Мелкие боги

— Это не крыша… Сдается мне, боги опять напортачили, — жрица повертела головой и посмотрела на небо. — Но хоть с временем не ошиблись и даже перевыполнили план — рассвет только занимается.

— Нет, Леона, все верно — это мой дом. Моя обитель… — Годрик с болью отметил обваленную стену, искры разбитых стекол, следы копоти и пятна крови, оставшиеся после смерти живых и не совсем живых. Красно-синий свет проблесковых маячков добавлял особенно печальный колорит. — Просто его взорвали вчера ночью. Здесь погибли два человека и три вампира, раненных было значительно больше.

— Это многое объясняет… Например, откуда здесь весь набор «911». Блин, и портал второй раз не вызовешь…

Перед гнездом вампиров было… людно. Огонь уже потушили, но пожарная машина с экипажем осталась на месте. В карету скорой помощи грузили последний черный пакет с погибшим человеком, но врачи заняты своей печальной работой, и им нет дела до немногочисленных зевак, среди которых затерялись Годрик с жрицей, что неудивительно — половина зевак были так же одеты в свободные штаны и футболки. Люди переговаривались между собой, и злого торжества в их речах было намного больше, чем сочувствия. Некоторые из них даже в шутку предлагали вооружиться колами и проверить дом. Это огорчало, но гораздо большее беспокойство вызывали силы полиции в числе нескольких машин с полными экипажами. У них наверняка есть фото владельца особняка, и стоит им узнать Годрика, ситуация станет только хуже — среди стражей порядка мало сочувствующих вампирам, скорее наоборот.

— Леона, скоро сюда доберется рассвет, — он так близко наклонился к ней, что мог губами коснуться уха, но не стал. — Если полиция увидит вампира, которому не вредит солнце, это может спровоцировать истерию и массовые беспорядки. Нам нужно уйти отсюда как можно скорее и найти для меня временное убежище, чтобы я мог переждать день. Тут недалеко есть парк — я закопаюсь в землю.

— С ума сошел? — она повертела пальцем у виска. — Мы же побратимы. Я не брошу тебя в месте, где могут бродить копы и злопыхатели — я тоже слышала, о чем треплются эти балаболы. Ты знаешь, где будет по-настоящему безопасно?

— Отель «Кармилла». Ты забрала меня оттуда, — Годрик прикинул путь. — Но он на Элм-стрит, в центре, до него добираться через половину города. Это очень далеко. Если бы сейчас была ночь, я бы просто долетел туда, но уже светлеет — нас могут заметить. Было бы неплохо взять машину, но к гаражу не подобраться незаметно.

— Пф! Дай мне минуту, и у нас будет машина. Доедем с ветерком!

Они отошли недалеко. Всего через два дома от гнезда Леона кивнула на потрепанный автомобиль, припаркованный прямо на улице, и пошла к нему, роясь в торбе. Когда она достала из глубин сумки железную линейку с пропилом-крючком, Годрик начал подозревать, что она задумала, но остановить не успел — жрица, промышляющая на досуге воровством, запихнула линейку в щель между стеклом и дверцей.

— Леона, не стоит.

— Да я тыщу раз так делала, даже в обычной жизни, — она поелозила линейкой. — Сейчас мы ее вскроем, замкнем провода и…

Закончить похвальбу она не успела — сонную улицу огласил вой сигнализации. Леона присела в испуге, и Годрик решил взять ситуацию в свои руки. Он выдернул орудие преступления из щели, краем футболки стер отпечатки пальцев, подхватил девушку, как невесту на свадьбе, и отнес в переулок с глухими стенами, где редко кто ходил. Благодаря скорости вампира это заняло не более пары секунд, большинство свидетелей неудачного угона даже обернуться не успели. Как и Леона — она замерла у него в руках, словно испуганный котенок, взятый за шкирку. Не хватало только поджатого хвоста.

— Это что такое было?!

