Глава 2. Твое вкусное мясо.
До смерти родителей она никогда не видела снов. Каждый раз, когда Тсера закрывала глаза и удобнее устраивалась в постели, ее накрывала темнота. Плотная, вязкая, всепоглощающая, через нее не доносился шум, не мелькали образы, Тсера не видела вообще ничего. Безразмерное ничто, из которого она выбиралась с рассветом. Мать смеялась и называла ее жаворонком, потирая заспанные глаза и накладывая на тарелку свежие папанаши. Отец целовал в макушку, пожимая плечами:
«Гляди на жизнь проще, лягушонок, зато ты не видишь кошмаров. Я где-то читал, что не все люди видят сны, это абсолютно нормально!».
А она завороженно слушала воодушевленно рассказывающего о приключениях и победах над драконами Дечебала, заливая досаду жидким медом, слизывая липкие творожные крошки с губ и забывая дышать.
Кто-то называл это замечательным режимом, это ведь чудо: закрыл глаза в одиннадцать, открыл в шесть. Отдохнувший и свежий. Ее всегда удивляло, что другим сон мог принести дурное настроение или разбитое состояние.
Когда Дечебал подрос и вступил в прекрасный пубертатный возраст, он закидывал левую руку ей на плечо, а второй взлохмачивал и без того пушистые волосы.
«Копош, ты знала, что каждый сон – маленькая смерть? Возможно, он возвращает нам кусочки прошлых жизней или открывает подсказки на будущие. Ты ведешь себя, как древняя ворчливая старуха – наверняка ты проживаешь свою последнюю жизнь, так что не будь такой мерзкой, сестренка. Научись наслаждаться дарованным тебе».
Этой ночью она слышала каждый шорох. Казалось, дом жил. Нашептывал ей свои ужасные тайны свистом ветра за окнами, тянулся подрагивающими шторами, вычерчивал истории сражений с невиданными чудовищами инеем на стеклах. За все время до рассвета Тсера трижды проваливалась в дрему, а затем вскакивала на ледяных от остывшего пота простынях, затравленно оглядываясь, протягивая дрожащую руку к светильнику.
«Это всего лишь воздух в трубах, дому нужно больше времени, чтобы прогреться, пар вырывается изо рта именно поэтому».
Копош слышала легкие шаги, слышала, как кто-то шепчет ее имя каждый раз, когда она пыталась закрыть глаза. И этот шепот сливался в бессвязный горячечный бред: он звал, умолял и обещал... Первые солнечные лучи Тсера встречала, упираясь невидящим взглядом в пыльный грязный балдахин.
Впервые за жизнь она чувствовала себя настолько вымотанной и уставшей после ночи. Хотелось свернуться клубком и подремать.
В двери резко забарабанили, она вскочила и с возмущенным оханьем тут же нырнула обратно под одеяло – холод стоял просто невыносимый.
– Вставай, Тсера, я опоздал, опоздал, представляешь?!
Грохот на лестнице заставил улыбнуться. Кажется, Дечебал перескакивал через несколько ступеней сразу, резво перебирая ногами. Затем послышался удар, сглаживаемый ворсом мягкого ковра и ругательство. Пришлось подниматься.
При дневном свете комната выглядела еще более мрачной и блеклой. На комоде и в изножье кровати удобно устроился толстый слой пыли, а полоса обоев у шкафа покрылась махровой плесенью и отвалилась.
Сколько же денег нужно вложить в это место, чтобы выгодно продать? Обеспокоенно поежившись, Тсера быстро натянула на себя вчерашнюю одежду, вытащила из сумки блокнот с ручкой и спустилась на первый этаж.
Дечебал уже суетился у выхода: зашнуровывая сапоги, он быстро потянулся за стоящей на полу под вешалкой бутылкой кико, сделал два громких глотка, поспешно дожевал припрятанное за щекой и задрал на нее голову:
– Сегодня я получу табели с занятиями и, если повезет, к полудню буду уже дома. Я там... это... глянь мои джинсы, пожалуйста, может их можно реанимировать? И котел сдох, вызови мастера, я вчера видел теткину записную книжку, она валялась на журнальном столике у черного входа, может, и домашний телефон рабочий.
