Мелкие боги

Прошла еще пара часов. На этот раз Леона веселилась от души, а не из необходимости развлекать гостей. Одеяние из пледа она сменила на хитон, украденный по случаю в Афинах. Рубашки из белого шелка для Годрика не нашлось — он был вынужден довольствоваться футболкой с «AC/DC», зато веселый Лафайет обзавелся мужской хлопковой юбкой-схенти и клафтом — царским полосатым платком из Древнего Египта. Чтобы он был больше похож на фараона, Леона нарисовала ему жирные черные стрелки и застегнула на накачанных плечах широкое ожерелье-воротник из золотых и бирюзовых бусин. Тоже украденное по случаю.

— Это тебе на память — вдруг вспомнишь меня когда-нибудь? И да, ты теперь самая горячая сучка, но уже от Северного и до Южного полюса.

— О да, я прекрасен, — Лафайет любовно поправил складки схенти. — А мистеру Годрику что подаришь «на память»?

Леона даже не успела раскрыть рот, а вампир сам ответил:

— У меня уже есть волшебный кубок и обещание получить в дар рубашку из белого шелка. Если еще одна просьба не будет обременительна, то я бы пожелал снова прогуляться с тобой под солнцем. Для меня, как для вампира, это ценнее любых сокровищ.

— Заметано, побратим, — ведьма, полулежащая на подушках, подняла свой бокал. — Выпьем же за сбычу мечт!

Крайнее безумие Леоны ушло, как и постоянные метаморфозы пейзажа за границами двора — там снова было изначальное выжженное солнцем поле, как чистый лист для новой жизни. Костер давно погас без топлива из горьких напоминай, угли превратились в пепел, израненная душа успокоилась — самое время сплясать на радостях, тем более, уровень алкоголя в крови располагает, а на память пришел один старый кельтский танец.

Ведьма включила фолк, где было побольше волынок с барабанами, и попыталась утянуть «фараона» на пятачок, свободный от подушек и пустых бутылок.

— Эй, детка, Лала не умеет танцевать под такую музыку. Я каджун, а не шотландец, — Лафайет даже задницу не поднял. — А сейчас я вообще египетский владыка — царям выкидывать коленца не к лицу.

— В майском танце Белтейна нет ничего сложного. Мы с тобой возьмем друг друга за руку, сделаем кружочек, хлопнем в ладоши, поменяем руки, пойдем в обратную сторону, еще раз хлопнем, сцепимся в локтях и будем сближаться, пока не устроим обнимашки, — Леона уперлась двумя ногами в землю, но сдвинуть здорового повара не смогла. — Ну давай же! Мы уже почти танцуем. Тебе надо только поднять свой зад с подушек!

— Нет-нет, как ни уговаривай, а я водить хоровод на двоих не собираюсь.

Леона применила последнее средство убеждения — присела перед Лафайетом и изобразила самый жалобный взгляд, на который была способна. «Горячий мужчина номер два» держался долго, почти минуту, но потом вздохнул и сказал, что глаза котика из «Шрека» должны законодательно запретить. Заодно ему пришлось объяснять, что «Шрек» — это культовый фильм, разошедшийся на цитаты, причем один из многих. «Пираты Карибского моря», «Матрица», «Трансформеры», новые «Звездные Войны», «Человек-Паук»…

— Что, и по комиксам уже нормально снимать начали?! — Леона даже подпрыгнула, пока они меняли руки и разворачивались для хода против солнца. — И спецэффекты как взаправду?!

— О-хо, подруга, да ты много пропустила со своего девяносто восьмого. А я только что нашел твой личный криптонит, — темнокожий похабник сцепил их левые руки в локтях и нагнулся к уху девушки для интимного шепота: — Когда мы вытаскивали из дома твоего двуспального монстра, я заметил, что на прикроватной тумбочке лежало зачитанное до дыр «Братство Кольца», — демон-искуситель облизал губы. — Питер Джексон снял «Властелин Колец».

— Да ладно!

— Всю трилогию, от первой до последней книги, и получил за нее семнадцать Оскаров. А еще… — Лафайет закусил губу и продолжил говорить только после того, как Леону начало трясти от нетерпения. — С твоего девяносто восьмого Metallica выпустила два новых альбома, а System of a Down записали платиновую пластинку и собирают стадионы.

— Охренеть!!! — в экстазе она запрокинула голову и прокричала в небо: — О Боги искусства и творчества, спасибо вам всем!

Какое тут хождение за ручку? Леона выпустила Лафайета и сорвалась в безудержный пляс, совмещая чечетку, танго, гопак и народные движения гвинейского племени, что выглядело странно для девушки, одетой в греческий хитон. Где-то между жопотрясом и степом она вспомнила, что радостью положено делиться.

— Лафайет, да благословят тебя боги вдохновения и все девять муз! — она коротко обняла «фараона», но не забыла и про второго гостя. Вампир был тоже сдавлен в объятиях. — И тебя, Годрик! Пусть они осенят твое сердце своей милостью и разожгут в нем высокий огонь воодушевления!<footnote>это ближе к Бригитте, кельтской богине</footnote>

Поначалу он даже не двигался и Леона подумала, что ему просто неприятны столь яростные прикосновения, но всего через мгновение осторожно обнял в ответ и не торопился отпускать. Он уткнулся носом в ее волосы и сделал такой глубокий вдох, что будь он человеком, его легкие лопнули бы, как мыльный пузырь. Леона ждала выдоха, но вампир опять замер, а его руки держали не хуже челюстей капкана — не вырваться.

