Кукольный Дом

— Ты и правда хочешь поддержать оборотническое восстание? — казалось, Доминик сам не верил в то, что произносил. Кендис кивнула, и тогда он спросил беспокойнее: — Надеюсь, ты не вернула девочку стае?

Карисса нахмурилась, тщетно пытаясь из контекста понять, о какой девочке речь.

— Нет, — усмехнулась ее мать. — Она все еще в моем доме. Пусть отправляется к Правителю, как ты и хотел — разбирайтесь с ней сами. Сомневаюсь, что вы справитесь, — добавила она едко. — Он даже своих питомцев не может контролировать. Как он собирается наводить порядок между видовыми властями, если не может предотвратить убийства детей и нескольких силовиков человеческого правительства?

Ведьма повернулась к Кендис в замешательстве, но не получила ответа на свой немой вопрос.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — покачал головой маг, как будто и не замечая ядовитого тона. — Дело в том, что ко дню создания Церкви Перерождения в город должен был приехать сам Амос. Никто не ожидал, что у нее сорвет крышу даже спустя двадцать лет. И угрозу уже устранили, так что нет смысла ворошить эту историю.

Карисса уставилась на шершавую поверхность массивного деревянного стола. Она пыталась представить самую невероятную ситуацию, в которой речь шла не о Диане Бовио, а о каком-то другом «питомце», ставшем причиной убийств из-за приезда Третьего Создателя. Теперь ведьма окончательно убедилась, что обязана собственными глазами увидеть Правителя, все это время покрывавшего опасную преступницу.

— Честно говоря, мне уже плевать, что ты будешь делать дальше, — произнесла Кендис, откидываясь на спинку мягкого кресла. — Я столько раз пыталась поставить тебе голову на место, но ты, видимо, будешь оправдывать и поддерживать этого ублюдка до последнего.

Доминик тоже казался уставшим от бесконечного спора.

— Я не заставляю лично тебя помогать Правителю. Занимайся делами Совета. И, пока не забыл, еще кое-что. Я организовал похороны Дэвида. Вы все приглашены, — он обратился к Кариссе, — даже ты, хоть ты и думаешь, что не знала его.

Он тяжело встал из-за стола и напоследок заговорил с Кендис.

— И насчет общины. Что бы ты ни говорила, союза с ними не добиться. Обстановка там до сих пор напряженная. Они настолько боятся нас и наших «шпионов», что жестко расправятся с любым, кто ступит на их территорию.

***

Под ногами стелились листья, трава, сухие иглы и мох. Прозрачное небо и чистый воздух выглядели совсем по-иному. Вампир мог часами бездумно рассматривать пылинки, медленно плывущие в потоке лучей полуденного солнца, совсем перестав чувствовать границы своего тела. У головы безбоязненно кружили сине-зеленые стрекозы. Он отчетливо видел каждый взмах тонких крыльев даже в густой лесной тени.

Кристально чистая вода ручья переливалась яркими бликами, отдельными потоками рассекалась о мокрые камни и снова сталкивалась. Тихое журчание и прохлада успокаивали напряженные нервы Кристиана. Стоило лишь протянуть руку, чтобы достать до дна.

Вампир не видел воды чище и не мог объяснить для себя непреодолимую тягу прикоснуться к чему-то столь живому и безжизненному одновременно, к чему-то чужому, странному, но изначально принадлежащему ему, чему-то, отнятому еще до рождения.

Вода — безвкусная мертвая жидкость в пластиковом стакане, ежедневно выдаваемом большим автоматом на первом этаже приюта. Пить — обязанность. Так же, как и есть, убирать постель, снимать ботинки на входе, ходить на экскурсии раз в год и выслушивать, как прекрасна жизнь нечеловеческих видов в двадцать третьем веке — веке толерантности и прогресса.

Мысли роились в голове Кристиана, пока подушечки пальцев медленно и неуверенно приближались к поверхности. Он коснулся воды и вздрогнул от того, какой ледяной она оказалась.

Он не сразу понял, что случилось, когда его схватили черные ведьмы. До последнего не ожидал, что их настойчивые расспросы, кто подослал его в общину, угрозы — все это происходит всерьез. Ему казалось невообразимо странным, что никто не слушает и не верит, что у него нет злых намерений; что он всего лишь ищет подругу, которой хочет помочь; что он никогда и не хотел никому вредить.

