Бесовская петля | 16+

Грейс Бардем

Пакетик со льдом неприятно зарапнул кожу. Пришлось приложить его к разбитой голове, пока та окончательно не свела меня с ума своей болью.

За окном моросило. Воздушная серая туча, словно надувная, нависла над районом, превращая светлый день в вечер. Народ суетливо бегал в разные стороны, напоминая муравьев с огромной высоты элитного ЖК. Осень более не жаловала погодой: короткая одежда сменилась на теплую, пешие прогулки больше не радовали из-за колючих порывов ветра.

Я отвела задумчивый взгляд от окна и сделала глоток уже остывшего чая. Голова заболела сильнее. Теперь становилось непонятно, то ли сотрясение дает о себе знать, то ли я передержала холод. Зеркало в прихожей показало мне отражение опухшей и бледной девушки, на лбу которой красовался огромный синяк с кровоподтеком. Закусив губу, я медленно побрела обратно на кухню, стараясь держаться за стенку, чтобы не упасть. Головокружение не позволяло стоять на ногах очень долго и мне пришлось без резких движений мягко опуститься на диван.

На часах время обеда. Значит, я провалялась в коридоре на полу без сознания примерно сутки. Вот это Удав меня огрел... От воспоминаний крепко сжались кулаки, но это вызвало в голове только сильную боль и мне пришлось расслабить пальцы. Что теперь? Разумеется, необходимо встретиться с Шоном. Правда, теперь я не знаю, как будут выглядеть наши встречи. Если судить по вчерашнему, то он сильно на меня зол, а это значит, что он стал для меня еще опаснее.

Я почувствовала звон в ушах и прикрыла глаза. Сейчас мне нужен хоть какой-нибудь план, как можно задобрить Шона. Этого кретина отрезвляет только моя любовь, но к этому я не готова. Не сейчас. Никогда. Нащупав под подушкой телефон, я не выдержала и набрала номер своего начальника. Медленные, монотонные гудки стали давить в голову, пришлось отложить трубку подальше и включить громкую связь.

— Ты уже проснулась, ягодка?

Веселый тон моего начальник вызвал дополнительную боль. Я невольно скривилась от его радостного голоса и стала массировать виски.

— Нам надо поговорить, — мой голос был тихим, но твердым. — Все зашло слишком далеко. Ты зашел далеко, Шон.

— Да нет, я вроде тут, у себя в ресторане, никуда не ходил. Работаю вот, пока моя женщина отдыхает.

Послышались знакомые звуки: открывание бутылки, следом стеклянный стакан на столе, в который благозвучно перетекает жидкость, и жадные глотки. Все ясно – Шон снова пьет у себя в кабинете. Наверняка хлещет виски и как всегда не разбавляет алкоголь кусочками льда, чтобы хоть немного снизить градус.

— Шон, мы можем поговорить?

— Говори, моя ягодка. Я тебя внимательно слушаю.

— Не по телефону, это личный разговор. Я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Прямо сегодня, прямо сейчас. Или пускай Удав привезет меня к тебе.

— Не получится, — Шон ненадолго замолчал, видимо допивал остатки из стакана, — ключи у Удава, а он сейчас на задании.

— Почему мои ключи у него и он не отдал их тебе? — я начинала постепенно терять терпение, но быстро остыла, схватившись за голову от внезапной боли. — У тебя же самого есть ключи, в чем проблема?

— Проблема, ягодка, в том, что я не хочу тебя видеть, — Шон чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету. — Ты сделала мне больно и последние новости, связанные с тобой, меня не особо порадовали. Удав рассказал, что немного приложил тебя к шкафу, ничего страшного. Больно ты красивая, Грейс. Красивая, да еще и с мозгами. Вот только это должно все принадлежать мне одному, а не другим сосункам, перед которыми ты вертишь задницей. Мозги тебе немного встряхнули, осталось заняться милой мордашкой. Как считаешь, стоит ли мне разукрасить её, чтоб на тебя ни один мужик не клюнул? Может тогда ты поймешь, кого надо любить.