— Я убрал нас из опасной ситуации, — держать ее было даже приятно. И терпкий аромат кожи чувствуется острее. Как виноград, напитавшийся солнцем.

— Я про вой «виу-виу-виу-кря-кря»!

— Это сигнализация, защита от угона. Они стоят почти на всех автомобилях.

— Черт… — она заелозила, пытаясь выбраться из его рук. — В мое время такой херни не было!

— «Твое время» было почти десять лет назад, а сейчас две тысячи девятый год, — Годрик осторожно опустил ее на асфальт. — Жаль, не смогли зайти в гараж. Можно было выбрать любую из четырех машин.

— У всех вампиров такие большие дома с такими большими гаражами?

— По-разному, — Годрик быстро окинул взглядом девушку. Вроде на этот раз не оставил синяков. — Я предпочитаю жилье попроще, но тот особняк должен был соответствовать моему статусу шерифа девятой зоны Техаса.

— Так ты коп, что ли? — она даже обошла вокруг него, как будто пыталась найти полицейский жетон. — Теперь понятно, почему ты так реагируешь на краденное добро.

— Шериф у людей и шериф у вампиров — это разные вещи. Я никогда не расследовал кражи или семейные побои. Моя работа была в контроле, устрашении и наказании.

Годрик решил, что сейчас самое время намекнуть, что для общества вампиров он был больше палачом, чем справедливым законником, хотя это не так.

— Данной мне властью я мог вынести и исполнить приговор для любого вампира моей зоны, вплоть до истинной смерти, если он совершал соответствующее преступление. Для этого мне даже не надо было дожидаться приезда Магистра, в отличие от других шерифов — такая у меня была репутация.

— О, так ты «плохой коп»?

— Леона, ты… — Годрик с усилием потер переносицу. — Нет, ничего… Давай просто уйдем, пока сюда не заглянула людская полиция — это место находится слишком близко от моего разрушенного гнезда и совсем скоро озарится солнцем.

Взгляд жрицы стал слишком пристальным. Если Годрик не ошибается, сейчас последуют расспросы. Так и есть.

— Мы же побратимы, да? Ты ведь скажешь мне, кто тот самоубийца, что устроил подобное с твоим домом?

— Ответ в вопросе — это был террорист-смертник, — вампир вспомнил о своем обещании рассказать о пасторе, когда они окажутся в Далласе. — Преподобный Ньюлин послал его, только это был не Теодор — он был убит вампирами год назад, а его сын, Стив. Преподобный Стив Ньюлин.

— Как к этому пришло? — процедила Леона сквозь плотно стиснутые зубы.

Чтобы кратко поведать о событиях, приведших его на крышу отеля «Кармилла», хватило двух минут. Годрик даже зачем-то упомянул, как Стив Ньюлин обсуждал с ним Библию, пока вампир добровольно сидел в клетке из серебра. Пастор тогда особенно напирал на историю падения царства вавилонского, через раз повторяя: «Мене, текел, фарес», — намекая, что Годрик был взвешен Господом, измерен, и признан негодным для мира людей. После последней фразы глаза Леоны широко раскрылись. Вампир уже подумал, что это страх, и втянул ноздрями воздух, но запах жрицы сказал другое. Это гнев. Или даже ярость. Жрица опять двигалась быстрее, чем человек, — скользнула к стене и стала с рыком молотить кулаками по кирпичам, резко выдыхая при каждом ударе. Почти сразу до Годрика долетел чистый аромат ее крови — не слегка терпкий виноград, а чуть горчащее на языке вино. И едва заметное покалывание магии под кожей… Пара кирпичей треснуло от приложенной силы. Это надо прекратить, пока не стало поздно.

— Леона, остановись, — он положил ей ладонь на плечо, но реакции не было. Пришлось обнять со спины, удерживая ее руки подальше от стены. — Хватит!

— Отпусти меня! — она извивалась в его объятиях, как змея. — Если я сейчас не сорву злость на стенке, то пойду и убью этого чертового Ньюлина! Сверну ему шею! Разорву его! Сожгу!