– Как тебя угораздило порвать штанишки? – Улыбаясь, Тсера перевела рассеянный взгляд с возмущенно шуршащего потолка на брата. Он мученически скривился, выставляя вперед другую ногу. За спиной младшего Копоша виднелся худой рюкзак – брат явно не озаботился подготовкой к первому школьному дню.
– Я нашел небольшое помещение, ведущее в библиотеку. Не понимаю, для чего оно вообще создано, если можно было просто сделать выход к стеллажам. У меня складывается ощущение, что наш пра-пра дед, или кто там строил дом, был ненормальным параноиком, считавшим, что его коллекцию пыльных книжек растащат посторонние. И эту комнату... Довольно сложно назвать гостевой, там такое, Тсера... Не смейся, хорошо? Меня нехило напрягли все эти распятия и... В общем, зашей штаны, я о большем не прошу. – Резко махнув рукой на прощание, он под возмущенный вопль сестры схватил ключи от машины, оставленные ею вчера на косо прибитой ключнице, и громко хлопнул дверью на прощание.
Теперь ей придется спускаться в город за продуктами пешком. Кто знает, какие пакеты она потащит обратно, если в Братишоре не удастся поймать такси.
– Мелкий уродец. – Констатировав очевидное, Тсера с коротким смешком направилась в кухню, – хотелось самой убедиться, что с котлом все печально, а не кажущийся смышленым брат не умеет правильно включать отопление и обладает интеллектом значительно ниже того, который она от него ожидала.
Кухня оказалась в плачевном состоянии, уже ступив на порог, Тсера окинула ее тоскливым взглядом и молча открыла блокнот.
Плита была времен шестидесятых, холодильник успешно прятал свой возраст за бурыми разводами и слоем жира у ручек. Открыв его, она увидела гору заплесневелых продуктов и разбитое тухлое яйцо в миске. К горлу подступила тошнота, Копош трусливо захлопнула створку и брезгливо вытерла руку о бедро, передернувшись всем телом. Разобрать старые залежи она малодушно попросит Дечебала, если не управится с остальными делами раньше.
После беглого осмотра котла под подрагивающим светом фонарика в телефоне, она была вынуждена признать: тот сломан. На дисплее мигала красная надпись, перезагрузка не дала никакого результата. А после беглого просмотра форума, на котором советовали перезапустить водную систему и очистить циркуляционный насос, она обреченно вписала еще один пункт в расходы и вышла, аккуратно прикрыв за собой двери.
Когда-то обстановку в доме можно было назвать богатой, но теперь пышные ковры были прибиты слоем въевшейся грязи, обои отсырели, а диваны возмущенно скрипели от натуги, стоило опуститься на них. Должно быть, тетушка была рьяной противницей проветриваний или в помещениях нарушена система вентиляции – даже в сухую зиму влажность была просто ненормальной.
Поднимаясь на второй этаж, Тсера вписала в список необходимого новые оконные рамы, а посветив на потолок и убедившись, что мышек явно больше, чем хотелось бы, добавила заметку о необходимости вызова службы по контролю за животными – попискивающих постояльцев следовало переселить: в каждом углу ютилась внушительная горка зимующих перепончатокрылых.
Дечебал не соврал, его комната действительно оказалась бордовой. Темно-красные шторы были плотно задернуты, на полу ворохом лежала одежда, а зарядка для телефона торчала из розетки, мигающим кончиком касаясь книги, опущенной на тумбочку корешком вниз. Порванные джинсы лежали у изножья постели, прямо на них сиротливо покоилась игла с погнутым ушком и маленькая катушка черных ниток. Потуги брата оказались безуспешными – спутанная нить была порвана в нескольких местах, а место у дыры в ткани напоминало сито. Швея из него была отвратная.