Кислорода стало не хватать. Сил, чтобы дальше терпеть этот ублюдка, у меня не было. На кону стояла моя жизнь, но жизнь ли это, если она в руках этого мерзавца? Я жалобно заскулила. Мне было жаль себя, жаль свое сердце, что изо дня в день болело от странной любви этого придурка, которая не приносила ничего, кроме боли. Шон видел во мне игрушку, у которой внезапно сломался механизм и она перестала его слушаться. Строптивость грела ему нервы, но вместе с тем вызывала дикую зависимость и желание обладать. Я держала на расстоянии Шона, иногда подпускала ближе, а иногда и вовсе позволяла себе дерзость – ставила указательный палец ему на лоб, сохраняя дистанцию вытянутой руки. Шон любил во мне это, широко улыбался и пускал слюни от такого поведения, но при этом слушался, позволяя держать его за поводок и вести в нужном направлении.

Но вот поводок оборвался: пес устал ходить за хозяйкой и научился показывать зубы с когтями.

— Я все поняла, — мой голос стал совсем тихим и я всхлипнула. — Скажи мне правду, Шон, пожалуйста.

— Спрашивай, — мои слезы никак его не тронули. — Вот что значит настоящая любовь, Грейс. Несмотря на мою ненависть сейчас к тебе, я иду с тобой на контакт, желая все исправить и сделать наши отношения крепче.

— Ты не отпустишь меня, я права? Либо с тобой, либо ни с кем.

— Погляжу, Удав тебя не шибко стукнул. Соображаешь на лету.

Слеза медленно покатилась по щеке. Не получилось её удержать, остановить. Шон никогда не видел меня слабой. Я могла работать по двенадцать часов в сутки, не вылазить из ресторана, пока не добью последнего гостя, и при этом не показывать слез и не скулить. В последнее время я стала давать слабину, уставать, Шон заметил это и не упустил шанса воспользоваться.

Раздраженно смахнув слезу, я откинула телефон подальше и побежала в коридор. Сейчас было наплевать на мигрень и головокружение, сил мне давала злость, благодаря которой я быстро оказалась у входной двери и, не щадя рук, стала по ней колотить. Мои крики и удары обязательно услышат соседи, они прибегут и помогут.

— Кто-нибудь! Помогите!

Я кричала долго и продолжала сильно стучать, пока на лестничной клетке не послышались голоса. Прижавшись к двери, я завыла во все горло с просьбой мне помочь. К квартире никто не подходил. Какой-то шум по другую сторону заглушал мой рев, который от бессилия совсем стих. Когда сил почти не осталось, а голос охрип, пришлось ненадолго замолчать и внимательно послушать, что происходит снаружи.

— Да что же это творится то, прости господи...

Голос определенно принадлежал соседке, что жила через пару квартир от моей. Я узнала её по причитаниям и взыванию к Богу, которые звучали через каждое слово.

— Вот так, миссис Хилл. Совсем спилась и с катушек слетела. Мы её заперли, чтоб народ не пугала, все клиники объезжаем самые лучшие, врача ищем, денег не жалеем. Шон совсем угрюмый стал, переживает.

Откровенное вранье вешал на уши соседке Удав. Я заколотила по двери сильнее, стараясь воззвать к благоразумию пожилой женщины.

— Миссис Хилл! Не слушайте его! Я здорова и ничего не употребляю! Меня держат здесь насильно.

— Прости господи... А ведь совсем молодая еще, красивая такая была и спилась...

— Красивая жизнь голову вскружила, что поделать, — судя по удаляющимся голосам, Удав стал выпроваживать соседку. — Идите домой, миссис Хилл. Не стоит вам это слушать.

— Так она орет, как резаная. Как тут не услышать? — причитала соседка.

— Я пойду её успокою, а вы знайте сами и передайте другим соседям: к этой барышне не лезть, иначе за свою помощь вы же и огребете.

Последние слова детина пробасил весьма двусмысленно. От кого точно огребли бы соседи не понятно, смысл напрашивался только один – от меня, но Удав, вероятно, вполне мог иметь ввиду себя. Шаркающие шаги совсем стихли, а затем послышался поворот ключа в двери. Я отскочила, словно ошпаренная, подальше, наблюдая, как в мою квартиру без разрешения заходит неприятный тип. В руках у него бумажный пакет, из которого доносятся приятные ароматы, и букет алых роз.