— Я сам мог принести ему смерть, но решил, что убийство не выход. Я ведь не монстр, — трепет магии вокруг усилился, как от божественного присутствия. Сила жрицы стала больше, чем доступна человеку, и она почти вырвалась из хватки. — Кто управляет тобой сейчас? Какой бог?

— Никакой! — она пару раз дернулась и глубоко вздохнула, успокаиваясь через силу. — Никакой… На самом деле я всегда была такой — не могла сдержать свой гнев. Потому у меня так часто менялись приемные родители.

— Ты сирота?

— Я никому не нужный кусок дерьма…

— Ты ошибаешься. Например, ты не дала мне умереть. И я рад, что мы встретились, — Годрик придвинулся к ней еще ближе, вжавшись в затылок и стараясь не вдыхать пленительный аромат крови. — Я рассказал о себе. Не хочешь ли и ты поделиться своей историей?

— Ты уверен, великий и мудрый вампир-шериф, что хочешь об этом знать?

— Да, — и на пробу сделал маленький вдох. Кровь, как вино. Которое не стоит пить, ведь остановиться не сможешь. — Я хочу услышать.

Все эти грубые словечки, жесткое поведение, нарочитая дерзость… Годрик жил очень долго — он мог предугадать ее историю, но был ослеплен знанием, что она жрица. Жрица, в младенчестве подкинутая на порог приюта, названная в честь героини глупых женских романов, наделенная неудержимым гневом, который был для ее многочисленных приемных родственников, как бельмо на глазу, ведь это сложно — любить девочку, что скорее устроит драку, чем приторно улыбнется на невинный намек соседей «приняли в семью из жалости». Как сказала она сама, Леона после совершеннолетия была выпнута под зад и стала «белым мусором», то есть самой презираемой прослойкой американского общества. Это люди европеоидной расы, у которых не хватает сил, чтобы подняться со дна. Леона олицетворяла собой эталон «мусора» — работала, где придется, не имела медицинской страховки, жила в арендованном трейлере, не заводила постоянного возлюбленного, так как никто не хотел им стать для «белого мусора» с диагностированными вспышками гнева.

— Вот такая я забавная зверушка.

Леона несколько раз сжала и расправила разбитые кулаки, а потом привычно зачесала прядь волос на проплешину на виске, ненамеренно поднеся руку почти к носу вампира. Запах ее крови так сильно ударил в ноздри, что Годрик чуть не уронил клыки. Если бы он не упился донорской кровью по самое горло, то его зубы уже пронзили бы шею девушки, а она об этом даже не знает.

— Жалеешь, что услышал мою историю?

— Нисколько, — Годрик задавил в себе жажду и осторожно прикоснулся к ее растерзанным костяшкам, для чего ему пришлось еще больше нависнуть над девушкой. — Жаль только твои руки. Если я пролью на них свою кровь — они тут же заживут.

— Не стоит — эти раны со мной ненадолго, — ее голова дернулась в сторону выхода из темного переулка. Снаружи уже вовсю бушевал рассвет, только здесь осталась густая тень. — Помнишь, я говорила про новое солнце? Сейчас фокус покажу, если сможешь чуть-чуть прожить без моего прикосновения.

— Буду рад увидеть.

Годрик испытал стойкое чувство дежавю, когда Леона шагнула на освещенный участок, широко раскинув руки — он сам так же вышел навстречу солнцу, но только желая смерти. Жрица чуть повернула голову, чтобы был виден голый висок, и облегченно вздохнула. То, что убивает вампира, скользило по ней ласковым ветром, сдувающим с костяшек пальцев красные хлопья крови, залечивающим раны в одно мгновение. Солнечный ветер лишь раз поцеловал ее в проплешину, а на ней уже отросли волосы, сравнявшиеся длиной с остальной копной выжженных прядей, словно горящая плоть вампира никогда не оставляла на ней следов.

