Глава II. «Перворожденная тишина.»
Для лучшего погружения в атмосферу главы, рекомендую к прослушиванию:
Ólafur Arnalds – "So Far."
Ólafur Arnalds – "Near Light."
Max Richter – "On the Nature of Daylight."
☾ ☾ ☾
________________________________________________
«И прежде, чем случится великое — тишина, всегда тишина. Как дыхание перед рыданием. Как пауза, за которой рушится мир».
— из писем Альфарда Морна.
________________________________________________
☾ ☾ ☾
Люк.
Я давно разучился считать дни.
Когда не нужно спать, нет смысла в рассветах. Когда тело не устаёт, время становится жидким, как кровь. Оно ускользает, проваливается сквозь пальцы, оставляя только холодный след в памяти. Но сейчас я знал, что прошли месяцы.
Сначала — летние, душные и бессмысленные, потом — дни, когда ночной воздух начал пахнуть прелой листвой, а не человеческим потом.
Я бродил.
Словно зверь, которому тесно в собственном логове. Словно проклятый, которому слишком тихо среди камней его замка. Лес принимал меня как старого знакомого, как одну из теней, что бродят в нём из века в век. Здесь я не был вампиром. Здесь я был чем-то древним, первобытным, созданным вместе с туманом и сырой землёй.
Я уходил всё дальше, пока не набрёл на реку.
Тонкая, быстрая, почти прозрачная в солнечные часы, она разрезала лесную чащу точно и резко, будто чья-то рука прочертила границу между мирами. За ней начинались другие земли.
Служанка из замка, та, что любит пересказывать сплетни поварихи, однажды шептала на кухне, что там живут ведьмы. Дикие. Старые. Ушедшие в глушь, чтобы никто не мешал их хороводам. Смешно. Сказка для кухонного очага.
Но когда я стоял у реки, мне не было смешно.
Я чувствовал. Что-то было по ту сторону воды. Не глаза. Не клинки. Не магия. А ожидание. Молчаливое и тяжёлое, как ночь перед бурей.
Я не стал пересекать реку.
Пока что.
☾ ☾ ☾
В моём замке снова пахло живым. Слуги суетились, ворчали, смеялись. Вино, которое я им позволял пить из моих погребов, делала их розовощёкими и болтливыми. Я не мешал им. Мне было всё равно.
А они — праздновали. Не меня. Не урожай. Не день святого покровителя. Они праздновали слух.
— Представляете, Элира, у них же долгие годы не получалось! — с радостью шептала служанка с веснушками, старая, преданная, простая.
— Болели оба… королева едва не умерла… — вторила ей другая.
— И вот, как благословение, дочь. Маленькая принцесса. Аделин.
Имя впилось в меня, как шип.
Я уже знал.
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое я ощутил что-то странное. Рывок.
Как если бы меня дёрнули за сердце изнутри, невидимой нитью. Тогда я не придал этому значения. Я был в лесу, на скале, где растут только белые мхи и чертополох, и небо было такое чёрное, что даже луна не отражалась.
Но теперь... имя.
И этот золотой ковёр листьев, что стелется по тропам Адарлании, словно дорога к чему-то. Или к кому-то.
☾ ☾ ☾
Старое имя всплыло в памяти — Альфард.
Мой соратник. Мой брат не по крови, а по бессмертию. Он знал больше, чем я хотел бы знать.
А я всегда считал, что знание делает тебя уязвимым.
Я не верил в узы мэйтов. Не верил в Судьбу. Я пил кровь, сражался, проклинал, владел, жил в холоде, но не в иллюзиях. Но эта боль… С тех пор, как я стал тем, кем я стал, я не чувствовал боли. Ни телесной, ни душевной. Я сжёг её. Прямо на том поле под французским солнцем, когда умер как человек.
Но с рождения этой девочки — боли стало слишком много.
Я не поехал сразу. Я ждал. Проверял себя.
Но каждый новый лист, падающий с дерева, был как укол.
Каждый шорох, каждая вспышка детского смеха, доносящегося до моих ушей прямиком из самого замка, казались... чужими, но знакомыми.
Я сдался.