Цветы сразу напомнили мне о Шоне. Хороший веник, с шипами, жаль только не могу провести им по его наглой роже.

— Чего уставилась? — Удав кинул пакет на пол, а сам принялся развязывать шнурки на ботинках. — Держи свой веник. Это от Шефа.

— Ясно, что не от тебя, — пробубнила я себе под нос и взяла букет. Алые розы – некогда мои любимые – сейчас не вызывали прежнего восторга, лишь горькое разочарование и безвкусицу, вместо бывалой к ним любви. — А ты что-то зачастил, ходишь, как к себе домой, еще и с моими ключами.

Удав поднял пакет, которого я принципиально не касалась, и молча пошел с ним на кухню. Там выложил все на стол: что-то отправил разогреваться в микроволновку, а остальное – в холодильник. На моих глазах малознакомый и неприятный мне мужчина занимался полной самодеятельностью и ловко хозяйничал. Когда быстрый сигнал оповестил о готовности, Удав накрыл стол различными блюдами и уселся сам, пододвигая к себе двойную порцию мяса с овощами. Этот детина уплетал все со сверх скоростью, игнорируя мой недовольный взгляд.

«Чтоб такого прокормить, нужно две мои зарплаты, — подумала я про себя и поморщилась, когда мужчина размазал свой жирный рот и приступил к поеданию огромного окорочка, — ну, или три...»

— Чего уставилась?

— Да вот, смотрю, какой ты боров, — вырвалось у меня.

— Ты мне лучше в рот не заглядывай, а ешь сама.

— Не хочу.

— А придется.

Удав отложил пустые тарелки в сторону и принялся цокать языком, как бы высасывая остатки еды из зубов. Прошло примерно пять минут – за это время он управился с двумя порциями сочного шашлыка, огромной миской салата, жирным окороком, который был почти с мою голову, и все это заел вприкуску двумя лепешками.

Удаву несомненно подходила его кличка, но сейчас, смотря на него, хотелось назвать совершенно иначе.

«Жрет, как свинья, да еще и злой, как бес. Свинобес получается»

Я хмыкнула и пошла ставить цветы в вазу. Маленькая шалость приподняла мне настроение. Голова уже не так болела, да и изводить себя устала. План на пустой желудок шел слабовато, следовало немного отпустить ситуацию, чтоб все хорошенько обдумать.

Удав, завидев мой настрой, наконец, поесть, придвинул мне ближе полную тарелку моих любимых равиоли с белыми грибами. Есть хотелось неимоверно. Последний прием пищи был очень давно, а учитывая вчерашние события силы мне точно были необходимы.

— Ешь шустрее, — Свинобес принялся меня подгонять, а сам стал все убирать со стола.

— Как хочу, так и ем, — спокойно огрызнулась я и закинула вкуснейшую равиоли себе в рот, — у себя дома ведь.

— Ты так к Шефу не доедешь.

Услышав про своего начальника, я почувствовала как кусок встал поперек горла. Быстро себя постучала по груди, пока не пришел на помощь детина, иначе с его похлопываниями придется выплюнуть еще и легкие, и запила все стаканом воды. Значит, Шон внезапно передумал. Интересно почему? По телефону он сказал, что видеть меня не хочет, а теперь сам же ждет на встречу. Перепил видать или соскучился.

— Что ты сказал? Шон ждет меня?

— Да, поэтому шевели нитками. Приведи себя в порядок только: штукатурка, марафет, что вам там еще надо? В общем, выгляди нормально. Тебе предстоит работать. И лицо замажь чем-нибудь, а то половина бошки опухшая.

Колкости и ограниченный словарный запас детины я пропустила мимо ушей, быстро встала со своего места и убежала собираться. Лед тронулся – Шон готов говорить. Нужно быть во всеоружие, напомнить ему, какой могу быть, и постараться снова ухватиться за его повадок. Я почувствовала небывалый прилив сил. Находиться в четырех стенах оказалось невероятно тяжело, и плевать, что половину своего пребывания здесь провалялась без сознания. Сам факт того, что ты знаешь, что неопределенное время будешь находиться взаперти, уже морально сажает тебя в клетку и не нужно сидеть больше суток, чтобы это понять.

