Глава 3. Противник ваш дьявол.
«Она встретила его тогда, когда жизнь уже не имела смысла...»
Пальцы Тсеры застыли над клавиатурой ноутбука, пока она ненавидящим взглядом пробивала монитор. Раздражение горячим языком вылизывало кожу между лопатками.
Глупость какая. И теперь весь мир героини схлопнется до огромных карих глаз и урчащего голоса? Созависимые отношения – не то, о чем она хочет писать. Если бы только Эйш это услышала, Тсера получила бы неплохую затрещину. Потому что взаимная мания хорошо продается, потому что девушкам не хватает брутальных парней, с наскоку решающих все проблемы и подкармливающих клубникой со сливками. Они вытягивали их со страниц.
Ее первый роман не был таким, он резал по живому, топтал все наивное, что могло оставаться в человеке, живущем в нынешних суровых реалиях... И когда Тсера была почти уверена, что Эйш отряхнет от нее руки и сдастся, ее приняли. Посыпались десятки комментариев на форумах, зарябило в глазах от отзывов: «Это так дерзко, так по живому!», «Я проплакала три дня, больше не хочу никогда читать...». Тиражи разлетелись, печатные станки типографии не справлялись с нагрузками.
Теперь Эйш ждала от нее чего-то за гранью. Чего-то настолько невероятного, что оно сбило бы литературное сообщество с ног, опрокинуло бы навзничь.
А на первых страницах засидевшейся в собственном горе Тсеры норовили появиться типичные абьюзеры и клишировано-несчастная-героиня. Литературный редактор задушит ее и прикопает у Южных Карпатских гор.
Брезгливо зажав пальцем клавишу удаления, Тсера поерзала, удобнее устраиваясь на диване в холле. Дечебал нашел целую гору пледов в кладовке и теперь она была закутана до самого кончика носа. В камине напротив уютно трещал огонь, пускал алые отсветы по лицу, лизал жаром, стоило протянуть к нему босую пятку из-под теплого кокона.
Так ощущается покой? Легкая тяжесть в желудке после поглощенного торта, запах духов Дечебала, зацеловавшего всю макушку, прежде чем разжать свои руки и пойти перезванивать мастеру, морозные узоры на широких окнах и вой ветра в темноте за окном.
Сейчас она чувствовала себя защищенной. На мгновение показалось, что она помнит это место – помнит другим, живым и веселым, наполненным лаем собак и детским хохотом. Тсера почти готова была поклясться, что видела вышивающую маму на этом самом диване. Черные, как смоль, волосы падали длинным вьющимся каскадом до самых колен. Она делала очередной алый стежок, прежде чем поднять на Тсеру ореховые глаза и широко улыбнуться. Она говорила что-то о суетливости и честности...
Задумавшись, Копош не сразу услышала тяжелые шаги ремонтного работника. С его глубоких подошв текло, каждый шаг обозначался грязной песочной лужицей, в некоторых проплывали небольшие кусочки подтаявшего сбитого в узкие полосы снега. В этот же миг со ступеней второго этажа принялся спускаться Дечебал. Увидев, что мужчина закончил, он резво нагнал его, перетягивая внимание с работающей Тсеры на себя. Встрепенувшись, та отложила ноутбук на подушки рядом и выжидательно приподнялась, на что брат только успокаивающе махнул рукой. Мужчина тоже не обратил на нее особого внимания, повернул голову к младшему Копошу.
– ... так, принимай работу, хозяин. Промывай систему время от времени, я б котел вообще заменил, ну ты сам все видел, – дождавшись понимающего кивка, он усмехнулся в реденькие аккуратно подстриженные усы, растер вспотевшую от проделанной работы макушку с начинающейся залысиной и продолжил, – в ванну сразу не ныряйте, вода может пойти алой – уж больно много там ржавчины. Пока отстоится, пока все выйдет, да и на водонапорной станции бывают огрехи, фильтры постоянно встают. Это вам не водица с Трансильванских Альпов и не Бухарестское водоснабжение, закупились бы вы, ребятки, фильтрованной водой. С нашей можно почки потерять.
– Еще раз спасибо за понимание, вы здорово нас выручили, – широко улыбнувшись, Дечебал вытянул из кармана желтую купюру в пятьдесят леев. Мужчина ловко выдернул ее из пальцев младшего Копоша, не глядя сунул в нагрудный карман.
