и колыхания: он жив! Вероятно, просто спит.

– Эй, нашел время спать! Нас чуть не прибило насмерть, вставай! – активное подёргивание за плечо сделало своё, разбудив длинноволосого увальня. Нора с облегчением вздохнула.

– Где я? – резко поднявшись, спросил он. 

– Грифон над холмом, дождь и ветер. Ты не помнишь? 

– Не, Нора. Как я и говорил, меня до сих пор трясёт. Думаю, еще некоторое время постоять за себя не смогу. Нам надо поискать Фиумэ, остальных. Где они? Что вообще произошло?

– Нас сдуло с холма, когда большой грифон в небе взмахнул крыльями. Я тебя схватила, и мы были далеко от крылатого зверя. Вот мы не очень-то и улетели, вроде целы. Другие были выше, ближе к эпицентру – их всех унесло. Надеюсь, с ними всё хорошо. 

Странный холод нахлынул со спины, и мурашки пробежались по коже. Едва обернувшись от такого, Нора с ужасом обнаруживает, что половину кругозора ей загораживает жутко огромное, покрытое перьями чудо. Непохоже, чтобы другие грифоны были такого же размера: может, в пару раз меньше, и менее вызывающе выглядят. У этого существа края оперения на груди переливалось золотым блеском, а на лапах красуются пребольшие кандалы того же цвета. Одного кольца с лапы хватит, чтобы поместить в него среднего человека. А они цельные, золотые, и покрыты множеством странных узоров, среди которых просматриваются знакомые.

– Иероглифы совсем как в контракте, – тихо прошептал ошеломленный Эдвард.

И вправду, знаки подозрительно знакомы, но где же их можно было видеть? В голове неразбериха: смутные образы всплывают и исчезают. Среди них нереальные пейзажи, несуществующие животные. Перепутье? 

Неважно. Стараясь не спускать взору с грифона, Нора стала пристально смотреть ему в глаза. Взгляд, на удивление, не такой как у простых крылатых львов – нет той постоянной нахмуренной, озлобленной рожи. Спокойная лагуна поселилась в больших, черных глазах. В них можно утонуть. 

Грифон раскрыл клюв. 

– Я чую запах, ке агета, противнее которого лишь несбыточные слова на ветру. Лежащий на земле Дза нбуту, скажи, – Удивляла в нём не только способность говорить, но и гнёт, нарастающий с каждым словом из уст. Слова, способные пробудить в душе гордыню и благородство – иначе не скажешь. Этот вибрирующий, низкий голос, без толики гнева: он создаёт ощущение неоспоримого величия говорящего.

– Скольких моих подданных Дза нбуту положил, прежде чем попытаться взойти к святыне Сах'ки Каэля? – спросил грифон. Немного замешкавшись, Эдвард не нашёл ничего лучше, кроме как сказать правду. Лгать он смысла не видел: одежда вся в крови, скрывать нечего.

– Я сбился со счёту. Ни разу не выходил с поля битвы с чёткими воспоминаниями и картиной битвы в голове. Но, позвольте объясниться: также, ни разу я не выходил без знания того, за что я сражаюсь – всегда, это или моя жизнь, или жизни других людей.

– Гадак'ачи, ценишь в противостоянии не процесс, но результат? – задался вопросом зверь.

– Да. Я никогда не стану сражаться ради вещей, чья цена меньше жизни моего противника, – аккуратно подбирая всякое слово, выходящее из уст, Эд старался поддерживать тему беседы, заданную им самим. 

Медленно, лапа с наручем поднялась с земли. Сжав её в кулак, оттопырил один из когтей. Кончиком тот наведён на Нору, сидящую в молчаливом удивлении. Ей не удаётся уловить нити разговора, вплестись. По этой причине наблюдает, не осмеливаясь сказать что-либо.

– Ми ах иглидае. Её цена выше моей для Дза нбута? – недопонимая, спросила орлиная голова.

Немного засмущавшись, рокер утвердительно кивнул. 

– Дза нбуту, ради неё ты готов сражаться даже со мной? – грифон наклонил голову вбок, указывая на собственное замешательство.

Как можно ответить на подобный каверзный вопрос? Безусловно, Эдвард взял бы меч в руки, будь у него необходимость защитить Нору от грифона. Правда, ни меча, ни потребности в драке, собственно, не наблюдается. 

– Я не в состоянии подняться на ноги. Извини, слишком устал после другой битвы, – пожав плечами, Эд вздохнул. 

– Азлатри. Им гар ут, не хочешь сражаться? Любой кто в сознании может быть Сах'ки. Дза нбуту, ты просто недостаточно хочешь, – количество странных слов, с еле уловимым смыслом становилось значительнее. Вместе с ними, стало ясно: грифон настаивает на сражении. 