Я искала особенное платье, то самое, в котором мы впервые познакомились с Шоном. Макияж сделала легкий, как и всегда, только подчеркнула губы помадой цвета спелой вишни. Высокие шпильки заметно приподняли не только меня, но и мою самооценку, которая взлетела сразу, как только я увидела себя в зеркало.

«Хороша чертовка» — я подмигнула своему отражению и, мысленно пожелав себе удачи, выпорхнула на свободу.

Дорога до ресторана была сказочной. Понурые лица вызывали у меня улыбку, а хмурому небу хотелось показать язык. Я добиралась до любимой работы в легком волнении, но когда увидела свою сцену и команду, вся печаль окончательно улетучилась.

Удав отлучился сразу в неизвестном направлении, как только мы переступили порог ресторана, и я мысленно поблагодарила бога за избавление от его компании. Как мне доложили, Шона не было на месте, но он должен был объявиться, когда начнется вечерняя программа. В работу я ушла с головой. Микрофон в руках не дрожал, музыка чувствовалась как и всегда, слова песен не забывались. Любимая стезя затянула, подарив удовлетворение, радость и напрочь ушедшую головную боль. Разговор с Шоном более не пугал, скорее наоборот, мне хотелось скорее ворваться к нему в кабинет с желанием поставить жирную точку в наших отношениях.

Когда до открытия оставалось чуть больше часа, я отпустила музыкантов и направилась к своему начальнику. Походка уверенная, мысли в порядке, подбородок вздернут. Пусть Шон увидит, что его хозяйка вернулась. Уже у кабинета для собственного спокойствия я перевела дыхание, выполнив несколько глубоких вдохов, постучалась и вошла.

За столом, на котором в хаотичном порядке лежали какие-то бумаги и папки, сидел Шон. Рядом с ним, массируя его широкие плечи, на меня невинно поглядывала Фло. До боли знакомый взгляд университетской подруги, с которой вместе съели не один пуд соли, отшивали кучу парней и жили в одной комнате захудалой общаги, вызвал во мне немоту. Мысли запутались, слова пропали, глаза шокированно моргали, не веря в происходящее. Завидев меня, Фло сильно покраснела и опустила взгляд в пол. Стыдно? Нечего сказать? Правильно. Что бы она сейчас не сказала, прекрасно знает, что выроет себе яму передо мной еще больше.

Шон без лишних слов лишь кивнул мне, указывая на кресло, а сам принялся наводить порядок на столе.

Что здесь забыла Фло? Мы не виделись... черт, где-то три года. С того дня в ресторане она мне больше не писала и не звонила, пропала, одним словом, хотя я неоднократно пыталась ей набрать. Неужели Фло теперь с Шоном? Но как это получилось? Ведь она не собиралась оставаться в Войте и её ждала работа в другом месте.

В нос ударил знакомый запах парфюма. Духами, что подарил мне когда-то Шон, я пользовалась редко, скорее от случая к случаю, когда нужно было его задобрить. Сегодня же я ими не душилась, а воспользовалась моей любимой парфюмерной водой от Tom Ford. Знакомые ранее нотки неприятно щекотнули, заставив посмотреть на Фло. Было ли мне неприятно? Пожалуй, да. Но это совершенно не то чувство, не ревность. Было ощущение, что меня смешали с помоями, выставили полной дурой, желая унизить и кольнуть как можно больнее.

— Что здесь происходит? — я закинула ногу на ногу, не скрывая аппетитного выреза на бедре.

— Сейчас объясню. В первую очередь, хочу сказать, я рад, что ты в порядке.

Шон как-то дружелюбно похлопал по руке Фло, тем самым заставив ее освободить плечи, чтобы он мог подняться. Мужчина подошел ближе, аккуратно убрал прядь с моего лба и наклонился. Его взгляд блуждал по моему лицу в поисках ссадин, о которых ему успел сообщить Удав. Я замерла. Не продвинулась ближе и не оттолкнула, желая показать ему всю прелесть его любви. Брови Шона нахмурились, заметив плохо замаскированный синяк, который не удалось скрыть несколькими слоями тонального крема. Глаза выражали грусть, но не сожаление. Ну конечно, Шон верен своим поступкам и решениям, и может выразить сочувствие, но не признать, что он был неправ.