☾ ☾ ☾
Венеция встретила меня пряным запахом воды и вина.
Город не изменился. Но Альфард — да. Он больше не был тенью. Он жил. Его дом, что стоял близ второй крепости клана, был залит светом. На окнах — занавеси из дорогих тканей, на перилах — цветы. Это не он. Это она. Его ведьма.
Он встретил меня на террасе. Всё тот же — высокий, с холодной ухмылкой, словно знает, что ты скажешь, но даёт тебе шанс удивить.
— Люк, — сказал он, — ты выглядишь как тот, кто, наконец, поверил в сказку.
Я сел, не отвечая. Он подал мне кубок.
Не кровь. Красное, крепкое вино. Людское. Но мне было всё равно.
— Я чувствую её. — Голос мой прозвучал тише, чем хотел бы. — С тех пор, как она родилась. И мне больно.
Он откинулся на спинку кресла, с интересом рассматривая меня.
— Расскажи.
Я рассказал. Без лишнего. Без поэзии. Просто — ощущение, имя, лес, боль.
— Смертная, — протянул он, поднося кубок к губам. — Младенец.
Я кивнул.
— Это невозможно, — сказал он.
— Я знаю.
— Или нам так казалось. — Он замолчал. — Ты ведь знаешь, как устроена связь мэйтов. Это не романтика. Это не страсть. Это древняя, глухая сила. Когда душа чего-то неживого, затерянного в вечности, находит отклик. Это как зов без слов. Мэйтом может стать ведьма, оборотень, фэйри, сирена. Все они... частично не живые. Частично созданные из другого.
— А она? — Я не мог даже выговорить имя.
— Смертная, — повторил он. — Её душа должна была быть недоступна. Но если ты чувствуешь боль… ты не ошибся. Это не иллюзия.
Он встал. Прошёлся по комнате. Его руки были зажаты в замок.
— Есть теория, — продолжил он. — Что истинные мэйты не выбираются нами. Что они даны нам Тьмой. Или тем, что старше Тьмы. И если твоя боль — это зов, значит, кто-то услышал. Возможно… она не останется смертной.
Я резко поднялся.
— Я не позволю этому.
Он посмотрел на меня.
— Почему?
— Потому что она ребёнок. Потому что ей суждено жить. Потому что если кто-то хочет связать её с тем, кем я стал… — я сжал зубы. — Это жестоко.
— А если не ты — то кто? Ты думаешь, кто-то другой смог бы быть рядом с ней? В этом мире? В этом дворе, полном хищников и лжи? Люк, ты знаешь, сколько зла скрыто в лицах королей.
Я отвернулся к окну.
За ним — осень. Красная, тёплая, пахнущая дымом и яблоками.
— Её назвали Аделин, — сказал я.
— Прекрасное имя.
— А мне оно отзывается болью.
Он подошёл ближе. Положил руку на моё плечо — почти по-человечески.
— Не ищи логики там, где правит судьба. Но если это правда… ты не сможешь бежать от неё вечно.
☾ ☾ ☾
Я вернулся в замок той же ночью.
Слуги уже спали. Только тени скользили по залам. Только свет от фонарей трепетал в витражах.
Я поднялся на башню, самую высокую.
Там, где небо ближе. Где слышен шорох листвы даже сквозь камень.
Я стоял и смотрел в сторону дворца Адарлании. Туда, где сейчас, возможно, мать укачивает младенца. Где кто-то рассказывает сказку. Где кто-то шепчет имя.
А я, вампир, чудовище, проклятый — стою и чувствую.
Чувствую, как меня зовут.
Не словами. Не криком.
А сердцем.
И разве Тьме мало моего одиночества?
Разве Судьбе мало моего проклятия?
Почему она? Почему теперь? Почему так?
И всё равно — я не мог не чувствовать.
☾ ☾ ☾
Прошло пять лет.
Пять зим, пять вёсен, пять бессонных циклов луны.
Я не считал по календарям — я чувствовал это кожей. Шелестом нового ветра. Стужей в кости. Сердцебиением других, чьё время ещё продолжалось.
Сегодня был праздник.
Пятый день рождения девочки.
