XXIII
Снег медленно таял, по улицам города текли ручьи. Солнце стало появляться раньше и светить дольше, кое-где уже щебетали птицы в предвкушении прихода весны. Кому-то это время года приносит счастье и радость, жизнь как будто заново начинается, а для кого-то весна не предвещает ничего хорошего. Именно так было для семьи Кавалли. Анна не отходила от матери, которая уже два месяца не могла подняться с кровати. Здоровье ее ухудшалось с каждым днем, хотя сначала казалось, что она идет на поправку. Лекарства, диеты и прогулки на свежем воздухе действительно улучшили состояние Агаты, она сама, как и ее дочь, поверила в скорейшее выздоровление. Вот еще немного и болезнь отступит – с такой мыслью Анна засыпала и просыпалась. С каким воодушевлением и верой она каждые день неустанно приносила матери лекарства и пищу, соответствующую диете. С таким же воодушевлением девушка гуляла с матерью в саду, заботливо ведя ее за руку. Начало зимы прошло прекрасно. Новый год они встретили в теплом семейном кругу. Глен прислал Анне в качестве подарка теплую шубу, варежки и всевозможные сладости вместе с письмом, которое согревало душу лучше всяких мехов. Агате же Глен прислал сапоги, единственное, что он смог придумать на подарок будущей теще. Агата потом всю остававшуюся зиму ходила в этих сапогах, когда они с Анной выбирались на очередную прогулку. Радостная она и забыла о всякой болезни. Как оказалось напрасно. После рождества к ней вернулись и частые головокружения, и потеря сознания, и сердечные боли. Одним пасмурным мартовским утром она не смогла встать с кровати. Следующим утром тоже. И следующим. Теперь Анна от нее не отходит. Приход весны всегда ее радовал, но не в этот раз. Пора, когда оживает весь мир, стала для нее временем, когда ее любимая мать может оставить ее и никогда не вернутся, чего не скажешь о весне. Для Анны все дни стали одинаковы. Они сплелись в один лабиринт, из которого никак не найти выход.
В один из таких весенних дней Анна снова сидела у изголовья материнской кровати. Агата в очередной раз давала дочери наставления, объясняла, что ей стоит делать, когда ее не станет. Девушка скрепя сердце слушала ее и сдерживала слезы.
– Мама, не надо, пожалуйста. Я больше не вынесу. Каждый день. Я помню... не надо больше, – Анна упала голову на подушку рядом с матерью и позволила слезам покатиться по щекам. Агата погладила ее по голове.
– Ну ладно тебе, совсем ты раскисла в последнее время.
– Это ты раскисла, ты поправишься, обещаю. И ты пообещай!
Анна подняла голову, ожидая от матери обещания. Агата пообещала и улыбнулась, но улыбка ее вышла виноватой. Нет, она не верила в это. Уже прошло достаточно времени, чтобы понять, что с этой кровати она больше не встанет. Ее руки и ноги ослабели, лицо было бледным как недавно растаявший снег, острые скулы, под глазами темные впадины. Она бы и рада была притворяться, хотя бы ради дочери, что все хорошо, но как тут притворяться, когда состояние ее здоровья буквально на лицо. Ей остается доживать остаток своих дней, она это осознавала и принимала. Возможно, ей еще доведется увидеть зеленые листья на деревьях. А возможно и нет.
Наконец, Анне удалось уговорить Агату на приход врача. Раньше она говорила, что от него уже не будет никакого толку, но видя скорбное лицо дочери, все же разрешила его позвать. Мужчина пришел как всегда со своим неизменным другом саквояжем. Осмотрев больную, он не сказал ничего утешительного и выписал новые рекомендации. Как ни странно они немного помогли. Новые лекарства и добавки к питанию подняли Агату с кровати. Через неделю она почувствовала прилив сил и сама пришла в комнату Анны, чему та была несказанно рада. Весна снова окрасилась красками, как и ее щеки, возвратился прежний румянец. Позже они снова стали гулять по дворику. Анна возилась с цветочными клумбами и огородом, а Агата сидела на скамейке и обмахивалась веером, очередным подарком Глена, поддерживая беседу.