— Я говорю «новое солнце», но на самом деле оно для меня всегда старое — возвращает тело в одно и то же утро, — проговорила жрица, не уходя в тень. Она грелась на свету, словно цветок. — Как бы меня не били, как бы не ранили, самое важное — дожить до нового рассвета. Тедди знал это, и подгадал, чтобы я встретила новое солнце уже в виде трупа, но боги вмешались — забрали из огня и кинули в источник. Теперь понятно, почему они так настаивали на его создании.

Годрик мог только стоять на месте, увязывая в голове все мелкие детали. Пляска солнца в небе над фермой, волшебные прикосновения, дарующие защиту, оговорки, зарядка кубка от света, желание разделить танец, посвященный Беленусу… Наивный вопрос вырвался прежде, чем вампир смог себя остановить:

— Почему твоя магия так сильно связана с солнцем?

— Потому что… оно меня убило. Но Бог-Создатель вернул меня такой, какая я сейчас есть. Это случилось в Серенгети, куда я приехала по горящей путевке, чтобы пофоткать львов, — Леона шагнула в тень и взяла Годрика за руку, ведь его кожа уже начала куриться дымом от рассеянных лучей. — А, точно… Еще меня, скорее всего, сожрали дикие звери. Львиный прайд ушел к тому времени, когда я снова стала живой, но я нашла свой обглоданный череп с костями.

— Это невозможно… Может, это были не твои останки?

— Обрати внимание на искривленный моляр справа, — Леона во всю ширь раскрыла челюсти и даже оттянула пальцем край рта, чтобы был хорошо виден необычный зуб, чуть выпирающий из строя. — У черепа был точно такой же.

Сказать на это было нечего. Все, что оставалось, так это продумать план возвращения в отель для вампиров, что весьма сложно при их ситуации — они оказались почти на краю Далласа без средств связи и транспорта. Леона не планировала задерживаться, поэтому у нее в сумке были только сущие мелочи: зубная щетка, расческа, зеркальце, носовой платок, линейка для угона, пара отмычек, свиток Диониса, несколько пластырей, маленький пузырек с водой из целебного источника и кошелек, в котором грустно звенела мелочь — все ее средства на данный момент.

— Годрик, у меня есть только пятьдесят центов, и этого не хватит на такси. У тебя нигде немножко денег не завалялось?

— Если ты помнишь, я оказался у тебя дома абсолютно голым, потому что вся моя одежда сгорела. Где, по-твоему, я мог прятать бумажник?

— Пха-ха-ха! — от смеха она согнулась вдвое, стуча кулаком по колену. Видимо, представила, где. — Мне пришел на ум один вариантик! Пошлый-пошлый, рифмуется со словом «разница».

— Леона, я не это имел в виду.

— Но смешно же!

— Нет, не смешно, — вампир еще раз обдумал ситуацию и решил, что пусть Леона лучше смеется, чем опять впадает в ярость. — Ну, может, совсем немного…

Активы Годрика вообще стремились к отрицательным величинам, ведь у него не было даже обуви, и он стоял на асфальте босиком — таком виде он привлечет ненужное внимание. Вампир только успел подумать, что и так выглядит достаточно необычно, раз рукава футболки не до конца прикрывают татуировки на бицепсах, а пришла новая беда — притяжение солнца все-таки догнало его, заставляя течь кровь из ушей и ноздрей. Леона тут же засуетилась с носовым платком, но Годрик не привык, что над ним так хлопочут и забрал у нее платок.

— Я не умираю. Просто давно не отдыхал, — вампир приложил ткань чистой стороной. — Удивительно, что этого не произошло раньше, но ничего не поделаешь.

— Щаз-з-з прям, — жрица вытащила из сумки пузырек с пипеткой. — Целебная вода из источника. Закапаем тебе в нос с ушами? И пару капель на язык.