Рассмеявшись, Тсера забралась на кровать, выдернула зарядку и потянулась за наушниками – с музыкой работать всегда приятнее, да и отвоевать Дечебал свою собственность из школьных корпусов не сумеет. Включив плейлист на мобильном, она по-турецки скрестила ноги и потянулась к штанам. Стежок за стежком. Тсера нередко помогала обожающему неприятности брату, шила разодранные футболки, подхватывала крючком выезжающие петли из свитеров, пару раз приходилось изворачиваться, чтобы зашить под мышкой его любимую кожанку. Узнай родители, что их сын частенько ввязывается в драки и довольно небрежен со своими вещами, стали бы они ругаться? Скорее всего нет. Но дни, когда насупленный подросток усаживался рядом с ней бедром к бедру, устраивая подбородок на костлявом плече сестры, казались ей уютными. Дорогими сердцу.
Они крайне редко бывали близки. Обожающий жизнь, движение, Дечебал знал каждый угол их родного города, он горланил песни под гитару в компании своих друзей, запрокидывая к небу голову, он ездил на горнолыжные курорты, подхватывая падающих с хохотом девчонок, он был... Прямым, как удар кулака в лицо.
А она всегда чувствовала себя чужой, неправильной. Было проще запереться в собственном мире, устроиться перед ноутбуком, грезя о великой любви и изливая мысли на бумагу. И каждый раз, когда Дечебал пытался ей доказать, что мир вокруг так же прекрасен как то, что она носит внутри, это заканчивалось разочарованием. С обеих сторон.
Может, так и лучше, может, это идеальный вариант для них? Находить утешение друг в друге и снова отдаляться, ныряя каждый в свою жизнь.
С последним стежком Тсера сосредоточенно почесала кончик носа, зажала иглу в губах и растянула джинсы, проверяя качество собственной работы. Вышло, как всегда, без единого изъяна, разве что куча дырок после стараний Дечебала портили вид. Совсем ничего, стоит постирать штаны на температуре повыше, и они исчезнут, а брат будет привычно ворчать, что у него не влезает задница.
Иголка перекочевала в катушку, Тсера спустила ноги на пол, невольно улыбаясь, – сумка брата точно так же валялась у изножья расстегнутой, ворох одежды вокруг просто поражал – как он сумел застегнуть на ней молнию?
Копош наклонилась за вывернутой наизнанку ярко-зеленой футболкой, когда тревога почти сбила с ног, заставила резко выпрямиться. Ничего в комнате не изменилось: все так же покачивались на сквозняке шторы, на паутине болтался сморщенный дохлый паучок, ветер носил его из стороны в сторону между просветом задернутых штор. А липкий страх уже взбирался по позвоночнику, норовил вцепиться в глотку. Недоумевая, Тсера рывком сдернула с себя наушники, чтобы услышать отдаленный стук в дверь.
Должно быть, приехал вызванный специалист по газовому оборудованию, сейчас он починит котел, и она перестанет выстукивать мелодии зубами. Беспокоясь о том, что сотрудник может уйти в любое мгновение, Тсера отбросила наушники на кровать и поспешно ринулась вниз, мысленно отмечая, что катушка с иголкой так и осталась в руке и теперь железный кончик неприятно царапает ладонь.
– Одну секундочку, подождите!
Перепрыгивая через ступени, ощущая, как сердце галопирует в горле, Копош оказалась у дверей за считанные секунды: раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она виновато улыбнулась, прежде чем ухватиться за ледяную серебряную ручку и потянуть на себя.
Улыбка намертво вросла в щеки, свела мышцы лица судорогой, Тсера захлебнулась вдохом.
Перед ней стояла тощая почти двухметровая старуха с торчащими из-под тонких бесцветных губ зубами. Через редкие седые волосы просвечивался покрытый дряблой пигментированной кожей череп, невидящие глаза, затянутые бельмами, мелко подрагивали. Она шумно втянула воздух тонкими ноздрями и ощерилась, пальцы вцепились в дверной косяк, старуха сделала шаг вперед. Уверенный и резкий, молниеносный, так пожилые люди не двигаются. А Тсера окаменела, вцепилась в дверную ручку с такой силой, что пальцы свело судорогой.
