Глава 31: Поздно
Даня больше не говорил.
Словно язык стал стеклянным, и любое слово могло разбиться, задев внутренности.
Он ел редко. Спал мало.
Глаза были тусклыми, и в них не было даже гнева.
Только пустота.
Он не выглядел обиженным.
Он выглядел сломанным.
Так, будто больше не чувствовал ничего — даже страха.
Компания продолжала издеваться.
— Эй, Даня, ты что, молиться пошёл?
— А может, он опять вены красит?
— Смотри, Лёша, твой «солнечный комочек» опять сдох!
И Катя — как всегда, впереди всех.
Хохотала громче всех, пока смотрела Лёше в глаза.
Проверяла. Испытывала. Толкала.
Он молчал.
До поры.
В один из вечеров, когда все смеялись у костра, а Даня сидел на веранде в полутьме, сжимая в руках кружку уже остывшего чая, Лёша не выдержал.
Он встал.
— Хватит.
Голос был глухим, но твёрдым.
Катя повернулась:
— Что, опять за него заступишься? Может, и на колени встанешь?
Смех. Хохот. Кто-то прыснул пивом на костёр.
Лёша не ответил. Он просто ушёл в дом.
Даня не оглянулся.
Даже не дышал глубже.
Словно Лёши не существовало.
Тот сел рядом. Долго молчал.
Потом выдавил:
— Прости. Я... был трусом. Был дураком.
Я всё понял. Поздно, но понял.
Я... не должен был выбирать. Не должен был молчать.
Ты — не шутка. Не случайность.
Ты — человек. И я... тебя любил. Люблю.
Даня медленно поднял глаза.
В них не было злости.
Не было слёз.
Там была пустота.
Та, что не прощает. Та, после которой уже не вернуться.
— Уже не важно, Лёша.
Тихо. Ровно. Спокойно.
Слишком спокойно.
Лёша смотрел в эти глаза и чувствовал, как его собственное сердце сжимается.
Он хотел обнять.
Но Даня чуть отодвинулся.
Молча.
В этот момент с улицы снова донёсся смех.
— Лёша, ты где? Внутри уже трахаешься с ним?
— Слышите стоны?
Катя хохотнула.
Лёша побледнел.
Он понял: они не остановятся.
А Даня — больше не ждёт, чтобы кто-то его защитил.
Он просто ждёт конца.