Подействовало, как ни странно. Но проблема приметности все еще осталась. Когда он сказал об этом Леоне, то совсем не ожидал, что она вытащит из сумки пластырь и наклеит ему на абсолютно здоровую переносицу. Непонимание достигло пика, стоило Годрику взглянуть в поднесенное маленькое зеркальце.

— Он цветной и с рисунком, — в отражении задорно улыбался Микки Маус. — Как это поможет не привлекать внимания?

— Тем, что как раз-таки привлечет внимание, но исключительно к носу, а не к татуировкам и босым ногам, — Леона пальцами пригладила края, чтобы не отошли раньше времени. — Вот был бы у меня с собой ярко-рыжий парик, никто бы даже рост твой не запомнил.

— Я не буду носить рыжий парик. Никогда, — Годрик представил себя в этой мерзости и едва не зарычал от злости. Ему две тысячи лет, а его хотят превратить в клоуна. Надо поскорее перевести тему, пока он не показал СВОЙ гнев. — Посмотри на ситуацию под другим углом. Ты обещала мне еще одну прогулку на солнце, и прямо сейчас выполнишь свой зарок. С твоей стороны останется только преподнести мне рубаху из белого шелка.

— А с твоей — найти для меня кассету с песнями Garmarna. Просто положи ее где-нибудь в своем доме, а я попрошу богов привести к ней, тихо заберу и оставлю вместо нее рубашку. Только не клади в сейф — я их взламывать не умею.

— Хорошо, — кивнул вампир

Но мысленно добавил, что будет постоянно держать кассету при себе, чтобы у Леоны не было даже возможности прийти незамеченной. Это станет еще одним шансом для встречи, если Лафайет не справится с простым заданием по задержке жрицы в Бон Темпс. Тут вампир вспомнил, что ему положено соблюдать вид, будто заклятие Мнемозины все еще довлеет над ним:

— Как же я узнаю, что должен купить эту кассету? Я ведь тебя забуду.

— А я тебе сегодня записку напишу. И ты своей рукой дополнишь, мол, указанному верить, — жрица ухмыльнулась. — Когда Мнемозина накладывала чары, она явно… хех… забыла, что простолюдины уже давно научились читать и писать. Мелкие боги несовершенны, как-то так.

Упустила ли Мнемозина из виду фото и видео? Это был вопрос, над которым Годрик решил размыслить по дороге, но совсем скоро его очаровал город. Он жил в Далласе сорок лет, исходил все переулки, однако никогда не видел его утром. Дело даже не в солнечном свете, а в людях. Сейчас еще слишком рано для дневной суеты, но немногочисленные прохожие все равно сильно отличаются от людей, ходящих по этим улицам ночью. Они не боятся вампиров, не ищут приключений, а просто спешат на работу, выгуливают собак или занимаются пробежкой. Разве что парочка кутил возвращается домой после затянувшейся вечеринки, но и они спокойны. Великое Откровение изменило город — многие заведения прекращали работу до заката, особенно мелкие лавочки, чтобы не обслуживать вампиров, но дабы не терять прибыль, они стали открываться намного раньше. Сейчас, когда Годрик шел по окраине Далласа под руку с Леоной, все закрытые двери были дружелюбно открыты. Фигурально, конечно же.

Не он один удивлялся миру — жрица тоже озиралась, но ее больше интересовали вещи, которых не было в девяносто восьмом: плоские телевизоры в витринах, одежда на прохожих, телефоны почти у каждого… и обувные магазины, хотя они точно были в ее время. В один из них она даже зашла, втягивая вампира за собой, и повела вдоль полок. Молодая продавщица была немного вялой, но все же поднялась из-за прилавка.

— Вы что-то хотели?

— Да! — Леона отошла за Годрика, выставляя его вперед. — Нам нужно обуть вот этого молодого человека.

