Потерянная.

На севере, в краях когда-то мирных эльфийских рощ, где по утрам роса висит в воздухе, словно серебро, молодой преподаватель Натаниэль шептал ученикам:

— Где-то там, за лесами и горами, за морем и смертью, живёт наша королева. Она ищет путь домой. А мы должны быть готовы, когда она позовёт.

Слова эти были не просто легендой. Они были — молитвой. Тихой. Запрещённой. Опасной.

После трагедии в Элирии, после того как пала гордость — дом шаардэнов, всё распалось. Сотня воинов, когда-то несущая честь и клятву, была сломлена. Некоторые остались — присягнули новому королю. Кто-то ушёл в изгнание, потеряв всё. Остальные исчезли в тенях, как молчаливые призраки.

Натаниэль остался. Он не держал меча, но держал слово. Когда она, юная и испуганная, спасла его жизнь среди кровавой бойни, он поклялся. Найти. Поддержать. Вернуть.

Прошли годы. Но он ждал.

Слухи дошли недавно. Кто-то увидел эльфийку в земле, где вечная ночь и мёртвые дышат — в вампирском мрачном королевстве. Натаниэль не поверил. Но сердце забилось быстрее. Он послал туда разведчика. Последнего, кому доверял.

И именно в тот день, когда листья с багряного дерева начали опадать, а небо окрасилось в ржавый цвет, в класс вошёл незваный гость.

— Ты всё ещё учишь их сказкам? — раздался за спиной голос, сухой, как пергамент в архиве. — Всё ещё веришь в эту девчонку?

Натаниэль обернулся.

— Убирайся, Рисантиэль. Я не говорю с предателями.

Тот усмехнулся. Без тепла. Без иронии. Лишь холод властности, словно говорил не живой эльф, а политический механизм.

— Ты наивен. Даже сейчас, спустя всё... думаешь, она вернётся? Для чего? Ради трона? Или ради тебя, мальчика с книжкой и золотым сердцем?

— Она спасла нам жизнь. И если не за трон, то хотя бы за неё — за ту жизнь — я обязан.

— Смешно. Ты не понимаешь, что она давно мертва. Если не телом, то душой. Тебе не приходит в голову, почему она не вернулась?

— Ты боишься. Знаешь, что она может вернуться. И тогда тебе — не быть больше рядом с той принцессой, чью кровать ты так старательно греешь.

Рисантиэль молчал. Его глаза потемнели.

— Не заигрывайся, Натаниэль. За тобой следят. Если ты продолжишь, за тобой придут. А за тобой — и за мной.

— Так ты признаёшь, что ещё связан со мной?

— Я признаю, что глупость заразна. А ты — главный её носитель. И всё же... — он замолчал на миг, — я пришёл не ради угроз.

— А ради чего?

— Предупреждение. Ты был мне как брат. Но теперь мы по разные стороны. Я выбрал власть. А ты — веру. И когда тебя сожгут за это, не называй моего имени.

Натаниэль отвернулся. Сердце стучало в горле. Он видел, как тот уходит. Прямой спиной. Чужой. Мёртвый изнутри.

Он опустился на колени перед детской картой Элирии. Приложил ладонь к месту, где когда-то стоял их Дом. Дом, который они называли «Тихий свет».

— Мы ищем тебя, королева. Не ради трона. Ради смысла. Ради дома. Чтобы снова быть собой.

В этот миг дверь приоткрылась. Разведчик. Молодой, с глазами, обожжёнными страхом. Но на губах у него дрожала улыбка.

— Я нашёл её. Она была там.

И сердце Натаниэля впервые за долгое время ударило не от боли, а от надежды.

В это время в землях эльфов Натаниэль слушал доклад разведчика. Тот прибыл измученным, с сухой кровью под ногтями и взглядом, в котором копошилось то, что редко приносят с вампирской стороны — правда.

— Говори, — требовательно бросил Натаниэль, когда двери за разведчиком закрылись.

— Принцесса… была там. У вампиров. Восемь лет. — Разведчик сглотнул, голос дрожал. — Она… жила как кормушка. В подземельях, в покоях, как пленная. Почти без воли. Её кровь... её силу использовали. Но она сбежала. За несколько дней до визита северного клана.

Натаниэль побледнел. Пальцы сжались в кулаки.

— Кормушка, — процедил он сквозь зубы. — Наша королева… жила как животное?

— Она выжила, — тихо ответил разведчик. — Я шёл по следу. Она двигалась осторожно, скрывалась, меняла внешность. Последний раз я видел её в портовой деревушке — недалеко от нашей границы. Она где-то рядом. Но и они рядом. Те, кто хочет её вернуть.

Натаниэль отвернулся, но его плечи дрогнули. Злость, стыд, страх… и потом — облегчение. Она жива. И она сбежала. Сама. Без помощи.

— Мы не позволим им снова её заполучить, — тихо сказал он, больше себе. — Я найду её. Прежде чем они это сделают.

Ветер ударил в ставни снаружи, как знак.

Где-то далеко, под той же луной, НеНазванная вздрогнула, будто сердце отзывалось на чьё-то решение.

Впереди был путь. Гроошдат ждал. Или не ждал.

Но Ветер знал. И, может быть, уже касался нас своей ладонью.

После того как разведчик ушёл, Натаниэль долго стоял неподвижно. Будто тень, в которую превратился, слилась с интерьером древней эльфийской часовни, откуда он больше преподавал детям, чем молился. Внутри кипело.

Вампиры.

Восемь лет. Восемь лет она жила у них как кормушка. Как мясо. Как сосуд. Его королева.

Он ударил кулаком по столу. Один из углов не выдержал и треснул. Взлетающая пыль пахла плесенью и временем.

Он знал, что её могли похитить. Что она исчезла в хаосе Элирийской бойни. Но не знал, не хотел знать, что всё это время она выживала среди чудовищ. И теперь — где-то рядом. На границе с враждебной территорией. На шаг от ловушки. Он слишком долго ждал, слишком долго прятался в книгах, в уроках, в заботе о новых эльфийских поколениях.

Натаниэль поднялся и вышел на улицу.

Сквозь вечернюю дымку, похожую на дыхание леса, он шагал к древнему дереву, которое росло ещё до падения Элирии. Его ствол был узловат, покрыт светящимися в темноте грибами. Сюда он приводил детей, чтобы рассказывать о былом величии, о преданности, о долге.

Он опустился на колени перед корнями. Пальцы легли на мох, как на раны.

— Ты жива, — прошептал он. — И сбежала. Значит, всё ещё борешься.

Ветви дерева зашевелились, как будто услышали.

В его памяти всплыло, как она стояла перед ним на рассвете, окровавленная, но не сломленная, в доспехах шаардена, с глазами, полными света и мрака одновременно. Тогда он поклялся — защищать, следовать, хранить. Не за трон. Не за титул. А за неё.

— Я иду, — сказал он ветру.

Потом встал, как солдат, что вновь обрел меч.

Он знал, что Совет не одобрит. Что его могут обвинить в измене или сумасшествии. Но если она близко — значит, рядом и охотники. И те, кто выжил в старом мире, не смогут начать новый, если она падёт сейчас.

Она — не символ. Она их кровь. Их боль. Их путь.

Он найдёт её. Или погибнет рядом.