– Шьешь, отродье, вижу, каждый стежок твой вижу, ты где?
Задергались затянутые гнойными бельмами глазные яблоки, старуха вертела головой из стороны в сторону, а паника уже стегала Тсеру по ребрам, заставляла потеть ладони. Это всего лишь инстинкты, желание сбежать, когда перед глазами предстает что-то непривычное, неприятное. Так ускоряют шаг люди на улицах, увидев дурнопахнущего бродягу, кутающегося в неприглядное тряпье. Мозг отстраненно приметил, что одета женщина была совсем не по погоде – легкие ошметки длинного платья держались на честном слове, зияли дырами. Должно быть, несчастная душевнобольна и потерялась, а волнующаяся семья сбилась с ног в поисках. Старуха сделала шаг вперед, босые скрюченные пальцы ног с огромными пожелтевшими ногтями коснулись порога.
– Дверь открыта, вижу. Тебя не вижу... Пис-пис-пис, деточка. – Сложив руку щепоткой, она пошевелила сморщенными дряблыми пальцами, пригнулась, будто подзывая кошку, сделала еще один шаг вперед, заставляя Тсеру бесшумно отступить вглубь коридора. – Пис-пис-пис, рукодельница. Мясо, каким же сладким будет твое мясо.
Перед глазами поплыли черные круги.
Что в таких ситуациях делать? Как позвать на помощь, не выдав себя? Тсера сделала еще один бесшумный шаг вглубь дома, старуха тут же дернула головой, поворачиваясь в ее сторону, снова принюхиваясь.
Было в этой женщине что-то неправильное... Несмотря на то, что мозг все давно проанализировал и Тсера могла сделать выводы, что-то заставляло ее чувствовать ядовитый ужас, сворачивающий в узел внутренности.
Это человек, это ведь человек, по-другому быть не может, ничего сверхъестественного не существует... Разум тут же услужливо подкинул старую легенду про демона Марцолю, убивающую тех, кто работает в неположенное время. Тсера закусила губу, пытаясь подавить истеричный смешок. Если бы это было правдой, насколько сильно разгневалась бы старуха, прояви она неуважение? Мысленно надавав себе затрещин за проснувшуюся суеверность, Копош резко вскинула руку вверх. Блеснула зажатая в пальцах катушка ушком вонзенной иголки. И Тсера бросила ее в распахнутый дверной проем аккурат мимо плеча больной женщины.
Старуха истошно заверещала, дернулась назад, пытаясь поймать нитки. Тсера услышала, как с сухим хрустом затрещали ее позвонки, когда та ударилась запрокинутой головой о ступени. Она не успела понять, как инстинктивно дернулась вперед, пытаясь зацепиться дрожащими пальцами за платье старухи, желая остановить падение. И тут голова женщины резко повернулась в ее сторону, ниточки-губы растянулись в широкой улыбке, заставляя с ужасом понять: той совсем не больно.
– Я тебя нашла! – Старуха попыталась проворно вскочить, но покрытые льдом ступени ей этого не позволили, выкрав для Копош время на спасение.
Резким рывком Тсера захлопнула дверь, повернула замок, отскакивая от двери. Ее трясло.
В узком коридорчике у двери на задний двор размеренно тикали большие настенные часы, на окнах мороз выводил свои узоры тонкими нитями инея, а ей казалось, вот-вот она увидит обезображенное ненормальной улыбкой лицо старухи.
– Черт возьми, черт возьми, черт возьми... – Тсеру прорвало. Перемежая ругательства с шумными выдохами, она понеслась к главному входу, трясущимися руками поворачивая замок и там. Сейчас она отчаянно пожалела, что не взяла номер у Иоски. Представитель власти ей бы не помешал, его знание местности и населения – вдвойне. Вместо этого Тсера нажала на номер из быстрого доступа. Через пять гудков, кажущихся вечностью, Дечебал поднял трубку.
– Ты одумалась, и мы возвращаемся домой? – в его голосе искрилось веселье, видно брат наслаждался первым школьным днем от души. На заднем фоне раздалось девичье кокетливое хихиканье. Польщенный чужим вниманием, младший Копош коротко усмехнулся в трубку.