Фло все это время молча наблюдала за нами. Сказать было нечего или, может, ждала разрешения от Шона.

— Меня не было несколько суток, а у тебя уже новая девушка, хотя ты посылаешь верзилу, чтобы избить меня за якобы измену, — хотелось прожечь взглядом Шона насквозь. Он выдержал мой накал, не пряча глаза, лишь отодвинулся, продолжая сохранять со мной зрительный контакт. — Не знаю, что ты можешь мне такого удивительного сказать, ведь ты же всегда прав и все делаешь только во имя любви.

— Все так, — он вернулся за рабочее место и налил себе виски. — С Фло мы вместе чуть больше года. Сошлись с ней, когда у нас с тобой начались проблемы.

— Вот как.

Я внимательно посмотрела на Шона. Утром, когда мы созванивались, он был совершенно другим. Слишком самоуверенный и подвыпивший, но сейчас выглядел абсолютно серьезно и трезво. На ум сразу пришли чудеса медицины, которыми Шон мог спокойно воспользоваться. Один укол и все – несмотря на похмелье или тяжелую пьянку, он вновь выглядит, как огурчик, отдохнувшим и здоровым. Это было удобно для тех, кто любил вести гулящий образ жизни, но при этом много работал, каждый день утопая в рутине.

— И как же это получилось... у вас? — я задала вопрос, который возник у меня самый первый, терзая собственное любопытство.

— Это вышло случайно, — Фло подала голос, избегая смотреть мне прямо в глаза. — Я ехала к тебе, Грейс. Мы так внезапно перестали общаться...

— Я звонила тебе, и не раз. Ты сама не выходила на связь и тем самым разорвала наше общение.

— Спешу напомнить, что ты сменила номер телефона, как только связалась с Шоном. Я набирала твой старый номер, но он был недоступен. Стало понятно, что у тебя началась новая жизнь.

— Наши перепалки, кто кому звонил, а кто кому не отвечал, ни к чему не приведут, — вздохнула я. — Обе набили шишки и сделали соответствующие выводы. Но сейчас не об этом. Вы не ответили на мой вопрос.

— Флоренс приехала в ресторан, чтобы найти тебя, но в тот день ты взяла выходной, — Шон вмешался в разговор, продолжая сверлить меня взглядом.

— И тогда она пошла искать меня у тебя в штанах?

Брошенная ирония отразила на лице моего начальника целую гамму эмоций. Он злился, раздражался, переживал и нервничал, но взгляд старался не отводить, ведь знает, что здесь я сильна.

Эта странная парочка не вызывала во мне ровным счетом ничего. Пустое пятно раз – смотрю на Шона, пустое пятно два – теперь на Фло. Пускай живут вместе, любят друг друга, да только как Шон посмел тронуть меня, когда сам был совершенно не искренним со мной.

— Вы хотите быть вместе, я поняла. Вот только, Шон, какого черта, ты прислал ко мне Удава, который посмел тронуть меня пальцем, когда ты сам кувыркался с другой? На минуточку, я пропала не просто так, у меня были неприятности, но ты совершенно не хотел меня слушать. Я была без связи, в опасности, но когда вырвалась, в первую очередь, позвонила тебе, и что я услышала? Насмешку и гадости. Мне помог совершенно незнакомый мужчина, предоставил телефон и помог добраться до дома. Но и там ты отличился. Прислал амбала, который выдворил доброго человека и приложил мою голову о шкаф.

Поток негодования сорвал с меня маску невозмутимости. Я говорила, глотая слезы, вновь прокручивая все моменты, особенно те, где было больнее всего. С каждым моим словом Шон менялся на глазах. В них было замечено новое, ранее не виданное в нем чувство. Он сожалел, впервые.

— Прости меня, ягодка. Прости, если сможешь.

Шон сорвался с месте и оказался рядом, прижимая крепко меня к груди. Я чувствовала, как стучало его сердце, как он дрожал, словно боялся, что стоит ему отпустить и я исчезну.

Странно. Но именно сейчас, когда чувствовалась боль Шона, я не чувствовала своей. Выходит, он излечил меня, погрязнув в той же каше, что и я. Бумеранг. Он самый. Мне было спокойно, хорошо. Все это время я не знала, что такое любовь, жила подобно тепличному растению, за которым хорошо ухаживают, но только для получения плодов. Возможно, Шон и вправду любит, причем сильно, не эта любовь была больной и гнилой, а себя отравлять я больше не намерена.

