ПРОКЛЯТЬЕ ЛАМИИ [LAMIA'S CURSE]

Рим, Санта-Мария-Маджоре, наше время

Принято считать, что люди, чьи жизни пропитанны мускусом долголетия, чаще всех придаются воспоминаниям. Они, по нашим соображениям, более всех подвластны временным пространствам. Они растворяются, по мере возможностей чистого разума, в картинках прошлого без раздумий.

А если вместо смертного будет бессмертный?

Бессмертный первородный, всемогущий и одновременно самый уязвимый в своем роде. Вампир, чей разум перестал различать время. Оно стало для него неощутимой материей. И его пальцы проходят сквозь нее, будто призрак.

И этот призрак преследует опасное существо целую вечность.

Вот вам и ответ на вышеуказанный вопрос: ещё как!

Преимущество быть вампиром заключается в сверхъестественных силах и многих примочках, и люди не властны над ними. Но, будучи таким созданием, со временем начинаешь осознавать: вода для тебя не повод унять жажду, пища — кажется невесомой, и ты ешь ради привычки, потеря близких и вовсе уже не проблема, любовь и боль — переплетаются, теряются и перестают жить в тебе.
А время...время становится твоим врагом — оно необратимое, медленное и скользящее сквозь пальцы.

И если человеку дано забывать, то вампир обделён сим даром. И бессмертный помнит каждую деталь своего существования, особенно, когда задевают за живое. Когда кому-то удается дотронуться до мертвого сердца.

Когда мертвое сердце начинает биться из-за исключительного касания.

Высокий мужчина стоял подле мозаики, посвященная деве Марии и ее вознесению на небеса.
Он был неподвижен, даже не моргал, только зрачки дрожали под напором мыслей и бликов забытой души. Глаза неотрывно разглядывали красочное изображение во всю стену, и оно пронзало своим величием.

Можно было подумать, что посетитель всем известного собора так погружен в размышления из-за веры. Со стороны и вправду можно было поставить этого человека в ряды молящихся. Но нет.

Он точно не привратник религии, учитывая, сколько видели глаза и пропускало через себя сердце. Его разум приобрел иное содержание, и потому привык во всем сомневаться. Даже в себе и собственных убеждениях.

Сейчас раннее утро, слишком раннее для бродящих туристов и местных. И очень подходящее для одинокого создания, чья душа многие века находится в сплошном гонении.

Солнечные лучи рассекают тьму, проникая внутрь здания. И сейчас они обрамляли мозаику, делая ее более божественной.
Приглушённое освещение переливалось разными оттенками по римским колоннам и расписаным стенам: бордовый, жёлтый, оранжевый, охра, красный.  Они также оставляли разные эмоции, но, смешиваясь, вынуждали ощущать одно единственное — тоску.

Необычная тоска, построенная на воспоминаниях и мыслях из реальности. Эта тоска окутывала махровым пледом, но не согревала. Неподготовленных и юных могла пробить на горькие слезы, могла нарушить баланс. А закалённые лишь ощущали покалывания в теле, оберегая в себе за плотными одеждами вопящий алый орган.
Стоящий мужчина был именно таким — закалённым.

Темно-карие глаза вновь глядели в середину мозаики — на деву Марию. Ее лицо было спокойным, полное лёгкости и одновременно сосредоточенное; веки прикрыты, а правая рука приложена к сердцу.
Здесь Мария изображена в красно-сине-белых одеяниях, оставляя нагими только кисти и шею.

До этого сложенные руки за спиной разорвали замок и правая конечность потянулась к мозаике. А точнее, к прекрасному лицу с румянцем девы.
И мужские пальцы не смели касаться увековеченого рисунка, они позволяли себе лишь приблизиться и провести линии по воздуху.

Загадочный искуситель ещё на миг задержал руку в невесомости, и затем плавно опустил ее. Вновь скрепил замок за спиной, закрыл глаза. Он глубоко вдохнул здешний кислород, будто задыхался, а на самом деле, чтобы после задержать дыхание.

Сверхъестественное создание, чьи года потерялись во времени, уже и не видит смысла в человеческой жизни. Но иногда, совсем редко, накрывает желание вновь почувствовать себя таким, каким был столетия назад.