– Зачем нам сражаться? – задался вслух вопросом рыжий.

– Естественно, почтить павших. Как я могу быть Небесным Владыкой, не будучи способным постоять за своих Сах'ки, убитых тобой?

– Небесный Владыка? Это объясняет многое, – только услыхав знакомый титул, Нора решила не пропускать возможность, и вклиниться в беседу, – Я краем уха слышала, Небесный Владыка это титул Варгрифа, короля грифонов.

– Иглидае. Я Варгриф, Небесный Владыка. Как звать Вас, Дза нбута? – оттопырил два когтя на лапе, указав на обоих одновременно.

– Я Эдвард. Рядом со мной Нора.

– Эду-вар? – уточняя, спросил Варгриф.

– Можно и так, Небесный Владыка.

– Эду-вар, ты не хочешь сражаться. Я вынужден заставить Дза нбуту встать и биться. Как я понял, ты ценишь Нора? – на мгновение, грифон исчез с своего места, будто испарившись. Секундой позже, он снова там, но с Норой у себя на ладони. 

Примерно понимая вектор направления разговора, Эдвард напрягся. Сейчас, жизнь подруги находится в подвешенном состоянии – существо, желающее битвы, не побрезгует использовать её в корыстных целях. 

Эд тщетно попытался встать. Ноги ну совсем не слушаются, наотрез отказываясь даже просто оторваться от земли задницей. 

– Постой! Не делай ничего с ней! – отчаянно воззвал Эд, со страхом наблюдая как грифон сжал свою лапу, дабы девушка из неё не выбралась. 

– Эду-вар. Каждый мой Сах'ки, чья агета на тебе, часть меня. Я не они, но ощущаю их боль, могу разделять их душевные переживания. Отлично понимаю цену каждого из них. Я могу ошибаться, но мне хочется верить, что я верно определил. Нора отличная цена за Сах'ки, хоть и не полностью оправдывает. Азлатри? – Варгриф стал чуть более угрожающим. В его голосе нет прежней безмятежности, зато появились следы рассудительности, глубокого понимания ситуации.

Он, безусловно, скорбит по павшим. Но, его уважение к окружающим не даёт ему права разозлиться, иначе это будет неправильно. Павшие не оценят таких действий. 

– Варгриф, мы ведь можем решить вопрос иначе? Без расплаты, кровной мести? – Эдвард старался максимально аккуратно оперировать словами, в попытке не задеть и без того шаткое напряжение, повисшее между ним и грифоном.

– Нет. Я не могу простить, Сах'ки не смогут найти себе покоя. Но не волнуйся, Эду-вар, скоро ты поймёшь меня.

Последнее, что довелось увидеть – глаз. Её глаз, слегка мокрый от свежих слёз, и слабая улыбка на лице. В взгляде читалось смирение, душевный покой. Почему она выглядит так, словно приняла смерть как истину?

В очередной раз, они исчезли на мгновение. Эти несколько секунд ощущались вечностью – исчезнувшие, они оставили после себя жуткий ветер, прибивший Эдварда к земле намертво. 

Для Норы, эта секунда стала худшей. Она недолго видела, но точно различила: вот она распласталась по ладони грифона, и летит высоко. На языке щиплет, как если бы пила газировку. Как жаль, газировка сейчас – её кровь, бешено переливающаяся по организму под действием сильнейшей перегрузки. Вскипающая от разницы давления, скоротечной смены окружения.

Далее тьма поглотила кругозор. Со временем боль внутри по всему телу стала сопровождаться похолоданием. Тело сильно морозит, пока сознание теряется в урагане чувств. 

По приземлению, Варгриф поднял пыли, не сумев нормально приземлиться. Когда пыль осела, и предвкушающий худшее Эдвард уже стоял рядом в ожидании, Владыка небес открыл ладонь, и положил Нору на землю.

– А-а-а-а! – крик чистейшего ужаса разразился эхом по округе, звеня в ушах. Рокер испытал фрустрацию, коей ранее не видал.

Глаз повреждён, кровоточит. Пустая глазница тоже изливается алой субстанцией, на ней открылись старые шрамы. Нос, уши, рот, всё. Всё источает кровь, а она вымывает и остатки всего остального, будь то грязь, ушная сера или остатки завтрака. Сама девушка, тем временем, обнадеживающих признаков жизни не подаёт: дышит, но так, словно задыхается. Вроде и без сознания, но и это неясно – Эд не разобрал. В его дрожащих руках лежит человек, чьи мучения неоценимы, болевые ощущения запредельны. И всё то случилось по вине самого Эдварда, его неосторожности. Будь у него сейчас силы, он бы обязательно встал и сражался до последнего.