— Годрик? — девушка попыталась пошевелиться. — Тебе не понравилось благословение?

— Я… не знаю, что сказать… Меня впервые благословляют, а не проклинают… — он осторожно отпустил хватку и даже убрал руки за спину. Леона смогла отодвинуться и увидела, что его зрачки опять напоминают темный омут. — Кожу покалывает… Хочется петь или чего-то еще… Я не помню, когда в последний раз чувствовал необходимость в подобном. Странно, но мне нравится… Это сила богов?.. Но зачем они это сделали? Я совершил столько всего, что они должны были меня уничтожить — боги мстительны. Или это не так?.. Леона, — он схватил ее за плечи с вампирской скоростью, но боли не причинил, только чуть-чуть напугал. — Какие они? Ты ведь их жрица, ты должна знать.

— Я чернорабочий. И ведьма, — еще раз напомнила девушка, однако отклика не получила. — С тобой все в порядке?

— Я словно заново родился… Слышу, как растет трава… Звезды поют и кружатся в хороводе, от начала и до конца времен… Они зовут меня… — пальцы на плечах Леоны сжались, как будто Годрик боялся упасть в небо. — Мир во мне, а я в нем…

Его голос стал странно одухотворенным, а лицо — по-настоящему молодым. Исчезла горькая складка рта, напряженные мышцы челюстей расслабились, скорбная морщинка между бровей испарилась, как роса поутру. Вампир задышал глубоко, жадно. Ветерок от его дыхания тронул тонкие волоски у лица Леоны, и ее как молния пронзила мысль, что Годрик сейчас невероятно красив. У него те же коротко остриженные темные волосы, те же юные черты лица, те же серые глаза, но в них больше нет тоски и печали, только бешеная жажда жизни, которая вот-вот заставит его сделать что-то невероятное, но глупое, о чем он потом пожалеет — Леона по себе знала.

Она уже хотела жахнуть его руной Тейваз. Или чистой магией. Или даже банкой валиума, прости господи, благо в начале душевной болезни потратила все сбережения, но честно накупила в аптеке антидепрессантов. Однако Годрик ее удивил — его рука осторожно скользнула по плечу ведьмы вниз, пока их ладони не сомкнулись. Когда он поднял их сплетенные руки к своему лицу, Леона думала, что опять галантно поцелует костяшки пальцев, но вместо этого Годрик почтительно прикоснулся к ним лбом.

— Это было невероятно. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, ты можешь попросить это у меня. Я окажу любую помощь, исполню любую просьбу, дам всё, что ни пожелаешь. 

— Всё-всё? Даже твою священную вампирскую кровь?

— Д-да, — ответил с запинкой, поднимая голову. — Даже священную кровь.

— Ого… Тогда для тебя не будет трудным исполнить со мной майский танец, — Леона ждала от него радости, что так легко отделался, но лицо Годрика выражало только чистое недоумение. — Что? Кровь мне пить нельзя, мы с вами можем вообще больше никогда не встретиться, а танцевать хочется прямо сейчас. К тому же, Лафайет уже отказался.

— Значит… — Годрик на секунду так сильно сжал челюсти, что желваки заходили. — Твоя просьба обращена ко мне только из-за того, что других вариантов больше не было?

Вампир разозлился. Лафайет прикинулся ветошью. Леона решила идти ва-банк.

— Я и в первый раз хотела предложить тебе, потому и спросила сейчас про кровь, чтобы проверить, насколько сильно ты готов попрать ваши традиции. Вдруг у вас, вампиров, танцы под запретом? Как и музыка — ты ведь даже не знал, какой стиль тебе нравится, а танец без мелодии, как День Независимости без салюта. Кстати, а вы, вампиры, отмечаете федеральные праздники?

— Леона! У нас, ВАМПИРОВ… — начал он весьма энергично, но сморщился и ущипнул себя за переносицу. — …обычно не болит голова. Никогда. И за редким исключением наши традиции похожи на человеческие. Начну прямо сейчас.

Это странно, слушать о созданиях ночи, совершая действо, посвященное солнцу — майский танец Белтейна прославляет Беленуса, бога света.

Мужчина смотрит на восток, а женщина на запад, но стоят они плечом к плечу и взявшись за руки, потому что солнце светит для всех едино. Пара кружится посолонь и противосолонь, потому что всегда есть светлый день и темная ночь. Они хлопают в ладоши, когда меняют руки, обозначая первый и последний лучи солнца, разделяющие свет от тьмы. Они начинают танец на расстоянии друг от друга, держась только кончиками пальцев, но всякий раз, как размыкают руки для хлопка, подходят чуть ближе. Держатся за запястья. Сцепляются локтями. Обнимают партнера за талию… На этой фигуре танца Годрик чуть сбился с рассказа о весьма страшных и дюже жестоких вампирах, когда рука Леоны скользнула по мышцам пресса.

— Ага! На тебя действует щекотка.

— Вампиры не боятся щекотки. Это… другое.