Мужчина, казалось, находился где-то не здесь, и даже не в этом веке. Его мышцы лица были расслаблены, а зеркала души все равно обжигались солёными волнами. И внутри бушевал ураган.

868 год нашей эры, Византия

Девятый век для империи оказался временем македонского ренессанса и повышения интереса к классической науке.

Василий I, который и основал династию македонских императоров, сумел обеспечить свое будущее правление. Он прекрасно справился с болгарским натиском, сумел вернуть Крит и Кипр, и стать самой влиятельной властью в Византии за многие века.

Его путь к высшей славе был полон камней, Василий поднимался с низов, будучи сыном простого крестьянина.
Представьте себе, юноша, что подкрался настолько близко к тогдашнему императору Михаилу, стал его другом, братом по оружию, и так легко предал.

Василий не только устранил родного дядю Михаила, но и отравил его самого, заняв престол. И стал грандиозным толковым правителем, наладив внутреннюю и внешнюю политики.

— Радомир, как ты думаешь, — Василий стоял у окна, сложив руки, — насколько правильно я поступил, войдя в союз с римлянами?

Другой мужчина сорока восьми лет, облаченный в красный сагион¹* с шелковым воротником, приклонил на секунду голову в уважении. Он поднял глаза на императора и стойким голосом отвечал:

— Папство давно уже не славится рациональностью и уступчивостью, но при этом римская империя прекрасная союзница, мой император.

— То есть, твой ответ: я более чем правильно поступил, так?

Император все также смотрел за пределы дворца, он говорил с рассудительностью, словно общался сам с собой.

— Не иначе.

Василий хмыкнул, приподнимая край губ, и наконец развернулся к собеседнику. Пару широких шагов и владыка оказывается возле своего верного слуги.

— Премного благодарю, Радомир. Если бы не ты, не твои ценные советы, мы бы оказались под властью арабов. — с теплой улыбкой и гордостью за ближнего помощника, вещал Василий.

— Всегда рад служить стране, ваше величество. — Радомир не был из тех, кто умел понимать похвалу. Когда такое происходило, мужчина считал все своим долгом, что не должно как-либо оговариваться.

— Вольно, солдат. — Император добро улыбался и хлопнул по плечам советчика. — Мы же тут одни, Радомир! Я устал от этого официоза!

Мужчины приятельски обнялись, хлопая друг друга по спинам.

— Οπως θέλεις²*.

— Опять твой греческий, Радомир? — с азартным взглядом, уточнял Василий.

— Όχι ξανά, αλλά ξανά, άρχοντά μου. — все говорил мужчина с долей ухмылки.

— Ну хорошо, хочешь вставить своего правителя не в лучшем свете? — все продолжал ехидничать тот без злости.

— Και στις σκέψεις μου δεν ήταν σε καμία περίπτωση να σε υποτιμήσω. Απλώς σε βοηθάω να εξασκηθείς.

Все знали в Византии, что Василий владел греческим языком, но не слишком хорошо. Его акцент выделялся, и император однажды захотел это исправить.
Он доверился своей правой руке и верному другу — Радомиру, который оказался неплохим учителем.

— Ξέχασα να σας ευχαριστήσω για τον γιο σας.

Радомир вспыхнул на секунду, когда речь зашла о его старшем сыне.

А Василий продолжал говорить, не замечая реакции другого:

— Είμαι έτοιμος να τον δεχτώ αν είναι τόσο δυνατός και γρήγορος όσο ο πατέρας του. — Император съедал некоторые буквы и получалось чуть несвязное произношение.

— Δεν ξέρω πώς μπορώ να σας ανταποδώσω για μια τέτοια γενναιοδωρία!

— Вернёмся на привычный мне диалект, Радомир. Я кажусь себе глупцом... — признавался правитель великой империи, что было неприемлемо. Но Василий считал Радомира близким по духу.

— Конечно, повелитель!

— Так вот, твой сын, — тот устремился в глаза слуги, словно подтверждая свои слова. — Если не ошибаюсь, он не только пошел по твоим стопам, но и организовал нам встречу с папским патриархом Игнатием. Ох, редкостная зараза...

Радомир сдержал смех, но улыбку не смог.