Видя улучшения в здоровье матери, Анна снова пригласила врача. Он, как не был изначально настроен скептически, подтвердил прогресс.
– Вы же понимаете, милая Анна, что такое состояние вашей матушки может быть временным. Я, как и вы, очень хотел бы верить в то, что болезнь отступает, но это не обычная простуда, а болезнь сердца, которая никогда так просто не исчезает.
Анна понимала, кивала, но ничего не могла поделать с волной радости, которая окутывала ее при виде беззаботно сидящей в саду матери, которая после осмотра снова взяла в руки веер и направилась в сад. В обществе врача она всегда начинала скучать.
– Я рад, что вы меня понимаете, – вздохнул доктор, надеясь, что до девушки хотя бы доходят его слова, несмотря на невдумчивые ответы и благодарность. – Продолжайте курс лекарств и если что, вы знаете, где меня найти. Всего вам хорошего.
Мужчина попрощался и вышел из дома. На улице он на ходу простился с Агатой, Анна услышала из окна, пересек их небольшой дворик и вскоре скрылся за небольшим заборчиком.
Прошла еще неделя. А потом еще. И еще. Состояние Агаты не ухудшалось, но и не улучшалось. Она все же смогла увидеть молодые зеленые листья на деревьях, чему была рада. Она часами сидела в саду и наблюдала за маленькими движениями природы в их скромной обители. Как ветер играет ее уже поредевшими волосами, как летают первые насекомые, как день ото дня посаженные Анной цветы становятся больше и сильнее, в отличие от ее самой, ей даже удалось разглядеть червяка в клумбе. Все было в движении, все оживало, но не она. Агата впитывала в себя каждое мгновение весны, которая пришла и в их скромный сад. Сад, кроме которого она больше ничего не видела, крошечный клочок. Весь остальной мир был для нее недоступен, что уже говорить о других местах в Тэнебрисе. В гости она уже не ходила, на рынок и в парк подавно. Изоляция была для нее в тягость. Болезнь в тягость. Она уже была бы рада покончить со всем этим, но держалась ради дочери. Ее она оставить боялась.
– Когда же ты соизволишь вернуться? – произнесла она, крутя веер в руках. Крепкое дерево, красивый узор, судя по всему ручной работы и совсем не дешевый. – Вместо того, чтобы задаривать нас подарками притащил бы сюда свой зад!
И, тем не менее, она, как и Анна, верила в его возвращение и ждала. Все же она радовалась, что во время узнала о Хантере все самое хорошее и не позволила ему жениться на ее дочери.
– Про чей там зад ты говоришь уже второй день подряд? – спросила пришедшая Анна.
– Да так, говорю, что доски здесь жестковатые, – указала она на скамью, – того и гляди отобьешь себе все, когда садишься.
– Аааа, – протянула Анна, присаживаясь рядом. Впрочем, она не почувствовала, что что-то себе отбила. Да и причитания матери она слышала из кухни. – Ты не замерзла здесь сидеть? Ветер еще не такой теплый. Не май еще.
– До мая я уже не доживу. Вот сижу, пока сидится. Воздухом дышу, пока дышится.
– Опять ты за свое, – ответила Анна. Настроение у нее испортилось, она положила голову Агате на плечо.
– А что мне остается? Только это свое.
Так они вдвоем сидели на скамье, обе погруженные в свои мысли.
Дни летели за днями. Вопреки ожиданиям Агаты, ей удалось встретить и май. Но на этом ее везение закончилось. В ночь, когда весна должна была уступить место лету, сердце Агаты остановилось. Она ушла во сне. Тихо и спокойно. Ночной ветер, гуляющий по комнате и пробравшийся в распахнутое окно, унес ее душу с собой.
О бесконечных слезах Анны не стоит и говорить. Их было много. Соленых, горьких. Мучительных.