Последняя фигура танца была самой любимой у ведьмы. В принципе, ради нее все и затевалось — мужчина и женщина кладут ладонь на плечо партнера и прижимаются так близко друг к другу, что между ними не должна проскочить и муха, и делают не один, а целых три круга. Для Леоны, проклятой забвением, это единственное телодвижение, максимально похожее на невинные объятия. Другие объятия, развратные, получить проще, чем уламывать вампира на танец — подойдет любой распутник, готовый провести ночь с незнакомкой. Правда, ценой будет собственная гордость. Поэтому Леона так любила майский танец — можно спокойно обниматься, не раздвигая для этого ног. И поэтому держала руку на плече партнеров дольше, чем положено. И держала своих партнеров крепко, дабы не вырвались, что обычно приводило их в смятение и нездоровое возбуждение. Годрик, к сожалению, тоже пришел в смятение, когда попытался отдалиться для завершения танца, но был притянут обратно с еле слышным: «Еще чуть-чуть».

— Леона, мы уже говорили с тобой об этом — ты решила принять целибат, я не подвержен желаниям плоти. Между нами не может быть ничего плотского.

— А это здесь при чем?

— По обычаю танца, если мужчина или женщина желают показать, что не прочь провести вместе ночь Белтейна, они не размыкают рук после трех кругов, предлагая избраннику пойти с ними в лес «собирать май», и возвращаются с сорванными цветами только под утро. Цветы здесь особо ни при чем — это метафора страсти.

— Какой красивый обычай. Подождите-ка… — в голове ведьмы сложился паззл из воспоминаний, когда напарники по танцулькам либо краснели и убегали, либо брали ее на руки, несли в сторону леса с вполне понятными целями и получали отпор. — Ах-ты-ж-черт-мать-моя-Иштар! Так вот в чем было дело!

Леона готова была поклясться, что Годрик улыбнулся, но сделал это с вампирской скоростью, так что она заметила только мелькнувшее движение. Жаль, что все закончилось так быстро — улыбка была бы ему к лицу. Лафайет, в отличие от смущенной парочки, ржал аки конь, пока не перехватил тяжелый взгляд вечно молодого юноши. Фальшивый фараон поперхнулся смехом и скрыл замешательство за предложением выпить.

— Благословлённые вампиры, боги, девочки на побегушках у высших сил, древние танцульки, и всё в один день… — повар хлебнул виски прямо из горла. — Я сошел с ума…

— Нет, это я сошла с ума, — Леона устроилась на подушке, поджав ноги. — У меня и справка от психиатра есть, даже целых четыре. Все с разным диагнозом, и все от одного врача — он забывал, что выдал их мне, и делал это снова и снова, называя меня то шизофреничкой, то психопаткой. Показать?

— Сумасшедшая или нет, но ты все еще связана с богами, — Годрик чинно опустился рядом. — Я бы хотел узнать, какие они?

— Похожи на людей. Злятся, веселятся, совершают ошибки и умеют прощать, но все, как один, психи. И их Главный, Создатель Всего Сущего, тоже псих, потому что только сумасшедший… — в небесах прогремел гром. Не пойми откуда появилась крохотная молния, ужалившая Леону в задницу. — Уй! Ладно-ладно, не псих, а великое божество невообразимой силы со странным чувством юмора, и это божество меня на дух не переносит. В шутку. И не забывает об этом напоминать, — девушка потерла пораженную часть тела. — Проклятье… И почему всегда в правую булку?.. Уй! А теперь в левую! Для разнообразия, видимо…

Повторный гром с небес и «смена прицела» не так сильно удивили Леону, как странный звук совсем рядом. Годрик смеялся, запрокинув голову к звездному небу, и был совсем не похож на вампира или рыцаря печального образа. Просто молодой парень, едва перешедший порог зрелости. Пожалуй, не надо его жахать руной Тейваз — пусть веселится, раз ни вино, ни хлеб насущный ему не светят. Благословения не вечны, само иссякнет. И унылых мыслей в голове поменьше станет, а значит, он не захочет опять сгореть на солнце.

Леона кивнула сама себе и решила перейти на сок, пока совсем не окосела, а потом плавно сворачивать вечеринку в сторону сна, но судьба внесла свои коррективы. По загривку пробежали электрические искры — мелкий бог держит сюда путь и прибудет весьма скоро. Ведьма только и успела быстро прибрать бардак и предупредить Годрика с Лафайетом, чтобы они сидели тихо и не заговаривали первыми, а на темной дороге к ферме уже показался всадник. Леона в последний раз расправила хитон, пальцами начесала волосы на некрасивую проплешину на виске и подошла к символическим воротам — встречать и выказывать уважение. Она почтительно встала на одно колено, стоило различить, кто решил посетить ее оклахомскую глушь — по почти заросшей грунтовке, на огромном гепарде, горделиво скакал сам Дионис, красивый как инкуб бог пьянки, увенчанный венком из плюща. Явился, не запылился.

Когда он спешился, Леона проговорила положенные слова приветствия, поднялась с колена и пригласила его на пиршество, но тот только отмахнулся, сказав, что такая убогая вечеринка не для него, и он «просто зашел в гости». Покровитель пьяного веселья, и всего лишь решил навестить? Божества почти не откликались на молитвы, пока ей было плохо, а сейчас вздумали появиться? Леона только оглянулась на Годрика с Лафайетом, посильнее сжала зубы и решила попытать счастья:

— Можно ли убрать проклятие Мнемозины? Или сделать исключение хотя бы для этих двух людей. Они мне понравились.

— Нет. Это не проклятие, и оно тебя защищает, — беспечно ответил Дионис, почесывая ездового гепарда за ухом. — Ты сама знаешь, как его ослабить. Тебе стоит либо стать сильнее, чтобы не понадобилась защита, либо принять клятву вечного служения у этих двоих, чтобы они перестали быть для тебя угрозой.