– Оно и понятно, в доме-то этом всякого можно повидать. Кровавой ванны не грех и испугаться, вы же непривычные. Считай, сам Господь Бог миловал, меня сразу вызвали.
– Всякого? – голос подвел Тсеру, напряженно дрогнул. Оба говорящих повернули к ней головы, непонимающе приподнимая брови. Кто бы мог подумать, что из сжатой волнением глотки вырвутся надтреснутые неясные звуки? – Здесь происходило что-то раньше?
– Так всяким известно – «к замку Прутяну все дурное тянут». – Его слова прозвучали детской страшилкой, Дечебал нахмурился, а не заметивший этого работник продолжил. – Когда Дайчия руки на себя наложила, сюда вся местная ребятня стеклась, двери выломать пыталась, в окна пролезть. Да только каждый раз их отваживало что-то. Единожды вообще шум поднялся, сын моего давнего друга две ноги переломал, на месяц замолк. А когда язык снова заворочался, сказал, что видел здесь мужчину, перекинувшегося волком. Приколича, похоже... Ну дети на то они и дети, увидел зверя, перепугался, а голова сама все дорисовала.
Спину обдало холодом, пустило по венам ток. Выпутавшись из пледа, Тсера спустила ноги на пол и поднялась, делая пару шагов к дверям. Пальцы нервно пробежались по спутанным прядям, закинули копну волос на левое плечо.
– Дайчия Прутяну наложила на себя руки?
Озадаченный их незнанием, сантехник почесал затылок, его взгляд нервно забегал от брата к сестре.
– Ну так... В спальне ее нашли, она повесилась. Те же дети и приметили, что в одной из комнат денно и ночно свет горит, силуэт непонятный мелькает.
Дечебал нервно присвистнул, глядя на вытянувшееся лицо сестры, и приобнял мужчину за плечи, разворачивая к двери:
– Вот она, суровая жизнь. Ну спасибо еще раз, было очень приятно познакомиться, может встретимся когда-нибудь еще... – Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, пустила эхо к сводам высоких потолков, Дечебал повернул торчащий в замочной скважине ключ.
– На этой неделе приедет служба по охране животных, в библиотеке тоже полно летучих мышей, они загадили все, это отвратительно.
Он не спешил поворачиваться к ней лицом. Делая вид, что увлечен созерцанием потолка, у сводов которого копошилось и сонно верещало пушистое братство, брат сцепил руки за спиной и медленно перекатился с пятки на носок.
Трусишь, Деч? Ничего, я тоже.
– Как ты думаешь, почему она поступила так? Она ведь знала о нас, почему ни разу не позвонила и закончила... Вот так... – Осторожно огибая грязные лужицы от чужих сапог, Тсера дошла до брата, нерешительно коснулась локтя.
Было очень поспешно и глупо сдавать собственный дом. Кто бы мог подумать, что ей настолько здесь не понравится.
Дечебал едва слышно выдохнул, по привычке нервно пробежался языком по нижней губе и повернул к ней голову:
– Возможно, она была глубоко несчастна здесь? Не знаю, Тсера, не понимаю, как добровольно можно проститься с жизнью. Это сумасшествие, но знаешь, я не удивлен. Мама никогда не говорила о своей семье, и я могу ее понять. Пошли, я кое-что покажу.
Повернувшись к ней спиной, Дечебал похлопал себя по пояснице и наклонился, шутливо глянув на нее из-за собственного плеча.
– Мы уже взрослые, это несерьезно.
– Несерьезно ходить босиком по ледяному полу, а потом заливать соплями мои завтраки. Давай, прыгай, в тебе веса, как в соседском шарпее.
Расхохотавшись, Тсера одним прыжком забралась к нему на загривок, Дечебал с готовностью подхватил ее под колени и с улюлюканьем понесся вверх по ступеням, заставляя девушку взвизгнуть, плотно зажмуриваясь.