С одной стороны, жрица была права — взгляд сонной работницы магазина был больше прикован к цветному пластырю, чем к татуировкам, босым ногам и бледной коже. С другой стороны, очень скоро продавщица перестала быть сонной и даже начала флиртовать с ним, не понимая, что перед ней вампир. Она подносила ему то туфли, то кроссовки, то мокасины, и неизменно пренебрежительно косилась на Леону, державшую его под локоть. Этот спектакль пора прекращать — Годрик взмахом руки прервал щебетание женщины о стельках и ортопедических колодках:

— У нас всего пятьдесят центов. Есть ли у вас что-нибудь на эту сумму? Я не в курсе цен.

— Пятьдесят центов? — продавщица скривила губы и резко указала на дверь. — Валите отсюда, рванье подзаборное, пока я копов не вызвала!

Они вышли из магазина. Между вампиром и жрицей стояло неловкое и немного мрачное молчание, которое Годрик решил прервать примерно спустя два квартала:

— Что же, это было ожидаемо. Надо было сразу сказать, что у нас почти нет денег.

— Но тогда я бы не узнала твой размер, — Леона указала рукой. — Зайдем в тот переулок.

Там воняло кошачьей мочой, открытые мусорные баки явно были разграблены енотами — на асфальте повсюду лежали рваные бумажки и объедки, а чуть дальше блестело битое стекло. Пусть Годрик и повидал многое, но отвык ступать босыми ногами по такой грязной земле. Он уже хотел сказать это жрице, но она сама остановилась и вытащила из торбы пару кед, которых там явно не было раньше. От мрачности на лице Леоны не осталось и следа, только самодовольство.

— Ты их украла, да?

— Ага! А ты отлично отвлек внимание своим несравненным обликом и пластырем. Арестуйте меня, большой и страшный шериф! — глаза у нее сияли так, будто она только и ждет прыгнуть в наручники. Что-то тут нечисто… — Или идите босиком, большой и страшный шериф.

— Зря я тебе сказал, — но обувь, однако, забрал и тут же надел. — Чувствую, ты не устанешь над этим шутить.

— Ничего, терпеть осталось недолго — всего кварталов десять-двадцать.

— Больше, Леона. До Элм-стрит не меньше пятнадцати миль.

— Уэф, а свиток Диониса все еще ждет вручения… «У нас есть десять минут, чтобы добежать до канадской границы», — она сказала это, словно шутку, над которой положено смеяться. — Ты что, не читал «Вождь краснокожих»? «Дары волхвов»? «Трест, который лопнул»? Ты хоть знаешь, кто такой О. Генри? Нет?! Я черпаю вдохновение для магии из книг, музыки и фильмов, но ты тоже можешь попробовать. Мы должны заглянуть в книжный!

— Исключено, — он вывел их из переулка и повел вперед по залитой солнцем улице. — Я не хочу быть соучастником кражи и прошу тебя более не воровать сегодня, хотя бы при мне. Не надо причинять зла честным людям.

— Ла-а-адно, честных людей грабить не буду… — она подождала, пока их обгонит группка прохожих, спешащих к автобусу. — А поездка безбилетником на общественном транспорте тоже приравнивается к «злу»?

— Леона!.. — пришлось слегка повысить голос, ведь это единственный способ показать, что шутка затянулась. Ее руку Годрик переложил себе на локоть.

— Всё. Молчу, — и, в отличие от сказанного, еле слышно пробормотала под нос: — Не меньше пятнадцати миль… Пешком… «Опасное это дело, Фродо, выходить за порог: стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно, куда тебя занесет»…

— Кто такой Фродо?

— «Властелин Колец» ты тоже не читал.

— Я не чувствовал потребности читать истории, придуманные ради развлечения.

— У-у-у, как все запущено… Неудивительно, что ты потерял радость жизни.

— Но я ведь уже мертв, Леона, — Годрик повернул ее голову к себе за подбородок и не убрал пальцы с разгоряченной кожи, чтобы она не могла отвести взгляд. — Мой мозг не производит электрических колебаний, любое исследование покажет, что я мертвец. Я завишу от крови смертных, потому что во мне больше нет жизни. Я умираю на день, когда наступает время людей. Мое тело холодное. Мое сердце не бьется.