— Да-да, друг мой, самодовольный и чревоугодный червяк. Как таких только, — император останавливается, прокашливаясь, — прошу прощения за мою резкость.

— Ничего, я понимаю.

— Я хочу дать твоему сыну шанс проявить себя. — Император вновь заставил зарядиться искрами Радомира. — Буду ждать его сегодня после обеда. Проблем не будет? Где он сейчас находится?

«Хотел бы и я знать...» — думал мужчина, с надеждой, что старший сын не делает глупостей.

***

По коридорам необъятного византийского дворца шагала юная особа. Она была облачена в богатые одежды, на голове смиренный шелковый платок с золотыми вставками украшал густые каштановые волосы до пояса.

Ее походка была кроткой, неспешной, но при всем образе скромницы, шоколадный взгляд беспечно выискивал кого-то. В ее глазах тлели угли нетерпения.

Весь образ явно намекал на то, что прекрасная дева с выразительными чертами лица была не простушкой. А кем-то из высших слоев.

Момент, и на очередном повороте ее дыхание сбивается. Чья-то ладонь оказывается сверху ее рта, ожидая поспешных криков, а мускулистые руки утаскивают в укромное место.

И в следующую секунду девушка расплывается в довольной улыбке, в глазах расцветают пионы и сердечко вот-вот выпрыгнет из груди.

— Скучала? — прошептал обладатель сногсшибательной ухмылки.

Он смотрел так, словно был на охоте, и смог загнать милого кролика в ловушку.

— Честно, я уж думала, что ты забыл обо мне. — также шептала она, хлопая ресницами. — У нас не так много времени, охрана скоро поймет, что меня нет в покоях.

— Ничего, мне понадобиться не так много. — голос с хрипотцой вызывает в ней мурашки и девушка млеет в его руках.

Они сливаются в поцелуе, жадно сминая губы и забывая дышать.

— Постой, Казимир, постой! — рывками, выдыхая воздух, отстраняется девушка.

Его брови сводятся в непонимании, на лице читается немой вопрос.

— Я сегодня уезжаю обратно, и... — Она не решается сказать главное. — И я хотела предложить тебе поехать со мной, в Рим...

Они смотрят друг на друга безотрывно, каждый выискивал что-то для себя. И если юная красавица хранила надежду и яркие чувства, то у Казимира все было каменным.

— Послушай, Като, — взрослый парень только начал, а его голос уже выдавал все как на духу.

Казимир отстраняется, но также продолжает нависать над девушкой.
Вина и безразличие перемешивались в каждом вздохе темноволосого. С самого начала он не скрывал своих мотивов, утаскивая в хитрую игру неопытную пташку.

Никто никому не врал, но и не предупреждал о последствиях. Ни хорошо, ни плохо. Девушка влюбилась, а юноша не захотел останавливать весь процесс, будучи склонным к самолюбованию.

— Я помолвлен, и привязан к своей стране. Я предупреждал тебя, ты согласилась.

— Да, но... — Като закусывает нижнюю губу, запинаясь. — Я люблю тебя.

Разочарование оседает камнем в груди. Она постепенно начинала осознавать, что напрасно надеялась.

Неловкая пауза нарастает между ними двумя. Она уже не смотрит ему в зеркала души, которые так полюбились за две недели.

— Прости, Като. Но я не давал тебе надежд.

— Я же ради тебя уговорила отца согласиться на сделку с вашим императором! — вспыхнула мгновенно та, выпуская обиду. — Я сделала это ради тебя! Тебя, Казимир!

Девушка чуть не плачет, не в силах принять свое поражение. Ее ожидания не оправдались. В груди разгорается пожар и он неумолим.

— Я не просил этого делать. Ты сама так решила. — замечает тот, и его слова, словно острая стрела, попадает в цель.

Като сильнее злиться, все эмоции высечены на белоликом лице. Ей неприятно, и больно. Глаза налились слезами, которые вот-вот упадут на щеки.

— Какая дура... — тихо произносит дочь патриарха, смотря прямо в темные зрачки. — А ты просто... мерзавец, — не может подобрать слов, чтобы описать свои чувства.

— Возможно. Возможно ты и права. — отвечает Казимир, не уводя взгляд. Он принимал ее боль, не страшась своей. — Но меня учили всегда добиваться своего. Прости, Като.