В городе звенели колокола, пахло мёдом и подгоревшими орехами в сахаре. Служанки, воркуя, разносили на своих плечах коробки с украшениями и тканями, которые я когда-то сам выбирал для старших при дворе. А я — я стоял в тени. Я всегда в тени.
И наблюдал.
Мне не нужно было идти. Не нужно было знать. Не нужно было чувствовать, что королева Селеста умирает.
Но я знал.
Когда смерть приходит за человеком, она не шумит. Не топчет землю. Она — запах. Она — дрожь воздуха.
Я чувствую её раньше, чем кто-либо из живых. Она вплетается в ауру, в дыхание, в походку. Я чувствовал, как жизнь уходит из той женщины, медленно, как вода сквозь пальцы. Ещё немного — и ладонь будет пуста.
Но сегодня она стояла. Улыбалась. Жива. Счастлива.
Они устроили праздник на рыночной площади, посреди ярмарки, окружённой охраной. Не в замке. Не в розовом саду. Не в мраморных залах.
На улице. Среди толпы.
«Я просто посмотрю. Убежусь, что это не она. Вернусь и забуду».
Ложь.
Сладкая, удобная, почти спасительная.
Я увидел её. Впервые.
Её называли поцелованной солнцем.
Не из вежливости. Из точности.
Она была солнцем.
Зелёные глаза, как молодая листва, трепещущая от ветра. Волосы цвета шоколада, сверкающие на солнце, как будто в них прятались золотые нити. Веснушки на щеках, на носу, на ключицах. Родинки — крошечные, почти невидимые, но я видел. На шее. На бедре, что выскользнуло из-под слишком короткого подола в порыве танца. На запястье.
В иных семьях их бы скрыли. Застыдили.
Но не она.
Она носила их с гордостью.
Я тогда подумал, что родители её испортили. Балуют. Слишком свободная, слишком дикая.
Принцесса не должна быть такой. Она станет избалованной, жестокой, как все до неё.
Я не поверил.
Она?
Нет. Слишком яркая. Слишком живая.
Она не может быть моей.
Не может быть той самой.
У Альфарда — Карианна. Холодная, тонкая, логичная. Такая, как он сам.
Идеальное соответствие.
А это…
Это — огонь. Это — смех. Это — жизнь.
Не для меня.
Я — тень.
☾ ☾ ☾
Но я возвращался.
Каждый день.
Слуги заметили. Конечно.
Я не говорил. Они не спрашивали. Запуганные, молчаливые — они выполняли работу, не лезли в душу. Они не для откровений.
Но им было странно видеть меня уходящим при первом солнечном свете. До рассвета — в плаще, в капюшоне, сквозь деревья, в сторону Адарлании.
Город не принадлежал мне.
И всё же я возвращался.
Она росла.
Когда ей исполнилось десять, я видел, как она ускользала из замка — с тяжеленными сумками в руках, с едой. Она не воровала.
Она делилась.
С крестьянскими детьми.
С теми, кто спал на земле, кто не ел целыми днями.
Она отдавала им своё. Без свидетелей, без охраны.
Я следовал за ней.
Тихо.
Скрытно.
Она села на землю, испачкала колени, смеялась. Один мальчик поцеловал её в щёку — она покраснела, но не оттолкнула. Она обняла его.
А потом снова пошла домой, будто ничего не случилось.
Она не боялась.
Она не гордилась.
Она была доброй.
Наверное… она правда дочь солнца.
Наверное… я ошибался.
Скоро с ней начала приходить другая девочка — выше ростом; наверное старше ее, с темными волосами и слишком уж острым языком, заставляющим Аделин хохотать до смерти. Она была из Вэстхолла — соседнего королевства.
Вместе они сбегали, играли с простыми детьми, устраивали пиры из лепёшек и фруктов, танцевали.
А я…
Я всё наблюдал.
Каждый день.
Как ангел-хранитель.
Только я не был ангелом.
Я был… тенью. Демоном.
Тем, кто не должен даже дышать рядом с таким светом.
Но всё равно — я возвращался.
Молчаливо.
Неумолимо.
Без надежды.
Без слов.