Кричал юноша, безусловно, со злости на себя в первую очередь. Какой-то глупый грифон отошёл на второй план. На него зла держать не получалось, ибо Варгриф казался силой, не представляемой разумным существом. Скорее, разумное бедствие, обида на которое невозможна?

– Азлатри, моя боль? Мои душевные переживания по Сах'ки, не вернувшихся к семьям. К большой, грифоньей семье в дальних краях, – столп распахнул свои громадные крылья, словно в попытке уловить нечто. Нечто тонкое, как ветер. Походу, его уши и глаза, это крылья.

– Вы и детей не постыдились использовать. Дза нбута, жестокость моя, надеюсь, ты поймешь. Но, моё наказание не плата Нора, нет, – грифон снова поднял переднюю лапу с земли, и указал на плачущего Эдварда. Следом, на себя.

– Эду-вар, я хочу взрастить твоё пламя, и забрать цену своих сородичей. Отличное сражение станет упокоением, и ты его дашь. А пока, я буду следить за тобой. Прямо здесь, ждать. Ты, рано или поздно, встанешь на свой последн...

Речь прервал не менее громкий, отчетливый голос. Знакомый, и такой странный. Ранее, этот голос не имел подобных эмоциональных красок.

– Эдвард! Стой! – обеспокоенный, жутко выглядящий Себастьян выбежал из лесной чащи. Покрытый грязью и листвой, но кажется целым: его появление радует, обнадеживает. Он сможет спасти Нору?

Подбежав рядышком, он встал. Опираясь на колени, стал восстанавливать дыхание, прежде чем заговорить. 

– Себастьян, нужна твоя помощь, скорее. Нора, она...

– Не сейчас, Эд. У меня серьезный разговор к Варгрифу. Варгриф ведь, да? –обратился ученый к столпу.

– Грубый Дза нбуту, ты прав. Зачем я тебе? Ты не пахнешь ка агета, и я тебя не знаю. Ты Сах'ки, готовый отплатить долг Эду-вар?  

– Нет, я не воин. Я Себастьян Арц Мегрель Райт, мой предок, Эльез Альберот Райт, Сах'ки защитивший Каэль'мин. Великий Небесный Владыка, обещание Каэлю Каменное Сердце гласит, что ценою величайшей битвы ты покровительствуешь нам, сквозь века оберегая нас, покуда мы не посягнулись на порядок. Ведь так?

Немного подумав, грифон убедительно кивнул.

– Иглидае, Сах'ки Каэль и вправду давал такое условие. Я прилетел сюда и был тут как раз, желая помянуть честь великого. Потомок Альберота, назвавший себя благим именем, скажи. Ты тоже приложил руку к смерти моих подданных?

– Я честен перед вами, Владыка Небес. Да, пролитая кровь наших рук дело, однако все наши старания были направлены на воздание чести великого героя, а потому мы стремились попасть к святыне с желанием придать памяти древним деяниям, – в знак глубочайшего почтения Райт пал на колени и поклонился перед столпом, чуть ли не расстилаясь по земле перед ним.

– Почтён, потомок Альберота. Ты просишь меня простить, посчитав моё наказание смертной женщине достаточной платой?  – решил уточнить Варгриф, постепенно возвращая собственный душевный покой.

– Вы смотрите в саму суть.

– Прости, но я уже разжёг пламя Эду-варва. Варгриф Король Грифонов знает цену словам, и договор с Каэлем сильнейшая из клятв, данных моей персоной. Бесчисленные шрамы, сокрытые за моими перьями, тому доказательство. И всё же, я обязан сразиться с Дза нбута, дать пламени покой или пристанище. Из уважения, Варгриф отсрочит, пока небеса не благословят сражение. В тот день, облако снова заплачет, я приду лишь за Эду-варом. А пока, прощай.

С дуновением лесной свежести, Варгриф исчез, оставив после себя четыре громадных следа на земле. Эд, держащий Нору у себя на руках, и Себастьян, тяжело дышащий, смотрели вслед исчезнувшему силуэту.

– Себастьян, – еле сдерживая вырывающиеся из глаз реки слёз, Эдвард осмелился своим надрывающимся голоском спросить:

– План не сработал? Ты ведь говорил, шанс провала был мал.

В ответ ничего. Прикусывая губу до крови, тот стоял неподвижно. Как вдруг, упал и стал бить кулаком о землю, разъярённо крича:

– Ничего не получилось! Ни-че-го! Почему же не вышло? Как я мог прогадать?!