Его допрашивали около часа. В ушах все еще стояли голоса и режущий уши стрекот сверчка. В один момент он просто сдался, потому что правильных ответов на вопросы не было, потому что он оказался беспомощен и не мог ничего сделать, когда зеленые полосы чистой магии порезали кожу на ребрах. После этого он ничего не помнил. Казалось, боль снова вспыхивала на боках, казалось, его куда-то тащили, и вдруг его окатило холодом.

Сознание начало возвращаться. Спину резали мелкие льдинки. Небо с низкими облаками давило сизой массой на Кристиана, еще сильнее прижимая голову к ледяному насту. Каждое движение отдавалось притупленной болью во всем теле и резкой — на ребрах. Смутные, неясные мысли хаотично метались в голове и смешивались в одно беспорядочное видение, отдельные части которого он мучительно и напрасно пытался собрать по кусочкам.

От порывистого ветра слезились глаза, покрывая ресницы прозрачными льдинками. Взгляд опустился на костлявые иссиня-белые пальцы, рассеченные извилистыми дорожками ржавой крови. Каждым уголком тела вампир чувствовал жгучий холод. Обнаженные спина и стопы потеряли чувствительность, и Кристиану казалось, что они опухли. До тошноты его мучал голод, перерастающий почти в телесную боль в горле. Тоскливое смирение тянуло его к земле. Веки отяжелели.

Перед глазами то мелькали силуэты ведьм, допрашивающих его, прежде чем бросить полуголого на снегу, то ему казалось, что это все страшный сон, что он все еще маг, блуждает по Су-Фолсу и никак не может найти свободного хостела, который был бы ему по карману. Время от времени вспыхивали картины, заполненные кровью: лужа на той заброшенной фабрике, расползающаяся от тела девочки, которое мелко-мелко бьется в судорогах; противная жидкость в пакетах, которую ему подсовывали при любом случае; его собственные порезанные бока, превращающиеся в бело-красное пятно в пелене слез. Должно быть, кровь была горячей, должно быть, она согревала, заполняла глухую пустоту внутри. Эта мысль так ярко вспыхнула в голове вампира, что он одним движением, неожиданно легко для себя поднялся на локти.

Инстинкты били тревогу: он лежал, раненный, посреди заснеженного поля, он мог умереть как от потери крови, так и от переохлаждения. Одна сторона уверяла, что попытки выжить безуспешны, что умереть сейчас будет правильнее и легче. Он всегда знал, что его жизнь закончится так же нелепо, как она тянулась все эти серые, лишенные смысла пятнадцать лет.

И в тот же момент в вампире поднялась волна злости. В груди пульсировал болезненный тянущий комок от мысли, что он не заслуживает этого: он не просил от мира многого, всего лишь жить самой обычной, самой посредственной жизнью, сводить концы с концами, не важно где и как, лишь бы рядом оставалась подруга — единственная, кому он не был безразличен.

Он никогда никому не вредил и хотел всего лишь иметь уголок, в который он бы возвращался после тяжелой — любой — работы. Место, которое он сделал бы безопасным для Вивиан, и может быть, она бы его за это полюбила.

Кристиан ничем не заслужил того, что его худшие кошмары претворились в жизнь: он один, снова опасно близок к смерти, и рядом нет никого, чтобы его спасти, и он не знает, что делать. Он всего лишь хотел помочь той чертовой женщине с раненой ногой, всего лишь хотел найти подругу. Теперь Кристиан готов был послать к черту свои детские мечты о Су-Фолсе — достаточно просто найти Вивиан, с которой один бог знает, что происходит, жива она или ее урод-отец закопал ее в снегу.

Он выругался вслух, и его смутил собственный голос. Лицо исказилось в яростной сосредоточенности. Вампир сел на колени, превозмогая пьянящую темноту в глазах и притупившуюся боль, которая с каждой секундой казалась все менее пугающей.