Как и в детстве, восторг перемешался со страхом. Быстро. Дечебал всегда был быстрым и огромным. Он перепрыгивал через несколько ступеней сразу. Даже с закрытыми глазами Тсера была в этом уверена, пока сердце неслось вскачь, пуская по венам жар. Желудок сделал трусливый кульбит, когда Дечебал споткнулся и с громким смешком в последний момент выровнялся, едва не чиркнув лбом по пыльной ковровой дорожке второго этажа, а она распахнула глаза, взмахивая растопыренными пальцами у самого пола. Почти всегда их детские забавы заканчивались чьими-то слезами. Чаще Тсеры – младший Копош не плакал даже тогда, когда ему накладывали швы на распоротую об кованные витки забора щеку. Тогда отец нанял рабочих и им поставили простой бордовый забор из литых цельных листов. Не изысканно, но куда безопаснее. И не видно, как соседский шарпей поливает мамины цветы у калитки ядовито-оранжевой струей.
Теперь это казалось сумасшествием. Совсем несерьезно, глупо и непристойно. Но это единственное, что осталось у них. Они остались вдвоем.
Когда он с глухим стуком открыл одну из дверей лбом, Тсера удивленно выдохнула, пытаясь сползти с плеч брата.
Маленькая узкая комната, которая так напрягла Дечебала вчерашним вечером, могла присниться в кошмарах. Пространство два метра на два, в углу притаилась невзрачная серая дверь, а перед нею стоял потрепанный временем стол и стул с высокой спинкой. Все бы ничего, если бы не распятия. Огромные, они занимали всю стену у двери, одно из них было перевернуто, и спустившаяся со спины брата девушка суеверно поправила его, передергиваясь всем телом. На столе лежала единственная книга, открытая на середине.
"И он открыл бездну, и вышел дым из бездны, как дым великой печи, и затмило солнце и воздух, от дыма бездны."
Откровение 9:2.
Библия.
– Тут не грех не просто штанишки порвать, но и наложить в них, а? – Посмеявшись над собственной первой реакцией, Дечебал быстро распахнул дверь в библиотеку, приглашая ее шутовским поклоном. – Милости прошу, мой мелкий рыжий книжный червячок.
Библиотека просто поражала. Десятки стеллажей, пропахших пылью и бумагой. Она занимала изрядную часть второго этажа и спускалась узкой винтовой лестницей на первый, где располагались столы и мягкие диваны. Дечебал уже вставил вилки настенных торшеров в розетки и теперь весь первый этаж заливал теплый желтый свет.
– Это невероятно, – касаясь пальцами полок, Тсера с восторгом скользила взглядом по старым корешкам. Некоторые сохранились просто чудесно, другие же казались настолько ветхими, что тронь – рассыпятся в труху.
– Ага. И попасть в нее не так легко. Заметила? Нужно пройти все спальные комнаты, зайти в комнатку кошмаров, она, кстати, была заперта на ключ, и только потом доберешься в святая святых. Несведущий остановился бы на четвертой спальне и утратил всякий интерес или захлопнул дверь, увидев одни только распятия и посчитав хозяев дома свихнувшимися. – Размяв шею, Дечебал с сочным хрустом прощелкал пальцы и принялся спускаться. Простенькая железная лестница застонала под его широкими ступнями. – Я тебе не совсем это хотел показать, идем.
Дождавшись, пока он ступит на пол, Тсера быстро спустилась следом. Оказалось, на первом этаже пространства куда больше, чем думалось, глядя со второго – там, где на втором стояло плотное кольцо перил, на первом продолжались утопающие в темноте стены. Дечебал полез в карман, доставая мобильный. После нескольких быстрых движений по дисплею загорелся фонарик, и он ступил в темноту, туда, куда не доставал свет настенных бра.
– Вот что я имел в виду. Кажется, мы с тобой из семейки фанатиков, смерть для них значит совсем другое.
Не отводя взгляда от стены, Тсера завороженно шагнула следом.
Со старой фрески на нее смотрел архангел. Воздетый к небу пылающий меч, нимб над головой. Весь лик его сиял несокрушимой мощью. Внизу виднелась надпись на латыни. Она наклонилась, провела по ней подушечками пальцев, пока брат за спиною процитировал:
– «Будьте трезвы и бодрствуйте; противник ваш дьявол ходит, как рыскающий лев, ища, кого поглотить». Смотри, смотри дальше, Тсера, – луч фонарика метнулся вправо, она пошла вслед за ним. Обошла шкаф, доверху уставленный библейскими заветами, фолиантами и католическими книгами.
Очередная фреска. Искусно отделанный вокруг нее камень напоминал дверную раму. Внутри был нарисован очередной ангел, держащий в руках отрубленную голову. Демон в его руках улыбался, весь пол у босых ступней посланника Господа был окрашен в алый. Прямо над фреской висел огромный серебряный крест. В ушах у Тсеры зазвенело, глаза заволокло белой пеленой.