– Да. – Всего одно короткое слово, один слог. А на то, чтобы выдавить его из себя, понадобилось несколько секунд. Вышло жалко, низким сипом. Дечебальд тут же посерьезнел, голоса его одноклассников начали отдаляться.
– Произошло что-то серьезное, Тсера? Мне стоит вернуться?
– Да. – Еще немного – и она бы зашлась в приступе нервного хохота. Пятясь к ступеням на второй этаж, Тсера нащупала левой рукой перила и вцепилась в них, начиная восхождение на второй этаж спиной вперед, не отводя взгляда от двери. – Я не... Здесь была старуха, я почти уверена, что она хотела напасть на меня, Дечебал... Она упала на ступенях и так резво вскочила, люди так не могут...
Она запнулась, провела языком по пересохшим губам и неловко прочистила горло. Слышать это со стороны наверняка было дико, но что ей оставалось? Это место сбивало ее с толку, врывалось в жизнь инаковостью, переворачивало и ломало привычный жизненный уклад. Начиная с ночи, оно медленно отравляло ее, пускало когти страха под кожу.
– Спокойно, скоро я буду дома. Не сходи с ума, Тсера. Никого не пускай, оставайся в своей комнате.
– Я заперла двери.
– Умница, я позвоню, когда буду у порога, ничего не делай, ладно? – в его спокойном голосе не было ни капли страха. Будто ситуация не была абсурдной, будто сестра не свихнулась. Так ведь обычно все начинается, верно?
– Договорились.
По ту сторону телефона послышались короткие гудки, Дечебал отключился. А ей было так холодно... Проклятый дом промерз до самого своего основания, котел больше не пытался вернуться в строй. На последней ступени Копош развернулась и быстрым шагом направилась к собственной комнате, однако, не доходя до нее, она замедлилась и завернула в спальню Дечебала. Лучше так, в светло-голубой спальне она промерзнет до самых костей. Если бы только брат знал о ее неприязни к этому цвету, наверняка бы уступил бордовую. Не знал. Потому что она стыдилась рассказывать.
Подростки бывают жестокими, ее школьное окружение не было исключением. Год за годом они вытравливали из нее любовь к собственному цвету глаз, гардероб Тсеры быстро скуднел, голубые наряды сменялись на более «привычные» для рыжих – зеленые.
«Прости за бестактный вопрос, но ты хорошо видишь? Выглядит как... Ну, знаешь, жуткий взгляд, продирающий».
«Ой, мама недавно подарила мне аквариум, псевдомугилы рыбки невзрачные, но глаза просто как твои, один в один. Кажется, в темноте засветятся. Только за них зацепиться и можно, такая жуть...».
«Тсера, хэй, Тсера, ты слышала сказку про свадьбы влюбленных стригоек? Они тоже голубоглазые и рыжеволосые. Уверен, во время прогулки с тобой должен пойти град. Не хочешь сходить на свидание? Проверим мою гипотезу.»
Ее глаза сравнивали с рыбьими, сравнивали с выцветшим постельным и сомневались в качестве ее зрения. Каждый раз, когда собеседник замолкал, невольно наклоняясь к ней, вперед, Тсера упрямо опускала взгляд в пол. Менялись только люди, интерес всегда был одинаковым.
И она возненавидела голубой цвет. Начала ненавидеть его блеклость, прозрачность и холод. Тсера пробовала носить линзы прекрасного тепло-шоколадного оттенка, но роговица воспалялась, ее зрение отторгало инородное.
И сейчас, стягивая с себя влажную, пропитанную потом одежду, кутаясь в широкий свитер брата и перевязывая на тощих ребрах его тренировочные штаны, она мысленно кляла себя за слабохарактерность – сделать пару шагов оказалось непосильным. Закутавшись в кокон одеяла, Тсера улеглась поперек кровати и позволила сну унести себя прочь.
И привычную темноту под веками разодрали образы.