Через мужское плечо я увидела глаза Фло, что блестели от слез. Да, сегодня разобьется не одно сердце.

— Отпусти меня, Шон, — я выпуталась из объятий начальника. — Я не хочу такой любви, она душит меня.

— Я совсем запутался, — мужчина мотнул головой. — Я привык, что ты моя, Грейс. Ничья больше.

— У тебя теперь есть Фло. Воспользуйся шансом и сделай в этот раз все правильно.

Шон как будто только сейчас вспомнил о Фло и посмотрел на нее. Разбитая и понурая она стояла все на том же месте, позади кресла Шона. Голова опущена, прозрачные капли огибают впалые щеки. Только сейчас я заметила, как она похудела. Работа Шона? Изводил её обещаниями или, напротив, просто использовал, пока не было меня.

Фло убрала прядь рыжих волос за ухо и, пока её окончательно не поглотила истерика, поспешила покинуть кабинет. Не знаю, что я чувствовала. Пустоту? Жалость? Печаль? Может Фло и не собиралась со мной так поступать, но её действия показали ровно обратное. Один мужчина и два больных, разбитых сердца. Не говорите мне после этого, что только девушки пудрят мозги.

Шон даже ничего не предпринял, когда Фло выскочила вся в слезах, лишь взял меня за руку и заглянул в глаза.

— Начнем все сначала, Грейс. Только ты и я.

— Какой же ты гад, Шон.

Я вырвала свою руку и отошла подальше.

— Ты думаешь, я смогу забыть все, что было и то, что здесь услышала?

— Я думал, ты бросила меня, — сквозь зубы проговорил Шон. — Избегаешь встречи, носишь чужие подарки, в последние дни вообще не ночуешь дома и игнорируешь звонки. Что мне оставалось думать? Я извелся, заболел. Ты прожгла мне сердце, Грейс. Из-за тебя я стал безумным.

— Не оправдывай свою болезненность моим поведением. Неужели ты не видишь, что твои чувства сжигают тебя, меня, нас...

Взгляд Шона помутнел. Неужели снова? Он прекрасно понимает, к чему я веду, и не хочет отпускать. Я медленно выдохнула. Как бы спокойно мне не хотелось разорвать эти отношения, все равно не выйдет: для меня это лишь пластырь, а для Шона мясорубка. Любовь убивала его изнутри, он не хотел справляться один, тонул сам – тащил и меня.

Начальник схватил крепко мой локоть и сдавил. Пальцы болезненно впились в мягкую кожу, расстояние сократилось и чужое учащенное дыхание нависло надо мной. В данный момент я боялась лишь одного – регулярного повтора этих больных отношений. И вот что странно – я была под одной крышей с нелюдями, но они были куда человечнее этого монстра.

Я оттолкнула от себя Шона и бросилась бежать. Едва рука схватилась за ручку двери, как мужчина взял меня со спины и кинул на кожаный диван. Голова ударилась о твердый подлокотник и неприятно заныла. Неполное восстановление дало о себе знать: меня сразу затошнило, в глазах потемнело, головокружение не позволило подняться. Пользуясь преимущественным положением и силой, Шон залез на меня сверху и намертво прижал мои руки к дивану.

— Отпусти! — от собственного крика зазвенело в ушах. — Ненавижу тебя! Ненавижу!

— Я понял, Грейс, что ты понимаешь только грубость. Продолжай и дальше в том же духе и я отымею тебя прямо здесь. А будешь брыкаться, повторим все то же самое на сцене. Ты моя, усекла? Не смей даже думать о ком-то другом. Не смей закрываться от меня, если тебе сказано явиться ко мне.

Шон схватил меня одной рукой за щеки и сдавил. Глаза дикие, безумные смотрели на меня, с наслаждением наблюдая за показавшимися слезами.