И Казимир уходит прочь, оставляя Като в растерянных чувствах.

***

Высокий юноша из рода Станкевичей уверенно держал шаг на второй этаж дворца. Прямиком во второе крыло, где ему предстоял серьезный разговор.

«По крайней мере, если верить стражнику, отец был слегка не в духе, когда просил меня найти» — размышлял взрослый парень, а перед глазами всё ещё прокручивал расставание с Като.

Вслед за Като вспоминались другие девушки, которые также обнадёживали себя тем, что смогут удержать неугомонного жеребца. А сам жеребец только этого и ждал, пользуясь своим положением.

Да только отец Казимира переиграл их всех, соглашаясь на выгодную сделку с батюшкой зости патрикии — приближенной и главной помощнице императрицы.
Двоим уже шел второй десяток, а венчания все не было, их договор был закреплён железным пожатием рук их отцов.

Казимир и Астра встречались только пару несчастных раз, и о любви или близких чувствах речи не велось. Это было выгодно двоим семействам, а старшие дети этих семейств не видели ничего плохого.

До сегодняшнего дня, по крайней мере.

— Отец, если вы собираетесь приобрести коричневый оттенок кожи, то выбрали для этого не лучшее место и компанию. — начинал с шутливой дерзости парень. Радомир стоял к нему спиной, разглядывая центр дворца с высоты. — Мне нравится быть бледноликим, уж не обижайтесь.

Обычная широкая улыбка сверкала на молодом лице, узковатые глаза сщурились, встречая солнечные лучи.

Бывший воин, ставший приближенным императора, медленно обернулся к сыну. Его лицо было задумчивым, левая рука придерживала плащ с вплетенными нитями из золота, а правая — спокойно опущена.

Как только младший Станкевич рассмотрел подтекст в сведённых дремучих бровях, сразу сменил веселость на тревогу.

— Что случилось? — в его тоне ощущалась прохлада.

— Василию понравилась твоя работа. Даже очень, у нас все получилось и с этого дня мы — союзники Рима.

— Я чувствую "но"... — не сдерживал свое нетерпение Казимир, подгоняя отца.

— Почему же, император хочет видеть тебя после обеда, то есть прямо сейчас. В его планах дать тебе особенное задание. — Радомир также оставался задумчивым. Он поднял глаза на сына, и Казимиру показалось, что тот его оценивает.

— Не волнуйся, я справлюсь.

— Не сомневаюсь, ведь на кону стоит твое будущее и нашей семьи.

Радомир добавил нотку драматичности в сказанное. И его собеседник, как всегда, ухмыльнулся, в темно-карих зеркалах возродился азарт. 

— Говоришь, особенное задание? — дёрнув бровями и головой, переспросил он.

— Да, и я тебя прошу, давай без твоих шуточек и... — глава семьи Станкевичей выдохнул, подбирая слово, — лёгких связей.

Казимир засмеялся, и не столько от услышанного, сколько из-за выражения лица напротив.

— Боже, отец, — парень театрально приложил руку к груди, — вы меня плохо знаете.

— Я серьезно, Казимир! Я боюсь предположить, как ты добился расположения папского патриарха... — стыдил отец сына, а второй только ехидно улыбался. — И надеюсь, никто не узнает.

— Хочу заметить, цель достигнута. Все довольны, все рады. Вы мною довольны?

На наглость Казимира Радомир в усталости приставил свободную руку к глазам, слегка замотав головой. Он будто говорил этим: "Неисправимый мальчишка!"

— Так что с заданием? Есть то, что мне сразу стоит знать?

Казимир был не по годам сообразителен и проницателен, распознав в последних замечаниях отца причину.

— Вот-вот прибудет одна...гостья. Как ты мог понять, она в близких отношениях с императором.

— Это все? Возраст, статус, цель прибытия?

— Единственное, что могу тебе сказать, поговаривают, что она — любовница нашего Василия.

В глазах Казимира показались чертики и улыбка стала более довольной, чем была.

— Я буду предельно осторожен.