— Это же рабство!

— Неужели? Некоторые люди и сами рады предложить служение. Даже за язык тянуть не надо.

Бог вина так многозначительно посмотрел, что стало понятно — это он про Леону и ее глас, возопивший в пустыне. И добровольное «почтирабство» тоже. Одно ясно — Дионис ей не поможет. Ведьма уже думала, как заполнить неловкое молчание, когда мелкий бог сам прервал тишину, и от его слов мурашки поползли по коже:

— Теодора Ньюлина тайно благословила Афродита, дабы ты в благодарность стала только ее жрицей. Ты не торопилась, и ее сын, Эрос, проклял твоего человека любовной одержимостью, чтобы ты быстрее думала.

— Значит, мое сожжение подстроили вы?! — в душе подняла голову проклятая ярость, от которой ей так часто приходилось менять приемных родителей.

— Усмири свой гнев! — повысил голос бог вина.

Его прекрасное лицо исказилось в маске злобы, на голове выросли бычьи рога, ведь иногда он принимал облик этого буйного зверя. Очень буйного. Леона захлопнула рот и опустилась на одно колено, уронив голову, готовая внимать богу виноделия и пьяного безумства.

— То была случайность — твой пастор слишком любил религию, такой пыл даже Афродите с Эросом не перебить, — Дионис потрепал ее по голове, как щенка. — Они уже наказаны Богом-Создателем за своевольность и слишком грубое вмешательство, но прецедент скоро станет известен многим богам, и они тоже попытают счастья. Поэтому я предлагаю тебе прямо сейчас принять мое покровительство, пока не поднялась суматоха. Тем более, тебе будет не в тягость прославлять меня пьянством и пирами с плясками. В благодарность я сниму чары Мнемозины с твоих гостей.

— Вынуждена отказаться, господин, — быстро ответила Леона, не поднимая головы. — Я давала клятву служения ВСЕМ богам, и сдержу ее. Только Бог-Создатель может освободить меня от нее, но я никогда не попрошу его об этом.

— Ты, маленькая жалкая… — божок проглотил заготовленные слова. Его голос стал неожиданно сладким, даже приторным. — Знаешь, я передумал. У меня есть для тебя работа. И я приму твое приглашение.

Откуда-то из складок гиматия Дионис достал небольшой свиток и буквально швырнул его в руки ведьмы, а сам нагло прошествовал к столу и занял лучшее место.

— Налей мне вина. В тот бокал, — божок указал на кубок вампира.

Он нехорошо ухмыльнулся, когда вино преобразовалось в кровь. Чеканные стенки смялись в руке Диониса, став просто куском олова. Как гвоздь в крышку гроба прозвучал сдавленный рык Годрика и тут же его стон, когда силой греческого выпивохи вампира придавило к земле и до противного хруста позвонков провернуло голову. Леона и моргнуть не успела, а уже висела в воздухе, схваченная Дионисом за горло.

— Ты осквернила напиток, посвященный мне. За это я тебя прощаю, но ты попрала привилегию Бога-Создателя. Только он имеет право превращать вино в кровь, когда его жрецы в христианских храмах совершают таинство Евхаристии. Считай, что я спас тебя от ЕГО гнева, маленькая служанка. В благодарность ты скажешь получателю послания: «Это последнее, что ты получишь от него», и передашь то, что я тебе сейчас дам.

Леона, поднятая богом за горло, ожидала пощечины или, на худой конец, проклятия, но прекрасный бог подтащил ее к себе и впился в губы жестким поцелуем. Ведьма сопротивлялась, изо всех сил стискивая зубы, но Дионис был сильнее. Капля его магии разжала челюсти, в рот скользнул язык, горячим слизняком облизнувший нёбо. Не было в этом поцелуе ни любви, ни страсти, только желание показать власть. В ярости Лиона хотела укусить язык божка, но тот словно почувствовал угрозу — уронил ведьму на землю, как куль со скошенной травой.

— Здесь стало слишком скучно, — он брезгливо коснулся ногой вывернутой головы Годрика. — А тебе желаю удачи, кровопийца, — и исчез в вихре вместе с гепардом.

— С-с-скатина! С-с-сволочь! — прошипела девушка, вытирая губы и язык краем хитона. Она оглянулась на вампира, тяжело поднимающегося с земли. — Годрик, он сломал тебе шею! Ты как?

— Терпимо. У вампиров быстрая регенерация — со мной все будет в порядке, — он осторожно покрутил головой, последние позвонки с щелчком встали на место. — Зато теперь я увидел своими глазами, какие боги на самом деле. Ты была права.

Леона думала, что атмосфера радости безнадежно испорчена, но Лафайет опять превратил дерьмо в конфетку, когда поставил музыку повеселее и с нарочитой торжественностью предложил еще раз выпить с ним на брудершафт, только как положено, а не через одно место. На этот раз он не отводил взгляд и не целовался взасос, а целомудренно чмокнул девушку в губы. Годрик, к сожалению, не мог еще раз повторить обряд, потому что пить нечего — донорская кровь закончилась, зачарованный кубок уничтожен. Жалкие останки артефакта покоились в руке вампира, как погибшая птичка, сломанная и безжизненная.

— Эй, детка, — повар пощелкал наманикюренными пальцами, привлекая внимание девушки. — А кто был тот красавчик?