Девочка-подросток с подведенными темно-красным губами склоняется над ней, держа в дрожащей руке шприц. Все вокруг пылает алым, огонь бежит по иссохшим венам, он врезается в глаза, разъедает рот, натягивает жилы.
Голод. Голод. Голод. Голод.
Она чувствует солоноватый запах пирога Добруджа. Девчонка плачет, просит Господа простить ее и, замахнувшись, вонзает иглу прямо ей в грудь. Предвкушение сладкой истомой разливается по телу. Она обязательно дождется.
Моя Тсера...
Перевернувшись на другой бок, Копош открыла глаза. Сумерки уже опустились на землю, рядом, закинув на нее руку, лежал Дечебальд. Немигающий внимательный взгляд вцепился в ее глаза, брат улыбнулся.
– Хэй.
– Хэй... – тяжело вздохнув, Тсера потерла воспаленные от недосыпа веки, широко зевнула. – Как ты зашел в дом? Давно приехал?
– Наша тетка была жутко банальной, ключ оказался в подвешенном на пороге кашпо – чахлый трупик растения не скрыл его. Приехал через пятнадцать минут после твоего звонка, но потом отлучался. Следовало купить продуктов, раз ты не озаботилась состоянием своего несчастного младшего брата. – Убрав с сестры руку, Дечебальд завел ее за спину, нашарил на тумбочке коробку с половинкой торта. Торжественно вложив ей в пальцы вилку, он устроил под собственной поясницей подушку и сел. – С томатным жмыхом, твой любимый. Пока жуешь, поделись пожалуйста, ради чего я несся сюда сломя голову и поцарапал бампер нашей машины?
– Ты поцарапал машину? – Брови неумолимо поползли к переносице. Видит бог, если Дечебал будет неосторожно водить и рисковать собой, Тсера лучше проглотит и переварит ключ, чем позволит ему вновь сесть за руль.
Говнюк невозмутимо пожал плечами, наклонился, подцепив зубами наколотый на вилку кусочек.
– Нет, но тебя стоило взбодрить, ты неважно выглядишь. Так что там?
– Я... – Тсера замялась, неловко прочистила горло и увела руку от потянувшегося за вторым куском брата. – Я не уверена в том, что видела. К нам на порог пришла старуха, она попыталась забраться в дом, причитая, что не видит меня. И, Дечебал, она вслух размышляла о том, насколько я вкусная...
– Очередная городская сумасшедшая, просто будь осторожнее, не бери в голову. Тебя только это напугало?
Перед глазами встала картина: падающая женщина, хрустящие кости, слепые глаза с подрагивающими глазными яблоками. Она казалась древним чудовищем, Тсера в это почти поверила.
– Она упала на ступенях. Страшно упала, ударилась головой, но так резво попыталась встать... На вид ей дашь куда больше восьмидесяти, Дечебал, я на корточки опускаюсь с хрустом, как пожилой человек может выкинуть такое?
Нахмурившись, Дечебал отвоевал у нее вилку и сунул в торт, тот в свою очередь перекочевал к Тсере за щеку.
– Ты была в летнем лагере, но я помню, как наш сосед пристрелил своего бешеного пса. Тот, в попытке добраться до людей, грыз стальные прутья. С такой силой, Тсера, что крошились и вылетали зубы. Полная пасть кровавой слюны и обломков, а он не обращал внимания. Сумасшедшие сильны, Тсера. Человек опасен, когда в голове размываются границы реального и возможного. Выброс адреналина странная штука. – Невозмутимо пожав плечами, он сунул очередной кусок торта Тсере в рот, задумчиво облизал пустую вилку. – Будь внимательна, смотри в окно, прежде чем открывать двери, ладно? Если тебе будет некомфортно, мы всегда можем вернуться домой и выгнать к черту постояльцев. Договорились?
На душе стало легче, и старшая Копош этого не скрывала. Шумно выдохнув, она с улыбкой кивнула, послушно открыла рот для третьего кочующего куска выпечки. Быть может, он прав? Сколько людей в старости доходят до маразма? У каждого внутри свое озеро с чертями. Вопрос лишь в том, как часто они высовывают наружу свои косматые головы.