Только прозвучало это лживое обещание из уст Станкевича, карета с крепкими лошадьми въехала в ворота византийского дворца.
Двое на крыльце устремили взоры на прибытие явно необычного визитёра: кабина кареты была усыпана золотом, с десяток воинов и на встречу тот час выбежали слуги.

«Как занятно, и кого же мы так сопровождаем? Небось императрица вернулась...» — думал Казимир, усмехаясь своим же мыслям. И застыл на месте.

Из экипажа показалась девушка. Мужчины и женщины, — все! — подметили в первую очередь ее красоту. Мало, кто смог оторвать взгляд.
И Казимир оказался в омуте чар незнакомки, которая слишком отличалась от всех девушек, что он встречал.

Темноволосое совершенство с миниатюрной фигурой, укрытое дорогими шелками плавно ступило по орнаментной плитке. Бархатную кожу и ее аристократический цвет можно было разглядеть даже с того места, где стоял Казимир.

— Это она. Гостья Василия. — подтвердил Радомир, разрывая накал тишины.

«Ну посмотри же наверх. Давай» — будто не слыша отца, говорил про себя парень, не сводя взгляд с Венеры.

Мгновение, и незнакомка поднимает взгляд. И она сразу же находит Его глаза.
Между двумя людьми проходит ток, пусть даже без касаний. Двоих накрывают мурашки.

Казимир мечтательно улыбается, и девушка отвечает тем же. В ее взгляде нет и капли присущего дамам того столетия смущения или скромности. В ее водоворотах крылось больше, чем можно было увидеть.

— Казимир, помни, что ты обещал мне. — снова вмешивается Радомир, но даже он не в силах разорвать образовавшуюся связь.

— Да, конечно.

«Я думаю, мы подружимся»

***

Казимир настолько погрузился в далёкое прошлое, что даже вампирский слух не услыхал цокот дорогих лаковых шпилек. Их хозяйка становилась все ближе и ближе.

Вошедшая ступала смело, без спешки. Руки расположились в карманах черных классических штанах, на плечи накинут того же цвета удлиненный пиджак, а голову укрывала широкополая шляпа с вельветовой отделкой.

Весь образ создавал впечатление тайны, которую хочется несомненно узнать. Только многие ошибаются, решая эту особу лёгкой головоломкой. Куда ж им равняться с тысячелетним опытом?

Сперва новая гостья полупустой залы встала рядом с Казимиром. Ее глаза решили изучить то, что заставило древнее существо остолбенеть.

— Никогда не понимала пристрастия людей к христианским мотивам. — заговорила та, нарушая тишину ровным голосом.

Казимир тут же отреагировал на ее колкое замечание, усмехаясь. Он продолжал держать веки закрытыми.

— То ли дело Леонардо да Винчи или хотя бы, — она сщурила глаза и сделала умный вид, — Васнецов. Как думаешь?

Девушка обернулась к Станкевичу, вынуждая своими высказываниями обратить на себя все внимание. На ранее серьезном лице Казимира показалась веселая ухмылка.

— Я думаю, что католики посчитали бы тебя ведьмой и сожгли бы за такие слова. — поддерживал шутку он. — А вообще "Утро в сосновом лесу" кажется мне замечательной идей!

— Прекрасно! Я знала, что ты меня поддержишь! Трое мишек будут прекрасно смотреться над твоим троном, — не могла удержаться от задирства.

— Виики!.. — угрожающе процедил Казимир, а глаза излучали азарт.

Виики смеётся, оглушая эхом все пространство и забавная энергия окутывала обоих.
Девушка опрокидывает руку на плече древнему, повисая всем телом. Она казалась маленьким ребенком, которому не хватает внимания.

— Рассказывай, о мой серьезный братец! — Виики ловит его теплую ухмылочку. — Чего тебя вдруг потянуло к мозаикам?

Он остаётся несокрушимой скалой, слегка наклоняясь к Виики.

— Для начала слезь с меня, ты жутко тяжелая, сестрица.

— Фу, как грубо!

— Зато честно, Виики. — подмигивая, добавляет первородный. И девушка грациозно, что непривычно для ее образа, соскальзывает.

— Так что с мозаикой?

— С чего вдруг в твоем безумном сознании появилась мысль, что я здесь ради цветного стекла?