Стараясь не замечать, как онемели, будто нечто чужеродное, руки и ноги, как они подкашивались при каждом порыве щипающего морозного ветра, Кристиан пополз к заснеженной дороге. Лицо застыло в тупой упертости. Вампир встал на ноги. Сделал шаг. И еще один. Ступни, как резиновые, не слушались и тащились за ногой лишним грузом. Челюсть сводило дрожью, и мальчик не мог разогнуться полностью. Он остановился и медленно осел на снег. Голову клонила к земле усталость. Он не пил заменитель крови с момента обращения, и сил у него совсем не осталось.

Краем глаза вампир заметил движение. В его сторону, шатаясь, шел человек. Кристиану понадобилось несколько секунд, чтобы с ужасом заметить его бездумный взгляд и приоткрытый рот — издалека казалось, к нему приближается поднятый из могилы мертвец. Он приник горящим лбом к ледяной земле, с отчаянием глядя на приближение своей смерти.

Его снова пробрала злость и ненависть ко всему миру. Кристиана все подвели: приют не устроил в семью, родители назвали отвратительным именем — лишний повод для издевок, — ему не дали ни образования, ни помощи в устройстве жизни, его не защитили от отбитой вампирши, ему не помогли и после того, как катастрофа произошла, его схватили и порезали черные ведьмы, даже не разобравшись кто он. Почти рыча от бессилия, мальчик продолжил ползти. Не обращая на него внимания, зомби шел мимо. Он не разлагался, и в отличие от мертвецов, поднятых из могил некромантами, он был жив: инфекция поразила мозг, но его еще могли вылечить.

К голове Кристиана прилила кровь. Лицо еще сильнее раскраснелось. Язык облизнул обветренные губы, в глазах загорелось дикое, чуждое ему упрямство. В голове крутились вопросы: почему каждый раз, когда он пытается поступить как хорошее существо, с ним случается что-то ужасное? За что с ним так? Никто о нем не позаботится, а значит, он должен выжить так же, как и остальные «крысы и тараканы».

Вампир остановился и позволил зомби подойти ближе. Это казалось таким простым — схватить его за руку, прогрызть еще маленькими клыками тонкую кожу, но Кристиан не двигался, пытаясь убедить себя, что убийство немыслимо.

И в момент, когда сомнения достигли высшей точки, заговорил тот голос, который заставил его подняться. Голод помутил сознание. И со слепой верой, что он делает это не ради себя, но ради Вивиан, которой, может быть, прямо сейчас нужна его помощь, мальчик схватил зомби за руку и одним рывком повалил не сопротивляющееся тело на землю.

Передние зубы с трудом перекусили кожу шеи. Клыки выпустили паралитический яд. Вампир с остервенением вгрызался в плоть, ища артерию. Он чувствовал себя диким зверем, осознавал всю мерзость того удовольствия, что испытывал, исступленно глотая с воздухом горячую кровь. С каждым глотком голова тяжелела, но руки наливались силой.

Он все еще не знал, куда идти и где искать подругу, но ему стало плевать: теперь он готов был прочесать весь лес и город. Кровь, казалось, отравила его изнутри, в нем что-то сломалось, но это придало сил и уверенности, его больше не мучила беспомощность.

Оторвавшись от шеи зомби, вампир начал стягивать с него свитер и ботинки, стараясь не думать о том, что станет с беззащитным истекающим кровью человеком, лишенным тепла в такое холодное зимнее утро. Одна часть убеждала его вернуть одежду на место, но все слабее и тише. Он уже знал, что не отступит, и этот внутренний спор был лишь данью совести.

Ботинки свободно болтались на ногах, как и свитер — на теле, темно-синий, сразу напомнивший о покрывалах в приюте такого же мрачного цвета. Засунуть окоченевшие ноги в обувь было сложно, но вампир сосредоточился на этом, чтобы не думать, насколько крут откос, под который катится его жизнь. 

Он пошел вдоль трассы, плохо понимая, куда направляется. Стоило пройти пару шагов, как ноги ощутили легкую вибрацию магнитной дороги и вдалеке послышался шум мотора. Кристиан в панике бросил взгляд на тело — оно лежало ближе к лесу, и с дороги его можно было не заметить. Вытирая снегом окровавленное лицо, вампир побежал, надеясь найти укрытие от патрульной машины, которая приближалась слишком быстро.