— А меня вообще львы сожрали! И что теперь?!

Еще один квартал был пройден в абсолютном молчании — Годрику нечего было сказать, а Леона смотрела в сторону, иногда обиженно постукивая пальцем по его локтю. Небоскребы центра Далласа уже видны над крышами одноэтажных домов, людей стало больше, и они наверняка проявили бы нездоровый интерес к босому парню, если бы не Леона. Годрик подумал, что жрицу все же надо поблагодарить за то, что ради него она преступила закон, хотя ей это было только в радость.

— Спасибо. Я очень ценю то, что ты сделала для меня, и хочу отплатить за доброту. Не деньгами, конечно, потому что у меня их сейчас нет, но я могу что-нибудь придумать, — он пожал ее пальцы, лежащие на локте, но она никак не ответила. Все-таки, сильно обиделась. — Думаю, я был слишком строг к тебе, учитывая, кем являюсь. Вампиры веками преступали все существующие законы, и я от них не отставал. С моей стороны было лицемерным всё забыть и предъявлять тебе претензии.

Он остановился, потому что Леона остановилась. Она посмотрела на него с коварным прищуром и кивнула на вывеску на углу. «Вселенная музыки».

— Нет, мы всё равно не будем грабить магазин. Ты пообещала сегодня не красть. Не причинять зла хорошим людям, ведь им придется возмещать стоимость украденного из своего кармана.

— Да я только посмотрю, есть ли там альбомы Garmarna, — она поравнялась с витриной. Взгляд ее стал жаден, как у голодного вампира. — Ну и НЕ красть пообещала я, а не ты… Вдруг на тебя по старой памяти случайно нападет приступ клептомании, а? Нападет ведь? А я тебе в благодарность какое-нибудь доброе колдовство состряпаю… Хочешь, заскочу к тебе в дом и быстренько благословлю его на десятилетнее счастье? Или даже зайдем за угол, и я нацежу полстаканчика своей крови, м?

Годрика тот час же затопил водоворот фантазий. Запах ее крови, такой терпкий, словно вино, до краев наполненный магией… Он ни за что бы не укусил Леону на ходу или в грязном переулке, нет, и не причинил бы ей боли — вампиры умеют уважительно кормиться, если этого хотят. Годрик пригласил бы ее в свой особняк, отвел в маленький сад во внутреннем дворе, и развел костер, ведь душа жрицы горит как огонь. Там, под вечными звездами, он усадит ее себе на колени, без суеты перекинет дикие волосы на одно плечо и будет неторопливо водить губами и языком по коже, пока Леона не начнет задыхаться от вожделения. Какими будут ее стоны? Жалобными от нетерпения или яростными и страстными? Будет ли она беспомощно таять в его хватке или сама нападет, со всем пылом яростной души? Когда его клыки наконец вопьются в артерию, когда одежда затрещит, срываемая с загорелого бронзового тела, какие слова сорвутся с ее губ? «Годрик»? «Да»? «Еще»? Или… «ты говорил, что отказался питаться напрямую от человека и пообещал не кусать меня»?

Годрика словно ударило под дых, вырывая из грез. Они уже у магазина: она притопывает ногой в нетерпении, у него почти ожили чресла и неизвестно когда упали клыки, хотя за последние часы он выпил столько крови, что давно должен только лежать и стонать, как переевший чревоугодец. Еще и почти фантазировал о близости с Леоной… А ведь после предательства любовника жрица решила отказаться от любых интимных связей, и Годрик уверил, что никогда не посмотрит на нее с похотью. Какой позор…

— Не искушай меня своей кровью, подбивая на воровство, — но вразрез со сказанным, вплотную прижался к витрине, обозрел внутренности магазина острым взглядом и облегченно выдохнул: — Там нет кассет, только диски.