Казимир скрыто грубил, прикрываясь высокомерным взглядом и едкой ухмылкой.

— Ты меня не обманешь, Станкевич. Я, к сожалению, слишком хорошо знаю тебя и, — Виики вновь обходит взглядом изображение девы, — твоих тараканов.

Казимир посмотрел на старшую сестру. Темно-карие глаза обжигали. Он хотел было чем-то дерзнуть, но неостывший огонек разбуженного прошлого просто не позволил так просто распрощаться с собой. И мужчина тяжко выдыхает.

«Я стал забывать, что Виики — больше, чем просто вампир... — пронеслось у него. — Она — моя семья»

Вампир вновь выдыхает, уже легче, и отворачивается к мозаике с загадочной улыбкой.

— Виики, ты знаешь, кто изображен здесь?

Девушка на пару годков старше уловила ту самую каплю тоски. Она поняла, что шутки пока стоит придержать.

— Дева Мария. В религиях ее величают по-разному: Богородица, Царица Небесная или Мария.

— Верно. Ti si slava Jeruzalema, čast našeg naroda. Kraljica ste neba i kraljica anđela. Tvoje će ime biti zauvijek blagoslovljeno³*. — чувственно говорил Казимир.

— Чешский? — уточнила Виики.

— Хорватский. — поправил тот, снова впадая в омут прошлого. — После того, как Мария прожила последний эпизод своей смертной жизни, на Небесах ее короновали, и обрела она святость.

— Очень занимательно, Казимир. А теперь давай по существу.

— Честности тебе не занимать. — со смешком прокомментировал тот. — Ходил один слух: ещё до вознесения этой базилики, один мужчина хорошо заплатил художнику, чтобы тот выложил из стеклышек его любимую. Художник отпирался, ведь на мозаике должна была быть дева Мария, но то ли деньги, то ли что-то глубокое заставило поменять мнение. И так, образ любимой того мужчины украшал Санта-Марию-Маджоре, и знал об этом только художник с заказчиком.

— Почему именно базилика и почему мозаика?

— Потому что его любовь всей жизни ушла в мир иной, и нужно было запечатлеть ее красоту так, чтобы не посмели и пальцем тронуть. — Виики не показалось, что Казимир произнес эти слова с присущей тяжестью в груди. — А что лучше для вечной памяти, чем христианская мозаика, которую не посмеет тронуть даже самый отпетый скот...

— Брат...

Казимир ничего не ответил, а лишь повернулся к девушке. Он наткнулся на изучающий взгляд таких же темно-карих зеркал.

— Надо быть самой тупой сестрой, чтобы не догадаться, — начала тихо Виики. — Ты говорил о себе и о...

Старшая сестра не осмеливалась произносить имя той, которая будоражит каменное сердце Казимира.

Последний хмыкает и опускает взгляд, признавая свое поражение.

— Как видишь, ты не такая уж и глупая, сестра. — поддевает тот.

И Виики не собиралась спрашивать, почему брат раньше не рассказывал об этом, почему молчал и все подобное. Она была благодарна за эту малость. Она благодарила брата одним понимающим взором и теплой улыбкой за то, что он продолжает ей доверять.

— Спасибо. — двигает Виики губами, и другой вампир четко читает по ним.

Они не обнимаются, не касаются в попытке поддержать, не плачут, не говорят об этом, а только смотрят. И в этих взглядах больше заботы, чем где-либо.

— Предлагаю сменить тему, а то первородный кровожадный монстр не сможет вырывать сердца предателям. — вновь юморит девушка, вызывая усмешку напротив.

— Да, теперь о делах насущных.

Девушка меняет позу и выдыхает.

— Селена объявилась.

Виики не жалела для слов надрыва и серьезности. И это не осталось незамеченым.
Они все также играют в гляделки, кидаясь эмоциями в друг друга.

— Если я верно понимаю, моя дочь снова натворила делов, так? Иначе, как объяснить твой тон и выражение лица?..

— Ведьмы не уверены в чистоте ситуации. Кроме того, они уверены, что все неспроста. — Виики вздыхает, сменив опору на другую ногу. — Ведь столько лет она убегала и пряталась от тебя, и явно ей кто-то помогал, кто-то сильный и владеющий магией. А тут внезапно стало так легко...