— Дионис, бог алкашей, — Леона развернула свиток и едва подавила желание грязно выругаться. В смысле, еще грязнее, чем обычно. — Передал послание по типу «иди в задницу и не позорь меня больше, сумасшедшая коза» для своей бывшей пассии. 

— Да ты пиздишь!

— Бля буду! Доставщик плохих вестей, помнишь? — Леона показала на себя пальцем. — Даже жалко девчонку — Дионис умеет влюблять в себя. Кстати, адресат находится в Бон Темпс, а отметка времени… Ха! Твоя дата, Лафайет, только время доставки почты — полночь. Зайдем в дом? Мне надо собраться. И переодеться — никогда больше не буду носить хитоны!

Выход прост: первым обратно будет отправлен Годрик, вторым Лафайет, у которого она и останется подремать пару часов до срока, раз свою мягкую двуспальную кровать ведьма порубила топором и спалила дотла. Отличный план, замечательный, но немного омрачает, что вампир уйдет без подарка — ничего не будет напоминать об этом дне, когда магия Мнемозины сотрет образ ведьмы из воспоминаний.

Кстати, о памяти… В гостиной Леона подняла с пола плоскую черную коробочку величиной с ладонь.

— Чуть не забыла про твои тени для век. Они выпали из кармана, но как ни жала на кнопку, коробка не открылась. Будет жаль, если они разбились… А что за фирма «Откушенное яблоко»? Хорошая?

— Детка, это не тени, а айфон, — темнокожий качок потыкал кнопку пальцем, но ничего не произошло. — Разряжен… Это смартфон, если говорить проще.

Тут он начал заливать, что в этой коробчонке уместились телевизор, радио, интернет-модем, электронная библиотека, фотоаппарат, видеокамера, игровая приставка, музыкальный плеер, диктофон и, собственно, телефон. Явно врал — Леона почувствовала, что он кривит душой, потому не смогла промолчать:

— Я знаю, выглядят настоящие телефоны. Они похожи на кирпичик с кнопочками. Мне даже удалось разок подержать телефон в руках, так-то!

— Придем ко мне, я доберусь до зарядки и докажу, что не вру, — Лафайет коварно изогнул бровь. — Если хочешь, могу подарить тебе мой старый телефон. С кнопочками.

— Нафига он мне нужен? Мне и звонить некому, а если намекаешь на себя, то смысла тоже нет — ты меня забудешь, так что передам послание и сразу домой.

— Хм… А еще у меня есть на дисках «Матрица» и «Пираты Карибского моря». Свой DVD-плеер я тебе не дам, но… готов предоставить в аренду раскладной диван, наготовить каджунской еды и устроить экскурсию по две тысячи девятому году, как закончишь с девчонкой Диониса.

— Идет! И фильмы на видеокассеты перепишем!

Она научилась ловить удачу за хвост и отпускать ее, только когда выдоит все до капли, потому что другого шанса может и не быть. Кстати, о шансах…

— О! Годрик! А хочешь, я тебе новый кубок зачарую? Сделаю так, что он станет превращать в кровь не вино, а сок, и Дионису не к чему будет придраться, — Леона задумчиво потерла подбородок. — Заодно сможешь с полным правом называть себя первым вампиром-вегетарианцем… Короче, из шкафа над раковиной бери самый красивый кубок — они мне все равно достались даром.

— Я так понимаю, каждый из них был украден, — Годрик заново обвел взглядом дом, под завязку набитый хламом разной степени старины и ценности. — И всё здесь было получено недобропорядочным путем.

— Это суровая необходимость для выживания! Как прикажешь работать, если начальник уже через десять минут не помнит, что ты на зарплате, и гонит прочь без единого цента?

— Должен быть путь, чтобы жить честно, — он продолжил гнуть свою линию. — Меня удовлетворит простой стакан.

Раз Годрик такой принципиальный, ведьма сама выбрала самый красивый кубок. Леона тогда в первый и единственный раз отправилась на задание от Главного Бога. В остальном всё было непримечательным: очередной древний город, очередные толпы народа, болтающие на незнакомом языке, очередной царский пир, очередной дворец с белоснежными мраморными стенами, которые ей пришлось испортить пламенной надписью на еврейском языке.

— Конечно, я не знаток иврита, но Главный прислал мне шпаргалку во вспышке божественного света, так что мое дело было маленькое — переписать без ошибок и зажечь послание магическим огнем, — ведьма, вооруженная вольфрамовым стилусом, села поближе к настольной лампе. — Потом было много криков, суеты и вражеской армии у ворот города. Такой кипиш, что грех не воспользоваться ситуацией, и я под шумок пощипала царский стол. Тарелки сдала как золотой лом, а эту штуку рука не поднялась продать за бесценок. Красивая же!

Леона старательно выцарапала «чертилкой» знаки на внутренних стенках кубка, высунув кончик языка от усердия. Чары преобразования, чары подогрева, чары неразрушимости, чтобы никакой доселе неизвестный бог фруктового сока не порушил труды. И толика магии, чтобы хватило до первой зарядки.

— Готово! Владей им, и всё такое, — она нарочито торжественно вложила артефакт в руки Годрика. — Я сегодня сильно выложилась, когда психанула, поэтому магии для преобразования в нем почти нет. Для зарядки выставь его на солнце, пока не нагреется от лучей хоть чуть-чуть. Можешь хоть к палке его привязать и высунуть в окно — особых ритуалов не нужно. Главное, не забывай изредка заряжать, даже если не будешь пользоваться, ведь стоит магии полностью рассеяться, и он станет обычным кубком. Такой вот гейс у этого колдовства.