Вдох. Выдох. Пока спина покрывалась бисеринами ледяного пота. Голос Дечебала доносился издалека, из-за плотного слоя ваты. Дышать становилось нечем.
– «Врага, сеющего их, есть дьявол; жатва – конец века; жнецы – ангелы...» Тсера? Тсе...
Ее поглотила темнота, кожу головы обожгло болью.
И в темноте она снова видела. Разве так выглядят сны? Перекатываются под пальцами, словно деревянные бусины четок. Они обжигают серебром креста, запирают дыхание монетами на языке.
Слишком долго ждала. Истома, слабость, искрящаяся, ворочающаяся в голове боль. Словно алые угли запихали в голову и вертят кочергой. Боль. Боль. Боль. Она чует чужое сердцебиение, затаившись в тенях ждет.
История всегда повторяется. Круг за кругом. Господь давно отвернулся от своих детей, они ему безразличны. Теперь все будет иначе. Язык почти не ворочается, но в голове ее имя такое четкое, такое правильное. Кровь. Плоть. Рядом.
Тсе-е-р-ра...
Рука Дечебала всегда была тяжелой, а когда он был испуган – вдвойне. Пощечина выбила искры из глаз, Тсера попыталась открыть глаза и ее едва не вышвырнуло из тела второй оплеухой. Плотно зажмурившись, она дернулась в сторону, вытянула вперед ладони с растопыренными пальцами, ошалело мотая из стороны в сторону головой.
– Не бей, Дечебал, не бей! Стой, ты сейчас устроишь мне сотрясение.
Оплеухи прекратились, звон в ушах – нет. Нерешительно приоткрыв один глаз, она уставилась на замершего над ней брата. Убедившись, что сестра действительно пришла в себя, он с возмущенным облегчением всплеснул руками, подскочил на ноги, протягивая ей руку.
– Ей богу, Тсера, твоя чувствительность меня убивает. Сначала пугаешься бабок, потом теряешь сознание от росписи и икон? Я понимаю, что мужчинам нравятся хрупкие девушки, но это уже перебор, у меня до сих пор селезенка трясется!
Принимая руку Дечебала, старшая Копош со стоном поднялась, растерла ушибленный копчик и коснулась взъерошенных волос. Взгляд тут же упал на приличный рыжий клок, лежащий на полу. Брат невозмутимо задвинул его краем носка под кресло, сцепил руки в замок за спиной.
– Ты могла упасть лицом об угол, я не успевал поймать.
– Какой угол, Деч? Кругом только кресла, на полу ковер...
– Ну извини, что я попытался спасти свою старшую сестру, больше не буду. – Бессовестный широко осклабился. Видно было, что чувства вины он совсем не испытывает. От разговора их отвлек короткий сигнал сообщения, пришедший на мобильник Дечебала. Тот наклонился к креслу, поднимая телефон, притаившийся у резной ножки. Похоже, в попытке поймать сестру он зашвырнул его куда пришлось.
Карие глаза пробежались по строчкам, и Дечебал озадаченно поскреб короткими ногтями щеку, сморщил нос.
– Знаешь, Тсера, тебе очень не понравится то, что я скажу.
– Тебя исключили из новой школы? Постояльцы сожгли наш дом?
Рассеянно мазнув взглядом мимо перечитывающего сообщение брата, Тсера трусливо поджала пальцы ног, сделала шаг поближе к фреске. Было в ней что-то неправильное, она кожей чувствовала. Подушечки пальцев заскользили по прокрашенным выбоинам букв. Дечебала она слушала в пол уха.
– Нет, я не буду пытаться выплыть из этого в одиночку, я не хочу быть участником показательной казни.
– Дечебал, что произошло? – Скосив на него взгляд, Копош заметила, что он гневно строчит ответ и совсем ее не слушает. Рассеянно отмахнувшись от сестры, он вяло направился к лестнице и начал подъем, не отрываясь от мобильника. Хлопнула дверь в библиотеку. – Обожаю наши полные, а главное искренние и теплые диалоги.