— С этого дня ты работаешь без зарплаты. Твои прогулы дорого мне обошлись и тебе придется их отработать. Я забираю все твои карты и наличку. Есть будешь в ресторане, квартиру все так же буду снимать я, выдавать тебе деньги буду тоже я. Но покупки теперь через Удава, он будет возить, куда скажешь и следить за твоей жизнью, когда ты не в моей досягаемости. Это твое наказание, ягодка, чтобы ты не сбежала. А если поведение не изменится, то переедешь ко мне, где мы счастливо заживем втроем: я, ты и Фло.

Жуткий оскал, от которого стала тошно. Едва переваривая, что он сказал, я прикрыла глаза, сдерживая огромное желание провалиться в пустоту. И почему раньше мне было не так заметно его больное поведение? Шон явно сходил с ума и дело было не только в любви. Человек, что не имеет рамки и чьи границы стерты, в несколько крат ощущает безумие от жизни. Деньги пленяют остатки благоразумия, хоть и открывают скрытые горизонты. Возможности вскружили голову, власть подарила корону и вместе с тем сердце окрасилось в черный.

Челюсти стало сводить от сильной хватки. Я зажмурилась, представляя себя в безопасности, там где...Лиам? Все завертелось так быстро: найденное кольцо, новый мир, вампиры, проклятие и предложение Лиама о помощи. К черту все, к черту Шона, к черту его квартиру, к черту этот мир. После работы отправлюсь домой и займусь изучением книги, вернусь в "Адам", сниму проклятие и исчезну.

— Целуй, — приказал Шон и впился в мои губы. Руки заскользили под платье, там где был большой вырез у бедра. — Ты же одела это платье для меня, да, Грейс? А ведь я помню, что оно было на тебе в тот самый вечер, когда мы познакомились. Решила распалить меня, у тебя получилось. А теперь целуй, иначе позову Удава и он повторит вчерашнюю воспитательную работу.

Я расслабила губы и позволила мужчине углубить свой поцелуй. Это было меньшее из моих бед, что мне пришлось стерпеть. Зажмурилась, мысленно считая до ста, и постаралась не думать о происходящем. Шон закончил быстро. Мои губы набухли от его ярости, и, когда он с меня слез, я быстро поднялась на ноги. Вытерла с отвращением рот, не скрывая своей брезгливости и ненависти. Шон усмехнулся на этот жест и указал рукой на дверь.

— Показала сценку? Прекрасно. А теперь пошла отсюда работать.

Дважды меня просить не пришлось. Я пулей вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.

Работа шла как по четко отработанному плану. Подготовка зала, настройка оборудования, прилежный и аккуратный вид и до ушей натянутые улыбки. Когда столы стали постепенно заполняться гостями, а свет в зале стал приглушеннее, я вышла на сцену и широко улыбнулась. Уже знакомые мне лица принялись громко хлопать, призывая скорее послушать от меня песню. Синяк за волнистым локоном, боль на сердце и отсутствие желания жить — к счастью, были не видны.

Я кивнула музыкантам и сплела пальцы вокруг микрофона.

"Упакуйте мне, пожалуйста, новое сердце —

А то старое вдребезги разбито на части.

К нему вероломно сломали всю дверцу

И подарили одно лишь несчастье.

Упакуйте мне новую жизнь без оглядки,

Там, где смогу я быть только одна.

Любовь не нужна — мы сыграем с ней в прятки.

Дыру вместо сердца залатает зима..."

К моему большому удивлению, я пела в ресторане не всю ночь. Уже к полуночи народ стал постепенно расходиться и Удав повез меня домой. Поскорее выдворив Свинобеса за дверь, который сразу запер меня снаружи, я отправилась в постель. Завтра обязательно сяду за прочтение книги, главное, чтобы мне никто не помешал.

Сон сморил быстро. Мне снились кошмары. Яркие и такие реальные, наполненные лишь единственным смыслом — превращение Шона в монстра, который душит меня, желая убить. От страха я хватаю уголок одеяла, сжимаю его и сильно прижимаю к груди. Кажется, у меня текут слезы. Влажной щеки касаются чьи-то прохладные пальцы, они мягко проводят контур и вытирают соленую каплю. Я не боюсь, лишь жмурюсь от приятных прикосновений и стараюсь открыть глаза, но не могу. Не понимаю, это сон или реальность. Успокаивающих касаний больше нет, как и нет больше ночного гостя, что сумел раствориться незаметно.