Вампирша мотает головой, а с ней и распущенные волосы оттенка графита.

Казимир в свою очередь взял короткую паузу, растворив взгляд. Вампир вновь сложил руки за спину.

— Виики, хочу знать, что ты думаешь. — он делает акцент на "ты", так как мнение старшей сестры всегда было правдивым.

— Я точно уверена, что мою племянницу не так просто сломить, а поймать сродни невозможного. Как никак, а она — Станкевич.

Виики ухитрялась совмещать кнут и пряник в своих высказываниях, что абсолютно симпатизировало брату.
Девушка продолжала смотреть на вампира, пока тот разглядывал стены залы. Можно было подумать, что Казимиру стало все равно, но древний слышал все: от четких букв и до вдохов в груди.

— Моя версия: она что-то задумала, но план внезапно пошел по наклонной.

Мужчина с приподнятой головой перевел задумчивый туманный взгляд на сестру. Хотя он уже соглашался с вышесказанным.

— Где, говоришь, нашли мою дочь?

В ту же секунду Виики загадочно растягивается в улыбке.

— О-хо-хо, я ждала этого вопроса... — игривый тон и горящие глаза выдавали в ней безумную натуру. — Ты не поверишь! Наша Селена обосновалась в Америке, штате Вирджиния.

Сестра складывает руки на груди, закусывая нижнюю губу в предвкушении догадки от мужчины напротив. И за мгновение она получает желаемое: высокомерную ухмылочку и пламя истинной сущности в зеркалах души.

— Только не говори, что это...

— Берривилль, он самый! — бесцеремонно перебивает та. — Ты в шоке? В предвкушении? Или...в ярости?

Последнее Виики произносит пылким шёпотом у лица брата.

— Я знаю, что это не совпадение. И нам точно нужно навестить те края. — еле заглушая то пламя, говорил Казимир.

А глаза выдавали ту силу, что вырывалась из вампира. Древняя мощь — так сногсшибательна, и так опасна.

— Отличный план, — Виики хлопает его по плечу, отступая назад. — Только для начала предлагаю послать кого-то преданного, разведать обстановку.

Девушка никогда не была простой, пряча козыри в рукавах и, словно фокусник, поражала своих зрителей.

— Я знаю этот взгляд, Виики. Что ты ещё задумала? — в голосе была нотка недовольства. Казимир ненавидел, когда сестра брала на себя поводья власти.

Виики не успевает сказать что-либо, как их прерывают. Сдержанному Казимиру не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто вошёл в массивные узорчатые двери. Плащ гостя кончиками волочился за ним, иногда взлетая из-за скорости идущего.

— Эрнест! — громогласно, будто сам бог молний, произнес древний. Он буравит крепким коньяком девушку. — С чем пожаловал?

Станкевич также не выносил, когда его дёргают с утра. Это время лично для мужчины.

Эрнест преодолел ещё пару шагов, оказываясь возле своего господина. Вампир становится в стойку, слегка приопуская голову. Он выражал смирение и уважение правителю.

— Говори. — А Казимир принимал его действия, посмотрев на слугу.

— Я сделал то, что вы просили.

Коротко, четко и ясно. Без воды и лишних размышлений, за это Станкевич ценил Эрнеста.
Но сейчас древний стоял с недоумением, ожидая объяснений.

— Что я тебя просил и когда?

Эрнест прочищает горло, явно предчувствуя беду. И вампир уже сожалеет, что не переспросил у Казимира о задании.

Виики делает шаг вперёд, чтобы говорить с младшим братом лицом к лицу.

— Казимир, послушай... — начинает она с теплой улыбкой, но была остановлена поднятой рукой Казимира.

Древний смотрел только на своего верного слугу, который никогда за время службы не подводил и выполнял указания четко.

А Виики за пару секунд помрачнела. Да, она — старшая из детей Станкевичей, но ее возраст ничто по сравнению с мощью брата.

— Один пленный из...из Румынии, что в замке Корвинов.

Всего на мгновение зеркала Казимира чернеют, что Эрнест мог рассмотреть свое испуганное лицо в них.
На мгновение Казимир обращается, и этого хватило для того, чтобы разбудить страх в мертвых сердцах.