Иронично усмехнувшись, Тсера вновь провела пальцами по чуть выступающей букве «д» и свет тревожно замигал. Стоило отдернуть руку, он потух вовсе. А полезшая в карман за сотовым Копош замерла, не сводя взгляда с надписи. Та самая буква светилась по периферии тонкой желтой нитью. Ее свет мерцал точно так же, как только что мигал в библиотеке. Через мгновение буква потухла, зато свет появился в комнате.
Тсера упала на колени у надписи. Сколько бы она ни терла, ни пыталась нажать – надпись оставалась неподвижна. Но она была совершенно уверена, что за фреской есть проход. Она видела свет.
В ход пошли библейские книги: Тсера вертела каждую, снимала с полки, нажимала на дерево стеллажа, пытаясь сдвинуть с места. И когда она почти сдалась, взгляд упал на крест, висящий над фреской. Сосредоточенно пыхтя, Копош потянула к нему кресло.
Тяжелый, инкрустированный алым рубином, напоминающим каплю крови, он выглядел угрожающе и внушительно, как и рисунок под ним.
Дрожащие пальцы несмело коснулись серебра. И фреска под нею пришла в движение, застонала. Отъехал тяжелый кусок стены, открывая мерцающий коридор. Пахнуло застоявшимся затхлым воздухом и сыростью. Не будь под ней кресла, Тсера шлепнулась бы на пол. Скользнув по мягкой бархатной спинке ягодицами, она упала на подушки и вцепилась в подлокотники. Коридор впереди казался обыкновенным – никаких фресок, крестов или камней. Пять плохо освещенных метров до обычной двери. Тсера сделала первые шаги.
Застонали, заголосили дверные петли, когда она повернула ручку и толкнула от себя тяжелую дверь.
Этот коридор отличался, в нерешительности она замялась на пороге. Во что же верила их семья, почему и для чего существовало это место? Каждый свободный метр был закрыт крестами. Большие и маленькие, богато отделанные и совсем бедняцкие, с потемневшим серебром низкой пробы... И ее тянуло вперед волоком, ноги сами несли через все распятия, с которых на нее осуждающе взирал Господь.
Тсе-е-р-ра.
Она вышла в широкую комнату, свет холодных дневных ламп ослепил, заставил прикрыть ладонью глаза. А когда перед зрачками перестали плясать белоснежные пятна, она тревожно закусила губу. В ушах появился знакомый гул. Не хватало и здесь упасть в обморок.
Комната напоминала дурную шутку, чулан, в котором мама прячет от прозорливых детишек украшения к Хэллоуину. У противоположной стены стоял широкий стеллаж с книгами. Корешки были отделаны железными вставками, к которым припаяли цепи, вбитые в широкую столешницу. Заляпанное чернилами перо небрежно валялось на самом краю, чернила давно засохли рядом с опрокинутой чернильницей.
На самым странным и настораживающим было не это. Даже не углубления в стенах, из которых на нее взирали десятки голых коричневых черепов, припорошенных огромным слоем пыли. Взгляд Тсеры намертво прикипел к распахнутому гробу в центре комнаты.
Шаг. Еще один. Весь мир был как в тумане, сердце пульсировало на кончике языка. Тсера так плотно сжимала зубы, что чувствовала соленый привкус крови.
Шаг, шаг. Она уже не дышала, весь воздух перегорел, осталось кровавое крошево – втяни ноздрями, разрезало бы легкие, оставило располосованной у изножья странного гроба.
И чем ближе она подходила, тем больше ее тянуло вперед. Она видела.
Иссохшее тело, прижимающее к впалым ребрам огромный крест. Тяжелая библия в изголовье, море монет, заливающих серебряный гроб почти доверху. Это не могло быть настоящим телом – искусно сделанная бутафория. Наверняка в подобном замке праздновать Хэллоуин было проще простого. Было достаточно вытянуть тело из жестяного гроба и уложить поперек дверей – родители отправили бы детишек по психиатрам.
Ее род не мог быть безумным, состоявшим из фанатиков, прячущих трупы в погребах. Это все было глупой шуткой, наверняка Дечебал унаследовал свой идиотский юмор от какого-то пра-пра-прадедушки...
Вытерев влажные от напряжения ладони о джинсы на бедрах, Тсера аккуратно наклонилась над гробом, трусливо заправила в воротник свитера волосы, скользнувшие с плеча на кажущиеся иссохшими веки муляжа.
Муляж. Это непременно должен быть муляж... С замиранием сердца Копош протянула к нему дрожащие от волнения пальцы.