Кубок был хорош — из чистого золота, тяжелый, приятно сидящий в ладони. Чашей служил перевернутый усеченный конус, а вместо ножки была массивная статуэтка лежащего крылатого льва, выполненного с большим мастерством. С таким кубком долгих тостов не будет — устанешь держать на весу. Однако Годрику с его вампирской силой всё нипочем — он вертел его на кончиках пальцев, словно тот был из легкой бумаги.

— Он очень древний. Даже я видел подобные только в музее, — Годрик переглянулся с Лафайетом, который тоже изобразил задумчивый взгляд. — Леона, ты помнишь какие-нибудь подробности о том послании?

— Хм… Оно звучало как «мене, текел, фарес», а царя звали Бальтазар или что-то вроде этого. Как в любовном романчике про демонов, скажи же, а? И еще… На входе в дворцовый комплекс стояли огроменные ворота из лазурного кирпича и повсюду в городе были барельефы крылатых быков с бородатыми человеческими лицами.

— Вавилон. Ты провозгласила падение Вавилона и грядущую смерть царя Валтасара в двенадцатый день октября пятьсот тридцать девятого года до нашей эры. Об этом писал Геродот.

— Занятно… — Леона сделала вид, что очень занята очисткой стилуса от золотой стружки. — Я этого не знала — у меня был трояк по истории.

— Падение Вавилона описано и в Библии, — вампир закрыл глаза, словно вытаскивая из памяти образ страниц. — «Вот и значение слов: Мене — исчислил Бог царство твоё и положил конец ему; Текел — ты взвешен на весах и найден очень лёгким; Фарес — разделено царство твоё и дано Мидянам и Персам». И только там говорится про таинственную руку, оставившую послание.

Ведьма в недоверии качала головой, пока на ходу бросала в холщовую сумку-торбу свиток Диониса, зубную щетку, расческу, пузырек с водой из целебного источника, кошелек и прочие мелочи в дорогу. Библия, надо же… И кто просветил? Создание ночи! Леона горько рассмеялась — ее запомнили, но узнала она об этом слишком поздно.

— И как же так получилось, что вампир наизусть цитирует Святое Писание?

— Это разговор для Далласа, — Годрик мгновенно помрачнел. — Ты готова?

— Почти.

Жрица опустилась на одно колено, приложив ко лбу сложенные ладони. Отчаянная мольба открыть путь сквозь пространство и время улетела к богам и вернулась покалыванием магии на коже — прямо посреди гостиной закрутился вихрь портала. Боги услышали. Они всегда ее слышат, иногда даже слишком хорошо, и даже тогда, когда не надо.

Леона взяла Годрика за руку и почти шагнула в разрыв пространства-времени, но ее внимание привлек ошарашенный взгляд луизианского повара. Ну да, в прошлый раз он принял портал за галлюцинацию.

— Лафайет, не бойся. Я вернусь через секунду — ты не успеешь меня забыть… — ведьма опустила глаза. — …пока я не пойду выполнять задание Диониса. После мы расстанемся навсегда.

— Детка, у нас намечен киномарафон, — он отмер и покачал пальцем, как самая горячая сучка от Северного и до Южного полюса. — Я и шагу от тебя не сделаю, пока мы не выполним каждый пункт программы «Здравствуй, две тысячи девятый», и я готов делать это неделю напролет.

— Договорились.

Интересно, почему от ее слов меланхолия Годрика вдруг резко испарилась? Ведьма бы даже сказала, что он… вдохновился.

***

Годрик был очень стар, хоть и выглядел как юноша. Его многовековой путь от монстра, прозванного Смертью, до разумного существа был труден и тернист, но он все же его прошел, и потому был искренне опечален стагнацией своего народа — вампиры застряли в кровавой охоте и мелких распрях в борьбе за каплю власти. Физически вампиры лучше и сильнее людей, но после обращения словно теряли божественную искру, заменяя ее похотью и безудержной жаждой крови. Они нечего не создавали, а люди всего за два века прошли путь от парового двигателя до полетов в космос. Возможно, ночной народ стал таким только потому, что привык скрываться от мира в темноте, и ему просто нужна помощь. И сильная рука. Так Годрик согласился стать шерифом девятой зоны с базой в Далласе. Изначально ему предлагали стать королем всего Техаса, но он отказался — слишком много официоза, слишком далеко от обычных вампиров и людей. Когда в кулуарах Власти впервые зазвучали речи Романа о выходе из тени и заключении мира с человечеством, Годрик поддержал идею Стража всем своим мертвым сердцем, но с Великого Откровения прошло три года, а ничего не изменилось. Вампиры, по большей части, по-прежнему жаждут только похоти и крови, только не скрываются и напоказ пьют синтетическую мерзость из бутылок. Их место в мире — тупик.

Осознание этого ввело Годрика в продолжительную депрессию. К моменту, когда закрутилась история с Братством Солнца, вампир уже был сломлен. Он даже держал своеобразный пост, отказываясь от любой крови, дабы показать Богу, что отвергает свою жестокую суть монстра. Годрик пришел в церковь, желая прощения, но каждое следующее событие словно кричало — отпущения грехов не будет, покуда он не примет настоящую смерть. Взрыв в его гнезде террориста-смертника стал точкой, а явление рассвету на крыше отеля «Кармилла» — финальным аккордом. Годрик пришел туда с чистым сердцем и надеждой, что скоро все закончится. Он раскинул руки, желая встречи с палящим солнцем, и почти не слушал уговоры мисс Стакхаус, ведь совсем скоро он узнает, чего хотел от него Бог, когда позволил ему стать вампиром и нести страдания роду человеческому почти две тысячи лет.