— И этот пленник здесь? — уточняет повелитель.

— Ожидает вас в тронном зале, его держат мои ребята.

— Изумительно, Эрнест. Направляйся туда, я буду через пару минут.

Вампир быстро опустил голову, как и тогда, развернулся на пятках к выходу. Он исчез, оставляя после себя тяжесть в душах.

Первые секунды Казимир сохранял молчание, он прошел мимо сестры к мозаике.

«Чтоб его, ненавижу, когда он так делает!» — думала в это время Виики, последовав за ним.

На часах секундная стрелка отсчитывает все больше, прежде чем она нашла смелость заговорить. И зря. Казимир только этого и ждал, чтобы взорваться в ярости.

Древний вампир берет в охапку шею Виики. Все произошло настолько резко, что та не успела как-либо отреагировать.
Что-то закололо в груди, разум расстворился в тревожной ядовитой жидкости.

— Каз...Казимир! Я хотела как...как лучше! — хрипит Станкевич, пока первый обращённый сдавливает сильнее.

— Как ты посмела что-либо предпринимать за моей спиной? — строго начинает тот, сцепя зубы. Его глаза пылали черным пламенем. — Ты снова за старое, Виики?

— Нет, нет! Брат...

Она не в силах отвечать, ведь Казимир поднял бедняжку в воздух. Ее лицо оказалось теперь на уровне с его. И это был не младший братишка, а самый истинный дьявол во плоти.

— Ещё раз, Виики, — угрожающе шепчет тот, смотря сестре в душу. — Третьего шанса не будет и ты поплатишься, моя дорогая сестра.

Древний не уточняет, поняла она или нет, а лишь размыкает пальцы. Виики падает словно безвольная кукла на землю, гулко и часто кашляя. Из глаз вырываются соленые капли.

Напоследок Казимир наклоняется, чтобы по-отцовски поцеловать вампиршу в макушку.

И древний исчезает, бесшумно и стремительно. Ему поскорее хочется разобраться с бардаком, который развела родственница.

В его голове уже во всю крутятся шестерёнки, выдумывая изощрённый план.

— Надеюсь, я вас не заставил ждать.

Казимир торжественно врывается в зал, где ожидает давний пленник, а по совместительству ещё и старый знакомый. Он выглядит голодным и жалким в потрёпанной одежде и заросшей щетиной. И только глаза выдают неприкрытую ненависть, которая смешивается с оттенком преданности.

Все присутствующие опускают головы. Также делает и прибывший мужчина, пусть и не хотя. Последний сразу вытягивается, не дожидаясь остальных.

Оба встречаются взглядами, Казимир и этот неизвестный.

— Ну здравствуй, Дейнел.

— Казимир, — мужчина говорит тяжело и с придыханием, — зачем я тебе понадобился? Неужто простил?

— Я решил, что ты захочешь вернутся к нам и доказать свою преданность.

Казимир не скупиться на высокомерие, ехидно улыбаясь Дейнелу.
И Дейнел копирует его ухмылку, выпуская грудной смех.

— К сожалению, ты ошибся.

— Значит, я ошибся и в том, что тебе не плевать на дочь, как там ее?.. — Казимир приставляет руку к подбородку, показывая размышление. — Ах, да, Кейт!

Улыбка Дейнела пропала в миг, как тут он сделал попытку вырваться. Освобожденный мужчина рычал и скалился, был похож на дикое животное.
Но ничего не получилось, и это только раззадорило древнего.

— Так что? Я ошибся или нет?

¹* Сагион (или сагум) — воинский плащ из плотной шерстяной ткани, длиной до колен, который часто служил защитой от холода;

²*Перевод с греческого:

— Как вам угодно.

— Не опять, а снова, мой повелитель.

— И в мыслях не было как-либо вас очернить. Я лишь помогаю вам практиковаться.

— Забыл поблагодарить за твоего сына.

— Я готов принять его, если он также силен и сообразителен, как его отец.

— Я не знаю, как смогу вам отплатить за такую щедрость!

³* Перевод с хорватского:

— Ты есть слава Иерусалима, честь нашего народа. Ты есть Королева небес и, королева Ангелов. Твоё имя будет благословенно вечно.