— Вот черт… Я чувствую себя устаревшей!

— Леона, ты говоришь это вампиру, — теперь ему пришлось вести их вперед, потому что жрица очень медленно перебирала ногами, оглядываясь на непригодный для нее магазин. Клыки, наконец, втянулись. — Я помню ажиотаж вокруг первого телефонного аппарата Александра Белла, более схожего со страшной вазой, и до сих пор не могу привыкнуть к мобильным, которые можно просто носить в кармане.

— Ого! Так тебе больше ста лет, и ты наверняка видел первые граммофоны… Расскажи! — она теперь не просто держалась за локоть, а обхватила его бицепс двумя руками, как добычу. — Какой у них был звук? Это правда, что первые пластинки делали из эбонита, и они звучали, как ангельский глас? А песни, песни какие записали в первую очередь?

— Я вижу, ты страстно любишь музыку, — Годрик чуть ослабил ее хватку, перемещая руку обратно на локоть. Иначе, если она продолжит прижиматься, он опять уронит клыки. — Умеешь играть на чем-нибудь?

— Только на нервах. И на самых простых ударных, где много учиться не надо, потому что с моим проклятием учителя не найдешь, — теплая рука опять поползла вверх к плечу, вампир ее удержал, от греха подальше. — Но Айхи, египетский бог музыки, пообещал научить меня одной магической штуке, чтобы играть на любом инструменте, если я буду хорошо прославлять его танцами с систром.

— И в чем же проблема? У тебя нет систра? — вампир задумался. — Это очень простой инструмент, как железная погремушка. Его сможет выковать любой кузнец.

— Дело не в этом. В Древнем Египте Айхи было положено прославлять страстно и… голышом.

Еще одна фантазия: обнаженная Леона танцует под музыку прошлых веков, томно извиваясь вслед за языками пламени, но не у себя на ферме, а в скрытом внутреннем дворике его гнезда. Разогретое танцем сердце украсило кожу румянцем и заставило кровь петь. Чресла молчали, но клыки упали с отчетливым щелчком.

— Что это был за звук?

— Тебе показалось, — промычал Годрик, не размыкая губ. Клыки удалось втянуть не сразу. — Продолжай, пожалуйста. На каком инструменте ты хотела бы играть?

— На скрипке. Или еще лучше — на виолончели.

Обнаженная Леона сидит в его любимом кресле, где он обычно принимает просителей, и играет на виолончели. Ее нагота скрыта за инструментом, но бедра широко разведены. Там, где их не скрывают изгибы лакированного дерева, отчетливо бьется бедренная артерия.

— Слышал? Опять щелкнуло.

«У нас есть десять минут, чтобы добежать до канадской границы».

Годрик мог бы добежать до «Кармиллы» вдвое быстрее, даже с Леоной на руках, но сейчас день, и он не должен выдавать себя людям. Вначале все это виделось приятной прогулкой, но теперь понемногу превращается в бег с препятствиями, и финиш кажется столь же отдаленным, как канадская граница от Техаса. Господи, дай ему сил…

**********
Примечания:

Элм-стрит — вполне существующая улица в центре Далласа.

«Железную линейку с пропилом-крючком» — тоже вполне существующий девайс. В деле не пробовала, хех))

«Это правда, что первые пластинки делали из эбонита?» — В 1892 году был разработан способ гальванического тиражирования с позитива цинкового диска, а также технология прессования грампластинок из эбонита при помощи стальной печатной матрицы. Но эбонит стоил довольно дорого и в скором времени был заменён композиционной массой на основе шеллака — воскоподобного вещества, вырабатываемого тропическими насекомыми из семейства лаковых червецов, обитающих в юго-восточной Азии. Пластинки стали качественней и дешевле, а значит, доступнее, но их главным недостатком была малая механическая прочность — по хрупкости они напоминали стекло. Шеллачные пластинки выпускались до середины XX века, пока не были вытеснены более дешёвыми и небьющимися — из винилита