Видимо, Бог и правда большой шутник, как говорит Леона, — смерть обошла его стороной.

События понеслись вскачь с такой скоростью, что Годрик не успевал на них реагировать. Такой вулкан страстей, что он чуть не сорвался и не осушил жрицу, подарившую ему радость дневной прогулки. Какой позор… Но вместо того, чтобы выгнать его на солнце без спасительного прикосновения, она ушла сама и ограбила донорский пункт. Вампир хотел навсегда отказаться от употребления крови, но выбора больше не было — либо он опять станет монстром и убьет, либо утолит жажду более мирным путем. Эрик был бы рад, если бы увидел, с какой скоростью его создатель высосал пакет ледяной крови, а Годрик был рад, что жрица не испугалась его жадности. Еще и зачаровала кубок на подогрев, чтобы вкус был приятнее. Ей словно было все равно, что он вампир, и это опьяняло, манило, вытаскивая из глубин души позабытые инстинкты собственника. Если бы на его месте был другой вампир, он давно бы дал Леоне свою кровь, чтобы привязать к себе, пускай даже насильно.

Она предложила выпить на брудершафт, и Годрик твердо решил, что примет узы побратимства — никогда не причинит ей зла и назовет другом. Даже немного жаль, что между ними не может быть ничего плотского — чресла вампира уже очень давно не откликаются на страсть. И еще жальче, что из-за проклятия Мнемозины он совсем скоро забудет о жрице, настаивающей на том, что она всего лишь ведьма.

Когда они с Леоной сплели руки в локтях и одновременно подняли свои кубки, кожу начало покалывать от потустороннего присутствия, а в голове Годрика словно проснулся внутренний голос:

«Бери ее прямо сейчас! Назови своей! Дай выпить крови! Немедленно! Она не заметит пары капель в вине, а ты сможешь чувствовать ее эмоции и всегда будешь знать, где она — ей не скрыться. Даже если ты ее забудешь, то все равно потом найдешь. Или ее одолеет похоть, и она сама к тебе придет».

Клыки на долю секунды сам собой выскользнули и укололи нижнюю губу, но этого хватило, чтобы капля его древней крови выступила из прокола и незаметно смешалась с пятном от донорской. Годрик одновременно хотел и не хотел последовать совету, ведь это так заманчиво, но мерзко. От бушевавшей в душе бури он не мог даже пошевелиться, только замер и пытался одним взглядом сказать жрице: «Останови меня».

— Ты… испачкался.

Покалывание под кожей почти ушло, как только она рассказала о гейсе, божественном запрете пития крови, но стоило ей прикоснуться пальцем к его губам и стереть кровавое пятно, Годрика словно оглушило осознание — «внутренний голос» принадлежал не ему. Если есть боги, не пытался ли его искусить демон? Поцелуй, завершающий обряд, прошел для него словно во сне, и он едва смог остановить в себе порыв превратить целомудренный жест в менее невинный. Просто потому, что это казалось сном, а не по другой причине.

— Мы теперь побратимы, Леона. Я никогда не причиню тебе зла — я чту древние заветы, — и добавил про себя, что насильственное привязывание посредством крови — самое настоящее зло.

Потом он еще раз похвалил себя за выдержку, когда жрица согласилась подремать, доверчиво опустив голову на его колено. Если бы он все же дал ей свою кровь, то никогда бы не узнал, что это ее и только ее решение — доверить свою жизнь монстру. Он гладил засыпающую Леону по волосам, смотрел на закат и бесконечно жалел, что проклятие Мнемозины сотрет эту девушку из памяти.

— Вы мило смотритесь вместе, мистер Годрик. Намного лучше, чем Сьюки с ее вампиром Биллом, — тихо сказал Лафайет, чтобы не разбудить жрицу, и покачал стаканом с коктейлем. — Я слышал вашу присказку «ничего плотского», но глаз-то у меня наметан — вы были бы красивой парой.

— Не говори то, чего не следует, человек, — вампир посмотрел на раскаявшегося торговца V настолько тяжелым взглядом, что того словно придавило к земле, а потом продолжил играться с волосами девушки. — Если бы Леона была просто ведьмой, это осудили бы вампиры, но она жрица, и по сравнению со мной бесконечно возвышена в глазах Бога. Мне не стоило осмеливаться даже на узы побратимства, а ты говоришь о страсти, которая мне недоступна. Хотя я бы и не посмел…

Спящая «возвышенная жрица» выбрала именно этот момент, чтобы издать оглушительный всхрап, больше похожий на раскатистый рык, и заелозить на коленях Годрика, переползая поближе к животу. Она обняла его бедро, как подушку, и забормотала:

— Бзю-бзю-бзю… халя-я-ява… Хр-р-р…

— О да, это было очень возвышенно, мистер Годрик, — бесстрашный человек спрятал смешок в кулак. — Я знаю такую породу людей. Они бегут от высокой романтики, как от огня, а у девчонки с этим явно была связана какая-то темная история, уж поверьте мне — Лала эксперт в человеческих сердцах.

Годрик только дернул плечом и выпрямился, опустив веки, — последние лучи солнца били прямо в глаза и слепили с непривычки. Какой смысл в «эксперте», если призрачная возможность даже дружеских отношений исчезнет, стоит жрице просто выйти из поля зрения? Он забудет ее танцующую походку, упрямый изгиб губ, резкие линии скул и дикие русые волосы. К ней словно прикоснулось солнце, но не ласково, как к мисс Стакхаус, а яростно — выжгло темные глаза и волосы до цвета верескового меда, но затемнило кожу, которая по сравнению с бледностью вампира кажется бронзой. И пахнет от жрицы полуденным зноем, губительным и притягательным. Годрик еще раз втянул терпкий запах в легкие и тут же резко выдохнул — его глаза все еще закрыты, он ее не видит, но все равно помнит. Заклятие Мнемозины пало, а значит, необязательно расставаться навсегда. Теперь дело за малым — не отпугнуть Леону неосторожным поступком.

— Лафайет, мне нужна помощь эксперта в человеческих отношениях, — вампир рисовал круги на голом виске жрицы кончиком пальца, желая, чтобы она спала крепче. — Ты сам сказал, что с Леоной произошла темная история, и связанна она с человеком, который обошел проклятие Мнемозины. Я хочу знать, когда будет уместно сказать, что я тоже ее помню.

— О-о-о… — человек от волнения потер ладони. — Я кивну, когда будет подходящий момент, и подам вам знак, когда лучше молчать.

После пробуждения Леоны от кошмара Лафайет еле заметно покачал головой. После уничтожения кассеты и неистового гнева — изобразил «тайм-аут». После рассказа о пасторе-любовнике — скрестил перед собой руки («ни в коем случае»), перехватил покрепче щипцы для гриля и выбил из жрицы уныние. Буквально. Во время буйного сожжения вещей, напоминающих о фанатичном проповеднике, Лафайет только пожал плечами и сказал, что сейчас самый поганый момент, чтобы признаться о сходстве с бывшим бойфрендом. Потом было благословение, и Годрик прозрел — вампирам отчаянно не хватает вдохновения, чтобы эволюционировать. Может, если Леона согласится помолиться для его народа… Надо только подгадать момент для просьбы. А потом был древний танец из его далекой человеческой жизни, и все мысли о политике вылетели из головы.

Когда Леона ушла встречать малое божество, вампир с помощью острого слуха уловил их напряженный разговор. Значит, безумство пастора было спровоцировано богами, пусть и неумышленно, а само проклятие забвения защищает от мести, но ведь Годрик назвался побратимом и поклялся никогда не причинять Леоне зла. Не в этом ли причина, что магия Мнемозины иссякла для него? Другое дело, что жрица в ближайшее время точно не будет верить тем, кто ее помнит — вдруг опять козни богов? Старый Годрик отказался бы от помыслов продолжить дружбу, но новый, вдохновленный силой всех девяти муз, в мгновение ока придумал гениальный в своей простоте план. Ему только нужен помощник.

— Лафайет, на меня снизошло озарение, что сегодня не будет подходящего момента, но появилась одна идея, — вампир покосился на жрицу, покаянно преклонившую колено перед образцом античной красоты. Где-то в душе шевельнулась злость на бога. — Мое настоящее — это твое будущее, и между ними всего три дня. Я уйду первым, но когда она доставит домой тебя, задержи ее в Бон Темпс любым способом и как можно дольше. Фильмы, музыка, еда, алкоголь и даже марихуана, что угодно, лишь бы разрыв между нашим временем перестал быть важным. Потрать все деньги, займи, если надо — я все возмещу трехкратно и в добавок сделаю так, что твою торговлю V официально простят. Я прилечу в Луизиану первым же рейсом, передам обещанную аудиокассету и скажу Леоне, что помню ее, уже в Бон Темпс.

— О, приятные сюрпризы. Девушки это любят.

— Кроме того, у меня есть теория, — Годрик оглянулся. Жрица с богом уже шли к столу. Времени мало, поэтому договаривал он быстро, едва не срываясь на вампирскую скорость: — Если тоже хочешь помнить Леону, выпей с ней на брудершафт по старому обычаю, заключи узы побратимства и поклянись никогда не причинять ей зла — заклятие Мнемозины защищает только от врагов. Если подействует, тебе тоже следует молчать.

Потом к пиршеству присоединился бог и все опять полетело кувырком, со стремительностью урагана приближаясь к прощанию. Даже обретение волшебного вавилонского кубка не могло утолить печаль от скорой разлуки, когда Леона опустилась на колено и воззвала к высшим силам:

— О Гермес, Хонсу и Эк-Чуах, боги путешествий, молю вас, проложите мне путь к обители Годрика. О Хронос, властвующий над временем, я взываю к тебе — осени меня своей милостью и позволь вернуть моего гостя в Даллас в то же мгновение, когда я забрала его.

Она положила кубок в холщовую сумку через плечо и, перед тем как шагнуть в портал, взяла Годрика за руку — крышу отеля «Кармилла» сейчас должны освещать первые лучи солнца.

**********
Примечания:

Майского танца в таком виде, в каком я его представила, не существует — он выдуман мной, хотя похожие движения характерны для старых танцев.

Перед праздником и после него пары уходили в лес «собирать май», а к утру возвращались, держа в руках цветы и ветки деревьев. Пуританин Филипп Стейбс, описывая в XVI веке этот обычай, возмущался, что едва ли треть девушек после таких гуляний возвращается домой, не потеряв невинности.